Опрос: положение покинувших свою страну российских исследователей в Германии
Прежде чем приступить к изложению содержательных результатов исследования, хочу выразить от себя и от респондентов благодарность Германии, ее правительству, гражданам за ту поддержку, которую они нам оказали в тяжелое для нас и для всей демократической России время. Возникающий из исследования групповой портрет представителя российской академической сферы в Германии на фоне других стран, призван зафиксировать ситуацию по состоянию на середину 2023 г., и помочь понять, как она может меняться в будущем, и что в ней может быть улучшено для уехавших и для принявших их страны.
Описание исследования
Проект « Российская вынужденная эмиграция из академической сферы» осуществлялся в мае-октябре 2023 года. В его рамках было проведено 48 углубленных/развернутых интервью с уехавшими из России после начала войны в Украине представителями академического сообщества.
Совокупность респондентов не представляет собой какую-то строгую выборку, скорее это расширенная фокус-группа в составе изначально намеченных респондентов, знакомых заказчику и интервьюерам с добавлением «знакомых знакомых» по методу снежного кома. Плюсом такого рода подхода к формированию выборки был доверительный характер интервью и возможность достижения респондентов, которые с трудом вышли бы на контакт с незнакомым интервьюером.
Опрос проводился по специально разработанной анкете в формате индивидуальных интервью по Zoom. Продолжительность одного интервью составила в среднем 30-50 минут. Проводили интервью Николай Петров и Никита Соколов.
Общая ситуация и перспективы ее развития
С началом Россией полномасштабной войны в Украине страну покинули сотни тысяч граждан. Re: Russia, изучив доступные на сегодняшний день данные стран-реципиентов, приводит оценку числа уехавших из России после 24 февраля 2022 года в 820–920 тыс. человек.
Согласно подсчетам по данным Евростата о выдаче россиянам документов на временное пребывание, порядка 100–105 тыс. из них осели в Евросоюзе. Это не так сильно превышает обычный поток россиян в Европу за последние годы, составлявший порядка 70 тысяч в год. Следует, однако, иметь в виду, что стандартный поток получающих россиянами ВНЖ должен был в 2022-м резко сократиться в результате прерывания различных программ научного и учебного обмена. Поэтому «военный» приток мигрантов эксперты оценивают существенно выше, чем 30–35 тыс. человек. Скорее всего, он превышает цифру в 50 тысяч.
Правда, есть и обратный поток россиян, уехавших за рубеж после начала войны, которые возвращаются назад в Россию. Их число эксперты Европейского университетского института (EUI) на основе повторного опроса 5 тысяч «военных» релокантов оценивают примерно в 15%, что дает порядка 120 тысяч человек в целом, и 7-8 тысяч в Евросоюзе.
Масштабы отъезда из России представителей академической сферы велики, но не стоит их преувеличивать. Исход академиков происходил, главным образом, из столиц – Москвы и Петербурга, где расположены ведущие вузы и академические институты страны, где больше вовлеченность в международное сотрудничество и, как следствие, больше связей с зарубежными коллегами и возможностей уехать. Многие десятки исследователей уехали из одной только Высшей Школы экономики, а ведь есть еще институты Академии Наук, Шанинка, Смольный, Мемориал и другие.
Поток академиков из России имел два пика – с началом войны в феврале 2022 г. и с объявлением мобилизации в сентябре. Он не иссяк полностью, но в отсутствие дополнительных факторов выталкивания (новой мобилизации, например, или волны репрессий) он будет продолжаться небольшим ручейком за счет, главным образом тех, кто не мог сразу уехать в никуда, ищет себе место в зарубежных университетах, оформляет визу, решает проблемы с близкими.
