Адвокат Оскар Черджиев: На обыск к пожилой женщине 67 лет приехало 10 вооружённых мужчин
В. РОМЕНСКИЙ: И, как уже упомянула Ира, переходим к другой, тоже берущей за душу и переворачивающей все внутри историю. Это дело Надежды Буяновой, женщины, немолодой женщины, педиатра, детского врача, которая может в ближайшее время оказаться в заключении, причем на срок до пяти лет, насколько я понимаю. Прямо сейчас к нам присоединяется Оскар Черджиев, адвокат Надежды. Здравствуйте.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Здравствуйте.
И. БАБЛОЯН: Здравствуйте. Расскажите нам, пожалуйста, с самого начала. Можно? Вот вообще весь кейс Надежды.
О. ЧЕРДЖИЕВ: С самого начала. То есть вы имеете в виду после возбуждения дела или еще всю предысторию?
И. БАБЛОЯН: Да нет, ну как вообще на нее донос написали.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Вы знаете, я о всех этих деталях могу судить только исходя из того, что видел в СМИ, в прессе, потому что с нами не делились этой информацией, как там все происходило. Но само заявление, оно в общем доступе, так же, как и сюжет, который был показан телеканалом НТВ.
То есть я так понимаю ситуацию, что вот эта женщина, ну, «заявительница» назовем ее, изначально она пришла на прием вместе со своим ребенком, ей там что-то не понравилось, она записала видео, какие-то дружественные ей Телеграм-каналы или группы помогли это видео, так скажем, популяризировать, после этого его подхватил НТВ канал, снял сюжет вместе с ней, сюжет увидел Бастрыкин, махнул шашкой – и, в общем, начались проблемы у Надежды Буяновой. К ней приехали полицейские, получили у нее объяснение. Но этого оказалось недостаточно, и ночью к ней заявилось человек 10, журналисты. В общем, устроили кошмар, обыск, перевернули там все вверх дном.
Меня туда не допускали, хотя я туда приехал минут через 40. Там перед дверью стояли сотрудники полиции с автоматами. Я им показал удостоверение, показал ордер, что я представляю интересы, зачитал им УПК, где было написано, что она имеет право на адвоката, а я, соответственно, имею право участвовать в проведении обыска. Он там кому-то позвонил. Ему, видимо, дали команду меня не пускать. И, собственно, я не попал на обыск, несмотря на то что около двух часов провел под дверью.
В. РОМЕНСКИЙ: А что в рамках этого обыска искали и что нашли?
О. ЧЕРДЖИЕВ: Я думаю, там искать особо нечего было, постольку-поскольку ее обвиняли в распространении заведомо ложной информации об использовании вооруженных сил либо в дискредитации использования вооруженных сил. Ну и, соответственно, сами поймите, что они там могли искать. Это просто был акт устрашения, возмездия, как они это все понимают. Потому что на обыск пожилой женщине 67 лет приехало 10 вооруженных мужчин, ну и телекомпания и все прочее.
В. РОМЕНСКИЙ: Я попрошу сейчас нашего режиссера нашей трансляции, во-первых, показать фотографию самой Надежды в ее квартире, педиатра 67 лет. Многие опять же вспоминают, как выглядят квартиры многих российских министров, чиновников, депутатов Государственной думы. И вот как живет обычный педиатр 67 лет из Москвы. Ну, прямо сейчас опять же прошу режиссера показать небольшой комментарий самой Надежды, которая рассказала о своих, наверное, первых впечатлениях после этого крайне неприятного визита следователей.
Н. Буянова: «Картина моей квартиры после обыска, вчерашнего обыска из следственного комитета».
О. Черджиев: «Это вот так они все перевернули вверх дном, да?»
Н. Буянова: «Да».
О. Черджиев: «Кошмар.
Н. Буянова: «Не обращая на мои просьбы более аккуратно вести себя, проводить обыск, получалось, они как будто как умышленно это все крушили, ломали, вытряхивали, выбрасывали».
