«Утренний разворот» / Елена Милашина: Я продолжу ездить в Чечню, хочет этого Кадыров или не хочет
Елена Милашина — журналист «Новой газеты», подвергшаяся нападению в Чечне, гость эфира Лизы Аникиной и Лизы Лазерсон.
Л. АНИКИНА: Елена Милашина, журналист. Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? Слышно? Есть звук, нет звука?
Е. МИЛАШИНА: Я вас слышу.
Л. АНИКИНА: Доброе утро. Как вы себя чувствуете?
Е. МИЛАШИНА: Нормально себя чувствую, нормально. Спасибо. Спасибо большое.
Л. ЛАЗЕРСОН: Вам пишут огромное количество слов поддержки. Мне очень нравится, когда пишут, что очень мужественная женщина Елена Милашина. Это мое любимое. Главная статья «Новой газеты» последнего выпуска – это монолог, по сути, ваш монолог, Елены Милашиной, о том, как все происходило. Можем ли мы коротко рассказать рекап? Потому что вот даже у нас сейчас был Максим Леонардович, не все знают подробности, например, что вы были в грозненской больнице тоже, например.
Л. АНИКИНА: Да, я понимаю, что вы уже об этом несколько раз рассказывали и писали, но просто для тех, кто еще не успел все это послушать и прочитать.
Е. МИЛАШИНА: Что вы от меня хотите?
Л. АНИКИНА: Саму историю.
Л. ЛАЗЕРСОН: Рассказ.
Л. АНИКИНА: Да, саму историю коротко.
Е. МИЛАШИНА: Мы, собственно, с Александром Немовым, это адвокат Заремы Мусаевой, полетели рейсом «Ютэйр» на суд, на оглашение приговора по большому счету. Суд уже закончился, это было оглашение приговора Зареме Мусаевой. Ну, понятно, с какой целью: Саша – ее защитник, а я, собственно говоря, журналист, который эту историю, в общем, в 2017 году начинала. При том, что я очно с Заремой Мусаевой, как ни странно, не знакома. Мы всегда с ней общались по телефону. Я знаю прекрасно ее мужа, знаю детей, а саму Зарему… Ну вот она как мама мне все время звонила, писала, волновалась. Это коллега моя из «Новой газеты», телефон чтобы выключила. Я не могу просто сейчас. Мы поехали, прилетели пораньше (там рейс быстро – 4 часа с чем-то), я получила багаж, мы вышли. Сейчас вообще в Грозном невозможно вызвать Яндекс.Такси. Запрещено водителям сотрудничать с Яндекс.Такси, с такими системами, которые неподконтрольны местом властям. Ну, это коррупция. Поэтому Саша вызвал такси грозненское. Мы 10 минут прождали, приехал водитель, мы сели в машину, проехали 500 метров, и нас, собственно, окружили практически несколько машин. Я увидела одну машину, которая со стороны Саши, с левой стороны машины, просто заставила нас съехать с обочины. Там было минимум четыре человека. Все они были в масках, в черных футболках, в черных штанах, в черных бейсболках. А потом уже, собственно говоря, я видела все урывками, потому что таксиста выкинули, в нашу машину с двух сторон на заднее сидение забилась куча нападавших. Нас сразу нагнули головой вниз, попытались завязать руки, начали избивать. Мы проехали еще какое-то количество небольшое метров, и нас уже вытащили из этой машины таксиста, поволокли в овраг и там уже избивали гораздо серьезней с применением полипропиленовых палок. Это такое стандартное орудие для пыток, которое используют в Чечне. Я много о нем писала, но вот впервые почувствовала, как говорится, испытала это сама. У Саши ножевая рана бедра, ноги. У меня, оказывается, буквально сантиметр порез на руке левой. Использовали пистолет для угроз, слава тебе господи, только. Ну и, соответственно, все это продолжалось 8 минут.