Что касается тех, кто уже переехал, то многие из них воспользовались программами помощи, рассчитанными на достаточно короткий срок. Сейчас, через год, полтора, два их действие, даже если его удалось продлить, подходит к концу, и перед релокантами встает вопрос, как быть дальше. Это вопрос не только материального обеспечения, но и легального статуса, возможности нахождения на территории страны пребывания. Между тем, во многих случаях, путь назад, в Россию им заказан в связи с высокими рисками не только для нормальной жизни, но и для сохранения свободы. Несколько человек уже подали на политическое убежище и ждут результата, но уверенности в нем у них нет. В случае отказа остается вариант переезда в безвизовую страну, о котором нам говорил один из респондентов, получивший отказ в продлении визы и подавший на политическое убежище.
Общие характеристики релокантов
Всего нами были опрошены 48 человек – 38 мужчин и 10 женщин.
Их распределение по стране проживания выглядит следующим образом: Германия (25), США (6); Израиль (3); Армения (2); Латвия (2); Литва (2); Австрия, Великобритания, Грузия, Дания, Казахстан, Польша, Чехия, Финляндия – по одному.
Внутри Германии респонденты распределяются так: Берлин – 9; Бремен – 3; Йена – 2; Бонн, Гамбург, Лейпциг, Мюнхен, Оснабрюк, Ревенсбург, Франкфурт-на-Майне, Хаген, Эрфурт – по одному.
Визовый статус: 28 человек имеют вид на жительство, как правило, на 1-2 года; 15 – визу, 4 – гражданство. Два человека живут по российскому паспорту в стране с безвизовым режимом для россиян.
Распределение респондентов по возрасту выглядит следующим образом:
Самой многочисленной когортой оказалась сорокалетние, на втором месте в Германии идут тридцатилетние, за ними – пятидесятилетние. Самому молодому респонденту 27 лет, самому пожилому – 73.
По научной специализации респонденты распределяются следующим образом: история – 15; политические науки – 9; социология – 8; экономика – 4; международные отношения – 4; коммуникации – 2; лингвистика – 2; другое – 4.
Ученая степень: 28 опрошенных имеют российскую степень кандидата наук, 5 – доктора наук, 1 академик РАН. 4 человека имеют степень PhD, 10 ученой степени не имеют.
Перед отъездом из России 32 респондента работали в университетах; 7 в think tank; 5 в некоммерческих организациях; двое были независимыми исследователями; у одного был свой бизнес. В настоящее время распределение по месту работы выглядит следующим образом: 25 в университетах; 5 в think tank; 4 в НКО; 11 независимых исследователей и 3 связаны с бизнесом.
Половина респондентов – 24 работали до отъезда в ВШЭ, в Московском, Петербургском и Пермском кампусах; 4 в Академии наук; 3 в RANEPA; 2 в Шанинке; 2 в Сахаровском центре; 2 в Московском университете; 2 в «Мемориале»; оставшиеся 10 чел. в разных местах.
Принятие решений об отъезде
Большинство опрошенных приняли окончательное решение об отъезде из России с началом войны в Украине 24 марта 2022 г. При этом сама война часто играла роль последней капли, а думать об отъезде люди начинали ранее. Это было следствием, как нарастания авторитарных тенденций в стране вообще, и в академической сфере, в частности, так и реакцией на испытываемые личные трудности, связанные с ужесточением цензуры, административным преследованием и опасениями преследования уголовного. В некоторых случаях опрошенные столкнулись с увольнениями с работы, закрытием организаций, в которых они работали, или объявлением этих организаций «нежелательными», а их самих «иностранными агентами».
Есть среди респондентов и люди, уехавшие вскоре после аннексии Крыма в 2014 г. или уже находившиеся на Западе к моменту начала войны 2022 г., однако большинство уехали в период с марта по октябрь 2022 г. См. рис. Timing of making decision and leaving Russia.
Достаточно было назвать аннексию аннексией или просто усомниться в правильности действий власти, как недостаточно лояльного постигала кара, будь то строгие замечания и предупреждения со стороны начальства, отстранение от преподавания или даже травля в интернете. При этом в той же ВШЭ действовала отлаженная система оперативного мониторинга всех публичных заявлений преподавателей и сотрудников, выступавших с критикой власти и занесенных по этой причине в специальные списки.