О. Черджиев: «Вот это все они перевернули вверх дном. И сколько обыск длился?
Н. Буянова: «Ну, я не знаю. Час, а может, и больше, там полтора или сколько».
В. РОМЕНСКИЙ: Я правильно понимаю, что вот эти вот доблестные сотрудники правопорядка и следственных органов, они в том числе побили мебель, сорвали шторы, как-то себя вели совсем?..
О. ЧЕРДЖИЕВ: Да, да. Квартира вот действительно кажется там в ужасном состоянии. И многие подумали, что это в принципе она такая. Нет, там было все убрано идеально. Вот если вы обратите внимание, там в шкафу очень аккуратно расставлены предметы, которые они, видимо, не успели разгромить или не стали. А так, да, мебель сломана, как она пояснила, ковер сорвали. Ну, в общем, вот привели квартиру вот в такое состояние.
В. РОМЕНСКИЙ: Как Надежда сама все это переживала?
О. ЧЕРДЖИЕВ: Она очень переживала. Вы понимаете, мы туда вот приехали после суда. Суд ее освободил. Кстати, вы в курсе?
И. БАБЛОЯН: Да, да, да.
В. РОМЕНСКИЙ: Да, конечно.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Ну, значит, я вам дальше расскажу. После обыска ее увезли. Это уже ночь. Хорошо, что соседи там очень проявили участие, потому что они ее знают, и всячески предлагали помощь. Я вот их попросил снимать всё на телефон и на видео. У нас все эти записи имеются, в том числе как меня не пускают, как я разговариваю с сотрудниками полиции.
И после уже, когда открывается дверь, оттуда выбегают люди в масках, ее двое мужчин выводят за руки. Я сразу же подхожу, показываю им удостоверение, даю ордер, говорю: «Я адвокат, мне надо с ней пообщаться. Куда вы ее везете?» В общем, она хватается за перила, ее оттаскивают от этих перил и всё, ее уводят вниз. Дают мне ложный адрес, куда ее везут, потому что я туда приезжаю на такси сразу же следом за ними, там ее не оказывается. Я сам навожу справки, где она находится, и еду, в общем, в тот отдел Следственного комитета, куда ее увезли.
Кстати, по дороге, когда отъезжали сотрудники полиции, там соседи сняли на видео, и потом Надежда мне рассказывала, они совершили ДТП, ударили автомобиль соседний, и скрылись с места ДТП. Вот, к слову, об их законопослушности. Хотя закон их обязывает сообщить об этом в ГИБДД. И когда уезжают с места ДТП – это лишение прав.
Они уезжают, я еду. В общем, через какое-то время, через час я попадаю в Следственный комитет, созваниваюсь со следователем, и он начинает ее допрос. Хотя ночное время. Допрос запрещен в это время. Ну, только в случаях, не терпящих отлагательства. А у них есть два дня для того, чтобы со всем разобраться. То есть они, в принципе, могут поместить в ИВС, а утром следующего дня начать все действия. Однако всё проводится в ночное время.
Я там находился вместе с ней до пяти утра. Это были допросы, подозреваемые, обвиняемые, очные ставки. Причем ей надели наручники сразу же, хотя мы еще следственные действия не окончили. Постоянно там были люди в масках, с пистолетами, заходили, выходили. В общем, создавали такую удручающую обстановку.
После этого ее увозят в ИВС, и на 12 часов назначается судебное заседание в Тушинском районном суде. Я там выступаю с речью, говорю о том, что скрываться она никуда не намерена, вся информация, которая сообщена, ложная, она все обвинения отрицает, никаких доказательств нет.
Прокуратура нас поддерживает, на удивление. Это я уже тогда понял, что знак хороший. Ну и после этого суд избирает меру пресечения – запрет определенных действий, не подходить к свидетелям, что, собственно, и так нельзя, никто к ним не собирался подходить. И ее освобождают в зале суда. Вот я тоже видео короткое заснял, как она выходит из этого аквариума, так сказать. Ну и потом мы приезжаем на ее квартиру после обыска и застаем вот эту печальную картину, как после погромов фактически.
