Голоса можно вообще не считать
Итак, просто для протокола: суммируя сообщения тех, кто уже побывал на избирательных участках в России и посмотрел, как там устроена “работа”.
Судьбу выборов решают сегодня в России те, кто их фальсифицирует, в условиях окончательно созданной и отлаженной системы тотального отсутствия контроля и наблюдения.
Выборы проходят, в сущности, в тех же условиях, как и выборы на оккупированных территориях: никто не контролирует списки избирателей, никто не верифицирует их количество. Можно сколько угодно манипулировать, добавляя и убавляя воображаемых избирателей в электронных списках, полностью недоступных для стороннего контроля и наблюдения. Никто “посторонний” никогда не увидит, не вписали ли в его квартиру еще десяток “новых избирателей”, и не проголосовал ли он сам уже двадцать раз.
В этих обстоятельствах голоса можно вообще не считать – как их никто не считал в Крыму на “референдуме” в 2014 году, и как никто их не считал на “референдумах” в четырех оккупированных территориях (неизвестного размера, с неизвестной численностью и составом населения) в 2022-м. Никто ничего не считает, потому что не требуется. Просто вписывают цифры из головы, какие считают нужным. А считают нужным такие, которые спустили из администрации.
Это означает, что выборы полностью утратили смысл как инструмент формирования каких-либо органов власти (или влияния на власть). И единственный смысл, который в них сохраняется, – поддержание в тех редких случаях, где это возможно, системы коммуникации, общения между политическими активистами и поддерживающими их группами общества.
Активисты, правозащитники, уцелевшие оппозиционные элементы (наверное, назвать их политиками было бы теперь слишком смело) могут пытаться поддерживать при помощи процедуры выборов связь с группами населения, сочувствующими им. Во время избирательной кампании, распространяя свои агитационные материалы, общаясь лицом к лицу с избирателями.
Что касается собственно протестного голосования, то оно сохраняет свой смысл только в том случае, если приобретет значительный масштаб: такой, который позволит протестующим избирателям почувствовать – просто наблюдая за происходящим вокруг, за поведением соседей, просто обсуждая новости (или хотя бы обмениваясь многозначительными взглядами) со знакомыми – что произошло нечто важное, что подано много протестных голосов, и что они все были украдены, уничтожены.
Это именно неформальный процесс: скорее всего протестное голосование вообще не будет отражено в официальных результатах выборов (как не было отражено в формальных документах об итогах выборов в Беларуси в 2020 году). Власть постарается (и несомненно, сможет, у нее есть все инструменты для этого) стереть эти результаты, уничтожить реальные цифры, заменить их выдуманными, поддельными. Но если масштаб протеста окажется существенным – останется “распределенное”, “разлитое в воздухе” понимание произошедшего. Слишком много людей будут знать, что произошло какое-то крупное мошенничество: я не голосовал “за”, и он не голосовал, и они не голосовали, и вообще никто вокруг меня не голосовал, – откуда же тогда взялся этот тотальный результат с поддержкой власти?
Примерно так это произошло после нагло фальсифицированных думских выборов 2011 года: слишком большое количество людей по всей стране “понимали и чувствовали”, что тут что-то не то, так быть не может, победе ЕдРа неоткуда взяться, потому что “за нее же никто на самом деле не голосовал”. Так было и с последними беларусскими выборами, когда никто не голосовал за Лукашенко, и вся страна это знала.
Это тонкий и сложный момент: он имеет отношение, мне кажется, не к избирательным технологиям, а скорее к массовой социальной психологии. Примерно как в знаменитом рассказе Бредбери: когда люди по всему миру проснулись утром и одновременно поняли, что завтра наступит конец света.
Такое может случиться, повторю, только при большом масштабе протестного голосования. Иначе “общее понимание” не возникнет и не распространится.
Лично я пока не понимаю, есть ли шанс, что этот масштаб будет достигнут во время “президентских выборов” 2024 года.
Оригинал