Если в тиши институтов Академии наук еще сохранялась возможность незаметного для власти инакомыслия, то в университетах все было и более публично, и более заметно. Да и власть предъявляла к ним особые требования, как к месту воспитания молодежи. Жесткий контроль за университетами усилился после массовых политических протестов молодежи в 2011-2012 гг. и нескольких последующих всплесков.
Далеко не все опрошенные лично столкнулись с давлением и гонениями, как со стороны властей, так и со стороны руководства их институтов, хотя многие рассказывали об ухудшавшейся общей атмосфере и о проблемах, с которыми столкнулись их коллеги. Вот как об этом говорит 37-летний респондент, тип VI: «Я не оппозиционер, не борец, простой ученый, критически настроенный». В России он с момента отъезда в 2021 г. не был, опасается. А вот 36-летний респондент, тоже тип VI, переехавший по окончании стажировки в Евросоюзе в Армению: «В России не был – сначала по морально-этическим причинам, теперь из соображений безопасности, т.к. работал с нежелательными организациями; боюсь, могут не выпустить».
Помимо гонений – институциональных и персональных, серьезным фактором выталкивания стала перспектива или, точнее исчезновение перспективы проводить исследования в своей области, выступать с анализом происходящего в стране, участвовать в международных проектах.
Типы релокантов
При относительно небольших размерах нашей выборки в ней отчетливо различимы несколько разных типов, связанных, главным образом, с возрастом и фазой академической карьеры.
I.Молодые люди, находящиеся в начале академической карьеры – аспиранты и свежеиспеченные кандидаты наук. Они находят места в качестве PhD students или post-doctoral studies, получают гранты. Их переезд происходит, как правило, наиболее безболезненно по многим причинам: они, как правило, не обременены семьей или, во всяком случае, детьми; у них нет проблем с языком – и бытовым, и научным, в плане методов исследования, встроенности в глобальный научный мир; они легко обучаемы и адаптивны в плане объекта исследований.
II.Другую категорию академической молодежи составляют выехавшие экстренно в никуда, в связи с объявлением мобилизации в сентябре 2022 г. и риском закрытия границ. Времени на поиск мест и оформление виз у них не было, они чаще всего выезжали в «безвизовые» страны: Армению, Грузию, Казахстан, Сербию, Черногорию и уже оттуда занимались поисками места для окончательного переезда. Многие из них, будучи не в силах найти какую-то долгосрочную позицию, перебиваются с одного краткосрочного гранта на другой.
III.Mid-career исследователи, имеющие некоторый наработанный научный капитал и связи с коллегами в западных университетах и исследовательских центрах. Коллеги протянули им руку помощи, но во многих случаях это оказалась возможность перебиться на полгода-год без перспектив продления. А положение этого типа релокантов усугубляет то, что 1)они не готовы начать с начала и хотят использовать наработанный капитал, что сужает спектр возможностей трудоустройства; 2) у большинства из них имеются семьи, дети, и, соответственно, возникают проблемы с их устройством.
IV.Особая категория – политически активные академики, столкнувшиеся на родине с административным давлением вплоть до увольнения с работы, и риска уголовного преследования. В их случае отъезд – это вариант, скорее, бегства, чем планового переезда на подготовленную почву. У них есть связи, готовые им помочь коллеги, но те, кто работали в НКО, а это, как правило, их случай, ни начать заново университетскую карьеру, ни полноценно включиться в работу западных НКО не могут, даже если такая возможность, в принципе, существует.
V.Есть еще группа исследователей разного возраста, часто работавших в think tank’ах и при НКО, объявленных нежелательными организациями или закрытых властями, таких, как «Мемориал», где много заслуженных людей предпенсионного и пенсионного возраста, «Сахаровский центр», Московский центр Карнеги, Transparency International. Благодаря массовому переезду им пока удается сохранять костяк коллективов и даже институциональную рамку. Сюда же примыкает Шанинка, бывшие сотрудники которой создают колледж в Черногории.
