А был ли шанс?
Известный российский экономист с большим опытом личного участия в российских реформах 1990-х годов (Центральный банк, Министерство финансов), Сергей Алексашенко, написал и опубликовал очень интересную книгу о раннем периоде реформ – с конца 1980-х до 1995 г. Книга называется «Шанс. Америка – Россия: окно возможностей». Центральный вопрос исследования – существовал ли реальный шанс на успешное учреждение новой России как демократического, конституционного, правового государства с развитой рыночной экономикой, и какую роль сыграл/мог сыграть в этом Запад? Его ответ – шанс на успех был. Но Запад во главе с США его упустил.
Чтобы всерьез разобраться в вопросе, автор проделал огромную работу в архивах. Это одна из наиболее сильных сторон книги. Он обратился к документам из президентских библиотек и архивов президентов Буша-старшего, Клинтона, архивам Госдепартамента, ФРС и т.д. для восстановления широкого исторического контекста и внутренних обсуждений, проходивших в администрации США и на встречах западной Большой семерки по поводу России. Также обильно использованы мемуары и свидетельства участников тех событий, например, мемуары отвечавшего в Белом Доме за Россию С. Тэлботта. Книга прекрасно документирована и предлагает подробную многокрасочную картину внутриполитической жизни как России, так и США той эпохи.
Алексашенко сравнивает политику США в отношении посткоммунистической России с американской политикой в отношении побежденных Германии и Японии по окончании Второй мировой войны. Тогда Германия была разделена на 4 оккупационные зоны союзников, а вся Япония оккупирована американцами.
Американский дипломат и историк Дж. Кеннан в феврале 1946 г. предложил администрации американского президента Трумена долгосрочную стратегию сдерживания СССР и противодействия экспансии коммунизма, включавшую в себя срочную помощь в послевоенном восстановлении Западной Европы и Японии, превращение Западной Германии и Японии из бывших врагов в союзников Америки. Президент США Трумэн со всей решительностью реализовал кеннановские идеи, что воплотилось в «доктрине Трумена» в мире и «плане Маршалла» в Европе. А также в учреждении новой демократической Японии, союзницы США, организованном железной рукой главы оккупационной администрации генерала Макартура. В рамках «плана Маршалла» Западная Европа получила громадную и, что важно, безвозмездную американскую помощь, научилась совместно координировать европейскую экономическую политику, устранила опасность прихода к власти коммунистов, восстановила и быстро превысила довоенный уровень экономики, стабилизировала демократию. Япония также получила щедрую помощь Америки. С той поры и по наши дни Западная Европа и Япония являются основными союзниками и экономическими партнерами США. Стратегия Кеннана-Трумена-Маршалла оказалась сверхуспешной на протяжении уже более 70 лет.
Ничего подобного не было предпринято Америкой и Западом в отношении горбачевского СССР/новой России в конце 80-х – начале 90-х. Президент США Джордж Буш-старший отказался признать Россию союзником, а пафосная политика Билла Клинтона «расширения демократии» и «демократической солидарности» не получила необходимого материального подкрепления, даже отдаленно сравнимого с материальным оснащением политики сдерживания времен «холодной войны». По всей видимости считалось, что фукуямовский «конец истории», всемирный триумф либерализма и так наступит, буквально само собой, – без особых усилий, и тем более затрат.
Россия унаследовала от СССР громадный внешний долг в 110 млрд. долларов и тщетно уговаривала западных кредиторов списать его полностью, или хотя бы его значительную часть. Напрасно старалась. Все, на что пошли партнеры – временные отсрочки платежей. При этом Запад охотно списал долги или их львиную долю другим посткоммунистическим странам – например, Польше, которой простили половину из задолженности в 48 млрд. долл. Крупные платежи по внешнему долгу в самые трудные годы трансформации усугубили тяготы жизни для россиян и немало способствовали глубокому разочарованию в реформах и реформаторах.
В отличие от послевоенных Германии и Японии, Россия почти не получила помощи непосредственно от США. Запад предпочел поручить дело помощи МВФ и Всемирному банку – институтам, для этого не предназначенным и не имеющим достаточных ресурсов для содействия реформам. По оценкам тогдашнего главы МВФ М. Камдессю, программа помощи трансформации России и других постсоветских стран требовала не менее 150 млрд. долл. Реально же Россия получила за первые 5 лет реформ немногим более 13 млрд., из которых более половины было потрачено на закупки продовольствия и оплату консультаций западных специалистов. Российский бюджет, по которому пришелся основной удар структурной трансформации, мало что получил.
