Купить мерч «Эха»:

Калой Ахильгов: Ребята, а что вы с 2010 года-то делали вообще?

Фрагмент «Утреннего разворота» от 07.05.2024. Ведущие: Марфа Смирнова и Владимир Роменский

М. СМИРНОВА: Калой, доброе утро, здравствуйте. 

К. АХИЛЬГОВ: Доброе утро, Марфа. 

М. СМИРНОВА: Доброе утро. Можно я поэтому сразу не с дела начну, а с состояния Надежды? Как она себя вчера чувствовала? Какие у вас впечатления о ее и эмоциональном состоянии, и состоянии здоровья? Знаете ли вы, как она провела эту ночь? В общем, мы, конечно, волнуемся сейчас чисто по-человечески.

К. АХИЛЬГОВ: Несмотря на то, что для Надежды вся эта история была неожиданностью большой, я имею в виду обыск и вообще в целом само дело, несмотря на это она держится довольно бодро и не отчаивается. Поэтому можно сказать, что запал у нее вполне себе энергичный. Но вот как провела ночь, к сожалению, я вам не скажу, потому что провела она в ИВС ее. Могу предположить, что ночь в ИВС, скорее всего, немножко отличается от того, к чему мы с вами привыкли, поэтому, наверное, можно сказать, что для нее это было, конечно, шоком. Но в целом она, по крайней мере внешне, держится молодцом.

В. РОМЕНСКИЙ: Как действовали сотрудники, которые пришли с обыском? Это были, кстати, представители какого ведомства? Это МВД, Следком, ФСБ? Что они, я не знаю, искали? 

К. АХИЛЬГОВ: Да, я спросил у Надежды. Она сказала, что все было вполне корректно, безо всякой грубости, уж тем более заламывания рук и так далее. То есть вели себя очень корректно, ничего не ворошили при обыске, предложили выдать электронику, сами забрали электронику, какие-то еще вещи, которые посчитали нужными для себя. Но в целом в квартире не было такого, чтобы все перевернули и так далее. И в отделе, когда я уже приехал в отдел, тоже вполне себе вели корректно. Обыск проводили сотрудники Центра противодействия экстремизму. Дело ведет Басманный межрайонный следственный отдел Следственного комитета.

М. СМИРНОВА: Есть ли какой-то уже план, расписание на сегодняшний день? И, конечно, важный вопрос, будете ли вы ходатайствовать о домашнем аресте? Какие есть для этого основания?

К. АХИЛЬГОВ: Безусловно, сегодня будет после обеда назначено время. Точно сейчас еще пока, по крайней мере на данную минуту, нам не сообщали ничего. Но вчера вечером сообщили, что сегодня после 14 будет уже назначено судебное заседание по рассмотрению ходатайства следователя об избрании меры пресечения. Предположу, что это будет стража. 

Но мы очень рассчитываем на то, что все-таки с учетом личности Надежды и с учетом, по сути, отсутствия тяжести и оснований для того, чтобы заключать ее под стражу, мы очень надеемся на то, что суд хотя бы услышит наше мнение хотя бы о домашнем аресте, потому что у Надежды есть где находиться в период домашнего ареста, во-первых. 

Во-вторых, она всегда проживала по месту регистрации, то есть она всегда в зоне доступа для правоохранительных органов и вообще в целом для государственных органов. Поэтому будем рассчитывать на то, что суд услышит нашу позицию и все-таки изберет домашний арест в виде меры пресечения. Но если суд посчитает еще более мягкую меру возможной, то мы только за. 

М. СМИРНОВА: А в каком суде избирают меру пресечения? Потому что Вася вчера просил всех, кто сейчас в Москве и может прийти, подойти к зданию суда. 

К. АХИЛЬГОВ: Да. Это Басманный районный суд небезызвестный. И там вот и будет рассматриваться ходатайство следователя. 

В. РОМЕНСКИЙ: По времени пока неизвестно. А что можно сейчас сказать про само это дело? Мы, конечно, рассказывали про два поста, понимаем. Но как оно, это дело уголовное, появилось? 

К. АХИЛЬГОВ: Оно появилось не вчера, оно появилось, естественно, сильно раньше, потому что до возбуждения самого уголовного дела были проведены заключения экспертов, была проведена определенная проверка материала. И после того, как возбудили уголовное дело, были еще проведены экспертизы по этим двум постам. Кстати говоря, постов там было не два, а пять. Только в двух нашли что-то, что содержит оправдание терроризма. А в целом проверяли постов и больше. 

