Кот Твикс и кандидат Надеждин. Что общего
До дня голосования остались считаные недели. Конечно, назвать предстоящее электоральное мероприятие выборами язык не повернётся, тем не менее, это никак не преуменьшает важность происходящего, прямо сейчас во многих городах России люди стоят в длинных очередях даже на морозе, чтобы оставить подпись за Бориса Надеждина. И мотивация граждан вполне ясна: если уж не столкнуть камень с горы, то хотя бы его сдвинуть, создав тем самым какое-то видимое оппозиционное движение. И тут вдруг в общенациональную информационную повестку ворвался кот. Россия оплакивает Твикса. Пока сопровождающий спал, этот кот выскользнул из переноски и стал гулять по вагону поезда дальнего следования. По какой-то причине проводница вместо того, чтобы отыскать пассажира, купившего для питомца, между прочим, специальный билет, просто выбросила Твикса из поезда во время остановки в Кирове. Спустя 9 дней тело кота нашли волонтёры в 8 километрах от станции. А вы тут про кота Твикса слышали?
– Да!
Казалось бы, какая связь между выстроившимися очередями к пунктам сбора подписей и поисками кота? Меж тем, связь тут самая прямая и непосредственная. Почему возник широкий общественный резонанс в связи с гибелью кота Твикса, в принципе, понятно. Российская федерация официально самое котолюбивое государство на планете. Согласно международному исследованию 17 года, в 59% российских домохозяйств есть кот или кошка. В этом рейтинге наша страна не только лидирует, но даже обгоняет весь остальной мир, причём с большим отрывом. К слову, у меня тоже есть два кота. Когда мы жили в Москве, один из котов часто участвовал в записи роликов, сидел вот за моей спиной на полке. Россияне в массе своей очень любят котов. Ни война, которая каждый день уносит сотни жизней, ни пропаганда ненависти на телевидении и радио, ни государственное людоедство как новая нормальность – ничто из этого не в состоянии развратить общество до такой степени, чтобы среднестатистический гражданин перестал испытывать сочувствие к замёрзшему коту.
Кто-нибудь мог бы воскликнуть: «Да что же это за граждане такие, животных им жалко, а людей, мол, не жалеют?» Однако в условиях той войны, которую ведёт сейчас Владимир Путин, сострадание к человеку вытесняется в область оппозиционной деятельности. Тема людских потерь в российском дискурсе строго регламентирована. Положено радоваться жертвам среди военнослужащих ВСУ, это, дескать, не вчерашние учителя, слесари, юристы или врачи, которые защищают свою страну от агрессии, а это живая сила противника типа, которую положено типа уничтожать. Погибшие мирные граждане Украины проходят в пропаганде под понятием сопутствующий ущерб. Погибают, мол, говорят из телевизора – ну и ничего страшного, война же. И вообще, по словам ТВ-спикеров заморозить украинцев зимой – это важная задача российской армии. А любое явное выражение сочувствия к жителям Украины, хоть к гражданским, хоть к военнослужащим, которые тоже недавно были гражданскими, так вот, любое выражение сочувствия – это в сегодняшней России преступление. За него могут оштрафовать или вообще посадить. Хотя россияне всё же нашли сравнительно безопасный способ поминовения украинских жертв, они регулярно возлагают цветы к московскому памятнику Лесе Украинке. В других городах России – к статуям поэта Тараса Шевченко.
Ну а как насчёт сострадания россиян к россиянам? Его путинская система тоже стремится зарегулировать. Официоз время от времени может выдержать минуту молчания на каком-нибудь казённом мероприятии, но в общем и целом тема людских потерь остаётся табуированной. Характерен случай на телеканале «Звезда», когда капитан первого ранга Владимир Ераносян хотел почтить память погибших в Украине российских солдат, а ведущий в грубой форме просто его заткнул, и это было уже на второй неделе так называемой спецоперации.
«То, что здесь многие люди с боевым опытом, и через Афганистан прошли, и через чеченскую кампанию прошли, и через Донбасс. Там реально наши ребята, и донецкие, и луганские, и наши силы спецоперации гибнут сейчас, и наша страна сейчас… – Не-не-не-не-не. – Подождите, они гибнут всё равно. – Постойте. Остановитесь. Вы не можете остановиться что ли? – Я хочу, чтобы мы почтили их память молчанием, хотя бы минутой молчаний наших ребят, которые там всё равно сражаются за Россию и за Донбасс. – Вы можете остановиться, я вам сейчас скажу, что наши ребята делают. Наши ребята там разят гадину фашистскую. – Это правильно всё… – Дайте мне договорить. Это триумф русского оружия, это триумф русской армии, это возрождение России».