Для России не были открыты западные рынки промышленной и продовольственной продукции, ее не приняли в ВТО и ОЭСР. Сохранялись основные старые меры по дискриминации и недопуску российской продукции. Не были созданы программы по поощрению промышленного экспорта и передаче технологий. Все это дополнительно способствовало деиндустриализации и общему упадку страны.
Еще важнее то, что США и Запад с самого начала разделили посткоммунистический мир на две части с точки зрения своего отношения и подхода. Для стран Центральной и Восточной Европы и Балтии был создан режим наибольшего благоприятствования и поддержки. В отношении них политическое решение было ясным – полная поддержка их желания интегрироваться в западные институты, прежде всего в ЕС и НАТО. Восточноевропейцы получили несравнимо больше помощи и послаблений, чем Россия.
Было заметно и различие в отношении к постсоветским странам. США, при всей риторике о полной поддержке демократии и реформ в России, аккуратно ориентировали бывшие республики СССР к скорейшему обретению и укреплению суверенитета и независимости, чтобы по возможности ослабить влияние России и не допустить «реставрации империи». Многие из них получили помощи относительно больше, чем Россия. Например, Украина.
Такое «двойное разделение» посткоммунистического пространства отразило тот факт, что даже в годы «медового месяца» отношений России и Запада (1991 – 1993) последний относился к Москве с подозрениями и опаской. Опасались падения Ельцина и реформаторов, хаоса и дестабилизации, прихода к власти коммунистов, националистов и реваншистов. И основания для этого были – достаточно вспомнить силовое политическое противостояние осени 1993 года и последовавшую за этим победу на первых думских выборах партий Зюганова и Жириновского. В результате Запад никогда, ни в один момент времени, не склонялся к решению об интеграции России в свое политическое и институциональное сообщество.
Очень детально С. Алексашенко рассказывает о расширении НАТО на восток, как о ключевом сюжете 90-х, политически разведшем Запад и Россию в разные стороны. Имел ли место обман со стороны Запада, как любит повторять нынешний российский лидер В. Путин? Никакого обмана не было. Никто из официальных лиц Запада никогда не обещал не расширять НАТО на восток. Никаких документов насчет этого не существует. Происходило множество недоразумений и недомолвок. Нередко стороны по-разному понимали – о чем же они договорились. Ельцин то публично поддерживал вступление в альянс Польши, то громко возмущался и грозил ухудшением отношений. Администрация Клинтона так и не сумела отыскать серьезную публичную аргументацию расширения блока после окончания «холодной войны» и исчезновения советской угрозы. Нет сомнений, что решение о расширении было воспринято в Москве негативно и повлияло на охлаждение отношений, переросших уже в следующие два десятилетия в открытую конфронтацию.
Важно также заметить, что подробная история отношений США и России, рассказанная Алексашенко, опровергает популярный миф о том, что Ельцин всегда «дружил» с Америкой, безвольно потакал ей, и в целом проводил исключительно прозападную политику. На самом деле Ельцин и Козырев с первых дней резко выступили против планов расширения НАТО и продвигали альтернативный проект европейской безопасности с центральными ролями Совбеза ООН и ОБСЕ. Значимую роль в формировании антинатовской позиции играл глава Службы внешней разведки Е. Примаков. В этом отношении политика Путина вполне преемственна ельцинской. Идеи об искусственном разделении Европы, «разделительных линиях» на континенте, угрозе, исходящей от расширяющегося НАТО, об опасности приближения «натовской инфраструктуры» к российским границам, необходимости иной единой системы европейской безопасности, не основанной на НАТО, возникли в первые годы новой независимой России. И были высказаны не только Примаковым, но и Ельциным-Козыревым.
Другой вопрос – действительно ли решение о расширении НАТО стало переломным и ключевым моментом, безвозвратно закрывшим вопрос об интеграции России в Запад? Алексашенко склоняется к тому, чтобы признать сюжет о расширении блока ключевым для последующего развития событий. И скорее возлагает за это ответственность на Запад и администрацию Клинтона, принявшую решение без достаточных на то оснований, без оценки возможных последствий, и без желания найти приемлемое решение для озабоченной Москвы. Здесь автор невольно следует господствующему в Москве официальному нарративу, как и некоторым западным «реалистам» (типа Дж. Миршаймера), а именно центральному их аргументу, что к конфронтации и к войне на Украине, в конечном итоге, привели эгоизм и близорукость Запада в 90-е. Выходит, что Запад виноват не в том, что обманул, а в том, что не только не помог России с реформами, но и бездумно оттолкнул от себя Россию в самой грубой и опасной форме – взявшись расширять на ее бывшую сферу влияния западные военно-политические структуры.
