«Крокус» и дело ФБК. Власть, ты воюешь не в ту сторону
На первый взгляд, неожиданным, но в определённом смысле логичным афтершоком теракта в Crocus City Hall стало воскрешение «Дела ФБК». В Москве якобы за публикацию постов на платформах Навального задержана фотограф «Соты» Анастасия Фаворская. В Уфе активистку Ольгу Комлеву отправили в СИЗО по делу об участии в экстремистском сообществе. Задержания произошли синхронно, а значит, не случайно. Мы явно видим новую кампанию, в рамках которой Фонд борьбы с коррупцией, уже три года как не существующий на территории России, будут представлять главным гнездом террористов и экстремистов. Как это вообще можно притянуть к теракту? Фокус в том, что ничего притягивать и не надо, так уж устроен терроризм и реакция на него государства. Им необязательно быть хоть как-то связанными между собой.
Главная опасность терроризма – не в том, что в актах террора непосредственно гибнут люди. ПО статистике, вероятность погибнуть при теракте на пару порядков меньше, чем риск убийства, гибели в пожаре, утопления, любой банальной причины. Даже когда в расчёт рейтинга включают такие страны, как Афганистан и Сомали, цифры всё равно уничижающе малы. Но цель террора не в том, чтобы перебить как можно больше людей. Цель кроется в названии, террор запугивает, влияет на общественное сознание, меняет политику целых государств, а с ней – и образ жизни человечества. Привычный нам сегодня мир появился после 11 сентября 2001 года. Всякий раз, когда мы проходим досмотр по пути в самолёт, ищем по карманам мелочь, которая может зазвенеть на рамке, снимаем ремень, раскладываем по корытам верхнюю одежду и сумки, вынимаем из сумки компьютер, когда нас просвечивают с ног до головы – мы возвращаемся почти на четверть века назад. Ведь раньше так не было.
11 сентября 2001 года погибли почти 3000 человек. Эта террористическая атака произвела настолько оглушительный эффект на весь мир, что сегодня ни у кого не возникает вопроса, почему аэропорты из транспортных узлов превратились в блокпосты, где каждый пассажир – потенциальный враг. Прямым следствием 11 сентября стала война в Ираке, она сильно ударила по мировой безопасности и изменила правила игры, вновь сделав войну легитимным способом решения проблем.
Со времён Вьетнама США не проводили больших сухопутных вторжений. Хотя были бомбёжки, разного рода спецоперации и действия ограниченным контингентом, но не большое наземное вторжение. Так вот, вторжение в Ирак стало первым случаем после вывода советских войск из Афганистана, когда сверхдержава под ложным предлогом, основываясь на липовых данных разведки, развязала полномасштабную неспровоцированную войну. Соединённые штаты не просто самая богатая и могущественная страна на свете, они также выступают агентом нормы, своими действиями они задают рамку приемлемого. Никто в мире не пойдёт воевать с соседом со словами «а чё, России же можно». Каждый стрёмный режим на планете будет оправдывать свои смертоубийства, кивая именно на Штаты.
После 11 сентября спецслужбы получили совершенно иную роль. До всех чекистов, как бы и на каком бы языке они ни назывались, дошло, что все достижения в области прав человека – права на тайну переписки, телефонных переговоров, защиту личной жизни от вмешательства государства, от преследований и слежки, права на адвоката – всё это можно отменить, размахивая террористической угрозой. Системы распознавания лиц появились лет через 15 после атаки 11 сентября, но улицы городов стали обрастать камерами как плесенью именно тогда, как раз на фоне мировой террористической истерии. Сейчас поговорим дальше о реакции дальше на акции террора, сначала небольшая реклама.
***
Продолжаем. Есть реклама-то, привет Госдуме. Мы говорили о сверхполномочиях для спецслужб после масштабных терактов. В России идея, мол, во имя безопасности можно привести в жертву что угодно, конечно, доведена до полного абсурда, но это кривое отражение той идеи, которая после атак на башни-близнецы захватила всё развитое человечество, что терроризм – это абсолютное зло, и против него все средства хороши. Никакие принципы, ценности и права не должны стоять на пути священной войны. Маньяка-людоеда следует допрашивать с адвокатом и судить с присяжными, рискуя суд проиграть, но подозреваемого в терроризме можно годами держать в секретной тюрьме без конкретных обвинений и каких-то прав, потому что само слово «террорист» помещает его на тёмную сторону человечества.