Л. ЛАЗЕРСОН: Пробовали взять ваш…
Е. МИЛАШИНА: Да, требовали распаролить мои телефоны. От одного я, в общем, открестилась, сказала, что это не мой телефон, не знаю, чей. А ко второму у меня был очень сложный пароль, и, в общем, они никак не могли понять, они всё требовали цифры, цифры. А у меня не цифровой пароль. Я им читала лекцию о компьютерной безопасности в то время, как они меня, в общем, молотили. И за буквально, я не знаю, сколько это длилось, недолго на самом деле, хотя нам с Сашей казалось вечностью, вот результат. Очень быстро можно человека вывести, конечно. Ну, вообще, в принципе, когда в него стреляешь, вообще за секунду можно его сделать трупом. Ну и вот такими примитивными средствами можно очень быстро вывести из нормальной рабочей и вообще жизненной ситуации.
Л. АНИКИНА: Как сейчас себя чувствует Александр, извините?
Е. МИЛАШИНА: У него положительная динамика. Это хорошо. Лучше, лучше, лучше.
Л. АНИКИНА: Просто от него вообще практически нет никакой информации.
Л. ЛАЗЕРСОН: Да, фотографий не было.
Е. МИЛАШИНА: Это его решение. Он не хочет давать комментарии. Это его право.
Л. АНИКИНА: Нет, несомненно. Просто чтобы понять, что это его решение или он просто не может сейчас физически. Если он идет на поправку, то, конечно, мы этому очень рады.
Е. МИЛАШИНА: Но это его решение. Я не знаю, он идет ли на поправку. Это на врачей. Я знаю, что у него есть положительная динамика. Это меня очень радует, потому что я очень волновалась за него.
Л. АНИКИНА: В больницу к вам приезжали официальные лица чеченские. Я также читала про машины с вот этими вот номерными знаками кадыровскими. Бабинец об этом писал. С кем вы общались и что вам говорили?
Е. МИЛАШИНА: Вы знаете, вы имеете в виду, наверное, грозненскую больницу.
Л. АНИКИНА: Да, да, да.
Е. МИЛАШИНА: Потому что в ту, в которой я, пока еще никто не приезжал.
Л. АНИКИНА: Нет, я говорю про грозненскую, где омбудсмен приезжал.
Е. МИЛАШИНА: В больницу ко мне, я знаю, только приезжал Мансур Солтаев – это уполномоченный по правам человека в Чечне. Он приезжал по просьбе Татьяны Николаевны Москальковой. Ко мне, собственно, я знаю, что приезжали сотрудники следственного отдела Ленинского ОМВД или там сейчас как он правильно называется. Но они с меня объяснений не брали. Видимо, в силу того что 4 июля в первой половине дня я просто не могла стоять и сидеть, я могла только лежать. У меня просто сразу кружилась голова, начиналась тошнота и…
Л. ЛАЗЕРСОН: Обмороки.
Е. МИЛАШИНА: Ну, обмороков как таковых не было.
Л. АНИКИНА: Писали просто об этом.
Л. ЛАЗЕРСОН: Что теряли сознание.
Е. МИЛАШИНА: Да, были потери сознания, поэтому я могла только лежать. Саша отказался давать объяснения, потому что, в общем, не совсем понятно, почему именно этот человек приехал, потому что, в общем, по составу, который даже по факту был еще без уточнения вреда здоровью и всех травм, которые мы получили в результате этого падения, было понятно, что это в первую очередь идет речь о похищении, а это состав Следственного комитета. То есть должен был по меньшей мере представитель Следственного комитета, а не МВД Чечни. И вот, собственно, я с ним не общалась, хотя он вел себя очень корректно. И, собственно говоря, никаких претензий у меня ни к чеченской больнице, вообще ни к кому нет. Все люди очень по-доброму отнеслись.
Л. ЛАЗЕРСОН: Спрашивают в чате, как вы попали в больницу? Ну вот мы пропустили эпизод, что уходили и возвращались вот эти нападавшие.