Такой подход можно оспорить. Никакой «объективной» опасности расширение НАТО, как и само по себе НАТО, для России никогда не несло и не несет. Что особенно хорошо демонстрирует нынешняя немощность НАТО и Запада и их ВПК в украинской войне. После окончания «холодной войны» Запад только и делал, что стремительно разоружался, пацифицировался и демобилизовывался. США закрывали в Европе свои военные базы, выводили военных и вооружение. Найденное Примаковым в 1997 году решение о постоянном углубленном сотрудничестве России и НАТО, записанное в Основополагающем Акте Россия-НАТО, было превосходным. И могло бы и по сей день надежно служить делу мира и сотрудничества в Европе. Россия ровным счетом ничего не теряла и не проигрывала от расширения НАТО. Напротив, ей было на пользу появление на западных границах обширной зоны мира, стабильности и процветания. Готовой, к тому же, развивать самые интенсивные торгово-экономические и культурные связи с Россией, инвестировать в нее. Что и происходило в первое десятилетие 21 века, несмотря на состоявшийся факт расширения блока.
Угроза со стороны НАТО – в чистом виде сталинский политический миф, перешедший в Россию из советской эпохи и используемый правящими группами для консолидации власти. Как указывал Кеннан в «длинной телеграмме» 1946 г., для легитимации диктатуры неизменно необходим образ внешнего (Америка и НАТО) и внутреннего (диверсанты, шпионы, теперь «иностранные агенты», «экстремисты») врага, ради обороны от которых требуется ограничить свободы и превратить страну в укрепленную крепость, наглухо закрытую от внешнего мира. Ельцин и Козырев обратились к сдержанной эксплуатации этого мифа в 1993-1994 гг. по внутриполитическим причинам, чтобы укрепить собственную слабеющую власть в разочарованном неудачами реформ обществе. Примаков приобрел как твердый защитник «национальных интересов» громадную популярность в 1997 – 1999 годах. Путин поместил тему противостояния мнимым угрозам со стороны США/Запада/НАТО в центр своей имперской неосоветской идеологии. Иными словами, не было и нет реальности, в которой Америка и НАТО угрожают России. Есть вымышленная реальность, порожденная внутренними обстоятельствами и интересами удержания власти. Это означает также, что нападение на Украину не имело под собой ни одного рационального аргумента.
Решение администрации Клинтона о расширении НАТО на восток не вызвало поворота во внутреннем развитии России и ее внешней политике. Оно лишь совпало с поворотом во времени. Поворот имел сугубо внутренние причины: падение популярности Ельцина и реформаторов, рост влияния консервативных кругов, включая силовиков и старую советскую номенклатуры, отказ Ельцина от опоры на демократов, начало войны в Чечне и милитаризацию страны. Критика решения о расширении НАТО лишь отразила внутренние изменения в политическом классе и обществе.
Так имелся ли в начале 1990-х годов реальный шанс на демократическую Россию, часть евроатлантического сообщества? Действительно ли Запад упустил этот шанс, если таковой имелся? Подробные сведения, собранные в книге С. Алексашенко, позволяют сделать вывод, что, скорее всего, нет. Похоже, что серьезного шанса не было, если не считать шансом упущенное самим Провидением чудо.
В отличие от Германии и Японии, Россия никогда не признавала своего поражения в «холодной войне». Предпочитая говорить, что это она сама ее закончила. В отличие от японцев и немцев, российские политики всегда продолжали считать свою страну «великой державой». Об этом говорил Ельцин в своей первой же президентской инаугурационной речи в 1991 году. Там же он первым провозгласил, что «Россия встает с колен». Россия не только не была повержена и оккупирована, но, напротив, настойчиво требовала от партнеров невмешательства во внутренние дела и признания равного статуса. Скорее всего, по этой причине Горбачев и Ельцин никогда не были слишком настойчивы в своих просьбах о помощи, предпочитая разговоры о высоком – «мировых делах» и «геополитике». Просьбы о помощи, тем более крупномасштабной, могли восприниматься ими как унизительные, неподобающие статусу России как великой мировой державы.