И что в этой ситуации удручает? Что достаточно просто команды Бастрыкина, короткой видеозаписи, никаких доказательств, и к вам приезжают домой, переворачивают все вверх дном, надевают на вас наручники. Всё в лучших традициях 1937 года.
В. РОМЕНСКИЙ: Я просто в шоке. Потому что это не террорист, это не человек, который хранил у себя оружие, планировал на кого-то покушение, травил ядом или этим ядом гульфики чьи-то чужие мазал. Это женщина 67 лет, педиатр, которую оттаскивают, в наручниках тащат, люди в масках ее допрашивают. Ну то есть допрашивают тебя ночью, потом с утра тебя везут в суд, где следствие просит заключить тебя под стражу, бросить под арест.
В чем обвиняют Буянову? Вот эта вот Анастасия Акиньшина говорит, что пришла с ребенком на осмотр, он как-то себя странно повел, и тогда врач Буянова спросила: «Что такое?» И, мол, Акиньшина сказала, что вот мальчик тоскует по отцу, который погиб на войне с Украиной. В ответ, утверждает вдова, врач назвала ее погибшего мужа «законной целью Украины», а также заявила, что «Россия напала на Украину, российские военные убивают мирных жителей». Но опять же врач заявляет, что не говорила тех слов, которые ей приписывает Акиньшина.
Сама же Акиньшина действительно записала некий ролик, где она шла вся в слезах, с матом кричала о своем недовольстве и прочее-прочее.
Действительно вот разного рода помойки, в том числе в Телеграме, такие как Mash, на федеральном канале, не менее помоечном ныне НТВ, тоже вот вы рассказали, был сюжет. И после этого вот как теперь можно доказывать, кто прав, кто виноват? Здесь одно слово против другого слова.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Я извиняюсь, я вас перебью, имеется презумпция невиновности, которая возлагает на органы следствия обязанность доказать вину обвиняемого, подозреваемого, чего сделано не было. У нее выясняли на допросе ночном ее политическую позицию, какие она новости читает. Ей постоянно угрожали, спрашивали, почему она не замужем, почему у нее нет детей, кто у нее там имеется за границей, на Украине. В общем, я постоянно отводил эти вопросы, как не имеющие отношения к делу. Также я просил ей дать возможность отдохнуть, поесть, выпить воды, передохнуть. Нет, все равно было это все бесполезно, на нее давят: «Давай отвечай», и так далее.
Они при адвокате себя так вели. А вы представляете, когда она три или четыре часа находилась там за закрытой дверью, куда я стучался и меня не пускали? И вы думаете, почему меня не пускали? Именно потому, чтобы на нее оказывать давление. Хотя воспрепятствование профессиональной деятельности адвоката является превышением и злоупотреблением должностных полномочий, чему я прошу дать оценку. Но это регулярно стало происходить, что касается дел более-менее близких к политике, что то они там план «Крепость» объявляют, чтобы адвокату не попасть в отдел к задержанному, теперь на обыска не допускают, хотя ему показывают удостоверение и ордер. Ну вот так все это проводится.
И следователь, я не буду называть его фамилию, потому что я хочу, чтобы как можно было меньше у нас вражды друг с другом, а то уже все со всеми конфликтуют, но там молодой парень, и он не скрывал абсолютно своей ненависти, хотя он еще ни в чем не разобрался. Я ему сказал: «Может, вам взять самоотвод, раз вы не можете объективно, всесторонне и полно расследовать, как этого требует УПК, дело, а какие-то свои личные мотивы здесь используете?» Сказал, что «вот таким не место в стране, вас всех нужно отсюда повыкидывать».
И фактически то же самое говорила и заявительница. Это призывы к экстремизму. То есть она призывает, чтобы из страны вышвырнули людей, которые ей почему-то не понравились. Кроме того, вы видели, в какой оскорбительной манере этот ролик записан. Она называет пожилую женщину, которая ей годится в бабушки, я извиняюсь за выражение, «шмарой», чему мы тоже должны дать правовую оценку.