Л. АНИКИНА: Об этом было в статье, да.
Л. ЛАЗЕРСОН: И водитель потом, когда понял, что нет угрозы, вас довез.
Е. МИЛАШИНА: Они же нас на машине водителя похитили. То есть они его выкинули, собственно, из машины, проехали какое-то небольшое расстояние, из этой же машины нас, собственно, спустили во враг и там начали избивать. А уехали они на своих машинах, они его машину бросили. И, соответственно, поскольку мы проехали не очень большое расстояние, он добрался до этой машины и уже, наверное, нас подождал. Судя по всему, он стоял наверху. Когда мы уже поняли второй раз, что эти люди окончательно уехали, нападавшие, мы поднялись и увидели его. И он, собственно, нас и отвез в больницу, в травмпункт. Я по пути пыталась по его телефону вспомнить адрес и найти адрес в интернете травмпункта в городе Грозном, потому что мы уже один раз так попадали с другой моей коллегой, с другим адвокатом – Мариной Дубровиной – в феврале 2020 года.
Л. ЛАЗЕРСОН: В чем была особенность вот этого избиения? Вы просто писали об этом в статье. Можете сказать, что обратило на себя внимание?
Е. МИЛАШИНА: Оба были жестокими. То есть конкретно хотели получить пароль и доступ к моим средствам коммуникации. Но на самом деле эти два преступления сейчас можно спокойно объединять и нужно объединять. Я буду ходатайствовать об этом.
Л. ЛАЗЕРСОН: Предыдущее, да? Предыдущее избиение?
Е. МИЛАШИНА: А еще эти люди конкретно сказали, что они уже раз меня избивали. То есть они участвовали в прошлом преступлении, нападении точнее, которое осталось до сих пор нераскрытым. Дело приостановлено за неустановлением лиц напавших. Тогда на меня в гостинице. Хотя камеры работали, вся гостиница увешана камерами, все это было заснято, но записи пропали.
Л. ЛАЗЕРСОН: Подождите, Елена, они вам прям это прямым текстом сказали, что они участвовали?
Е. МИЛАШИНА: Да, да, они прямым текстом это сказали, что они в прошлый раз участвовали в нападении на меня и, соответственно, вот повторяют. Поэтому эти два дела надо объединять, решение о приостановлении того дела нужно отменять и расследовать это дело. И его расследовать очень легко. Даже несмотря на то, что камеры опять не работали, есть способы элементарно установить этих людей личности. Жаль, что меня не могут назначить руководителем следственной группы по расследованию нападений на меня же саму. Я бы с этим справилась за неделю.
Л. ЛАЗЕРСОН: Какие ваши версии?
Е. МИЛАШИНА: С другой стороны, все равно мы теперь сами будем это все делать. И это нападение в Чечне опять-таки ставит вопрос перед руководством Чечни. Надо мне теперь возвращаться, ребята, обратно на место преступления, участвовать в расследовании как потерпевшая. Что мы с этим там будем делать?
Л. ЛАЗЕРСОН: А вам же Солтаев сказал, что вам машину там обеспечат и безопасность.
Е. МИЛАШИНА: Я надеюсь на это. Надеюсь, что Солтаев это не только от себя говорил, но и как представитель чеченских властей, что теперь меня будут там защищать, а не бить.
Л. АНИКИНА: Как считаете, кто за этим стоит? Вот мы сейчас как раз с Шевченко говорили перед вашим появлением в эфире. Он считает, что это максимально невыгодно Кадырову.
