Дело Дурова. Почему государства борются с технологиями
На момент записи этого ролика в деле Павла Дурова ничего не стало яснее. Французская прокуратура обещает заявить свои официальные претензии только сегодня уже после выхода, зато пока у нас есть время обсудить эту тему с фундаментальной точки зрения. Как устроены взаимоотношения развитых айти-платформ, как в мире интернета эволюционирует право на приватность, а также поговорим об ответственности сервиса за действия пользователей. Только прежде, чем начнём, маленькое объявление: для серии про Вторую мировую войну мы ищем специалиста по азиатско-тихоокеанскому театру военных действий. Если вы такой специалист, пожалуйста, заполните форму по ссылке в описании. Начинаем.
Есть американская политика, сформулированная, как и все правила регулирования интернета, на заре девяностых. Площадка не несёт ответственности за то ,чем пользователи на ней занимаются. Это означает, что никакой специальной правовой рамки для интернета городить не нужно ,что возникновение – не новая правовая реальность, а старая, только на новом техническом уровне. С точки зрения закона нет разницы между бумажным письмом и электронным письмом. И то, и другое защищено правом на тайну переписки. И, как Федеральная почтовая служба США не несёт ответственности за содержание проходящих через неё писем, так и Гугл не должен и не имеет права модерировать то, что проходит через Gmail. Как следствие, в процедурах полиции и спецслужб тоже особо ничего не меняется.
Может ли быть ограничено право человека на тайну частной жизни и переписки? Может. Для этого задолго до появления компьютера, интернета и даже телеграфа были придуманы правовые механики. Правоохранительные органы могут обратиться в суд, привести веские аргументы в пользу того, что объект их интереса- настоящий злодей, и только после этого они получают разрешение суда вскрывать его почту, прослушивать телефон, нарушать неприкосновенность жилища с целью проведения обыска, ну и всякое такое прочее. Ну, то есть, всё просто: только суд может ограничить конкретного человека в правах и дать возможность спецслужбам вести себя в отношении него лично так, как вообще-то в отношении граждан в целом им вести себя нельзя. По понятным причинам никаким правоохранительным органам и спецслужбам такой расклад не мил. Если вы спросите их мнения относительно подобных ограничений, они вам скажут, мол, только потому преступность в мире и существует, ведь мы, скажут спецслужбы, связаны по рукам и ногам, на каждый чих нужно разрешение суда.
Спецслужбы всего мира ведут планомерную лоббистскую работу, чтобы в этом правовом механизме понаделать лазеек, чтобы возникали особые случаи, экстренные обстоятельства, особые категории граждан, чтобы появлялись специальные правовые режимы, где закон не работает, где можно залезть куда угодно, не спрашивая никакого разрешения. Особенно в этом деле помогает слово «терроризм», под лавочку борьбы с которым можно знатно развязать себе руки и объявить права граждан несуществующими ради их же безопасности.
Борьба эта особенно обострилась в эпоху интернета, не потому, что стало больше преступлений и не потому, что интернет предоставляет злоумышленникам новые невиданные возможности, а потому, что в эпоху интернета на невиданный уровень вышла коммуникация сама. Сегодня средний человек за месяц отправляет и получает корреспонденции больше, чем в эпоху бумажной почты получал за всю жизнь. Сегодня любая итерация, которая не требует физического взаимодействия людей, перешла в онлайн, сегодня проще своей девушке написать «захвати, пожалуйста, колу в кухне» через сервер в Калифорнии, чем кричать на всю квартиру из спальни.
Чем больше человеческая активность уходила в онлайн, тем больше усилий люди в погонах предпринимали, чтобы как-то обойти законодательные препоны. Мягче или жёстче, более или менее официальным путём, но склонить крупнейшие сервисы к сотрудничеству. К сотрудничеству в каком смысле? Вообще все заметные сервисы, включая и Телеграм, сотрудничают со спецслужбами, в рамках закона. Когда ФБР приходит с судебным приказом, у администрации Телеграма нет варианта послать их лесом. Понятно, что в таком случае Телеграме вынужден сотрудничать в тех рамках, в которых это технически возможно. Если нет бэкдора, если со стороны сервиса нет возможности прочитать пользовательскую переписку – то её вообще нет. Администрация Телеграма тут ничем не поможет. Но любые спецслужбы хотят не этого, в идеале они хотят жить, как ФСБ в России, иметь прямой и неограниченный доступ к сервису, иметь возможность следить за каждым пользователем, не спрашивая на то разрешения ни у кого и никого не уведомляя.
