Казус Евгении Беркович
Женя Беркович — близкий мне человек, дорогая моя соавторка, персонаж моей книжки, студентка моего отца. Но эти личные вещи не важны сейчас.
Арест Беркович это совершенно новый уровень внутреннего террора. Новый уровень слома юридической системы в стране.
Подумайте. В отличие от актеров, осветителей, администраторов, владельцев сцены, которые участвуют в воспроизводстве спектакля каждый раз — автор пьесы и режиссер закончили работу над спектаклем почти три года назад. На момент их работы правоприменение было другим – как было оно очевидно другим и когда спектакли игрались в государственных помещениях, когда они получали Золотую маску. Хорошо, практика поменялась. Не будем сейчас обсуждать почему и как так можно. Ну, запретите спектакль. Ну не давайте ей больше ставить. Ну вы садисты и на самом деле у вас претензии к ее соцсетям и вы хотите ее посадить — придумайте что-то вне профессиональной области, воровство, освоение бюджета и прочее. Это вранье и недопустимо, но уже было. Но то, что сделано сейчас это полный кошмар заднего числа. Представьте себе: журналиста судить за статью пятилетней давности – вот ведь она до сих пор лежит в библиотеке. Не запрещать усыновление – а отбирать уже давно усыновленных. Есть еще ряд примеров подобных юридических коллизий, но боюсь их не выдержит Фейсбук. Этот режим всегда казался воспроизводящим худшее из позднесоветской системы, при которой выросли эти люди – с выдавливанием диссидентов за границу, политическими арестами и отдельными убийствами представителей оппозиции. Украину сравнивали с войной в Афганистане, полный контроль над СМИ – с полным контролем над СМИ, а “единую Россию” – с КПСС.
Но с 53-го года на этой территории не было ни одного случая, чтобы официально опубликованная книга, публично поставленная пьеса или фильм, показанный в кинотеатрах, были официальной причиной для ареста. Запрет — да. Выдворение из страны — да. Арест за что-то, опубликованное за границей — да. Но не сажали в тюрьму за то, что сделано официально, награждено, что легально существовало внутри страны. Особенно женщин. Матерей-одиночек с нездоровыми детьми. Это новая пропасть, новый уровень, который не помнят наши родители, но помнят наши бабушки.