Е. МИЛАШИНА: Здесь речь не о выгоде или невыгоде. Здесь люди, которые отдавали приказ на это, не думали вообще рационально. То есть они думали как раз иррационально, не думали рационально. Потому что, конечно же, такая ситуация невыгодна чеченской власти, невыгодна никому, потому что прямо наводит на мысль о том, что это приказ главы Чечни и, соответственно, его выполнили. Но проблема в том, что эти преступления иррациональны. Преступления, вот эти все нападения и угрозы, которые позволяет себе глава Чечни в публичном пространстве, на которые не реагируют, к сожалению, наши правоохранительные органы (собственно, вот результат) – это поведение эмоциональное, когда человек не думает и не мыслит о последствиях. И вот поэтому здесь нужно исходить из этого, не из логики нашей, вот кому это выгодно, а это месть. Эта вот обритая голова, зеленка, вся спина, даже не спина, а вся задняя часть моего тела, избитая палками, – это на самом деле такой восточный тип наказания женщины, которая идет против мужчин, против мужского мира, задевает честь и достоинство. Вот так меня воспринимает, к сожалению, чеченская власть. Очень узкое, очень странное восприятие, потому что, знаете, больше всего мне обидно в этой ситуации за чеченцев, что их могут ассоциировать, вот весь этот народ могут ассоциировать – и уже есть такие высказывания – с этим зверством. Понимаете, это самое обидное последствие таких ситуаций. Потому что это все пройдет. Волосы отрастут, зеленка смоется. Я продолжу ездить в Чечню, хочет этого Кадыров или не хочет. Это не обсуждается. Это не обсуждалось с 7 октября 2006 года, когда убили Политковскую. А вот за чеченцев мне обидно, потому что они не варвары и не звери и они к этому не имеют никакого отношения.
Л. АНИКИНА: Елена, огромное количество сообщений, где люди вас поддерживают, восхищаются вашей смелостью, вашей работой. Правда вот сейчас весь чат этим наполнен. Но при этом я замечаю и в чате, и в различных Телеграм-каналах прокремлевских вопросы, сомнения в том, не постановка ли нападения на вас. Я имею в виду ваши травмы. В частности, приводят аргумент про отсутствие гипса в самолете. Мне просто хотелось бы, чтобы вы это прояснили.
Е. МИЛАШИНА: Это самый грустный момент у меня. То есть в Грозном мне сделали рентген, установили переломы и повесили вот эти вот первые лангетки. И, в общем, понимаете, лангетки для журналиста – это я не могу вообще ничего. Мне надо было вот в тот момент очень… Как бы все равно я не знала, получится доступ, не получится доступ у этих нападавших к моим компьютерным средствам техническим, но мне нужно было перекрыть пароли на каких-то там своих почтовых ящиках и прочее. Для этого нужны пальцы. И я не могла это сделать. А потом в Беслан когда приехали, видимо, я так настаивала тоже, и они, в общем, как-то, может быть, не усмотрели, сделали КТ и не увидели там. Сказали: «Ну, в принципе, можно снять», и сняли мне в Беслане эти лангетки. Я была страшно счастлива. И была очень огорчена, когда в больнице в Москве мне сказали, что, в общем, всё не так хорошо и надо их обратно надеть. И, в общем, это надолго. Это очень тяжело.
Л. ЛАЗЕРСОН: Елена, сил вам огромных, скорейшего выздоровления. Если можно, мы вернемся к…
Е. МИЛАШИНА: А можно я все-таки перед тем, как мы закончим…
Л. ЛАЗЕРСОН: А мы еще не заканчиваем, мы хотим просто… Да, если вам это не составляет…
Е. МИЛАШИНА: Да. Я просто хочу сказать, что не может быть никаких претензий к осетинским врачам, тем более врачам в Беслане. Я страшно им благодарна, потому что у меня там были еще какие-то побочные ситуации. То есть врачи и в Грозном, и в Беслане, и во Владикавказе, и в Москве – это просто великие люди. Я благодарна всем прям очень. Вы бы видели, как меня в Грозном провожали. Поэтому это, может быть, просто ошибка врачей. Никаких претензий нет. Плюс еще под моим давлением, потому что, поймите меня, я тоже каждый… Алексей Алексеевич, здрасьте! А. ВЕНЕДИКТОВ: Извозчика вызывали?
