Две России — кто воюет и почему
«Медиазона», главное издание не только про русскую тюрьму, но и про войну с Украиной, вышло с очередным апдейтом по погибшим. Журналисты насчитали более 71 тысячи некрологов, за последние две недели в список добавились более 2000 новых записей. Динамика нам однозначно говорит: под все разговоры о деэскалации и грядущих переговорах каждый год войны становится сильно более кровавым, чем предыдущий. Лето нынешнего года с его штурмами на Донбассе однозначно стало рекордным по потерям за всё время войны. Цифры не просто растут, явно видно, как меняется социально-географический состав погибших. Россия теперь воюет совсем другой армией, это важная тема, о которой сегодня поговорим.
Есть один очевидный, вроде бы, факт, который умудряются игнорировать если не все рассуждающие о России, то многие из них. Россия – огромная страна, она огромная не просто географически, это сложно устроенное общество, а строго говоря, даже не общество, а совокупность разных обществ, у которых не так много точек соприкосновения. Любая попытка дать российскому социуму оценку в целом не имеет никакой ценности, потому что не понятно, о ком мы говорим. Наша оптика в этом смысле сильно искажена. Мы с вами, те, кто делает этот канал и большинство тех, кто его смотрит, по классификации Натальи Зубаревич, жители «первой России». Мы родились и выросли либо жили и работали в одном из двух десятков крупнейших городов России. Большинство зрителей моего канала зарабатывают деньги головой, а не руками. Это просто свойство каналов такого типа во всём мире: чаще их смотрят те, у кого остаётся свободное время, чтобы оглянуться вокруг и разобраться, что происходит, и реже те, кто с утра до вечера грузят мешки с цементом, и придя с работы, сил не остаётся ни на что.
Жители «первой России» привыкли жить в мире, что вокруг полно всякой работы, найти её не прямо проблема, а потерять – не трагедия из трагедий. В большом городе даже без квалификации вовсе всегда можно устроиться в тепле6 и уюте. Так, чтобы не бедствовать, какую-то крышу над головой иметь и в целом чувствовать себя неплохо. Кассиры, официанты и бармены нужны всем и всегда, в крайнем случае. Жителям «первой России» даже в мирное время сложно рассматривать контрактную службу в армии как какую-то опцию в жизни, не только потому, что подавляющее большинство из нас так или иначе, но успешно откосило от срочной службы – ну просто зачем оно нам? 25-30 довоенных тысяч – смехотворные гроши не то, что для Москвы, но для любого крупного города. И за эти деньги вы живёте в казарме, не принадлежите себе.
В любой момент вас могут отправить на учения или передислоцировать часть к чёрту на куличики, домой вы попадёте только в дни увольнений и отпусков, а значит, в жёны нужно искать ту святую женщину, которая согласится на подобное. Никакой карьеры не подразумевается. Из солдата можно вырасти только до прапорщика, что не сильно повлияет на доход. Городскому жителю армия ничего не может предложить. Если уж так вышло, что москвич угодил на срочную службу, у него нулевая мотивация остаться на контракт, в крайнем случае, он вернётся на гражданку и пойдёт в полицию. Живёшь дома, свободы больше, денег больше, перспектив тоже больше.
Но если мы посмотрим, например, на ту же ситуацию глазами жителя республики Тыва, то ситуация становится иной. Россия национальных республик, Россия сельских регионов – это не другая Россия, это вообще, можно сказать, другая страна. Представьте себе, что вы живёте в посёлке городского типа, где нет работы. Не в там смысле, что она плохая и вы туда не хотите – а её просто нет .Главный работодатель – государство. Две школы, три детских садика, котельная, поликлиника, отделение полиции, Сбербанка и Почты России – это все рабочие места. И все они заняты, потому что по местным меркам 20 тысяч у нянечки в детском саду – прекрасная зарплата. Местная коммерция – пять магазинов, два автосервиса и промтоварный склад – создают в сумме штук сто рабочих мест, и там тоже нет дураков их уступать. У вас как у молодого человека есть выбор из трёх вариантов: либо уехать, либо перебиваться случайными заработками, тихо спиваясь и деградируя, либо пойти в армию.