Крупнейшие сервисы в тех странах, где суд работает, яростно сопротивляются таким поползновениям. Одно дело – реагировать на судебные приказы, и совсем другое – дать товарищу майору прямой и неограниченный доступ к своему сервису, скомпрометировав его раз и навсегда. Один из крупнейших случаев публичного и официального торга – попытка ФБР в 2015-16 годах принудить Apple к созданию специального механизма по обходу шифрования айфонов. ФБР долго и упорно ходило по судам в самых разных американских юрисдикциях, но в конечном итоге, везде получив отлуп, сдалось и сообщило, что нашло какой-то внешний способ проникать в изъятые айфоны.
Борьба между крупнейшими глобальными сервисами и государствами в лице спецслужб – это главное противостояние двадцать первого века. Что оно, что сама дискуссия об ответственности, приватности и свободе слова, никогда не закончатся. У каждой стороны тут своя правда и своя цепочка аргументов. Сервисы вынуждены отстаивать своих пользователей и безопасность их данных, это вопрос жизни и смерти для бизнеса. Спецслужбы же не любят ни с кем договариваться, а любят сразу получить своё.
Безусловно, нынешний арест Дурова и возможная охапка обвинений в пособничестве всему на свете – это акт торга, создание определённого прецедента. Не судебная тяжба с сервисом, а уголовное обвинение его главы в соучастии во всех преступлениях, в которых этот сервис фигурирует. Тут речь не об ответственности площадки как сервиса и юридического лица, здесь речь об уголовной ответственности создателей и руководства. Это модельный кейс, который, если будет доведён до конца, покажет собственникам и менеджменту крупнейших айти-компаний: может быть и такой вариант. Мы можем с вами торговаться, спорить в СМИ, судиться, но у нас теперь есть финальный аргумент: возможность бросить вас в тюрьму.
Да, Европа – не США, право в Европе не прецедентное и общей правовой рамки никакой нет, но очевидно, что все на всех смотрят и копируют друг у друга рамки, которые сработали. Если так можно во Франции, а не в путинской России, можно вести переговоры с айти-компанией посредством уголовного преследования её руководства – то так можно везде, значит, прокуратура условной Испании или Германии тоже сможет попробовать свои силы, и необязательно в отношении Телеграма. К Гуглу, Эпплу или Фейсбуку тоже есть достаточно вопросиков. В зависимости от течения, дело против Дурова может открыть новую эпоху отношений между европейскими правительствами и глобальными айти-компаниями, и отношения эти будут выстроены понятно, в чью пользу. Всё-таки явленный миру механизм осуждения за чрезмерную несговорчивость – это сильный аргумент. Мы вас оштрафуем на много миллиардов – это один разговор. У нас есть отработанный правовой механизм, чтобы вас посадить – это совсем другой разговор.
Когда такой исход становится гипотетически возможным, европейским спецслужбам, из какой бы страны они ни были, становится намного проще подкатывать к айти-компаниям, в том числе и для неофициального взаимодействия. Кажется, кейс Дурова до боли напоминает происходящее в родных широтах. Где-то мы уже видели дискуссию предпринимателя с государством посредством СИЗО. Но очевидно, что здесь будет гораздо сложнее. Сейчас мы об этом поговорим, сначала реклама.
=============================================
Кейс Дурова может внешне напоминать случай в России, когда предпринимателей кидают в СИЗО, чтобы были сговорчивее, но тут всё сложнее. Спецслужбы и полиция по модусу своего поведения действительно мало чем отличаются в разных режимах, разница автократий и конкурентных демократий только в том, что для людей в погонах существуют сдержки и противовесы, в первую очередь, независимый суд. Мы в точности не знаем, какие обвинения будут предъявлены Дурову, французская прокуратура обещает предъявить их уже после того, как этот ролик выйдет. Но пока, судя по тому, что пишут французские СМИ, французская полиция идёт на приличный такой риск. Она тащит в суд не просто дело против физического лица Павла Дурова, а настоящий философский диспут. Диспут не о действиях конкретного сервиса, а о пределах, до которых государство может вмешиваться в жизнь граждан. Если обвинения таковы, какими они видятся сейчас, то Дурову вменяют как преступление тот факт, что он создал защищённый механизм общения, который не предусматривает никакого бэкдора.