Еще хотел бы рассказать о некрасивом поведении руководства. Потому что в первый день, когда этот ролик появился, еще там Бастрыкин…
И. БАБЛОЯН: Руководства больницы или какое руководство?
О. ЧЕРДЖИЕВ: Больницы, да, где она работала педиатром. Там же сначала был этот скандал, пришла главврач, разобралась, ничего не обнаружила, говорит: «Хорошо. Прием окончен». Никаких нарушений установлено не было.
В. РОМЕНСКИЙ: Подождите, я хочу понять, а главврач пришла, когда начался скандал, или она как бы?..
О. ЧЕРДЖИЕВ: Я не знаю, там точно пришла ли главврач именно, но кто-то пришел из руководства, кому пожаловалась пациент. Очень важный момент я сразу, чтобы не забыть, отметил бы. Во-первых, она уже на тот момент состояла в разводе. Она уже не являлась действующей супругой погибшего. Потому что везде преподносится, что она его супруга.
В. РОМЕНСКИЙ: Вдова.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Вдова, да. Но на тот момент они уже в браке не состояли. И второй нюанс. Я на очной ставке задал вопрос относительно того, кто находился в кабинете при вашем разговоре. И даже несмотря на попытки следователя этот вопрос отвести и не дать его задать, я ему тоже разъяснил положения УПК, что у меня есть право задавать вопрос на очной ставке, и последовал ответ, что в кабинете ребенка не было. То есть они находились тет-а-тет, вдвоем. А для того, чтобы квалифицировать действия по вменяемой ей статье за публичное распространение, необходимо…
В. РОМЕНСКИЙ: Фейки.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Да, фейки так называемые. Они сами не определились. Они туда вообще всё – и дискредитацию, и фейки, и спонсирование там…
В. РОМЕНСКИЙ: Это же две разные вообще статьи. Поясните, пожалуйста.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Конечно, это две разные статьи. Почему там возникла путаница? Я вам сейчас объясню. Потому что там сначала сверху сказали, что в отношении нее возбудить дело по дискредитации, что они бы, в принципе, и сделали, потому что по дискредитации дело возбуждают вообще ни в чем не разбираясь, даже за пустые плакаты. Чтобы на нее составили протокол в худшем случае и дали бы ей штраф 30-50 тысяч.
В. РОМЕНСКИЙ: Но это административка.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Это административка, да. Для того, чтобы возбудить уголовку, ее должны в течение года после административки еще… То есть до этого она должна была совершить правонарушение. А здесь нельзя было возбудить уголовное дело по дискредитации. Поэтому они туда за уши притащили вот это дело о фейках. Его можно возбуждать сразу. А здесь требуется еще критерий публичности. То есть при этом должен кто-то присутствовать. А не присутствовало никого, они были вдвоем. И тогда появляется открытая дверь, чего не было сначала.
И. БАБЛОЯН: А это вообще получается еще, простите, слово против слова.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Ну, конечно, да. То есть мало ли кто что скажет. Любой человек, кому понравится квартира соседа, будет писать на него доносы и потом всё получать, что хочет? Нет, мы к этому не должны прийти ни в коем случае.
Вернемся к тому, что приехали туда полицейские – не Следственный комитет, а просто полиция – разобраться там, в чем дело, получить объяснение с нее. Увезли ее в отдел и отпустили. А потом уже, когда пошел ажиотаж, ее забрали, ее сразу увольняют за нарушение однократное грубое трудовой дисциплины. Причем не пишут, какую дисциплину она трудовую нарушила. И, в общем, всё, ее вышвыривают с работы, надевают наручники. И события развиваются очень стремительно.