В этом и состоит самая большая угроза терроризма. Немотивированная жестокость пугает людей, пугает намного больше. Чем сравнимые по масштабу преступления, совершённые с какими-то рациональными целями. Когда два преступных синдиката устраивают войнушку, всегда можно сказать: «Я не торгую наркотиками, не связан с криминалом, их разборки – это их проблемы». Но акт террора не выбирает жертв, не существует способа надёжно себя от него защитить. А после теракта государство впадает в самое опасное состояние, ему нужно что-то сделать, нужно как можно быстрее показать реакцию. Как правило, «что-то сделать» означает совершать хаотичные действия, которые призваны показать испуганным гражданам, что ситуация взята под контроль. На практике они в лучшем случае бесполезны, часто вредны.
Те, кто в нулевых годах был уже в сознательном возрасте, такие действия видели своими глазами. После каждого теракта начинались тотальные проверки лиц кавказской национальности. Человек с лицом чуть смуглее офисной бумаги и щетиной чуть жёстче подросткового пушка не мог в Москве и 20 метров пройти, чтобы менты у него паспорт не проверили. Проводились рейды по рынкам и общежитиям. За теракт, совершённый чеченскими радикалами, больше всех отхватывали азербайджанские торговцы арбузами. Это не наша специфика, такие решения, как запрет хиджабов в учебных заведениях – стандартная реакция на теракты в самых либеральных демократиях. Но наш режим – это персоналистская автократия, уже отъехавшая в сторону единоличной диктатуры. В отличие от Европы и Соединённых штатов, в отличие от России нулевых, спецслужбы сегодня никак не связаны с обществом и не должны держать перед ним ответ. Никакое общественное осуждение не приведёт к отставке Бортникова. Для этого просто нет механизмов. Российские спецслужбы должны показывать ответные действия только своему начальству и лично Путину.
Казалось бы, вот есть теракт за авторством исламистских джихадистов, с которым в принципе всё стало довольно прозрачно ещё в первые сутки. С другой стороны, есть дело ФБК. Но где тут связь? Напомню, ФБК как организация не существует в России уже три года. Алексей Навальный погиб, структура уничтожена, все хоть сколько-то заметные активисты уехали. Зачем сейчас, после очевидного провала спецслужб, оттягивать силы на очередной круг политической липы? Зачем десятки следователей будут плодить сотни томов уголовного дела на рандомных людей, которые когда-то с тремя экстремистскими буквами ФБК этими просто рядом постояли. Кажется, сейчас не время лепить из воздуха вымышленное экстремистское формирование. Кажется, сейчас уж слишком нелепо выглядят огромные мужики в бронежилетах, которые ведут по коридору суда девушку-фотографа, и это через пять дней после того, как настоящие террористы не торопясь расстреляли людей, спокойно сели в машину и добрались аж до Брянской области. Чуть в Беларусь не ушли.
Но это всё с нашей точки зрения, не с точки зрения спецслужб. Ни власти Путина, ни его жизни терроризм не угрожает. За время его правления Федеральная служба охраны стала настоящей армией и даже получила тяжёлую бронетехнику, невозможно представить в реальном мире такой уровень организации теракта, чтобы пройти все кольца охраны, которыми Путин себя окружил. Для Путина проблема не в самом теракте. Его отношение к человеческой жизни мы знаем. Вот только в ходе нападения на «Крокус» выяснилось, что спецслужбы не контролируют ситуацию. А если они проморгали теракт, не такой уж важный с его точки зрения, то ведь могут проморгать что-то по-настоящему важное. Ведь не с луны свалились очереди желающих подписываться за Надеждина и попрощаться с Навальным. Поляна-то, получается, недозачищена, враги затаились, в любой момент могут устроить что-нибудь этакое. Не теракт, конечно, но митинг.
Теракт показал утрату контроля. Большое и мощное политическое дело, воскрешение ФБК и торжественное его уничтожение, новая волна репрессий продемонстрируют возвращение контроля. Это как в случае с Пригожиным. Помните, ведь первым результатом мятежа стало не убийство Пригожина, его убили только спустя два месяца. Первым результатом стала посадка Гиркина-Стрелкова, потому что танки, идущие на Москву, показали провал спецслужб, они проморгали всех этих певцов окопной правды.
