Двадцать лет несвободы
Диктаторы могут прийти к власти разными путями. Иногда по итогам гражданской войны, как в случае с большевиками в России после 1917 года. Иногда через демократические процедуры, как в Германии в 1930-е. Это может произойти и в результате военного переворота, как в Чили в 1973 году.
Владимир Путин пришел к власти в 1999 году благодаря закулисному сговору в высших эшелонах администрации президента Бориса Ельцина. Но новому кремлевскому лидеру потребовалось время, чтобы превратить несовершенную российскую демократию в полноценный авторитаризм, каким она стала сегодня. Никто не может точно назвать момент, когда Россия перестала быть демократией. Но год можно назвать с уверенностью.
Это 2003 год. На этой неделе исполняется ровно 20 лет с первого переломного момента той трансформации. 22 июня 2003 года путинское министерство печати отключило вещание ТВС, последнего независимого телеканала России. Проявив характерное советское лицемерие, официальной причиной они назвали «интересы зрителей». Это был последний этап путинской кампании против независимого телевидения. Он начал ее уже через пару дней после инаугурации, отправив силовиков в офисы крупнейшего частного медиахолдинга России. В течение трех лет все крупные независимые телеканалы — НТВ, ТВ-6 и, наконец, ТВС — замолчали, Кремль получил полную монополию на телеэфир. Контроль над общедоступными источниками информации — обязательное условие для любой диктатуры.
Два других поворотных момента произошли в том же году. В октябре 2003 года путинские силовики арестовали самого богатого человека России — нефтяного магната Михаила Ходорковского. Официальное обвинение — уклонение от уплаты налогов. Но настоящей причиной было финансирование Ходорковским представителей гражданского общества и оппозиционных партий, а также его публичный спор с Путиным о коррупции в правительстве. Это был четкий сигнал Кремля всему российскому бизнесу: будьте лояльными или проваливайте. Наконец, в декабре 2003 года в России состоялись парламентские выборы, которые — впервые после распада СССР — были оценены международными наблюдателями как нечестные. Это привело к изгнанию из Госдумы демократических партий. Когда российский парламент стал, по незабвенным словам его спикера, «не местом для дискуссий», путинская авторитарная трансформация завершилась.
Те из нас, кто состоял в демократической оппозиции Путину с самого начала его правления, с болью наблюдали, насколько спокойно большая часть российского общества, казалось, восприняла демонтаж зарождающихся свобод 1990-х. Были уличные протесты против контроля государства над НТВ. Но далеко не того масштаба, какого требовала та ситуация. Некоторые в российском парламенте, такие как Борис Немцов, принципиально выступали против авторитарных действий Путина. Но их не поддержали народные массы. Будучи кандидатом в Госдуму на решающих выборах 2003 года, я хорошо помню, насколько безразлично большинство избирателей отнеслись к авторитарному развороту страны даже в моем округе в Москве. После экономических трудностей, сопровождавших крах советской системы в 1990-е, многие были готовы принять негласный общественный договор Путина: более высокий уровень жизни (благодаря росту цен на нефть) в обмен на отказ от политических свобод.
Поэтому, когда сегодня политики и влиятельные люди на Западе говорят об ответственности российского общества за то, что те допустили приход Путина к неограниченной власти (что в конечном итоге привело нас к нынешней войне), они правы, но лишь отчасти. Почему? Потому что очень большая часть этой вины лежит на самом Западе.
Когда Путин пришел к власти, Россия была полностью интегрирована в систему международных отношений, основанную на правилах. Она входила в Группу восьми промышленно развитых демократических стран. Она была членом Совета Европы, призванного защищать права человека на континенте. Она была (и остается) участником Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, в уставе которой прямо говорится, что вопросы, касающиеся демократии, прав человека и верховенства права, — это законный интерес всех государств-членов. Поэтому, когда Путин приступил к ещё более активному демонтажу российских демократических институтов, мы, российская оппозиция, наивно полагали, что свободный мир выступит с критикой.
Фото: Martin Cleaver / AP
Вместо этого американские президенты от обеих партий приветствовали возвышение Путина. Джордж Буш-младший называл его «лидером нового стиля, реформатором, <…> который внесет огромный вклад в то, чтобы сделать мир более безопасным». Барак Обама хвалил его «выдающуюся работу <…> на благо российского народа». Канцлер Германии даже пошел работать в одну из крупнейших российских госкомпаний.
Пожалуй, самый гротескный жест сделало британское правительство, которое буквально через два дня после закрытия ТВС в июне 2003 года щедро принимало Путина, организовав государственный визит с поездкой в одной карете с королевой и выгодными многомиллиардными контрактами. Я освещал этот визит как журналист. Никогда не забуду сюрреалистичной картины, как британская политическая и финансовая элита принимает новоиспеченного диктатора на роскошном банкете в лондонском Гилдхолле.
Эта Realpolitik была не только аморальна и цинична. Архитекторы западной поддержки Путина также проигнорировали два фундаментальных урока истории: внутренние репрессии в России всегда выливаются во внешнюю агрессию, а умиротворение агрессора всегда ведет к войне. Свободный мир в очередной раз усваивает это на собственном горьком опыте. За прошедшие годы Путину многое сошло с рук как дома, так и за границей. Неудивительно, что после этого он решил, что ему простят и оккупацию Украины.
Невероятно, но на Западе до сих пор раздаются голоса о том, что так и надо сделать. День за днем российское гостелевидение (которое я вынужден смотреть в тюремной камере) транслирует заявления дружественных Кремлю политиков и говорящих голов в Западной Европе и США, призывающих к некоему «взаимопониманию» с Путиным в вопросе Украины. Я не могу придумать лучшего рецепта катастрофы — и новой, еще более крупной войны через пару лет, — чем вытащить агрессора из еще одной ямы.
У этого конфликта есть только один исход, который отвечал бы интересам свободного мира, Украины и, в конечном счете, российского народа: полное поражение Путина, за которым последуют политические перемены в России и программа помощи по типу плана Маршалла. Она должна пойти как на восстановление Украины, так и на поддержку постпутинской России в построении работающей демократии, чтобы она никогда больше не стала угрозой собственным гражданам и соседям. Это единственный способ гарантировать, что Европа, наконец, сможет стать единой, свободной и мирной — и оставаться такой.
И российское общество, и Запад несут ответственность за то, что позволили Путину зайти столь далеко. На нас обоих лежит ответственность и за то, чтобы теперь сделать все правильно.