Но после того, как уже ее выпускает суд, тогда уже и НТВ мой комментарий приводит, то есть всё, ситуация меняется противоположно, уже Надежда становится положительным героем в этой истории, что, собственно, и было. То есть ее фактически оклеветали. Но вот и удивляет вот это, что приходят те времена, когда достаточно просто чьих-то слов для того, чтобы у вас возникли серьезные проблемы и вы фактически чудом не оказались в следственном изоляторе.
И. БАБЛОЯН: А Надежду уволили?
О. ЧЕРДЖИЕВ: Надежду уволили, да. Вот здесь есть приказ о ее увольнении. Я ей говорю, что мы его должны обжаловать. Она говорит: «Я там больше работать не буду». Я говорю: «Мы обжалуем, и вы уволитесь по собственному желанию, потому что вас уволили абсолютно без всяких оснований».
В. РОМЕНСКИЙ: Но они должны какую-то компенсацию за это ведь тоже, наверное, выплатить, если тебя незаконно увольняют.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Если получится ее восстановить на работе, естественно, за все это время и должны выплатить зарплату. И трудинспекции уже сейчас можно, даже без нашего иска, обратить внимание на процедуру увольнения и разобраться во всем, и прокуратуре разобраться в нарушениях, о которых я сейчас сказал, которые стали известны. Ведь даже по Уголовно-процессуальному кодексу нельзя проводить обыск и причинять такие разрушения ничем не обоснованные. Что они там за косяками искали, для чего эти двери выламывать и так далее? Почему адвоката не пускали? Очень много вопросов. И мне, кстати, пишет очень много людей. Я очень удивлен.
И. БАБЛОЯН: Как помочь, спрашивают?
О. ЧЕРДЖИЕВ: Как помочь, да. Ну просто вчера у меня разрывался телефон, приходили смс. То есть общество, общественное мнение, конечно, на ее стороне.
И. БАБЛОЯН: А как помочь, Оскар?
О. ЧЕРДЖИЕВ: У нее, во-первых, сейчас изъяли телефон. Она не может даже симку восстановить, потому что паспорт у нее забрали и не отдали. Вот надо будет сегодня уже с утра разбираться. Ну, она говорит, что ей помощь не нужна. Ну, она скромно живет. То есть, в принципе, она не нуждается. Она всех от души поблагодарила за поддержку, за теплые слова. И я сам тоже удивлен. Я вообще к этому делу отнесся, как к личному. Я думал, вот сейчас если ее все-таки посадят в следственный изолятор при отсутствии доказательств, то мне уже тоже надо задуматься, стоит ли вообще в профессии оставаться и в стране такой находиться. Но то, что суд так поступил, дало мне силу, возможности и надежды.
И. БАБЛОЯН: Оскар, а правильно я понимаю, что всё, значит, можно считать, что это дело закрыто?
О. ЧЕРДЖИЕВ: Нет. Сейчас, во-первых, решался вопрос о мере пресечения, то есть где она будет находиться на время следствия.
В. РОМЕНСКИЙ: А какую меру пресечения избрали? Ограничение определенных действий, насколько я понимаю.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Запрет определенных действий. То есть это даже мягче, чем домашний арест. Она может выходить из дома. И ограничения на нее наложены, то есть она не может общаться ни с кем, кроме адвоката, следователя и врачей, если они ей потребуются, получать, отправлять телеграфные все сообщения, интернетом пользоваться. Вот такие ограничения наложены. И, собственно, подходить к свидетелям. Во всем остальном она свободный человек.
Но три дня есть на обжалование этого постановления. Если как бы у них хватит ума его обжаловать, то последнее слово за Мосгорсудом, который или оставит в силе, или отменит его. Но мы все-таки надеемся, если этого не произойдет в дальнейшем, что в Следственном комитете все-таки, передав дело уже более квалифицированным сотрудникам, они во всем разберутся и дело прекратят за отсутствием состава преступления, и тогда у Надежды возникает автоматически право на реабилитацию и возмещение всех убытков, и извинения со стороны правоохранительных органов.
И. БАБЛОЯН: А свидетельница в суд приходила?