Е. МИЛАШИНА: Да, вызывали. Спасибо! И второе. Конечно, ко всем, кто поддерживает, я так рада. Я, честно говоря, еще не много чего читала, потому что мне сложно входить в интернет. Но то, что мне рассказывают – это какая-то потрясающая солидарность, с которой я… Честно говоря, я так привыкла работать сама по себе. Не то чтобы меня никогда не поддерживали. Меня очень поддерживали. Но вот именно поддержка от всей страны и от всех наших. Понимаете, вот все наши, мы все – одна страна. Это так удивительно. Я так благодарна вам. Спасибо огромное!
Л. АНИКИНА: У тебя был какой-то вопрос.
Л. ЛАЗЕРСОН: Да, Елена, если…
Е. МИЛАШИНА: Эти вот вещи, руки и поддержка выводят меня сразу. И вот эта вот претензия к чеченцам как к чему-то единому с Кадыровым, хотя это совершенно разные плоскости, реальности. Вот эти вот три вещи меня все время… А так, я очень смешливый человек и ироничный.
Л. ЛАЗЕРСОН: Да, мы заметили ваши реплики в самолете, как вы шутили.
Е. МИЛАШИНА: Да, да, да.
Л. АНИКИНА: И в чате как раз пишут, какая фантастическая выдержка и позитивный настрой.
Е. МИЛАШИНА: Настрой у меня деловой.
Л. ЛАЗЕРСОН: Давайте вот теперь к реакции этих самых патриотов, про которые Лиза говорит. Там же очень многие писали так называемые Z-патриоты, что, мол, да, Милашина неправа, вообще сепаратистка, но нужно решать по суду, но не нужно внесудебных расправ и т.д. и т.п. Вот на ваш взгляд, вот эта реакция о чем говорит, что, во-первых, быстро включились, а во-вторых, как-то пытаются Кадырова, ну, не Кадырова, а вот эти вот внесудебные силовые методы решения как-то, не знаю, хотя бы публично осудить?
Е. МИЛАШИНА: Я хочу сказать, что я не сепаратистка.
Л. ЛАЗЕРСОН: Это в смысле цитата вот этих.
Е. МИЛАШИНА: Я понимаю. Я как раз хочу подчеркнуть, что я как раз за целостность Российской Федерации.
Л. ЛАЗЕРСОН: Кашеварова Анастасия.
Е. МИЛАШИНА: У меня многие коллеги в Чечне и друзья очень это приветствуют. Я считаю, что Чечня – это часть России и не может без России. И Россия не может без Чечни. Конечно, это очень сложные отношения, да. И что касается этой поддержки, честно говоря, у меня есть, конечно, объяснение такой вот всеобщей, когда все вдруг встали на одну сторону баррикад, даже, казалось бы, идеологические непримиримые противники. Но многие из тех людей, которые меня поддержали и которые считаются Z-патриотами, я их знаю лично, они меня знают лично. Не знаю, может быть, такой уровень жестокости показательной, когда нападавшие переусердствовали, вот это вызвало, я не знаю, неприятие. Хотя, честно говоря, я просто благодарна за поддержку. Я не хочу и вдаваться даже в эти различия: кто сепаратист, кто не сепаратист. Сейчас это не важно. Важно, что у людей еще остается достаточно потенциала для того, чтобы осудить вещи, которые нужно осуждать.
Л. ЛАЗЕРСОН: Ну вот Рамзан Кадыров тоже написал: «Разберемся».
Е. МИЛАШИНА: Это же не поддержка, это же не сочувствие. Вот если бы он извинился, что на его территории совершенно мирной, процветающей, которую он, в общем, как бы продает всем туристам как самую классную и клевую точку для туризма в России и в мире, такое вдруг произошло, что может многих отвратить от поездки на Кезеной-Ам, прекрасное озеро, или куда-то в Ведучи. Если бы он извинился хотя бы за это – это было бы хотя бы проявление какой-то эмпатии. А здесь это «разберемся»… Ну в чем тут разбираться? Пускай разбирается. Но на моей памяти он уже разбирается не первый раз. Что-то как-то… И вообще он не имеет к этому отношения. Что значит он разберется, он даст поручение? Он вообще кто? Он глава региона.
