Домашнее насилие. Дело Бишимбаева
Последние несколько недель в публичном пространстве активно обсуждают дело Куандыка Бишимбаева, судебный процесс в Казахстане, где судили бывшего министра, убившего свою жену, причём событие это получило огромный резонанс не только в самом Казахстане, но и в России. 13 мая Бишимбаева приговорили к 24 годам тюрьмы. Обстоятельства дела, представленные доказательства, действия судебной системы и даже закон, принятый в связи с этим процессом, таковы, что мало кого оставили равнодушными. Сегодня обо всём этом поговорим.
Сначала давайте очень коротко вспомним, что произошло. 8 ноября прошлого года бывший министр национальной экономики Казахстана Куандык Бишимбаев и его жена Салтанат Нукенова поссорились на концерте Димы Билана. Бишимбаев привёл жену в ресторан, который принадлежал его четвероюрдному брату, и стал её избивать, снимая происходящее на телефон. Салтанат почти не сопротивлялась, максимум пыталась закрыться в кабинке туалета, но Бишимбаев вышиб дверь и продолжил. Мы не будем приводить подробности насилия неадекватного мудака над женщиной. Суть в том, что, прекратив избиение, он оставил жену умирать, а брата попросил отпустить персонал и стереть записи с камер, чтобы их не слили в телеграм. Мудак заботился о своей репутации. Видео с леденящими душу подробностями, которое он сам снял на телефон, впоследствии стало доказательством в суде.
Нам даже не нужно видеть, что происходит в ролике. Выражения лиц участников процесса полностью передают его содержание. То, что произошло в ресторане и попало на камеры (записи удалось восстановить), поражает не только жестокостью, но и обыденностью. Об избиениях знает родственник Бишимбаева и не вмешивается, сама Салтанат принимает побои почти как что-то неизбежное, Бишимбаев, утомившись избиением, ложится рядом с ней на диван в вип-кабинке, заботливо накрыв умирающую своим пиджаком. Это убийство возмутило общество по двум причинам. Во-первых, Бишимбаев – такой чиновник, который родился уже при должности, номенклатурный принц, сын высокопоставленного отца, которому всё всегда сходило с рук. Например, получив десятилетний срок за коррупцию, он провёл в заключении меньше трёх лет и вышел по УДО.
А во-вторых, гибель Салтанат напомнила не только о глобальном вопросе домашнего насилия, но и о давней проблеме самого региона, положении келин. Так называют невестку, жену сына в большой казахской семье. Её место – в самом низу семейной иерархии. Её обязанность – слушаться, подчиняться, делать что сказано и не возражать. Обычное дело, если келин запрещают продолжать образование или работать, выходить из дома или пользоваться соцсетями. За неё всё решают муж или свекровь. В Казахстане уже давно идёт общественная дискуссия о бесправии невесток. Поэтому убийство Салтанат для гражданского общества не эксцесс, не бесчеловечная выходка конкретного мажора, а проявление общей проблемы, о которой высказываются не только политики. Эту проблему обсуждают и в публицистике, и в стендапе, и в кино.
Конечно, Салтанат Нукенова не была стереотипной келин, одетой в национальную одежду, целыми днями занятой на кухне и подносящей чай свекрови. Она была женщиной из привилегированной семьи, получила образование в Великобритании, вела свой блог и до замужества обеспечивала себя сама. И всё равно попала в распространённую ловушку: выйдя замуж, оказалась в полном подчинении у мужа. Бишимбаев запретил Салтанат работать, лишил её собственных доходов, поставив в полную от себя зависимость, изолировал от друзей и родственников, и, как следует из публичных источников, вовсе перестал выпускать одну из дома. Весь год между свадьбой и убийством состоял из насилия всех форм. Бишимбаев донимал жену сценами ревности, тотальным контролем, и чем дальше, тем больше распускал руки. Салтанат делилась фотографиями побоев с друзьями и родственниками, но, несмотря на настойчивые уговоры, не уходила от своего мучителя. Одной из причин колебаний был шантаж: Бишимбаев сделал видео с обнажённой женой и угрожал его опубликовать. Собственно, потому убийство Салтанат Нукеновой и вызвало такой резонанс: слишком многие легком могут примерить ситуацию на себя или своих близких.
Суд над Бишимбаевым начался 27 марта, он проходил публично, транслировался в Youtube и широко обсуждался. Нормой случившееся не признаёт никто, но защитники традиций считают, что проблема в муже, который, мол, просто перегнул палку, зверски избил жену и совершил убийство, в то время как светская часть общества видит другую причину – что государство не защищает слабых от домашнего насилия. 13 мая Бишимбаеву и его родственнику, который помогал скрыть преступление, вынесли приговор. Бишимбаев получил 24 года, а его подельник Байжанов 4 года. Дело рассматривал суд присяжных.