Сейчас акции памяти погибших на СВО проводят жёны и матери мобилизованных, каждую неделю в Москве, Санкт-Петербурге и других городах. Феномен этих мероприятий в том, что все воспринимают их как акции протеста, даже непосредственные участницы так воспринимают – что уже говорить о сторонних наблюдателях или силовиках, которые пока не осмеливаются разгонять родственниц мобилизованных дубинками, но уже всячески их запугивают? Когда администрация президента прямо просит региональные власти радикально сократить количество публикуемых некрологов, в этот момент всякий разговор о потерях – это уже протест против войны. Так при чём же тут судьба отдельного кота вообще? Этот случай демонстрирует, что базовое неприятие жестокости в нашем обществе пока ещё никуда не делось. Оно лишь заглушается воплями завсегдатаев центральных телеканалов и радиостанций. Да, система превратила в преступление всякое несанкционированное сострадание к людям, но не к животным. Хотя в обоих случаях жечь идёт об одном и том же качестве, о стремлении к гуманности. То, что после двух лет гражданам России жаль погибшего кота, не говорит об их лицемерии, наоборот, это демонстрирует, что они способны проявить сострадание, когда это не наказуемо. Едва история про выброшенного из поезда кота Твикса стала известна читателям СМИ – сразу же буквально из ниоткуда возникли волонтёры, которые стали прочёсывать местность вокруг станции. К сожалению, спасти кота они не успели, но сам факт, что тело животного нашли среди сугробов аж за 8 километров от станции, говорит, что неравнодушные люди сделали всё возможное. Сейчас здесь быстро прервёмся на рекламу, потом обсудим, почему этот случай значительнее, чем кажется на первый взгляд.
***
Продолжим. Случай с котом может показаться малозначительным, если не вдаваться в детали. Но вот просто представьте себе, на улице десятиградусный мороз, у вас работа, масса домашних дел, надо хоть немного успеть отдохнуть – но вы осознанно жертвуете личным временем, чтобы пойти в снег по колено ради чужого кота. А знаете, сколько в Кирове и Кировской области нашлось людей, готовых совершить такой поступок? Согласно публикациям в местных СМИ, несколько тысяч. Четверть века наша информационная автократия работала на разобщение людей, на подавление всякой гражданской активности и самоорганизации. Даже само словосочетание «активная гражданская позиция» стало издевательским ярлыком. Мол, чё тебе на месте не сидится, куда ты лезешь, тебе что, больше всех надо? Любое объединение граждан не под эгидой государства принято если не разоблачать, как кружок троцкистов-зиновьевцев или громить как сборище вражеской агентуры – ну так хотя бы компрометировать и высмеивать. Четверть века система внушала россиянам: ваша хата с краю, больше двух не собираться. В путинской системе ценностей не бывает никакого независимого от властей активизма. Активист в их понимании – это, в лучшем случае, городской сумасшедший, скорее всего, проплаченный кем-то провокатор. Ну не может же, дескать, психически здоровый человек за бесплатно, без чьей0то указки заботиться о чём-то за пределами собственной хаты. Такая установка транслируется из каждого утюга последние 24 года. Так вот, а ни хрена-то не вышло. Возникла ситуация, когда люди могут безопасно проявить себя как ответственные граждане, ответственные и добрые граждане. Да, на фоне происходящих событий повод может кому-то показаться смехотворным, но здесь важен не повод, а реакция. Как по мановению волшебной палочки, возник телеграм-канал для координации волонтёров, возникли тысячи волонтёров и миллионы сочувствующих.
То, что не знакомые друг с другом люди стали слаженно искать кота, то, что в Башкортостане люди вышли в поддержку своего земляка, занимавшегося природозащитой, и то, что через всю Россию протянулась очередь к пунктам сбора подписей – всё это разные явления из разных сфер жизни, но природа у них одна и та же – энергия гражданского общества. Государство не сумело навязать эти людям цинизм как ценность и пассивность как жизненную модель. Власти ничего не смогли сделать, чтобы эта естественная для нас энергия куда-то улетучилась. Они просто перекрыли, как им казалось, все краны – но вода путь найдёт. А мы как общество, как гражданская общность, всякий раз находим возможность объединиться для какой-то цели. И как только в этой бетонной плите обнаруживается лазейка, граждане фокусируют на ней свои ресурсы: время, силы, деньги.