Л. ЛАЗЕРСОН: Так следователи же там будут работать.
Е. МИЛАШИНА: Следователи у нас подчиняются Бастрыкину. Следователи у нас вообще по закону независимые люди. Тем более так публично нельзя говорить и показывать, что они зависимы, что им кто-то может дать поручение. Кадыров не имеет к этой ситуации. Он не может ничего расследовать, он не может никому дать никаких указаний в этой ситуации по закону. А то, что будет делать ведомство Бастрыкина – это отдельное разговор. Но к Кадырову это не имеет никакого отношения. Поэтому Кадыров в принципе не имеет никакого функционала, чтобы разбираться.
Л. АНИКИНА: Как вы воспринимаете официальную реакцию? Мы видели Клишаса, Хинштейна, Минцифры, Пескова. Довольно много было комментариев и обещаний как раз тоже разобраться и критической оценки этой ситуации, негативной резко.
Е. МИЛАШИНА: Я не поняла вопрос. Извините.
Л. АНИКИНА: Что вы об этом думаете? Действительно ли они…
Л. ЛАЗЕРСОН: Да. Говорит ли это о том, что будет вот реальное расследование, нам реально покажут преступников?
Е. МИЛАШИНА: Послушайте, это все реакция на ту жестокость, с которой столкнулись мы с Сашей, на то, что с нами сделали буквально за 8-15 минут люди, желая воспрепятствовать нашей профессиональной деятельности, ему как адвокату, мне как журналисту, во что они нас превратили. Это была нормальная реакция и главы государства, и его пресс-секретаря, и представителей Госдумы, и представителей министерств российских. Это нормально. Но опять-таки они не имеют к этому расследованию никакого отношения. У нас есть ведомство, которое отвечает. Ну, несколько ведомств. Это, конечно, в первую очередь Следственный комитет, МВД, которые осуществляют оперативную работу, и ФСБ, которая тоже может осуществлять оперативную работу. Вот от их поведения и зависит, собственно говоря, дальнейшее расследование, будет оно эффективным или не будет оно эффективным. Я, как у вас написано, хоть и дилетант, но я уже неоднократно сталкивалась с тем, что можно сделать, чтобы оно было эффективно. То есть у меня есть предложения и, в принципе, у меня есть даже права по УПК. Я как потерпевшая, хотя еще не признана потерпевшей по делу, для этого следователи должны меня опросить, допросить и признать потерпевшей, чего еще до сих пор не было сделано, хотя с момента нападения прошло какое-то время, но тем не менее у потерпевшего есть права согласно нашему УПК с разрешения следователя участвовать в процессе следствия. То есть, в принципе, я говорю, установить, кто эти люди, даже при том, что камеры не работали, к этому мы уже привыкли, камеры в Чечне покупаются, но никогда не находятся в рабочем состоянии, это уже понятно. Но это все равно очень элементарно. И сделать это просто. Но для этого нужно, чтобы следствие все-таки проводилось не в Чечне, не чеченским Следственным комитетом, который уже себя дискредитировал хотя бы тем, что не смог расследовать нападение на меня и на Марину Дубровину в феврале 2020 года. В общем, вообще не смог, хотя там тоже все было элементарно. И если будет оперативное сопровождение по этому делу осуществлять ФСБ.
Л. АНИКИНА: Елена, а вы не боитесь дальше работать?
Е. МИЛАШИНА: Вы спрашиваете, что следующее нападение уже закончится конкретно пулевым ранением в голову?
Л. АНИКИНА: Я надеюсь, что даже близко такого не будет, но это ведь действительно страшно. Учитывая, что нападения идут по нарастающей, это же огромная опасность.