Для городского жителя армия – это что-то страшное. Для юноши из сельской местности, из региона, юноши, выросшего в нищете с умершим от алкоголизма отцом и матерью, пахавшей на двух работах – для такого юноши армия выглядит совершенно иначе. Тебе дают светлую казарму и постель, одевают, обувают, регулярно кормят. Кормят на вкус городского жителя помоями, но на вкус тех, кто вырос на пустых макаронах и варёной капусте – кормят неплохо. От тебя не требуется никакой инициативы, просто следуй правилам, выполняй приказы – и живи себе. Когда у таких людей подходит срок службы и им предстоит вернуться обратно в посёлок, где снова проситься помощником на автомойку за 500 рублей в день в лучшем случае – у них огромная мотивация подписать контракт. Их жизнь, если мы говорим про довоенное время, от этого становилась только лучше. Их по-прежнему будут одевать, обувать, кормить, давать крышу над головой – но ещё и деньги платить, которые, по меркам сельской местности Забайкалья или Северного Кавказа, очень хороший заработок.
В результате сложилась парадоксальная и, в то же время, устойчивая ситуация. В стране, где 75% населения живёт в городах и 77% идентифицирует себя как русские, армия в значительной степени укомплектована сельскими жителями и представителями национальных меньшинств. В Москве и Питере армия – это то, чего по жизни избегают изо всех сил. Не совру, если скажу, что половина от всей системы высшего образования в России – это конторы по отсрочке от армии. Можете представить, как ваш тренер по фитнесу в наколках с головы до ног вытирает сопли первоклашкам? А его диплом учителя начальных классов говорит, что вообще-то должен это смочь.
В России, в которой мы привыкли, ну, мы – жители крупных городов, особенно Москвы и Питера, уже на четырнадцатый день рождения ребёнка мужского пола в семье происходит мозговой штурм на тему «А чё с армией-то делать будем? Ведь исполнится 18, и чё тогда?» Более грамотные и ответственные родители заботятся об этом сильно заранее. К 18 годам их ребёнок снабжён медкартой, в которой аккуратно переписан весь международный классификатор болезней. С формальной точки зрения, такого юношу не то что в армию отправлять – его в стерильном боксе на кислороде надо держать.
Уклонение от армии в нашей России – социальная норма, одобряемое поведение и коллективное творчество, в котором участвуют и родители, и врачи, и преподаватели. Сколько студентов получили зачёт только потому, что «ну дурак дураком, но не в армию же его». Число таких науке неизвестно, но речь идёт точно о миллионах за всю историю новой России. Городская Россия – страна уклонистов. Городская Россия – страна уклонистов. У каждого найдётся своя история: кто-то отмазался, кто-то бегал, кто-то учился, но форму все вместе так и не надели. Если же вы живёте в дагестанском селе- то у вас не будет проблемы, как не загреметь в армию. Для вас проблема – если вы туда не попадёте, упустите единственный социальный лифт, единственную возможность не латать шины грузовиков до конца жизни.
Результат очевиден. На первых месяцах войны, пока воевали теми, кто есть в наличии, самые высокие числа погибших набирали самые бедные регионы, совершенно несоразмерно своей доле в общем населении страны. Регионы с преобладающим сельским населением и национальные республики. Четвёртое место по потерям за первый год заняла Бурятия, 52й по населению регион России. Республика с населением 970 тысяч человек, это почти вдвое меньше Южного административного округа Москвы, выдала 702 некролога – втрое больше, чем вся Москва. 13-миллионную Москву по количеству некрологов превзошла и республика Тыва, которая меньше столицы в 40 раз.
Именно такая специфика формирования российской армии привела к двум важным приметам первого года войны. Во-первых, это позволило избежать сильного общественного недовольства. Чёрные мешки ехали в деревни, сёла и посёлки городского типа. В Забайкалье и на Кавказ, в населённые пункты, о которых абсолютное большинство граждан России раньше даже не слышало никогда. Первые полгода до начала мобилизации городской России могло казаться, будто ничего не происходит, и это ощущение имело под собой основание. С начала войны по конец сентября двадцать второго в Москве суммарно было опубликовано 28 некрологов. В сумме две столицы, где живёт каждый седьмой гражданин России, выдали некрологов почти в три раза меньше Дагестана.
Как можно ощутить влияние войны, когда число её жертв уступает количеству погибших в ДТП за неделю, когда у среднего городского жителя нет не то что погибшего знакомого, но никого, кто хотя бы близко к линии фронта постоял? Получился парадокс. С точки зрения власти имеют значение настроения только «первой России». Любое потенциальное недовольство на селе и окраинах страны легко и бесследно подавляется, а «первая Россия» вообще ни с кем не воюет, и, как следствие, война на неё не влияет.
Вторая примета первых месяцев войны – это образ российской воюющей армии. Мародёрство на оккупированных территориях началось с первых же дней и сопровождает российскую армию всё время, неважно, где она находится. Салоны связи и пункты «Вайлдберриз» в Курской области не дадут соврать, все видели эти кадры, как российские военные выносят всё, что не приколочено. Но давайте попробуем отбросить тут моральный аспект и поговорим о социальном.