Некоторые спикеры требуют самобичевания от российского общества, в действительности же от россиян стоит требовать совсем иного: осознать, наконец, наши положительные качества. Вот только один из примеров: сбор средств на выплату штрафов тем, кто якобы дискредитировал российскую армию. Да, высказывания о действиях российской армии в Украине сейчас преследуются по закону, однако пока что не запрещено помогать согражданам выплачивать штраф, поэтому полно новостей, что какому-то человеку или даже целому СМИ какие-то люди насобирали несколько десятков или сотни тысяч рублей на штраф. Барнаульцы собрали деньги для оштрафованного педагога, петрозаводчане выплатили штраф за преподавательницу йоги. Екатеринбуржцы пожертвовали 350 тысяч рублей журналистам местной газеты «Вечерние ведомости». Подобное происходит по всей России, а мы с вами даже не задумываемся об этом феномене российской действительности – а надо бы.
Все разговоры об озверении российского общества сильно преувеличены. Да, ужасные новости о массовой гибели людей стали фоном нашей жизни. То, что два года назад вызывало бы ужас и оторопь – сегодня даже не тема для разговоров. Сегодня оценка военных потерь делается с погрешностью в полсотни тысяч. Чтобы чья-то гибель стала новостью, она должна быть каким-то уже из ряда вон выходящим событием или подробностью. А тела, разбросанные по асфальту, разрушенные дома и бесконечная кровь – это сейчас информационный фон.
Происходящий ужас и кошмар со временем рутинизировался, это было неизбежно. Люди, в том числе антивоенных взглядов, не имея возможности повлиять на происходящее, перестали его замечать, выдавили из своей повседневности. Это не значит, что хтонь сегодняшнего дня стала нормой – она просто стала тем, что ты не можешь изменить, а значит, думать об этом – просто травить душу. Но как только люди чувствуют, что могут исправить несправедливость, остановить насилие – их энергия немедленно переправляется в действие. Вдруг выясняется, что люди готовы проявлять чудеса вовлечённости, мы видим, что это острая потребность. Не так важно, вокруг чего действовать, главное – действовать.
Видели ли мы раньше что-то подобное, когда общество казалось совершенно пассивным, но опыт совместного действия превратился в политическое движение? Видели. Помните волонтёрское движение по борьбе с лесными пожарами летом десятого года? Это, конечно, предтеча, прародитель зимних протестов 11-12 годов, потому что то, по какому поводу у вас люди объединились – это второй вопрос, важно, что они в принципе пошли что-то делать вместе, что они вдруг вылезли из своей скорлупы и обнаружили вокруг единомышленников. Этот опыт легко конвертируется в политическое действие, как только он становится возможным. Уже не в первый раз за месяц мы видим, что та Россия, в которой мы жили до войны, никуда не делась. Конечно, на поверхности медийного поля у нас бегают всякие упыри и вурдалаки, которые ничего помимо смертоубийств не имеют предложить, но они не часть общества, они язва на нём. Язва, сознательно государством имплантированная.
Вот это состояние, когда миллионы людей сидят как пыльным мешком ударенные, не имея возможности проявить никакой созидательной активности, потому что она ограничена уголовными статьями и государственными стукачами – такое состояние для нашего общества ненормально. Почти два года люди находятся в противоестественной ситуации и любую возможность вернуться к нормальности принимают с энтузиазмом. Когда такой лютый звездец, как сейчас, происходит целых два года, легко признать ситуацию безнадёжной и впасть в уныние, потому что злодеи на ваших глазах всё это время творят зло и делают вид, что так и надо, и пытаются объявить это зло новой нормой. Но на самом деле это никакая не норма, более того, общество понимает, что это не норма. Именно в руках общества все ключи, чтобы это остановить. Да, не всегда существует реальная возможность переломить ситуацию. К тому же, люди вполне разумно не хотят участвовать в обречённых затеях, тем более, в обречённых затеях, связанных с большим риском. И ситуация, когда общество и начальство находятся в такой явной противофазе, не может длиться бесконечно. В любой момент, когда появится минимальный зазор, куда можно всунуть лом, очень быстро найдётся и лом, и люди, которые умеют им пользоваться.
Екатерина Шульман как-то сказала очень правильные слова: у нас не аномальное общество, у нас аномальное начальство. У нашего начальства есть достаточный силовой ресурс, чтобы удерживать это противоестественное состояние какое-то время – но долго так продолжаться не может. Судя по тому, что бурлящая активность уже пробивается через крышку в поисках любого применения, конец этой противоестественной жизни и возврат к нормальному состоянию общества и государства, видимо, ближе, чем мы думаем. Главное – помнить тот простой факт, который написан в нашей многострадальной конституции. Источник власти в России – её многонациональный народ. Наглые квартиранты в Кремле считают, что могут бесконечно издеваться над хозяевами, а те никогда не сумеют их выселить, что враньём и насилием можно править до скончания времён. Но это совсем не так, и очень хорошо, что в последние недели мы видим, до какой степени это не так.
Борис Надеждин по-прежнему собирает подписи. Ссылка в описании. До завтра!