Точно так же российские политики цепко держались за особый национальный путь развития, особые интересы на постсоветском пространстве, особый статус ядерной сверхдержавы, неизменно настаивая на том, что Россия не может быть «как все» (подразумевались западные страны и страны Восточной Европы).
Ясному внутриполитическому и внешнеполитическому выбору мешали внутренний хаос, острая политическая борьба, противоречивые и во многом неудачные политические и экономические реформы, быстрый политический упадок демократов и подъем коммунистов, националистов и империалистов, дефицит современных управленческих кадров, громадный структурный спад в экономике.
Иными словами, Россия в начале 1990-х сама не хотела и практически не могла решить вопрос об интеграции в западное сообщество. А после начала первой чеченской войны и ренессанса советской номенклатуры после 1995 года этот вопрос был закрыт окончательно.
Мог ли Запад в эти критические первые несколько лет положить весомую гирю на чашу весов прозападной модернизации России? Вероятнее всего, в реальности тоже не мог. И дело заключается не в личных качествах политиков. Конечно, Буш-старший был подозрительным и осторожным типом. От него трудно было ожидать визионерства и решений масштаба Черчилля или Трумена. Но Клинтон был куда сильнее расположен к России и стремился к историческим достижениям на этом направлении. Но и он мало что сделал. Помешало многое. Рецессия в американской экономике. Разногласия с Конгрессом. Скептики в его же администрации. Споры с западными союзниками, у каждого из которых было свое видение.
Но главная проблема все же коренилась, видимо, в горбачевском СССР и ельцинской России. Их высокомерие, преувеличенное самомнение, обидчивость, требования признания особого статуса и особых прав на фоне внутреннего политического хаоса, глубокого экономического кризиса и одновременно безмерного потенциала и богатства страны всегда ставили западных политиков в тупик. Как помогать и советовать что-то тем, кто требует особого отношения и признания величия? Как выдавать помощь тем, кто сказочно богат, но не в состоянии элементарно привести домашние дела в порядок? Как содействовать тем, кто годами не способен представить программу реформ, и всякий день мечется из одной крайности в другую? Как помогать народу, который на свободных выборах отдает голоса не демократам и реформаторам, но коммунистам, националистам и реваншистам? Как помогать тем, чья коррупция в первые же годы реформ стала легендарной?
Возможно, кратно больший объем помощи способен был бы создать иные, более благоприятные реалии, но оценить такую вероятность невозможно. В отличие от Германии и Японии после 1945 г., Запад не мог ни к чему принудить Россию, ничего ей навязать. Вероятность провала и в случае масштабной помощи была бы высокой.
Боюсь, что в политических реалиях начала 1990-х годов, если смотреть на них трезво из наших дней, шансов на успех было совсем немного. Запад несет свою долю ответственности за это, но далеко не основную. Запад может гордиться тем, что, взявшись за меньшую по масштабам задачу, и с более благоприятными партнерами, сумел в основном успешно интегрировать в западные демократии страны Балтии и Восточной Европы. Россия оказалась для Запада чужой, неподъемной и «несъедобной».
Будущее и вовсе находится в таком густом тумане, что описывать его мрак и плотность нет никакой возможности и необходимости. Тем не менее, в заключение своей книги С. Алексашенко извлекает из истории 90-х ряд полезных уроков на будущее, Эти уроки окажутся весьма кстати, если у России вдруг вновь появится шанс на благоприятные перемены, а Запад захочет им посодействовать.
Среди рекомендаций автора книги Западу на будущее: испытывать более сильный страх перед возможной неудачей, что будет стимулировать более активную и решительную помощь реформам; с самого начала ясно и конкретно определить конечные цели работы; не жалеть ресурсов и выделять их вовремя и сообразно масштабам задачи; создание единого эффективного центра принятия решений и управления – «одного окна»; понимание краткосрочности «окна возможностей» (2-3 года), которые нельзя упустить; меры принуждения и жесткость требований по исполнению договоренностей; прощение долгов и вообще снижение издержек партнера для того, чтобы не сорвать излишними тяготами населения модернизацию; международная кооперация и поощрение инициативы реформирующейся страны; приоритет безвозмездной помощи перед кредитами, щедрость и ряд других.
Ничего из этого не было в 1990-е и все это понадобится в будущем. Возможно понадобится – ведь точно и даже примерно знать мы не можем ничего.
Купить книгу «Шанс. Америка — Россия: окно возможностей» Сергея Алексашенко на сайте «Эхо Книги»