«Мини-Ленин»
Так А.С. Черняев называл Горбачева в 1986 г., когда стал его ближайшим советником. Он, на десять лет старший Михаила Сергеевича, не стеснялся восторгаться им и сравнивал с самым ценимым в собственной обойме образцов – с Лениным. В обойме Горбачева Ленин тоже был самым ценимым образцом. Он читал 55 томов его сочинений как увлекательнейший детектив. Он сам сравнивал себя с Лениным и стремился вернуться к Ленину, а для этого стремился захватить верховную власть в СССР. Тогда, в 1986, эти увлечения и устремления шефа Черняев и понимал, и разделял.
Срочный сбор
Нам нужна помощь как никогда
Удивительно, сколь сильно воздействовала большевицкая пропаганда и на крестьянского парня из ставропольской глубинки, и на потомственного дворянина, в ближайшем родстве которого было несколько царских генералов. И Генсек, и его советник, оба учились у Ленина и сравнивали слепленного пропагандой Ленина с их коллегами по партийной верхушке. Понятно, что сравнение получалось не в пользу нынешних.
А нынешние и недавно бывшие партийные вожди вовсе не верили в розовые миражи коммунистического завтра, вернее, никак не соотносили себя с этим будущим и путем к нему. Они были суровыми прагматиками и цели этого прагматизма были самые простейшие – как можно больше власти над людьми, над страной, над всем Глобусом. Ради этого можно сажать, кого угодно, убивать – кого угодно – и пролетариев, и попутчиков, и товарищей по партии. Так поступал Андропов, Брежнев, Хрущев, Сталин. О том, что точно также поступал и Ленин, Сталин отлично знал, а прочие генсеки догадывались. А вот Горбачев думал иначе. Он, родившийся и выросший уже в Сталинское время, стал всецелой жертвой большевицкой пропаганды, скорректированной ХХ съездом.
Поднимаясь по партийной карьерной лестнице, он видел вокруг большей частью себялюбцев, одержимых всё той же жаждой власти да еще и примитивных удовольствий. Но его Ленин был не таков. Он готов был умереть за идею. И комсомольский ставропольский вождь решил если не умирать, то бороться за идею Ленина, за ее возвращение, а для этого самому стать Лениным или, хотя бы “мини-Лениным”. Оттого то у него и сияли глаза (это отмечали многие) – у Горбачева была великая альтруистическая цель. И было удивительное умение скрывать эту цель, маскироваться под обычного “товарища”.
Отрезвление пришло далеко не сразу, даже когда Горбачев достиг высшего эшелона власти, стал членом Политбюро (1980 г.) Тогда его старшие коллеги по ПБ расколдовались и он вдруг понял, что то, что он наивно считал социалистическим государством, оказалось бандой разбойников, зубами вцепившихся в тело России, мафией, в отличие от сицилийской коза ностры, использующей идеологию для прикрытия своих делишек. Но Ленин с идеями обходился не так, Ленин, думал Горбачев, был ведОм идеей. Эта вера давала ему силу бороться за власть и “с сияющими глазами” начать перестройку.
Однако, захватив власть, Горбачев стал постепенно прозревать. Он долго не признавался сам себе, потом признался лишь отчасти – ту самую идеологическую коза ностру в России начал строить не Сталин, а сам Ленин. Неудача реформ, знакомство с жизнью на Западе, чтение самого Ленина уже в свете государственной практической деятельности, и чтение работ о Ленине открывало ему глаза, которые сияли всё слабее.
В начале 1989 года, 15 января, у Горбачева состоялся характерный разговор с Черняевым:
— Читал «Ленин в Цюрихе» Солженицына? — спросил М.С. Нет! — А я вот прочел. Сильнейшая штука. Злобная, но талантливая. И потом (непередаваемо на бумаге) ходил по кабинету, останавливался, жестикулировал, садился на стул, съежившись, согнувшись, изображая солженицынского Ленина. 47 лет… и ничего еще не сделано! Нервного, желчного… Со всеми — на раскол. Никого близко не подпускает. Инесса. Слушай: любовь настоящая показана. с 1908 по 1920 годы! Шутка! Помнишь Ульянова в шатровской «А дальше, а дальше»?…) к ее грудям прилипает. Тогда показалось кощунством. А сейчас прочел. А что? По-человечески. Вообще-то кого угодно из героя и великого можно показать обыкновенным. Но тут не карикатура. Ленина узнаешь.
Хотя (тут я встрял): одно и то же можно показать со знаком плюс и можно — со знаком минус. — Да, да, — поддержал М. С. То, что для нас казалось хрестоматией, можно, оказывается, и с другого угла показать. И не будет враньем. Сильная вещь! Но Ленин в ней — разрушитель. И один против всех.
М. С. «изображал» его долго, артистично, эмоционально. Видно было, очень глубоко его задело…
Он и раньше, всегда, восхищаясь Лениным, апеллируя к нему, все время держал его под рукой — не иконизировал. Главное качество видел в том, что тот был готов и мог не считаться ни с какими догмами — ради дела, ради успеха данной, реальной, конкретной революции. А теперь он увидел еще и другое ленинское качество: он не считался с Россией. Россия для него была таким же полигоном для «дела», каким была бы Германия, США (куда он собирался с отчаяния уехать) и та же Швейцария, где он науськивал на революцию в 1916 году своих швейцарских подручных, не считаясь с очевидной нелепостью самой постановки вопроса о революции в Швейцарии.
Не случайно М. С. заговорил о спекуляциях, которые одно время пошли было гулять – о еврейских предках Ленина. У Солженицына: «одна четверть русской крови»! Я, говорит, узнав об этом, потребовал все эти «данные» и спрятал в дальний сейф. — На людей это ох, как действует, — сказал М. С.
Несколько раз повторял: «одна четверть русской крови», стал вспоминать о еврейско-шведской ветви Ленина, с другой стороны — калмыцкой”.
Он, русско-украинский крестьянский парень, свою родину любил. А Ленин, оказывается, нет. Тогда, в январе 1989 мелькнула мысль о еврейских, шведских, немецких корнях “Ильича” как последний якорь спасения иллюзии. Потом эта мысль была отброшена. Горбачев был здоровой натурой без грана антисемитизма или антизападничества. И тогда былой кумир рухнул с пьедестала души Генсека. Но Перестройка уже свершилась, как ни странно, во многом благодаря вере в Ленина.
Какой была эта вера, и как привела она Горбачева к власти и пойдет речь в нынешней беседе.