О. ЧЕРДЖИЕВ: Да. Она в статусе свидетеля. Надежда уже в статусе обвиняемой. И между ними ночью с четырех утра и до пяти проводилась очная ставка, на которой присутствовали опять же вооруженные люди в масках. Я попросил записать их в протокол. Я говорю: «Если они участники, то напишите, для чего они участвуют». Ну вот так они стояли. Сразу же на нее надели наручники. Я говорю: «А зачем вы надеваете наручники на нее?»
И. БАБЛОЯН: Протокол.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Да, она бросится. Обычно наручники надевают, когда уже увозят в ИВС. А он вот в кабинете надел. И эта женщина, она не может ручку, хрупкая женщина, под тяжестью вот этих наручников даже не может элементарно расписываться, надеть очки. Вот такие условия создали.
И, значит, мне прислал еще один человек, психиатр с 50-летним стажем, как он указывает, и вот он здесь что пишет: «Дело в том, что состояние “заплаканной матери” является патологическим по определению, и оно возникло до посещения доктора в результате гибели мужа. В таком состоянии мать не могла адекватно оценивать реальность и могла допустить неверную оценку диагностики доктора».
Дальше он приводит диагноз, по его мнению который: «И доктор, проводя диагностику, установила какое-то состояние у ребенка, и вот это стало триггером, вполне возможно, разозлило женщину. Ну и вот оттуда появилась вся эта история». Это, я еще раз говорю, предварительное заключение специалиста, психиатра, психолога с 40-летним стажем.
Причем там Надежде предлагали пройти полиграф. Я говорю: «А почему вы не предлагаете то же самое самой свидетельнице и заявительнице пройти? В первую очередь надо было ей бы пройти полиграф, чтобы проверить, правду она говорит или нет». Но, еще раз повторю, следствие велось очень тенденциозно, и все, что мы просили сделать, все отклонялось, в том числе получить аудиозапись, если она есть. Ведь там, насколько я понимаю, и Надежда это говорит, установлено оборудование для аудиозаписи. Просто какое-то время оно работало, а потом его то ли отключили, то ли оно продолжает записывать, но об этом не знают врачи. Но в итоге надо было хотя бы пытаться получить.
В. РОМЕНСКИЙ: То есть это важный момент. Подождите. Надежда, находясь в своем кабинете и беседуя с матерью мальчика, которая потом заявление написала, сама Надежда должна была подозревать, она должна была знать, то есть она считала, что ее сейчас пишут.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Ну, вы знаете, здесь непонятно до конца, потому что то ли это оборудование работает (и об этом не знают врачи), то ли оно не работает. В конце концов, ее могли писать и сами пациенты. Я задал такой вопрос на очной ставке свидетельнице. Я говорю: «А у вас есть аудиозапись?» На что следователь сразу же сказал: «Нет, не отвечайте на этот вопрос. Я отвожу этот вопрос». Я говорю: «А почему аналогичный вопрос был задан нам со стороны свидетеля, есть ли аудиозапись в кабинете, вы его не отвели, а когда мы ее спрашиваем, вы этот вопрос отводите?»
Но на самом деле в суд же вместе с ходатайством об избрании меры пресечения следствие предоставляет доказательства, какие оно считает нужным. И там нет ни протокола обыска, который, я считаю, недопустимое доказательство, потому что проведен с нарушениями, адвоката не допустили, никаких аудиозаписей нет. Есть, кстати, показания свидетелей, которые говорят в пользу нашей версии о том, что она ничего не говорила, никто ничего не слышал. Потому что были опрошены люди, которые находились в коридоре, ждали своей очереди приема, и они, кроме криков свидетельницы, вот этой пациентки, ничего не слышали. Ну, мы, собственно, не отрицаем, что она разговаривала на повышенных тонах и допускала оскорбления врача.