М. СМИРНОВА: Посты все довоенные? Вот вы говорите об этих пяти постах. 

К. АХИЛЬГОВ: Да, они, так или иначе, там 2018 года, 2020-го, 2021-го, такие посты. То есть это никак не связано с СВО, например, можно точно сказать. Но, например, как я уже писал и говорил много раз, пост связан с «Талибаном», например. Там такой есть ироничный текст, где Надежда слегка подтролливает «Талибан» и пишет: «“Талибан”, конечно, красавчики». Всё, вот это «красавчики» является оправданием терроризма, потому что «Талибан» – запрещенная в России террористическая организация по решению Верховного суда. И говорить «“Талибан” красавчики» – это является оправданием терроризма. Вот один из эпизодов. 

Второй эпизод – это пост Орхана Джамаля от 2010 аж года, который он писал и он же размещал. И сразу после его убийства в 2018 году в сентябре Надежда в череде других его постов разместила и этот пост у себя в Телеграме. И, соответственно, этот пост и стал оправданием терроризма, потому что там речь идет об убитых в операции в Нальчике в 2005 году, когда было нападение на Нальчик, боевиков. И речь идет о якобы оправдании этого нападения. 

Но нужно сразу сказать, что даже чисто юридически текст, если он размещен в сети, то сначала нужно его признавать оправданием терроризма. Даже если автор умер, всегда есть возможность возбудить уголовное дело по оправданию терроризма (например, как в отношении Надежды) и уже прекратить его за смертью автора. Но если текст репощен несколько раз разными людьми, а он действительно репостился и Эдуардом Лимоновым (когда Эдуард Лимонов критиковал Орхана Джамаля, он репостил этот текст практически полностью), другие текст репостили. Но почему-то оправдание вменили только Надежде сейчас. 

В таких случаях очень было бы правильным, например, признавать тот или иной текст, как у нас это модно делать, экстремистским, уже после этого чтобы люди знали, что текст признан экстремистским, и не репостили его. А тут получается, что просто взяли и одного из тех, кто разместил этот текст у себя в Телеграме, неважно, на сайте, его привлекли по оправданию терроризма, хотя он не является автором этих слов. 

М. СМИРНОВА: Но это не обязательная практика? Простите, я хочу уточнить. Это не обязательно? То есть текст не террористический, но все равно за него можно как бы по террористической статье посадить, правильно?

К. АХИЛЬГОВ: Смотрите, этот текст был размещен в нескольких других ресурсах. И никого из тех, кто этот текст размещал, не привлекли за оправдание, но Надежду, которая разместила его у себя в Телеграм-канале, ее привлекли за оправдание. Поэтому вопросы возникают. Ребята, а что вы с 2010 года-то делали вообще? Или у вас такая история, что вы когда захотите, тогда и проводите экспертизу? 

Кстати, про экспертизу очень интересно. Эксперт говорит: «Раз ты не критиковал текст и разместил его без негативного комментария, то значит, ты его поддерживаешь, и ты с ним солидарен». И это явилось основанием для того, чтобы оправдание было вменено Надежде. 

М. СМИРНОВА: Какая вообще практика по этой статье? Не знаю, много ли дел уже заводилось каких-то громких? Я понимаю, что, наверное, нельзя такую среднюю температуру по больнице замерять, но какие сроки примерно давались за это?

К. АХИЛЬГОВ: По Уголовному кодексу в диспозиции этой статьи 205.2 изложено, что за такое преступление назначается наказание от 5 до 7 лет в виде лишения свободы. Оно может быть меньшим в случае, например, если человек признал оправдание. 

Интересно. Мы вчера даже просто логически размышляли над тем, а как признавать. Вот вы написали пост, который впоследствии какой-то эксперт указал, что он оправдывает терроризм. А вы, естественно, не планировали ничего оправдывать. И тут вопрос встает: а вы признаете вину или нет? Признавать вину – это значит, что иметь изначально умысел на то, чтобы оправдывать терроризм. Вы говорите: «Я как бы признаю, что я писал этот текст, но я не признаю, что я его писал с целью оправдывать терроризм». – «Значит, вы не признаете вину». Вот такая логика. 