Тут надо сказать, что в системе Казахстана суд присяжных – это не совсем суд присяжных, присяжные совещаются с судьёй, судья выступает председателем коллегии и голосует вместе с присяжными одиннадцатым. Вердикт о виновности или невиновности принимается двумя третями голосов присяжных, при равном голосовании принимается вердикт председательствующего судьи. Важный в данном случае нюанс: для назначения наказания в виде пожизненного лишения свободы вердикт присяжных должен быть единогласным, 11 из 11, включая судью. Для простоты можно сказать, что в Казахстане не суд присяжных, а суд шефинов, которые наследуют не английской, а немецкой системе права, или скорее советской, с её народными заседателями. Что это значит? Что судья не просто ведёт процесс, но и непосредственно влияет на вынесение вердикта. Это крайне существенный момент, потому что, когда кто-то говорит «присяжные вынесут вердикт», мы сразу себе представляем картинку как в американских фильмах. В судебной системе США судья влияет на решение присяжных очень ограниченно, по факту он лишь их инструктирует. Но в Казахстане судьбу Бишимбаева решила именно судья, ведущая процесс.
Многие надеялись на то, что Бишимбаева осудят на пожизненное заключение. Этого не случилось, но приговор в любом случае достаточно суровый. По мнению казахстанских юристов, Бишимбаев не сможет рассчитывать на условно-досрочное освобождение, раньше, чем через 16 лет к нему не может быть применена амнистия, по которой сократили срок в прошлый раз. Ценность дела Бишимбаева в том, что оно задаёт новую норму. Это как дело Харви Вайнштейна, смысл не в том, чтобы наказать конкретного ублюдка, хотя это тоже важно. Смысл был в том, чтобы сделать поведение, которое всю дорогу считалось вариантом нормы, неприемлемым, ведь свои Вайнштейны существуют на каждом уровне и в любой отрасли, от голливудской студии до провинциальной типографии. Везде есть те, кто использует своё служебное положение и место в иерархии для покушения на чужую половую неприкосновенность. Но теперь каждый мудлон, у которого руки потянутся к секретарше, вспомнит, как очень богатого, очень влиятельного человека, который мог позволить себе лучших адвокатов, безо всякого сожаления закатали до конца жизни. И потенциальная его жертва теперь знает, что необязательно перед начальством трепетать от ужаса и выполнять любые его прихоти. Какие бы деньги и связи у него ни были, домогательства теперь неприемлемы и наказуемы. Такие прецеденты здорово отрезвляют. Потенциальный насильник больше не чувствует себя в безопасности. Потенциальная жертва больше не чувствует, что она всецело в его власти.
Похожая механика действует и в данном случае. Публичный процесс над бывшим министром национальной экономики, в прямом эфире за ним наблюдают сотни тысяч человек, а следят, пожалуй, что и все граждане Казахстана, это очень важно. Тем самым правоохранительная и судебная система страны говорят: «Мы больше не собираемся мириться с существованием комнатных Рэмбо. Ни у кого нет права поднимать руку на своих домашних, ни у слесаря, ни у министра».
Есть ещё один важный маркер, который нам показывает, что Казахстан движется по верному пути. Громкий процесс не остался просто скандалом, не закончился тем, что все просто языками почесали и успокоились. Прямо во время рассмотрения дела Бишимбаева был изменён закон о домашнем насилии в сторону резкого ужесточения. Когда процесс идёт в форме гласных судебных заседаний, когда влечёт законодательные изменения – это перестаёт быть просто новостью, просто публичным скандалом, и становится тем, что завтра спасёт людям жизнь. Очень важно решать такие проблемы системно. Суд накажет мудака, но закон сделает так, чтобы другие мудаки не решились на такое, чтобы им это даже в голову не пришло.
И это в некотором смысле уже работает. Несколько дней назад фонд «Не молчи» опубликовал видео Карины Мамаш, жены казахстанского дипломата, которая рассказала, что муж регулярно избивал её и насиловал, лицо жены было покрыто синяками. Дипломата немедленно отозвали из посольства в Арабских Эмиратах и начали расследование.
Почему дело об убийство Салтанат Нукеновой волнует россиян? Ведь для нашей страны не характерен социальный феномен келин, а Бишимбаев не заседал в нашем правительстве, но российская публика с таким вниманием следит за эти делом, как будто всё произошло в Москве. Известный факт: домашнее насилие существует во всём мире, даже в самых благополучных странах, к которым Россия сейчас, разумеется, не относится. Массовая культура приучила нас опасаться террориста или постороннего маньяка, который, того и гляди, выпрыгнет из лесной чащи. Телевидение хлебом не корми, дай показать очередного Чикатило, посмаковать в деталях, как он кожу с жертв сдирал.
Но в действительности гибель от руки незнакомца – не такое уж и частое дело, даже наоборот, совсем редкое. Пока очередной маньяк ставит личный кровавый рекорд в несколько десятков трупов за 10 лет, сотни человек ежегодно принимают смерть от своих родителей, детей, возлюбленных, мужей, близких и друзей. От тех, кого они знали годами, от тех, с кем вместе жили. Самые настоящие системные ужасы творятся не в мрачных лесопарках, не в зонах отчуждения у железных дорог, а в кругу семьи, причём необязательно, чтобы семья была маргинальная, чтобы состояла из безработных наркоманов и алкоголиков. Самые респектабельные и благополучные на вид персонажи способны творить со своими близкими такое, что волосы дыбом становятся.
