Как нацист спас десятки тысяч человек. История Йона Рабе
Если у вас плохо грузится Ютьюб, переходите по ссылке в описании, мы там собрали способы, как ускорить, а если вы 7 января в Израиле – приходите на наш спектакль, поговорим про Россию двухтысячных, запишем при вас ролик на завтра, и отвечу на ваши вопросы. Билеты тоже в описании, начинаем.
Представьте: вы за границей, и тут город, в котором вы находитесь, начинает штурмовать армия другой страны и вот-вот прорвёт его оборону. Неподалёку от городских стен есть гора, от стрельбы над ней поднимается яркое зарево. Согласно древней пословице, когда воспылает эта гора, город погибнет. Что вы будет делать в такой ситуации, когда армия наступает и вот-вот возьмёт город?
Спустя всего полтора часа после начала штурма на ваш дом обрушивается хаос. Местные женщины с детьми начинают отчаянно стучать в ворота, умоляя впустить их, чтобы они могли у вас укрыться. По забору карабкаются мужчины, тоже в поисках убежища. Люди барабанят в двери, кричат и рыдают в голос. Казалось бы, само собой, вы распахнёте двери и крикнете всем, чтобы заходили и вели себя тихо, ведь вражеская армия уже вошла в город. Вот только вы немецкий предприниматель и член нацистской партии, на дворе декабрь 1937 года, а китайский город, где вы находитесь, атакуют японцы. Вроде как ваши союзники. В такой ситуации оказался нацист Йон Рабе, принявший осознанное решение помочь местным. Именно тогда в городе, где он находился, в Нанкине, произошла чудовищная резня, даже по мерками Второй мировой войны. Насилие продолжалось шесть недель и унесло жизни более 300 тысяч мирных китайских граждан. Сегодня я расскажу о нанкинских событиях и о том, как нацист Рабе стал героем Китая.
13 декабря 1937 года японская армия вошла в столицу Китайской республики Нанкин. В двери Йона Рабе отчаянно барабанят люди, пытающиеся найти убежище. Рабе впускает их. Его молодой коллега прибегает доложить: по всему городу хаос, везде пожары, улицы завалены припасами и сломанной техникой, их бросает бегущая китайская армия. К ночи всё прекращается. Йон Рабе надеется, что худшее позади, что японская армия принесёт с собой спокойствие и порядок. У неё ведь, как ему казалось, прекрасная репутация, она известна строгой дисциплиной. Наутро Рабе отправляется в город, и первое, что он видит: японские солдаты громят немецкую кофейню. Плевать, что над ней развевается флаг Германии, союзницы Японии. Рабе пытается утихомирить солдат, но те огрызаются. «Мы голодны, хотите пожаловаться – идите в японское посольство».
Ввязываться в спор с агрессивными вооружёнными людьми Рабе не стал. Он пошёл дальше, чтобы выяснить обстановку в городе и добрался до главной улицы. Она полностью разгромлена и, что гораздо страшнее, завалена трупами. Рабе замечает впереди колонну японских солдат и тут же сворачивает в другую часть города. После увиденного он совсем не хочет попадаться им на глаза. Рабе доходит до больницы Красного креста. Принадлежность к большой международной организации, казалось, должна защитить это место – но нет, персонал оставил больницу, та разграблена, повсюду трупы тех, кто пытался здесь укрыться. Рабе к подобному не привычен. Он с трудом собирается с силами и возвращается домой. Вечером в его дневнике появляется такая запись:
«Все 27 присутствующих в городе граждан стран Запада и всё наше китайское население застигнуты врасплох разгулом грабежей, насилия и убийств. Мы не обнаружили ни одного японского патруля, следящего за порядком. Средь бела дня несколько женщин в семинарии были изнасилованы прямо посреди большого зала, заполненного мужчинами, женщинами и детьми».
