Как такие категории, которые ближе к мемам в интернете, чем реальным социальным явлениям оказываются законами
Если почитать популярные отзывы о новом законе о пропаганде чайлдфри, то можно часто встретиться выражения вроде «бред», «абсурд» и пр. — и недоумение, как такие категории, которые ближе к мемам в интернете, чем реальным социальным явлениям оказываются законами. Новый закон о запрете «пропаганды чайлдфри» имеет меньше общего с демографическими мерами, чем с репрессивными, например, с «пропагандой ЛГБТ» — и, на мой взгляд, будет специально таргетировать феминисток, которых так и не удалось определить, чтобы сделать экстремистками, не задевая при этом про-государственных женских организаций. Писала об этом.
Но как осмыслить появление всех этих бредовых концепций вроде ЛГБТК+-инструкторов НАТО, трансформеров и чайлдфри? Саша Кондаков в своей книге (доступна бесплатно! и подкаст, очень рекомендую) анализирует 300 дел о насилии в отношении ЛГБТК+ персон и предлагает тонкий анализ роста гомобофного насилия в Росиии. Саша рассматривает российский гомофобный закон в контексте изменения производства и потребления знания.
Мы больше доверяем инстаграм-специалистам, чем врачам, тиктоку, чем правительству. Емкие, короткие единцы информации, мемы, сообщают нам больше эмоциональной истины, чем ранее уважаемые институты (государство, медицина, университеты). Саша показывает, что «многие из терминов для обозначения квир-сексуальности в России являются мемами из тюрем и ненормативной лексикой, которые попали в судебные решения», что «неюридические фразы или научные концепции могут оказаться применимыми и в конечном итоге броскими в зале суда,» становясь таким образом юридическими мемами. Эти мемы затем распространяются в обществе, стремясь затронуть как можно больше людей, тем самым утверждая определенный социальный порядок, а иногда и побуждая к насилию.
Позволю себе сделать вывод, что бредовая форма российский врагов народа не следствие глупости или потери рассудка, а вполне сознательная технология работы с информацией в эпоху соцсетей, фрагментации публичной сферы и быстрого дофамина.