В России множество своих резонансных случаев домашнего насилия. Маргарита Грачёва, молодая женщина, которую в 17 году муж отвёз в лес и отрубил кисти обеих рук. Сёстры Хачатурян, Кристина, Ангелина и Мария, девушки, которых долгое время подвергал физическому, моральному и сексуализированному насилию собственный отец, а потом они убили своего насильника. Сида Сулейманова уехала из Чечни, чтобы её принудительно не выдали замуж, в прошлом году полиция задержала Сиду по надуманному обвинению, после чего её насильно увезли обратно в Чечню и передали родственникам. С тех пор о ней ничего не известно, возможно, она стала жертвой убийства чести так называемого. Около месяца назад по факту пропажи Сиды Сулеймановой было возбуждено уголовное дело.
Дела, связанные с насилием в кругу семьи, регулярно появляются в новостях, будоражат российское общество, требуют к себе внимания и хоть какого-то движения в сторону решения проблемы. Тут не нужно изобретать велосипед, по данным Всемирного банка более 160 стран мира имеют законы, направленные на борьбу с семейно-бытовым насилием. России давно и безотлагательно нужен такой закон. Несколько лет назад, ещё до войны, Екатерина Шульман состояла в Совете по правам человека и была сопредседателем рабочей группы, которая разрабатывала законопроект по профилактике семейного насилия. Так вот, по экспертному мнению Екатерины Михайловны, закон должен урегулировать, как минимум, две сферы. Во-первых, в нём должно быть описано, что такое семейное насилие, во-вторых, в законе должна появиться такая мера, как запрет на приближение, или охранный ордер. Ведь что самое страшное в домашнем насилии – что оно идёт по восходящей, нарастает, пока жертва и насильник находятся рядом. Чтобы разорвать этот порочный круг, как раз и требуется запрет на приближение. Это не наказание для преступника, просто профилактическая мера. Кроме того, это действенный инструмент для полиции, которая сейчас не имеет нормальных инструментов, чтобы оградить жертву домашнего насилия от посягательств. Что может сделать участковый, если получает жалобу членов семьи на агрессивного родственника? Чаще всего ничего, если тот не нарушил закон напрямую, отсюда и циничное «когда убьют, тогда и приходите». Запрет на приближение позволил бы защитить жертв, а если домашний тиран запрет не соблюдает, его можно и к ответственности привлечь.
Ну и в-третьих, очень желательно, чтобы закон стал основанием для создания шелтеров, убежищ для жертв насилия. В России не единожды пытались принять такой закон, но каждый раз что-то мешало. Между тем, проблема усугубляется. Помните, во времена ковида приводились данные, что из-за изоляции выросло число насильственных преступлений против членов семьи? Теперь же специалисты говорят, что, когда травмированные войной солдаты начнут массово возвращаться домой, нам нужно ждать не просто всплеска, но резкого роста преступности, в частности, домашнего насилия. В сущности, этот момент уже наступил. Последний громкий пример: 6 мая в Москве умерла Анастасия Дёмина, жена депутата «Единой России», сама тоже муниципальный депутат. Муж Анастасии Валерий Дёмин приехал из зоны боевых действий, дома во время ссоры он начал бить жену, таскать за волосы, якобы за то, что она недостаточно усердно занималась домашним хозяйством. Анастасия Дёмина написала заявление в полицию, но коллеги по «Единой России» уговорили её забрать заявление. Спустя некоторое время женщину нашли мёртвой.
Если говорить о реакции российской аудитории на трагедию, случившуюся в Казахстане, нельзя не заметить один любопытный аспект. Долгие годы социологи, изучая наше общество, говорили об очень важном тренде на снижение толерантности к насилию. Это было хорошо видно по статистике. Число преступлений против личности устойчиво снижалось. Прошло два с лишним года войны, мы читали и слушали новости, от которых сердце кровью обливается, о прилётах по жилым домам и живым людям, о штабелях трупов, о публичных казнях, о расстрелах мирных жителей и пленных солдат. Но вопреки войне и диктатуре россиянам по-прежнему не окей, что погибла ещё одна женщина. Российское общество по-прежнему предъявляет запрос на безопасность, на защиту от посягательств, на нормальность. Мы отказываемся принимать насилие как норму.
На самом деле, это очень здорово, это значит, что у общества ещё есть запас прочности, не позволяющий людям в массе расчеловечиться. И, пожалуй, самое важное, что мы можем сейчас сделать – не снижать стандарт, не делать себе и миру скидок на то, что все вокруг якобы озверели, что кровь и насилие нужно принимать как данность. Для всех нас важно сохранить в себе человечность, не подстраиваться под новую неадекватную норму и напоминать о норме гуманистической, к которой Россия как часть гуманитарного мира шла несмотря ни на что. До завтра!