«Москва-Петушки» или «Петушки обетованные»?
История с заявлением Владимирской епархии в связи с «возвеличиванием и героизацией фигуры писателя Венедикта Ерофеева и его главных произведений» интереснее, чем просто конфликт церкви и культуры.
Таких конфликтов было немало. В публичном пространстве уже вспоминают не только отлучение Толстого, связанное в том числе и с его литературным творчеством. Одним из главных оснований стал роман «Воскресение», в котором, по определению Синода, писатель «не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из таинств, святую Евхаристию». Был и запрет цензурой шестого тома сочинений вполне консервативного (но не елейного) писателя Лескова. Заметим, что с точки зрения строгой церковной ортодоксии и творчество Достоевского не вполне следует православной традиции (а старец Зосима не совсем соответствует реальным старцам).
Но дело не только в литературе. Петушки — это город во Владимирской области, нуждающийся в брендировании для привлечения туристов. Но это и город за 101-м километром, куда вытеснялись те, кем по самым разным причинам могла быть недовольна советская власть. Кого-то высылали, кто-то сам уезжал, не имея возможности устроиться в «образцовой» Москве, не будучи удостоен московской прописки.
В Петушках не только недолго жил Венедикт Ерофеев, который мотался чуть ли по всей центральной России, будучи то рабочим, а то и грузчиком. И неудивительно, что его герой стремился из Москвы в Петушки, куда ему так и не суждено было добраться. Но в Петушках в те же годы жил и епископ Афанасий (Сахаров), прославленный церковью в чине священноисповедника. Он с небольшими перерывами находился в лагерях и ссылке с 1922 по 1955 годы, долгое время участвовал в «катакомбном» движении и признал каноничность Московской патриархии лишь в 1945 году. Сейчас в Петушках находится храм, освященный в его честь. В Петушках жили православные монахини, похороненные на местном кладбище. Есть загадочная история об афонском схимонахе Макарии, также умершем в Петушках.
Нетрудно заметить, что гонимые по разным основаниям жили в разных мирах, которые могли пересечься лишь случайно. И случайно встретившись на улице в Петушках (а такое в маленьком городе вполне вероятно), «Веничка» Ерофеев и епископ Афанасий вряд ли заинтересовали бы друг друга.
Когда стал рушиться СССР, то произошла смена ориентиров. Последние стали первыми — но разные последние, принадлежавшие к различным традициям, часто трудно совместимым — или же совсем несовместимым. На прилавках магазинов почти одновременно появились и запретная ранее художественная литература, и жития святых. Некоторое время казалось, что разные преследуемые ранее традиции могут мирно сосуществовать рядом. Как неортодоксальные религиозные искания автора «Москвы-Петушков» и православная ортодоксия св. Афанасия.
Но чем дальше, тем больше проблем. И главная из них — это даже не ригоризм немалого числа современных православных деятелей, который восходит к особенностям религиозного возрождения конца 1980-х, когда нормативным стал церковный консерватизм. Именно с этим ригоризмом связаны формулировки из заявления Владимирской епархии о «преднамеренном искажении светлого образа русского человека», «глумлении над святыней» и «отсутствии нравственного идеала».
Важнее противоречие между официально признанной ролью церкви в современной России и реально светским характером общества, в том числе небольшим (по сравнению с населением страны) числом практикующих верующих. И если спросить любого специалиста по брендированию, чей образ использовать для «продвижения» Петушков — Венедикта Ерофеева или св. Афанасия — то он либо ответит сразу, либо после нескольких минут сёрфинга по Интернету. Но ответ будет однозначным.
Поэтому брендом Петушков становится «неблагочестивый» писатель, а не святой епископ-лагерник. А это уже вызывает сильнейший диссонанс у практикующих православных верующих, для которых их город — это «Петушки обетованные», по названию книги, выдержавшей несколько изданий. Но все же изданной неизмеримо меньшим тиражом, чем «Москва-Петушки».