Спецслужбам нужно было показать, что всё под контролем, и первым делом пострадал за Пригожина тот, кто публично от него отрёкся и встал на сторону властей во время мятежа, причём встал тогда, когда молчали Кадыров и Симоньян. Этот факт изумил бы стороннего наблюдателя, он же будто бы самый лояльный был в тот момент. Но для путинской системы всё логично, контроль потеряли – контроль восстановили. Старого пса новым трюкам не научишь. Российские спецслужбы больше 20 лет затачивались под политический сыск, а сегодня, когда в России не существует никакой политической деятельности и не существовало уже много лет, никаких оппозиционеров-экстремистов не существует ведь в реальности – так вот, сегодня политический сыск становится ещё и очень простым и безопасным делом. Это царская охрана работала с бомбистами и головорезами. Эшники того времени в голубых мундирах рисковали не меньше, чем те, за кем они охотились. А у нашей-то оппозиции ни винтовок, ни бомб не водилось.
За время напряжённой борьбы с Навальным ни один генерал ФСБ не пострадал. В отличие от настоящих террористов, российские политические активисты не создают глубоко законспирированных организаций, куда нужно внедряться с риском для жизни, где после разоблачения тебя найдут в 15 разных могилах. Наоборот, оппоненты власти используют любую возможность для легальной публичной активности. Политические дела в сегодняшней России шьются по скриншотам из твиттера и фейсбука, по легальным банковским переводам, по выпискам из ЕГРЮЛ и отчётам в Минюст. Шьются не вставая со стула, и, в отличие от борьбы с реальным терроризмом, быстро дают понятный результат. Сколько угодно народу ты можешь, выбив показания под пытками, объединить в организацию и обеспечить себя работой на годы вперёд. А главное, так ты показываешь начальству, что твоя контора действительно работает, пусть и проморгала взрыв Крымского моста, убийство Дугиной и Татарского, вооружённый мятеж Пригожина и расстрел людей в Москве.
Мы начали с того, что теракты меняют мир, но по российской истории нам это видно нагляднее всего. Мы можем прямо политические эпохи разделять терактами. Взрывы в Москве и Волгодонске, на которых возник сам Путин и идея, что функция государства – мочить кого-то в сортире. Норд-Ост, после которого оказалось, что даже беззубое НТВ эпохи Йордана – это слушком, что нельзя пускать в эфир никакого Парфёнова, никакой критики нельзя, всё надо зачистить под ноль. Беслан привёл не только к отмене губернаторских выборов, но и к резкому расширению полномочий силовиков. Одновременно были расширены сами понятия «терроризм» и «экстремизм». Даже не самый масштабный и всеми давно забытый теракт в аэропорту Домодедово всё ещё влияет на нас сегодня. Это после него в вокзалы, аэропорты, некоторые торговые центры и концертные залы хрен поймёшь, как заходить, и, что хуже, вообще непонятно, как в случае чего выбраться на улицу. Это после теракта в Домодедово почти в любом общественном здании оставили ровно один работающий вход, а возле него обязательные рамки досмотра.
Ещё в первых роликах после теракта в «Крокусе» мы говорили, что у этого события обязательно будут политические последствия, причём не связанные с самой трагедией никак. Что самыми главными задержаниями станут задержания за посты с оправданием терроризма, что из дела постараются выдавить исламский радикализм, потому что это прямое свидетельство провала спецслужб, и вообще сейчас не ко времени. Зато притянут за уши столько политики, сколько вообще возможно. Мы говорили, что не стоит ожидать немедленного объявления мобилизации, ведь Путину не нужен повод. Повод нужен тогда, когда ты хоть как-то связан с обществом, а тут не тот случай. А вот кому повод нужен – так это спецслужбам. Их цель – показать сейчас свою нужность, убедить высокое начальство, что пенсионеры в руководстве этих спецслужб по-прежнему ого-го, что они по-прежнему стоят на страже режима, вылавливают его врагов и расправляются с ними. Но отдельные дела об оправдании терроризма – это мало.
Спецслужбы выглядят хорошо, только если разоблачили организацию, прибили целого спрута. Новый виток дела ФБК, которое, казалось бы, давно потеряло актуальность, казалось бы, как раз ракой случай. Вернёмся к тому, с чего начали. Теракты опасны не сами по себе, они опасны реакцией государства, которое лихорадочно пытается что-то сделать, доказать обществу свою полезность. Но ещё хуже, когда система доказывает свою полезность не обществу, а одному человеку, тогда награждение непричастных и наказание невиновных обретает промышленные масштабы. Если вы ведёте любую публичную деятельность в России, вам нужно понимать: сейчас для вас самое опасное время. С реальными террористами воевать сложно и опасно, искать экстремизм в соцсетях по ключевым словам – легко п приятно. Так что берегите себя, до завтра!