Вопрос, по сути, стоит так: виновен ли производитель замка в том, что его не может вскрыть не только грабитель или полицейский, но даже создатель замка, если замок этот использовался, чтобы закрыть заложников или спрятать партию героина? Виновен ли концерн Фольксваген в том, что Бугатти Широн не догонит ни одна патрульная машина на свете? Если дело дойдёт до суда, то, с учётом общественного резонанса и возможностей Дурова для юридической защиты, прецедент может обернуться совсем не таким, как воображает себе французское следствие. Если аргументы следствия таковы, какими пока кажутся, дело выглядит чрезвычайно рискованным, чтобы идти с ним во французский суд. Мы не знаем и не видим всей картины. Возможно, у французских полицейских есть доказательства, что какое-то преступление и впрямь совершалось если не при участии, то при прямом потворстве руководства сервиса. Тогда будет другой разговор. Но, если вся вина Дурова сводится к тому, что он создал слишком защищённый, слишком свободный, слишком независимый инструмент – такая позиция выглядит очень слабо.
Это что касается самого дела. Но нужно сказать и о дискуссии, которая развернулась в русскоязычном сегменте вокруг Телеграма и личности Павла Дурова. Безусловно, к Телеграму и его специфическими отношениями со всякими малоприятными режимами от российского до иранского есть много вопросов. Телеграм не только породил особый сорт пропаганды, z-военкоров, не только служит площадкой самым отвратительным представителям человеческого вида, но и стал настоящим оружием в российско-украинской войне. Никто не отрицает, что он выполняет роль армейской связи для российских военных. Через него происходит наведение артиллерии и координация между подразделениями, коммуникация разных уровней командования между собой.
Телеграм стал пристанищем не только для ординарных преступников, туда переехали все разновидности реальных политических экстремистов, в Телеграме осталась площадка для их идей, что не всегда можно причислить к заслугам самоотверженной борьбы Павла Дурова за свободу слова. Мы помним: Телеграм сдался под давлением российских властей и заблокировал бот «умного голосования» в двадцать первом году. А в семнадцатом Дуров в ответ на просьбу иранского министра заблокировал канал, координирующий протестующих с миллионом подписчиков. Случаев, когда Дуров безразлично отнёсся к прямым призывам к насилию или даже прямой координации насилия, однако защищал опасный для агрессивных режимов политический контент, можно вспомнить немало. Из последнего можно вспомнить плашку «fake» в телеграм-канале жён мобилизованных «Путь домой», она как висела, так и висит там, в поиске канал не выдаётся, хотя это, очевидно, никакой не фейк, и совершенно точно руководство Телеграма об этом знает. Нет никаких сомнений: когда Павел Дуров сталкивается с политическими режимами, которые в первый раз просят вежливо, а во второй дают хлебнуть «новичка», тогда Дуров склонен соглашаться и выполнять некоторые просьбы, даже если требования эти идут вразрез с его заявленными ценностями.
Но это мы говорим про личные особенности или даже моральные качества Павла Дурова, его представлениях о действительности, о том, как нужно балансировать между просьбами тех, кто может подать в суд и тех, кто может прислать киллера. Это не то, что должно нас интересовать. В данном случае у нас речь про сам сервис, который, вне всяких сомнений, даёт возможность злоупотреблять правом на приватность, но даёт злоупотреблять ею только потому, что обеспечивает эту приватность очень хорошо. Приватность эта жизненно необходима многим людям как просто для общения между собой (ведь в таких режимах, как российский, любая другая переписка просто регулярно утекает и продаётся даже), так и для разных людей, которые подобные режимы не любят.
Абсолютно все российские независимые редакции, оппозиционные избирательные штабы, правозащитные организации координировались и координируются через Телеграм. Адвокаты разговаривают с подзащитными в Телеграме, источники с журналистами, вообще все со всеми, кто не хочет быть в прямом эфире в ухе у товарища майора по его первому требованию, общаются в Телеграме. И именно Павел Дуров сохранил эту возможность, когда в России попытались Телеграма заблокировать. По своей инициативе и за свой счёт он тогда вступил в настоящую войну против путинского режима и добился того, что Телеграм продолжил работу в России, даже несмотря на запрет. Он создавал специальные механизмы обхода блокировок внутри предложения одной кнопкой, координировал команду, которая придумывала, как оставить Телеграм доступным для россиян, и в конечном итоге российское государство тогда отступило.
Мы видим, как действует сейчас Youtube в той же ситуации. Он не делает абсолютно ничего для поддержания доступности сервиса в России, потому что в Youtube нет Дурова. Дуров, может, и ходит на большие компромиссы, но он не пошёл на главный. Насколько нам известно сейчас ,никто и никогда не получал доступ к переписке в Телеграме через администрацию Телеграма, как бы этого ни хотелось каким-либо государствам. И да, для спецслужб это, может быть ,и плохая новость, но для нас, обычных граждан, а тем более, политически активных граждан в диктатурах эта новость очень хорошая. Свободу Павлу Дурову! До завтра!