Вот вы можете себе представить себя или кого-то из своих знакомых, кто, даже имея такую возможность, в условиях полной безнаказанности пойдёт мародёрить юзаную бытовую технику? Да даже не мародёрить, кто просто в чистом поле найдёт телевизор и будет с ним мудохаться? Ну за сколько можно продать телевизор на каком-нибудь «Авито»? Новый даже при нынешнем курсе можно купить в магазине и с гарантией с чеком за 15-20 тысяч рублей. Телевизор неизвестного происхождения в непонятном состоянии – в лучшем случае за несколько тысяч рублей можно на «Авито» продать. И ради этих нескольких тысяч его нужно на горбу тащить, вывозить, переправлять домой и продавать. Опустим сам момент грабежа, допустим, что вам кто-то его подарил. Вот тебе десять килограмм счастья необъятных размеров, и не забудь, что он ещё хрупкий. Вытаскивай, вывози и продавай за 5 тысяч рублей, если целым довезёшь. Займётесь?
Или что можно найти в сельском офисе «Мегафона»? Разве там последние айфоны ящиками стоят? Техники на миллионы рублей там лежит? На взгляд городского жителя, ассортимент таких ларьков – это даром никому не нужный техно-хлам. Все эти смартфоны «Сяоми», зарядки и чехлы продавать будешь практически на развес, за 10% от суммы ценника. Мародёрство с точки зрения городского жителя выглядит не только аморальным, но и бессмысленным. У нас тут не конец восьмидесятых, когда видеомагнитофон на квартиру меняли. Бытовой техникой, электроникой и шмотьём плюс-минус все обеспечены. Всё то, что можно украсть из обычной квартиры. Из мелкого магазина – это неликвид, прибыль от которого проще заработать курьером на «Яндексе», чем украсть. Но те люди, которые формировали костяк российской армии с самого начала, сформировали её внутреннюю культуру, они выросли и жили в совсем других условиях, у условиях нищеты, которую городскому жителю сложно себе представить. Для них возможность поживиться самыми обычными предметами быта имеет практический смысл.
Надо отметить, что такой способ формирования армии – это не какая-то чисто российская специфика, если не брать страны-исключения вроде Израиля и Южной Кореи, где служат все, почти везде армии формируются схожим образом, из бедных молодых людей. У них те же самые мотивы, что и в России. Армия США или Германии, или Франции, неважно, какая, даёт бедным людям то, что средний класс имеет от рождения. Даёт стабильность и предсказуемость тем, кто вырос у условиях, где актуальный вопрос – протрезвеют ли родители к вечеру, чтобы вас накормить, или вы опять будете голодать. Тем, кого несколько раз выкидывали вместе с вещами на улицу из-за того, что родители не смогли оплатить аренду. Если вас успели пару раз изъять из семьи после очередных побоев отчима-наркомана, если вы переночевали в полицейском участке разок-другой, мыкались по приютам и приёмным семьям, если, ложась спать, не знали, где проснётесь, что будете есть, не продадут ли всю вашу одежду за дозу.
Если вы выросли в подобной непредсказуемости и при этом умудрились дожить до 18, не успев угодить в тюрьму, то армия вам – дом родной. Еда, одежда, кровать, жёстко регламентированный порядок жизни, где 20 лет вы будете вставать и ложиться в одно и то же время, питаться одним и тем же, одеваться одинаково, выполнять одну и ту же работу день за днём. Кризисы, не кризисы, биржевой обвал или взлёт, грохнулись банки, левое правительство или правое – вам по фигу, ваш полк не обанкротится. Ваше рабочее место не перенесут в Китай. Положено платить раз в месяц – заплатят, форму поменять раз в год – поменяют. Жизнь в жёсткой иерархической структуре, которая большинству из нас кажется чудовищной, прекрасно подходит людям, хлебнувшим в жизни горя. Ты полностью вверяешь ответственность за свою жизнь структуре и просто выполняешь правила и приказы, ничего больше от тебя и не требуется. Тем более, армия на входе не ставит никаких заслонов. Ей плевать, где и как ты учился и учился ли вообще, есть ли у тебя связи или деньги. Конечности в комплекте, автомат удержишь? Ну тогда имя и дату напиши, устав прочти – и уже годишься в солдаты.
