«Без признания и без непризнания»
По поводу дипломатического признания или непризнания путина президентом России.
1. С одной стороны, это важный символический жест, с другой – ясных правил для этого жеста нет. В 2012 году, когда Россия была членом восьмерки и т.п., он имел бы колоссальное значение, сейчас российская верхушка настолько оторвана от Запада, что к этой оторванности трудно что-то добавить. Просто она в очередной раз выйдет к народу с жалобой «нас с вами обижают». И часть населения примет это непризнание на свой счет.
2. Сложно формально привязать признание или непризнание российского руководства к выборам. В мире много стран, где вообще нет выборов, и чье руководство международно признано. Или СССР с его выборами из одного кандидата (обсуждали это недавно с Сергеем Радченко, крупнейшим историком “холодной войны”, он и напомнил этот очевидный факт). Или признают с выборами, похожими на недавние российские и аналогичным результатом – например, в Центральной Азии или Азербайджане.
3. Вопрос о признании в случае России ставится не только из-за плохих выборов, а из-за их сочетания с войной, внутренними репрессиями и агрессивной антизападной риторикой.
4. Официальное непризнание как инструмент мы чаще встречаем после выборов, на которых большое количество людей сплотилось вокруг оппозиционного кандидата (Тихановская в Беларуси, Гуайдо в Венесуэле).Такого оппозиционного кандидат в России и близко не подпустили — в том числе из соображений, что случись что, такого могут признать. Даже не участвующий в выборных процедурах Навальный казался угрозой.
5. Четких механизмов признания-непризнания нет. Практикуется фактическое признание-непризнание, причем в сочетании одного с другим. Например, фактический контроль Франко надо Испанией признавался как факт и с его правительством решали конкретные вопросы, но за сорок лет его правления (см. книгу «Конец режима») Франко не пригласили ни в одну европейскую страну (кроме соседней Португалии диктатора Салазара), и никто из европейских лидеров ни разу не приехал к нему (опять же, кроме Салазара).
6. При этом сохранялись дипломатические отношения (иногда, правда, отзывали послов), и контакты на уровне некоторых членов кабинетов министров. Контактировали и с Хуаном Карлосом, когда его объявили преемником. Но при этом Испания, при всей антидемократической риторике, не вела войны в Европе. Одновременно, Франко где мог развивал отношения с глобальным югом, показывая, что он не живет в международной изоляции и глобальный юг, за которым будущее, его понимает и признает.
7. Примерно ту же форму отношений можно предположить в отношении России. Формальное признание будет сильным ударом по антидиктаторскому сектору общества в России и посеет сомнения среди колеблющихся за рубежом. Формальное непризнание мало что добавит к нынешней ситуации, а его правовые и дипломатические механизмы неясны.
8. Поэтому сформируется модус «без признания и без непризнания». Поскольку диктатуры восполняют дефицит доказанной легитимности через международные контакты, они жадно ловят признаки признания и общения (интервью Карлсона, первые международные контакты Путина после Крыма и Боинга), такие подвешенные отношения с ними могут быть довольно эффективным инструментом, если в них есть достаточно твердости и последовательности. Но в них же и больше риска скатиться к нормализации на очередном уровне ненормальности.