Эхо декабристов. Размышления в трёх частях
Часть первая.
Восемь лет назад первой публикацией в этом канале был комментарий о личном восприятии восстания декабристов – попытки поворота российской истории, основанной на желании изменить положение с правами и свободами человека в государстве Российском.
Срочный сбор
Нам нужна помощь как никогда
Советская историография пыталась представить декабристов предтечей большевиков, что, конечно, не соответствовало действительности. Декабристы выросли из дворянского сообщества победителей Отечественной войны 1812–1814 годов.
Дойдя до Парижа и увидев совершенно другой уклад жизни – на политическом, общественном и бытовом уровне – элитные офицеры российской армии, уязвленные униженным и оскорбленным положением широких масс российского общества, в первую очередь крестьянства, пребывавшего в жестоком крепостничестве, задумались о переустройстве основ государственного строя, намереваясь сделать его по существу либеральным, то есть ориентированным на человека и гражданина.
Суть разработанной будущими декабристами реформы власти заключалась в отказе от самодержавия, переходе к конституционной монархии, освобождении крестьян от крепостничества и целую цепочку связанных с этим кардинальных перемен в государственном управлении. Речь шла о полномасштабной конституционной реформе, которая должна была быть закреплена в Конституции, никогда ранее в России не принимавшейся. Отдельной и хорошо понимаемой задачей реформаторов было изменение общественного мнения, создание передовой общественной мысли и просвещение общества.
Названия последовательно создаваемых первых тайных обществ – Союз спасения и Союз благоденствия – символически отражали их цели в идеальной форме.
Будущие декабристы были подлинной российской элитой – и по рождению (большинство из них принадлежали к потомственным дворянским семействам), и по воспитанию, и по образованию, и по карьере. Они приветствовали не только поступление на государственную службу, но и максимальное продвижение по ней, занятие влиятельных государственных должностей. Они хотели создать максимальное влияние на государственную систему внутри самой системы. Будучи реформаторами, они оставались государственниками.
Нечаянный случай для выступления предоставила им сама самодержавная система. 19 ноября (все даты в тексте даны по старому стилю) 1825 года в Таганроге в возрасте 47 лет, простудившись, внезапно и скоропостижно скончался император Александр Первый Павлович, взошедший на престол в 1801 году, победитель Наполеона и родоначальник умеренных политических реформ начала XIX века.
Александр был бездетным и, согласно нормам российского престолонаследия, установленным Павлом Первым в 1797 году, трон должен был перейти к следующему по старшинству брату – Константину Павловичу. Известие о кончине императора добралось в Петербург из Таганрога только 27 ноября.
Но Константин, ставший престолонаследником в 1801 году в возрасте 22 лет, царствовать не хотел и часто говорил: «Меня задушат, как задушили отца». Ещё 14 января 1823 года он письменно отрекся от права на престол. Отказ был оформлен тайным манифестом Александра Первого, на конверте с которым рукой Александра было написано: «Хранить до моего востребования, а в случае моей кончины раскрыть прежде всякого другого действия». Даже Николай, знавший о тайном отречении Константина, не знал о тайном манифесте Александра.
Часть вторая.
Когда же конверт был вскрыт и манифест прочитан, то сам Николай и по его предложению Государственный совет, Сенат и Синод сочли документ небезупречным без свежего подтверждения воли старшинствующего брата (уже после кончины Александра) и присягнули Константину. 27 ноября к присяге были приведены войска и население. Была даже отчеканена монета императора Константина. Но Константин, находившийся в Варшаве в статусе наместника Царства Польского и главнокомандующего польскими армиями, отказался менять своё решение и принимать престол, дважды подтвердив свой отказ.
Тем не менее, на протяжении 25 дней, с 19 ноября по 13 декабря 1825 года, Константин официально считался Императором и Самодержцем Всероссийским Константином I. Наступило уникальное и опасное время междуцарствия. Только после повторного письменного отказа Константина Павловича от престола Правительствующий Сенат в результате долгого ночного заседания 13–14 декабря 1825 года признал юридические права на престол Николая Павловича, и он объявил себя императором.
Именно в этот момент симпатизировавшие Константину и уже присягнувшие ему участники будущего восстания решили воспользоваться внезапной ситуацией и выступить против «переприсяги», которую объявили незаконной и, по сути, аморальной. То есть участники восстания вели себя как люди чести, которым не к лицу отрекаться от уже данной присяги.
Многие представители русской элиты радовались приходу Константина и связывали с ним надежды. Участники восстания полагали, что смогут убедить Константина принять престол и провести востребованные реформы. «Как верный подданный, должен я, конечно, печалиться о смерти государя; но, как поэт, радуюсь восшествию на престол Константина I. В нём очень много романтизма; бурная его молодость, походы с Суворовым, вражда с немцем Барклаем напоминают Генриха V. — К тому ж он умён, а с умными людьми всё как-то лучше; словом, я надеюсь от него много хорошего» (из письма Александра Пушкина Павлу Катенину, 4 декабря 1825).
