И значит, пока война не закончилась
Как тебе было плохо, по-настоящему понимаешь, только когда стало хорошо. Болезнь приносит осознание ценности здоровья. Война даёт почувствовать ценность мира.
Сегодня, после года обстрелов, наступило перемирие. И с самого утра открылась масса фантастических возможностей: можно мыть голову, не беспокоясь, что не услышишь тревогу; можно гулять с собакой по открытой местности; можно сесть на велосипед и без зазрения совести удалиться на значительное расстояние от защищённого пространства.
Срочный сбор
Нам нужна помощь как никогда
Но только люди на улице не улыбаются и не радуются. И я спрашиваю себя: почему? Жертвы? Недостаточность результата военных действий?
Знаете, это крайне неприятное ощущение — ясное понимание того, что решения правительства, определяющие твою жизнь, никак не связаны с твоими интересами или интересами граждан страны. А с чьими интересами тогда эти решения связаны?
А кто его знает.
Война с Ливаном началась не для того, чтобы жители Севера могли вернуться домой, и закончилась не потому, что возвращение стало возможным.
Не стало ведь.
Я уверен, где-то есть он, кто-то, кто видит ясную логику в происходящем. Он видит её, потому что происходящее напрямую связано с его задачами, целями, потребностями и желаниями.
С точки зрения его интересов, есть смысл в огромном ущербе экономике, нанесённом за год войны. Этот ущерб абсолютно оправдан, потому что он был с избытком компенсирован — чем?
Чем-то ему, а не мне, очевидным и понятным.
С точки зрения этого кого-то, невосполнимый ущерб международному имиджу Израиля абсолютно допустим. Это вполне оправданная жертва, необходимая ради – чего?
Ради чего-то, мне неизвестного, но, наверное, невероятно ценного, если ради этого можно было пожертвовать международным имиджем страны.
И с точки зрения интересов этого кого-то, нормально и правильно не заботиться всерьёз о возвращении заложников, потому что есть другие, более значимые задачи, ради решения которых можно заложниками пожертвовать.
К сожалению, с этим человеком я не знаком. Я никогда его не встречал. Но последний год я чувствую его присутствие ежедневно. Потому что происходящее у меня под окнами связано с тем, что нужно и понятно ему, а не мне, не моим соседям по лестничной клетке или прохожим на нашей улице.
И, если совсем честно, я не могу отделаться от страшного вопроса: те люди, которые за последние месяцы отдали жизни в Газе и в Ливане, принесли эти жизни в жертву — чему? Безопасности страны или этим самым неизвестным интересам неизвестно кого, преследующего неизвестно какие цели?
Знаете, нет проблемы, когда члены правительства яростно конфликтуют друг с другом по поводу того, как лучше защитить интересы граждан страны. Проблема возникает тогда, когда определяющими повестку дня интересами становятся какие-то иные, особые, специальные, не названные. И эти неназванные интересы начинают определять логику событий.
Чувство безопасности приходит тогда, когда действия государства начинают определяться потребностями его жителей. Пока этого не произошло.
И значит, пока война не закончилась.