Рабе шокирован. Он оказался единственным человеком, на которого могут надеяться горожане. Решение защитить местных было отнюдь не сиюминутным. Ещё за пару месяцев до всех этих событий было ясно: японские войска идут на Нанкин. Тогда Рабе предложил организовать специальную международную зону безопасности. Планировалось, что это будет несколько кварталов, которые все признают нейтральной зоной, и они останутся полностью под контролем граждан западных стран. А те, кто туда придёт, будут в безопасности от любых выходок японских военных. Для организации зоны создали комитет, главой которого как раз и выбрали Рабе. Все иностранцы Нанкина из западных стран объединились вокруг Рабе. Принять решение об организации зоны безопасности было просто, реализовать его – намного сложнее. Ни японцы, ни китайцы не хотели признавать выбранные кварталы нейтральной территорией. Рабе пришлось уговаривать военных обеих сторон, чтобы этого добиться. Мэрия Нанкина предоставила несколько тонн риса для беженцев. Щедро, вот только продовольственные склады стояли за стенами города, а у комитета Рабе не было ни одного грузовика, чтобы всё это привезти. Иностранцы на собственных машинах привезли столько продуктов, сколько смогли. Делали они это ещё до вторжения в город, под постоянными обстрелами и бомбёжками.
Ещё одной проблемой стал ужас, который жители города испытывали перед японской армией. В отличие от иностранцев, китайцы знали о методах японской армии, что те без разбора бомбят гражданские объекты, что во время захвата Маньчжурии вырезали целые деревни, борясь с сопротивлением. И это, не говоря об изнасилованиях. До иностранцев доходили слухи, но они не вполне им верили. В итоге в зону явилось на 50 тысяч человек больше, чем Рабе ожидал. Стало тесно, началась антисанитария. Справиться с ней удалось только после возмущённого выступления Рабе о важности гигиены.
Несмотря на проблемы, Рабе твёрдо решил спасти всех, кого сможет. Он превратил свой дом и контору в убежище для сотрудников своей компании и их семей. На его заднем дворе в соломенных хижинах жили китаянки, которые боялись насилия. Вместе с ними Рабе разработал систему безопасности. Как только кто-то из женщин видел японца на территории, сразу свистела в свисток. На свист немедленно прибегал Рабе и прогонял незваного гостя. Он почти перестал покидать зону по ночам, чтобы иметь возможность примчаться на помощь. Рабе постоянно носился между разными зданиями и улицами зоны, предотвращал грабежи, спасал мужчин от убийц, отбивал женщин у насильников. Отбивал – это эвфемизм, никакого оружия у Рабе не было, его оружием были немецкое подданство и партийная принадлежность. Статус нациста, как это ни парадоксально звучит, был для Рабе главным инструментом при спасении людей.
«Когда кто-то из японцев пытается возражать, Рабе тычет ему в лицо своей нацистской повязкой и показывает на свои нацистские знаки отличия, после чего спрашивает, знают ли они, что это означает – и это всегда срабатывает».
Рабе быстро понял, что может оберегать только зону безопасности. Он был не в силах убедить японцев прекратить резню и принял крайне небезопасное решение. Днём он садился за руль своей машины и ездил по всему Нанкину, вывозя людей в безопасное место. Постоянно находились люди, кому Рабе мог помочь.
***
Продолжим. Постоянно находились люди, кому Рабе мог помочь. В январе к нему как-то обратилась женщина, умоляя спасти её дочь. Рабе напишет в дневнике: «Войдя в дом, я увидел японского солдата, который лежал поверх истерически рыдающей девушки. Я зарыдал на этого урода на всех языках, которые знал: «С новым годом!», и он убежал оттуда голый со штанами в руках».