Политическая ситуация в России делала успех восстания декабристов практически невозможным. Условием их успеха (и сохранения жизни) было только согласие Константина взойти на престол, получить которое было невозможно ни до, ни тем более после восстания.
Но если посмотреть на замысел государственного переустройства, разработанный декабристами, то его воплощение превращало Россию в передовую в политическом отношении страну не только Европы, но мира. Задуманный уровень политических прав и свобод граждан, создание конституционных институтов могли не только сделать Россию передовой страной, но, скорее всего, могли предотвратить катастрофическое развитие событий век спустя, когда закостеневшее самодержавие с огромным опозданием начало реформы, недостаточные и нестабильные результаты которых были скоротечно уничтожены сначала мировой войной 1914 года, а потом добиты большевистским переворотом 1917 года.
Декабристы опередили свою эпоху, но впервые в истории России создали достаточно детально продуманную и проработанную политическую альтернативу самодержавию. Именно поэтому настолько свирепыми были меры ставшего императором Николая Первого против руководителей и участников восстания.
Сразу же после разгрома восстания были арестованы и отправлены в Петропавловскую крепость 371 солдат Московского полка, 277 – Гренадерского и 62 матроса Морского экипажа. Арестованных декабристов привозили в Зимний дворец. Император Николай лично выступал в качестве следователя.
Часть третья.
Уже 17 декабря 1825 года императорским указом была учреждена Комиссия для изысканий о злоумышленных обществах под председательством военного министра Александра Татищева. 30 мая 1826 года следственная комиссия представила императору Николаю I доклад, составленный графом Дмитрием Блудовым, будущим министром внутренних дел.
Императорским манифестом от 1 июня 1826 года был учреждён Верховный уголовный суд из трёх государственных сословий: Государственного совета, Сената и Синода, с присоединением к ним «нескольких особ из высших воинских и гражданских чиновников».
Всего к следствию было привлечено 579 человек, из них признаны виновными 287 (важно отметить, что даже в такой драматический момент истории каждый второй приговор был оправдательным).
Пятерым руководителям восстания был вынесен и 13 июля 1826 на кронверке Петропавловской крепости приведён в исполнение смертный приговор, казнены были поэт Константин Рылеев, полковник Павел Пестель, офицер Пётр Каховский, подпоручик Михаил Бестужев-Рюмин и подполковник Сергей Муравьёв-Апостол.
120 человек были сосланы на каторгу в Сибирь или на поселение. За многими женатыми осуждёнными на каторгу, в ссылку и на поселение поехали их жены, создав этический камертон любви и супружеской верности на столетия вперёд.
Реформаторская попытка декабристов в новейшее время подвергается нападкам современных охранителей, которые пытаются дискредитировать её и представить обществу как посягательство на само государство, в чём сквозят нехитрые параллели с нынешним правлением. Конечно, если признавать современный российский строй самодержавием, а Владимира Путина – самодержцем, то замысел (если не умысел) становится понятным.
Но есть нюанс. Престолонаследие (если обсуждать его всерьёз) должно иметь под собой корни и писаную традицию. Междуцарствие 1825 года возникло из «Акта о престолонаследии» Павла Первого от 5 апреля 1797 года, принятого в день его коронации, установившего новые правила престолонаследия и отменившего петровский указ о престолонаследии 1722 года. Эти правила признавались детьми Павла и последующими представителями Дома Романовых.
Самодержавие – политический строй, где передача власти основана на признанном происхождении, физическом родстве, писаном порядке и согласии элит. Междуцарствие 1825 года это ярко показывает – как никакое другое событие в российской истории.
Повторить опыт самодержавия (не говоря уже о его политической неэффективности) в XXI веке невозможно. Смена власти в России неизбежна, так как бессмертия, слава Богу, не существует. Правящая в России элита, несмотря на прямое сходство некоторых фамилий с дворянскими, далеко не чета элите начала XIX века. Масштабом мысли не вышли, думают больше о корыстном, чем о государственном и, тем более, общественном. Но именно эта публика, судя по ходу истории, будет нести свою часть ответственности за формирования власти в постпутинскую эпоху.
Им был поинтересоваться историей государства Российского, подумать о своих ошибках, грехах и преступлениях. Божий суд, как известно, ждёт всех, в том числе и в первую очередь «наперсников разврата» (Лермонтов). Чтобы сказать хоть что-то на Высшем суде, хорошо бы успеть сделать если не человеческие, то человекоподобные поступки при жизни.
Опыт декабристов как опыт попытки либеральной реформы отношений власти и общества в эпоху несвободы изнутри государственной системы бесценен как опыт человеческого достоинства, личной смелости и бескорыстия. Это была политически содержательная и выходящая за рамки эпохи попытка вырвать Россию из морока потомственной несвободы.
Этот опыт – не пример для копирования, но важнейший исторический сюжет для осмысления роли национальной элиты в реформировании государства. И, конечно, вечный источник вдохновения, потому что подлинная трагедия всегда проживается эхом в культуре.