Другая жизнь «Последнего адреса»
Теперь вы все чаще сможете видеть в Москве и Петербурге вот такое.
Памятные знаки «Последнего адреса», очень узнаваемые, это несомненно они, но странные какие-то, непривычные. Вырезанные из картона, из пластика, из жести, из фанеры, надписанные от руки — просто маркером или краской. Похожие на те, что были, на привычные, стальные и с текстом, насеченным старомодными клеймами. Но — другие.
И их будет теперь все больше.
Это что?
А это — другая жизнь «Последнего адреса». Это люди, живущие в домах, откуда такие знаки «Последнего адреса» были украдены, где они были уничтожены вандалами, — так протестуют. Как могут, так и сопротивляются негодяям. Вот такой протест против вандализма, да.
Я думаю, тут многие уже знают, что сейчас происходит с «Последним адресом». Против «распределенного» памятника жертвам политических репрессий, принялись работать всякие гнусные «инициативники». Особенно много их в Москве и Петербурге: здесь таблички пропадают уже систематически.
Война подняла со дна общества много всякой дряни и грязи, в том числе и эту. Люди, которые ненавидели саму идею «Последнего адреса» — идею ценности человеческой жизни, идею вины государства и общества за бессудные убийства и бессмысленно погубленные судьбы обыкновенных людей, — теперь решили, что пришло их время. Теперь им «можно». Теперь еще и начальство похвалит. Ну вот они и бесятся по ночам.
Но у «Последнего адреса» нет никакой «силовой структуры», никакой ЧОП и никакая «боевая дружина» эти памятные знаки не охраняет. Залогом их сохранности всегда было отношение людей, живущих в тех домах, где они установлены, или владельцев этих домов. Ведь табличка никогда не могла быть установлена, если нет согласия жильцов. И во всех — без единого исключения — случаях, памятный знак появлялся тогда, когда такое разрешение было налицо, то есть люди говорили нам: да, мы хотим, чтоб это имя было написано на стене нашего дома, эта память нам нужна, смысл этого дела нам понятен и близок.
Когда поднялась волна этой агрессии, мне часто приходится отвечать людям, которые пишут с горечью, что с их дома исчезли таблички, что кто-то тайно, ночью, воровски, когда никто не видит, — отвинтил, отломал, оторвал с мясом, с куском штукатурки… Я отвечаю им: да, мы с вами не смогли эти таблички защитить. Именно так: мы не смогли защитить, но и вы — не смогли защитить тоже.
И вот теперь мы видим, как ситуация стала меняться. Кажется, во многих ограбленных и оскверненных таким образом домах люди не хотят мириться с этим оскорблением.
И мы все, — все, кто работают с «Последним адресом» долгие годы, все, кому дорог и важен этот проект, — от всего сердца им благодарны.
Ведь мы всегда были сами уверены и всегда говорили, отвечая на вопросы о том, что такое «Последний адрес», для чего он: нет, это не фабрика для производства железяк с надписями. Нет, «Последний адрес» — это прежде всего люди, которые собираются вокруг его идеи и его смысла.
Вот сейчас мы посмотрим, есть эти люди, или нет их. Нужен им этот смысл или безразличен.
Сейчас начинается — и понимается — что-то очень важное. Может быть, самое важное.
А таблички — они всегда узнаваемы, вы их увидите издалека и ни с чем не перепутаете, из чего бы они не были сделаны и каким бы почерком не были надписаны.
Однажды мы восстановим все — такие, как они были, в металле. А сейчас «Последний адрес» живет вот так, благодаря людям, которые хотят защитить память и справедливость.