Коллеги говорили Рабе, что такие вылазки крайне опасны, он и сам это понимал. Он писал: «У японцев были пистолеты и штыки, а у меня – только партийные символы и нарукавная повязка со свастикой». Но это не останавливало его от попыток спасти людей. Однажды он вышел из автомобиля возле дома, который грабили японские солдаты. Увидев его повязку со свастикой, они закричали: «Дойче, дойче», – побросали свою добычу и разбежались. Он также поддерживал людей в зоне психологически. Например, когда в зоне рождался ребёнок, он устраивал в честь этого маленький праздник, дарил матери немного денег. Как опытный бизнесмен, Рабе понимал, что нужна не только работа на земле. Если он хочет остановить резню, требуется поддержка высокопоставленных лиц. Он постоянно общался с японскими дипломатами и командирами, добивался уважения как к себе, так и к границам зоны. Кроме того, после всего увиденного Рабе решил, что Германия не должна поддерживать с Японией прежние отношения. Он написал об этом письмо Гитлеру, рассказав о происходящем в Нанкине.
Китайские беженцы его боготворили. Вскоре он заслужил от них прозвание «живой Будда». Позже выяснилось, что около 200 тысяч нанкинцев были обязаны этому Будде жизнью. К нему привязались даже коллеги-американцы. Некоторые из них были убеждёнными антифашистами. Один писал, что почти готов носить нацистский значок, чтобы укрепить дружбу с Рабе. Другой сообщал в дневнике: «Он занимает весьма высокое положение в нацистских кругах, но, пообщавшись с ним, я узнал, насколько он прекрасный человек и какое у него большое сердце. Мне трудно примирить черты его характера с его восхищением фюрером».
Как же так получилось, что человек, занимавший высокое положение в нацистских кругах и восхищавшийся фюрером, превратился в «живого Будду»? Кем был Йон Рабе? До событий 37 года Рабе вёл пусть не самую обычную, но достаточно спокойную жизнь. Он родился в Гамбурге в 1882 году в семье морского капитана, принадлежал к среднему классу. После учёбы несколько лет проработал в Африке. В 1908 году он получил должность в компании «Сименс» и отправился в её китайское представительство. Вот так и получилось, что Рабе пропустил Первую мировую войну в Европе. Не застал ни унизительный для Германии Версальский мир, ни голодное и нестабильное время Веймарской республики. Он делал карьеру, изучал китайский язык, знакомился с буддизмом, всё лучше узнавал Китай. Эта страна стала для него второй родиной, он даже стал активно знакомить китайцев с немецкой культурой и возглавил школу для детей после переезда в Нанкин в 31 году.
С идеями нацизма Рабе тоже познакомился на удалёнке. Читал статьи и воззвания нацистских лидеров, мог слушать их речи по радио, и многие их речи ему нравились. Но Пивной путч, как и погрому штурмовиков он своими глазами не видел. Всё это было для него чем-то далёким и неизвестным. Идея о превосходстве немецкой расы тоже не произвела на него впечатления. Став нацистом, относиться хуже к своим китайским друзьям он не начал. Философию своей партии Рабе вообще излагал в понятиях социализма, примерно так, что мы, мол, солдаты труда, правительство рабочих, мы друзья рабочего, никогда не покинем сторону рабочих во времена кризиса. Такие убеждения потом дорого ему обойдутся.
Когда большинство европейцев покидали Нанкин накануне атаки, японский дипломат спросил Рабе, какого дьявола тот остался. И вот что сказал Рабе: «Я прожил в Китае 30 с лишним лет, здесь родились мои дети и внуки, и здесь я счастлив и успешен. Китайцы всегда хорошо ко мне относились, даже во время войны. Если бы я провёл 30 лет в Японии, ко мне точно так же относились бы японцы, вы могли бы не сомневаться, что в час испытаний я бы не покинул Японию». После этой фразы японец низко поклонился Рабе и тихо сказал ему что-то об обязательствах самурая.