Е. МИЛАШИНА: У нас всё опасно. В нашей стране вообще не принято говорить о безопасном пространстве и создавать его для всех: не только для журналистов, но и для правозащитников, для адвокатов, для политиков. Мы живем в агрессивной среде. Я выбрала себе, наверное, одну из самых агрессивных сред для работы. И опять-таки не я выбирала, выбрали за меня те люди, которые убили Политковскую, которые убили Эстемирову. Я уже много раз это говорила. Это фундамент. Оживите их – и я не приеду больше в Чечню никогда. Но вы же этого не можете сделать, поэтому смиритесь. Это неотменяемое условие для того, что я буду ездить в Чечню. И с этим придется либо смириться, либо как-то вот переходить уже к более конкретным действиям. А сами нападения, они очень неприятны, да. И мне было страшно. Но, понимаете, по ходу того, что меня били там несколько человек палками, я пыталась им читать лекцию о том, какие пароли бывают. То есть, в принципе, видимо, моя психика готова к таким ситуациям. Поэтому, да, мы будем подходить к этому более ответственно, более серьезно. То есть не более серьезно, а как-то так уже…
Л. ЛАЗЕРСОН: Подготовленно.
Е. МИЛАШИНА: Включать еще протоколы безопасности. Но работать мы не перестанем. Я еще раз говорю, есть такие условия, которые не отменяются. И не я их создавала. Вот и всё.
Л. АНИКИНА: Спасибо огромное. Это была Елена Милашина, журналистка «Новой газеты». Мы желаем вам – я думаю, и мы, и наши слушатели – скорейшего выздоровления и чтобы вы себя все-таки берегли. Работа работой, но…
Е. МИЛАШИНА: Спасибо, коллеги. Вам огромное спасибо.
Л. ЛАЗЕРСОН: Можно я? Тут, наверное, не к месту, но хочется аплодисментами проводить Елену.
Л. АНИКИНА: Дотянулась все-таки, дотянулась.
Л. ЛАЗЕРСОН: Да. Тем более чат просто там рукоплещет, отправляет тонну сердечек в отношении Елены.
Е. МИЛАШИНА: Спасибо.
Л. ЛАЗЕРСОН: Спасибо большое, что вышли. Это просто невероятно, что вы вышли. Да, друзья мои, даже сложно говорить. Честно говоря, немножко ком.
Л. АНИКИНА: Давай обложку покажем «Новой газеты». Все-таки свежий выпуск вышел. И первая статья – это статья Елены Милашиной. Я сейчас еще раз продублирую ссылку в чат, но, вообще, она есть у нас в описании видео. Читайте эту статью, читайте другие. Выпуск действительно мощный, хороший. Ну, понятное дело, какая там главная тема. В общем, история Елены в этой статье написана более подробно и более детально. Мы не хотели концентрироваться в эфире на всех подробностях, просто чтобы поговорить еще о каких-то вещах. Ну и конечно, то, что вы пишите, то, что вы пишите такие добрые, хорошие сообщения, это очень ценно.
Л. ЛАЗЕРСОН: Да, видите, Елене это очень важно и приятно. Поэтому продолжайте, пожалуйста, и ставьте обязательно лайки Елене за то, что она вышла. И спасибо «Новой газете» за то, что она приняла участие и помогла нам вывести из больницы Елену. И, кстати, в описании у нас тоже есть выпуск той самой «Новой газеты», где те самые портреты на главной странице.
Л. АНИКИНА: Да, я напоминаю, что только в электронном виде сейчас можно «Новую газету» получить, но зато она совершенно бесплатно распространяется. Главное, чтоб вы могли ее найти и могли ее прочитать. Наверное, самое важное для журналиста – это чтобы находились читатели, слушатели и зрители. Нам пора переходить к новостям, так что не уходите далеко.
Смотрите «Утренний разворот» на YouTube-канале «Живой Гвоздь»