Государство есть машина по легализации убийств
После промышленной революции войны становились все более изощренными с технической и социальной точки зрения. Дело не только в том, что появлялось новое оружие. Все технические средства, ставшие причиной экономического рывка Запада, были приспособлены для войны. Людей возили по железным дорогам на фронт как возят уголь. Возникла военная бюрократия, система массового призыва, где вон тот человек в белой шапочке проверяет, не болен ли ты сифилисом, вот этот младший чин оформляет твои бумаги, а верховное командование в свою очередь уже запланировало на штабных картах конкретную яму, где ты помрешь.
Для того, чтобы как-то объяснить людям, зачем они должны участвовать в массовых убийствах с использованием новейших технических средств, было изобретено национальное государство.
Государство есть машина по легализации убийств. Убийцам выдавали справки, что они уничтожают людей во имя великой цели, подчиняясь приказу и по закону, и таким образом освобождаются от уголовной ответственности. Здесь еще и вотэбаутизм процветает: другие же из разных там стран убивали и остались приличными людьми, чем мы хуже?
Войны всегда существовали в человеческой истории, но именно к эпохе национальных государств обнажился разрыв между гуманистическими манерами общества и высокоорганизованными способами взаимного уничтожения, в которое вовлекается заметная часть населения, и которые объявляются чем-то нормальным в соответствии с “традициями и обычаями ведения войны”.
История современных государств представляет собой историю объявления совершенно маниакального типа действий, где хорошо организованные массы людей изобретательно лишают друг друга конечностей и выпускают друг друг другу кишки, чем-то очень нормальным.
Если памятника неизвестному солдату, красивых погонов и высоких речей не хватало для того, чтобы убедить людей, что война это клево, в дело вступала романтизация с одной стороны и попытки давить на совесть вместе с принуждением с другой. Война объявлялась чрезвычайно красивым, рыцарским предприятием, а вот кто не служил в армии, тот, как известно не мужик.
Главным же аргументом, загоняющим людей на убой, становились рассуждения о блестящих социальных лифтах, открывающихся перед участниками резни. “Наши мальчики” были изобретены не в 2022 году, а в ранних национальных государствах, где поучаствовать в войне означало выбиться в люди и заработать деньжат. О, блистательные карьеры крестьянских детей, которые стали генералами империи, все очень ими гордятся. Сочетание пропаганды, кровавой лотереи социальных лифтов и “легитимного насилия”, связанного со способностью утрамбовать людей в армию и отдавать им приказы, обеспечивало процветание государствам.
Левые политические идеологии появились как ответ на современные войны между национальные государствами. Государства объявляли бойню чем-то достойным, но и анархисты, и социалисты призывали называть вещи своими именами. Точное описание военных действий дал анархист Толстой, бывший офицер империи, проделавший обратное путешествие на традиционном социальном лифте. К слову, даже либертарианцы по этому признаку левые благодаря их принципу ненасилия.
Русская революция и большевики пришли не в нормальную страну, где все мирно пили чай с баранками, но стали продуктом трехлетнего сидения крестьян в окопах. Это одна из самых странных вещей для меня в нашей историографии: одновременно утверждать, что большевики вдруг занялись террором, и не видеть террора “нормального государства, которое мы потеряли”, хотя бы на промежутке 1914-1917 годов. Разумеется, там где левые приходили к власти под лозунгом окончания войн, они немедленно сами становились в ряд с другими национальными правительствами, и развязывали еще более кровавые войны. Как видно, человечество пока не доросло до анархистской безнасильственной утопии.
Иные нежные наши соотечественники теперь очень обижены тем обстоятельством, что украинская военная пропаганда записала их в орки по принципу красного паспорта. И приглядываются к тому, чтобы, пожалев предварительно себя, пожалеть и убийц со справкой от государства. Но штука вот в чем: когда большое государство атакует государство поменьше, у последнего не так много вариантов для самозащиты в смысле обоснования, за что жителям этого государства пожертвовать своей жизнью. Нужно придумать, во имя чего убивать захватчиков, и здесь ничего помимо знаменитого призыва Симонова 1942 года историей просто не придумано. Чтобы отбиться от государства-агрессора, надо поверить в свое государство, в одиночку и горизонтальными коллективами тут не справиться.
Но когда вы придумываете, как бы пожалеть участников агрессивной банды, поехавшей кататься на социальных лифтах, наматывая на тросы кишки, вы просто признаетесь в покорности государству. Вас распропагандировали, что у государства якобы есть такое право – выдавать лицензии на убийство, и что потом можно продолжить жить как ни в чем не бывало всем вместе.