И, к сожалению, за последние годы в нашем уголовном законодательстве очень много появилось таких историй, когда признание вины, оно совершенно нелогично и не ложится в контекст логики в целом. Даже если человек захочет смягчить свою участь и признать вину, оно нелогично. То есть юридически даже нелогично. 

В. РОМЕНСКИЙ: Калой, известно, как вообще это дело появилось? То есть вы уже упоминали, пять постов. А кто на них обратил внимание? Это какой-то очень особо внимательный человек где-то? Это сотрудники? Кто инициатор?

К. АХИЛЬГОВ: Юридически по материалам дела мы видим, что инициатором является Центр противодействия экстремизму. То есть это так называемый Мониторинг информационно-телекоммуникационной сети «Интернет». И, соответственно, в ходе мониторинга устанавливаются те или иные обстоятельства, которые вызывают вопросы. И оформляется это все в виде рапорта о признаках преступления, что якобы есть такие посты, прошу проверить, прошу назначить экспертизу и так далее. И направляется материал для проверки. Ну и дальше уже по накатанной.

Кто реально за этим стоит, к сожалению, сказать невозможно сейчас. Да и не думаю, что имеет какой-то большой смысл. Можно просто гадать, но это будет всего лишь гаданием. Конкретно сейчас на данном этапе сказать, кто за этим стоит, сложно.

В. РОМЕНСКИЙ: А те эксперты, которые проводят вот эти исследования текстов, лингвисты, они тоже ведь зачастую одиозные представители своего дела. Что про них можно сказать? Это все те же люди, как-то они связаны? Поскольку эти эксперты зачастую из дела в дело кочуют, потому что их еще раз за разом используют силовики. 

К. АХИЛЬГОВ: В данном случае интересно, что экспертиза была проведена в учреждении при Комитете по борьбе с коррупцией и там что-то такое Москвы. Комитет по противодействию коррупции и чего-то-чего-то Москвы. И там есть такой научно-исследовательский центр, где проводилась эта самая экспертиза. Естественно, мы будем привлекать и других экспертов, соответственно, более серьезных, с большим опытом, с большими признаниями и так далее. Но факт остается фактом. Эксперты посчитали, что содержатся в этих текстах элементы оправдания.

В. РОМЕНСКИЙ: Как сейчас можно помочь? Мы со своей стороны понимаем, мы журналисты, наше оружие – это слово. Мы будем говорить. Мы не будем замывать. Мы будем привлекать к ситуации максимум внимания, показывать всю несправедливость происходящего. Знает ли Надежда о поддержке? И чем еще можно помочь? 

К. АХИЛЬГОВ: Да, безусловно, она знает. Вчера в ходе допроса, в ходе следственных действий я ей сообщал о том, что везде по СМИ уже прошла информация, что все в курсе и так далее и так далее. Она, во-первых, благодарна всем, кто поддерживает ее. Это очень важно, поверьте мне. Мне приходится часто видеть глаза подзащитных, которые рассчитывают на такую поддержку. Это первое. 

Второе. Чем можно помочь? Ну, наверное, продолжать ее просто поддерживать. Сейчас как таковых, слава богу, проблем у семьи нет с точки зрения обеспечения ее защиты и так далее и так далее. Мы с Надеждой не первый год общаемся, поэтому для меня было делом чести и долга ее защищать. Поэтому я ни на секунду не сомневался, что я пойду ее защищать, как только, не дай бог, что-то случится. Поэтому здесь в этом смысле вопросов нет. 

Ну, наверное, просто моральная поддержка. Наверное, она важна. Плюс сегодня, когда решится вопрос с мерой пресечения, будем понимать дальше, что конкретно ей будет в помощь.

М. СМИРНОВА: Спасибо большое. Калой Ахильгов, адвокат Надежды Кеворковой. Я надеюсь, в течение дня будут какие-то хотя бы более-менее хорошие новости. Под хорошими новостями, конечно, я имею в виду домашний арест, о котором будет ходатайствовать сторона защиты, Калой Ахильгов. Редко такое случается и все-таки разрешают. Во всяком случае, я не могу не думать о деле Светланы Петрийчук и Жени Беркович. У Жени двое детей. Конечно, были все основания на то, чтобы меру пресечения избрать ей в виде домашнего ареста. Но вот они уже больше года со Светланой находятся за решеткой в СИЗО.