Таким человеком был живой Будда Нанкина. Последовательным в делах и весьма противоречивым в убеждениях. Впрочем, не настолько, чтобы отказываться от своих выводов и решений. Посчитав, что Германии не следует дальше поддерживать Японию, он не изменил своего мнения. Его не убедили ни уверения японских дипломатов, что военные немного переборщили, но скоро успокоятся, ни то, что резня пошла на спад. Он твёрдо решил донести свою позицию и всю информацию до Гитлера. Для этого Рабе собирался использовать собственные дневники и копию кинохроники, снятой в Нанкине американским журналистом. С этим багажом весной 38 года он поехал в Германию.
В Берлине Рабе встретили настороженно. Доклад и киноплёнку в канцелярии приняли, но встречи с Гитлером он так и не добился. Наступила тишина, доклад как будто не существовал, всё шло по-прежнему. Никто не предпринимал никаких действий в адрес Японии. Тогда Рабе решил рассказать обо всём людям, немецким гражданам. Он начал ездить по городам, выступать с лекциями о событиях в Нанкине. Люди были шокированы. Рабе тогда и представления не имел, что уже давно привлёк внимание гестапо, и за ним повсюду следят агенты. Вскоре Рабе был арестован по подозрению в симпатиях коммунистам. Во время допросов дознаватели пытались добиться признания, однако, Рабе раз за разом говорил, что не питает к коммунистам никаких симпатий, а сделанное им в Нанкине – не коммунизм, а человечность. В конце концов, его освободили, предупредив, чтобы он прекратил свои лекции. Заодно уведомили, что его доклад отправлен в архив, мол, фюрер эти материалы видел, но не считает целесообразным что-то в отношениях с Японией менять.
Боясь навредить семье, Рабе подчинился и занялся частной жизнью и работой. Позже он будет вспоминать: именно тогда он полностью разочаровался в нацизме. 45 год стал концом Третьего рейха, но Рабе облегчения не принёс. Он был членом НСДАП, в партийных архивах нашлись данные о его высоком положении в нанкинском отделении партии, и его не обошла стороной денацификация, начатая новыми властями. Дважды Рабе арестовывали: сначала советская военная администрация, а потом британская. Британцы несколько месяцев дотошно проверяли его на причастность к нацистским преступлениям. Когда Рабе, наконец, отпустили, ему пришлось ещё около 3 лет ждать свидетельства о денацификации и разрешения на работу. За это время его семья потеряла прежнее жильё и лишилась средств к существованию.
Рабе решил просить помощи и понял, что может обратиться с запросом только к одному адресату, к нанкинцам. Он написал в Китай письмо, и на него тут же откликнулись. Нанкинцы собрали для Рабе около 2000 долларов и стали посылать посылки с рисом, чаем, консервами и сухофруктами. Эти посылки помогли семье Рабе пережить трудные времена. Рабе умер в 1950 году в возрасте 67 лет. Его дневники и остальные бумаги унаследовали дети и внуки, и больше, чем на 40 лет этот архив пропал из виду. Родные Рабе уважали и любили его, но не думали, что публикация этих бумаг будет правильной. Они знали, что он был прекрасным человеком, но нацистское прошлое бросало на него тень. Они были уверены: героизировать нациста, показывать его спасителем множества людей неправильно и недопустимо.
40 лет спустя американская журналистка Айрис Чан стала работать над книгой о нанкинской резне. Ища свидетельства о том времени, она познакомилась с внучкой Рабе, которая позволила Чан прочитать семейный архив и согласилась на издание дневников своего деда. В 1997 году дневники вышли под названием «Добрый человек из Нанкина. Дневники Йона Рабе». Так о поступке Рабе стало известно общественности. В современном Нанкине в память о Рабе существует музей и мемориальная доска, разбит сад. Но помнят о нём не только в Китае. Для тех, кто знаком с его историей, он стал символом человечности, на собственном примере показал, что людям можно помогать независимо от того, что об этом думает твоё правительство и идеология, которую оно насаждало. До завтра!