В. РОМЕНСКИЙ: Оскар, скажите, а есть ли какие-то… Ну, в суде это часто запрашивают, опять же по опыту знаем. Характеристика. То есть, может быть, на Надежду регулярно жаловались другие пациенты, что она, в общем, не детей лечит, а вот о политике любительница?
О. ЧЕРДЖИЕВ: Нет, никаких жалоб не было. Более того, на очной ставке сама свидетельница сказала о том, что у нее претензии к работе как врача Надежды нет никаких. А что касается характеристик, у нее 40-летний стаж. И, кстати, там постоянно, что я тоже считаю некорректно, ее постоянно следователь упрекал, задавал вопросы относительно того, что она получила высшее образование во Львове. Говорит: «Вы правда заканчивали там институт? Когда вы приехали? Есть ли у вас второе гражданство?» Понимаете, вот такое отношение было изначально предвзятое. Ну, закончила она институт во Львове и что это? Это преступление, в конце концов?
В. РОМЕНСКИЙ: Тогда еще, наверное, Советский Союз был, я правильно понимаю?
О. ЧЕРДЖИЕВ: Да, тогда, я посмотрел, даже, по-моему, эта область входила в состав, по-моему, какой-то прибалтийской республики. Я вот сейчас точно не помню. Ну и в 1984 году это было, вы представляете? Она уже после распада Советского Союза переехала в Москву и с тех пор здесь ведет практику врачебную. Законопослушный гражданин, ни разу не привлекалась ни к уголовной, ни к административной ответственности. А отношение к ней было, как будто это террорист, рецидивист и так далее.
И. БАБЛОЯН: Спасибо вам большое.
В. РОМЕНСКИЙ: Я хочу еще две вещи сказать. Оскар, я, во-первых, попрошу вас передать слова поддержки Надежде, когда вы будете с ней говорить.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Обязательно. Спасибо.
В. РОМЕНСКИЙ: Я сейчас не смотрел, правда, на чат, но я думаю, и многие из наших зрителей тоже ей сопереживают и надеются на то, что эта история закончится хорошо и как можно скорее для нее.
И второе. Вы тоже много говорили о своем отношении к этому делу. Я вам скажу честно, мы когда с Ирой готовились к этому эфиру и увидели, что вы согласились в нем принять участие, Ира сказала: «Ну, мы поговорим с адвокатом минут семь вот по фактам. Не, ну что, вот юристы обычно… Ну что нам юристы могут сказать? Ну, минут 12 мы побеседуем». Мы с вами разговариваем около получаса, и этот разговор очень важный и очень интересный.
Я вам говорю от чистого сердца, спасибо вам еще за вашу работу, за вашу смелость, за то, что защищаете людей, которые оказались в такой непростой ситуации. Сейчас в России адвокаты, мне кажется, одни из самых важных, нужных людей, которые находятся и должны находиться на стороне света. И я вам за это благодарен. Спасибо большое.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Да, спасибо и вам. Вы знаете, какой ник у свидетельницы? Мне присылают постоянно ссылки на ее сети, в Одноклассниках профиль и так далее. Много информации мне написали. Я не хочу просто переходить на личности в данной ситуации. Но вот вы сказали про свет, а у нее там написан ее никнейм «Злая Ведьма». Так что про свет это все очень здорово.
В. РОМЕНСКИЙ: Символично, да.
И. БАБЛОЯН: Оскар, передайте, пожалуйста, слова поддержки Надежде от нас и от наших зрителей. Почти 15 тысяч нас сейчас смотрят. Спасибо вам большое.
О. ЧЕРДЖИЕВ: Спасибо. До свидания.
И. БАБЛОЯН: Спасибо.
В. РОМЕНСКИЙ: Оскар Черджиев, адвокат Надежды Буяновой, женщины-педиатра, детского врача, 67 лет, которую хотели бросить в тюрьму по обвинению в фейках о российской армии. Якобы она на приеме ну вот жене, бывшей жене, это тоже важно, бывшей жене человека, который погиб во время СВО, сказала, что он был законной целью для Украины. Но сама врач говорит, что этого не было.