Результат очень простой, он воспроизводится во всех развитых странах без всеобщего призыва. Армия даёт людям без базовых преимуществ тот набор привилегий, которые средний класс имеет от рождения и получает в семье. Армия – не тот социальный лифт, который забросит на вершину небоскрёба, карьеру в ней особо не сделать, но тот, который из подвала поднимет тебя хотя бы на первый этаж.
Не надо тут как-то особо выделять Россию именно в этом процессе, это объективная картина эпохи, где у молодых мужчин есть совсем не скудный выбор. Больше никто не обречён быть крестьянином просто потому, что отец был крестьянином. Армия и церковь – больше не единственные вертикали, по которым можно как-то подняться. Ровно такой, типичной для нынешнего времени армией Россия и воевала на начальном этапе. Воевала та часть России, для которой традиционно армия – единственный путь в жизни. Потом, после того, как обычную армию убили, началась уже чисто российская специфика. Стоит на минутку прерваться и задуматься об этом. Наше государство взяло самых слабых и уязвимых своих граждан, тех, кому не повезло и они родились в проблемных семьях в бедных регионах, у кого не было особо выбора и кто пошёл в армию. Пойдя в армию, человек принимает на себя обязанность выполнять приказы командования, но подразумевает, что приказы эти будут, ну, адекватны.
И вот таких людей путинское государство взяло и отправило на безумную и бессмысленную войну, у которой нет никаких целей, никаких даже тактических задач, в которой успех – это, убив 10000 своих и 10000 чужих, взять руины очередного посёлка, от которой страдают жители соседней страны, которые ничего плохого нам не сделали. На войну государство не просто отправило людей, но ещё ни во что там не ставит их жизни. Термин «мясной штурм» как вообще мог появиться в двадцать первом веке в стране, где у большинства людей высшее образование?
Такие военные погибли и покалечились на первых этапах войны. Потом началась уже чисто российская специфика. Мобилизация в меньшей мере затронула те регионы, которая поставляли некрологи до её объявления. По очевидным причинам: во-первых, чисто физическим. В регионах, где традиционно все служат, уже были в достаточной степени обескровлены. Целые проценты мужского населения отправились на фронт, кто мог воевать – уже пошёл воевать, либо в составе действующей армии, либо подписав контракт. Во-вторых, именно в регионах типа Дагестана были настоящие протесты и активное сопротивление мобилизации, доходившее до такого, что главе Дагестана пришлось резко осаживать пыл ментов и военкомов по хватанию людей.
Но самая большая перемена случилась в тот момент, когда основным источником пополнения российской армии стали платные контрактники. Тут мы наблюдаем уже не типичную региональную картину, где самые бедные и сельские регионы воюют за всю страну. Мы наблюдаем кривой федерализм. Больше всего гробов пошло туда, где губернаторы не жалели денег и более всего усердствовали в выполнении поставленных KPI. На лидирующие позиции стали выходить Краснодарский Край и Ростовская область, два региона-соседа, с которых началась гонка выплат за подписание контракта.
Едва ли не каждый месяц по очереди Кубань и Ростов повышали выплаты, стараясь догнать и перегнать друг друга. В лидеры вместо глухих сельских регионов выбились крупнейшие и богатейшие промышленные, те, кому есть, чем платить. С большим отрывом за последний год войны по числу угробленных жителей не первых двух местах Башкортостан и Татарстан, оба региона в первой десятке по валовому региональному продукту. С социальной точки зрения мало что изменилось. Понятно, что контракты подписывают люди нуждающиеся, но нуждающиеся люди именно из «первой России», условные сторожа автостоянок с такой жизнью, когда быть сторожем автостоянки – опция получше, чем пойти в армию.
Россия по-прежнему воюет за счёт бедных и уязвимых, но если в начале это были бедные и уязвимые, для которых армия была образом жизни, то сейчас те, для кого контракт – способ вырваться из нищеты и проблем. Раньше воевала Россия военных, теперь воюет Россия, которую мудрая социально-экономическая политика последней четверти века поставила в такую ситуацию, что перспектива подвергнуть опасности себя и свою жизнь в обмен на пару десятков тысяч долларов, на цену «Лады Весты» уже не кажется очень плохой.
Мы уже говорили, что и этот ресурс исчерпаем, каждый год войны потери растут, недовольство максимально перетряхивает разные социальные страты, которые можно политически безвредно отправить на войну и угробить. Войне не видно ни конца, ни края. Единственный способ её пережит – не стать политически безвредной жертвой, не стать тем, кого можно купить, побудить или запугать, потому что, как только государство решит, что ваша жизнь достанется ему дёшево, оно её заберёт – через деньги, через призыв, через мобилизацию, неважно, как – но заберёт. Так что берегите себя. До завтра!