Наиболее представленным среди наших респондентов оказался тип III – 15 человек; следом идет тип II – 10; в типе V – 7; в типе I – 6; в типе IV – 5; в типе VI – 4. Как видно из Рис. Self-evaluation of changes by types of respondents, Наибольший выигрыш и наименьшие потери от переезда ощущают Westerners (VI) и Young cosmopolitans (I), причем только у Westerners в плюсе оказываются социальная среда, максимально высокая среди всех типов профессиональная составляющая и близкая к самой высокой морально-психологическая. В финансовом плане меньше других потеряли Renowned professors (III) и Young cosmopolitans (I), больше других – Academics in Exile (IV). Последние дают рекордно низкие оценки и по всем остальным параметрам положения после отъезда в сравнении с тем, что было в России.
Наибольшая дифференциация оценок наблюдается в отношении профессиональной составляющей, при этом в половине типов – VI, I и III – она в плюсе, в остальных в минусе. Наименьшая дифференциация – в оценке морально-психологического состояния, где все ощущают себя после переезда в выигрыше, и в оценке социальной среды, где в пяти типах из шести ощущают себя потерявшими практически одинаково, и лишь в одном, шестом ощущают себя в выигрыше.
Основные проблемы, связанные с переездом
В качестве главной проблемы, с которой, так или иначе, столкнулось и продолжает сталкиваться большинство релокантов, можно обозначить их легальный статус: визы и ВНЖ. Это и трудности в получении визы на въезд в страну, а часто и долгий срок ожидания; и трудности при оформлении визы или получении новой визы/ВНЖ по истечении старой. Это особенно болезненно для тех, кто находится в Германии по краткосрочным грантам, и в случае перехода с одного гранта на другой, вынужден выезжать из страны для оформления новой визы. Общая проблема – неясность перспектив с возможностями длительного пребывания в стране. Следует добавить и проблему с российскими паспортами: у кого-то близок к истечению срок их действия, а получение нового для тех, кто в бытность в России подвергся политическим гонениям, затруднено или невозможно; у кого-то при продолжительном еще сроке действия паспорта там остается мало свободного места для виз и штампов, вынуждая человека дозировать свои выезды за пределы Шенгена для участия в конференциях.
На втором месте по упоминаемости находится проблема аренды жилья. Дело тут и в поиске жилья, очень непростом, особенно в Берлине, и в переговорах с арендодателями в ситуации неопределенности в отношении регистрации и российского паспорта, банковского счета, рабочего контракта и др. Многим опрошенным удалось найти квартиру «чудом» не на рынке, а по каким-то личным каналам и благодаря помощи немецких коллег.
Значительная часть респондентов так или иначе столкнулась с проблемой нахождения работы, и многие из них находятся сейчас в положении «незавивисимых исследователей», что, по сути, означает отсутствие постоянной работы, когда приходится перебиваться с одного разового проекта на другой. Это может быть сопряжено с объективными проблемами вроде слабого знания языка, и часто связано с тем, что немецкие коллеги, которые очень помогли на первом этапе, исчерпали небольшие возможности своих институтов, а централизованных программ помощи релокантам не хватает.
Редкий респондент не жаловался на проблемы с немецкой бюрократией, для многих необычные и непривычные. Здесь помогает помощь со стороны коллег, как немецких, так и приехавших ранее соотечественников. Часто помощь, особенно политическим мигрантам, оказывают немецкие общественные организации.
Открытие счета в банке – еще одна проблема, с которой столкнулся практически каждый. Есть правила – общие и конкретных банков, которые крайне затрудняют или делают практически невозможным открытие счета в немецком банке по российскому паспорту. Это не радует, но можно как-то понять. Труднее понять, что все так или иначе существующие запреты обходят, и банковский счет открывают, причем каждый раз по личным связям и знакомствам.
К трудностям с открытием счета в немецком банке добавляется осуществленная платежными системами блокировка кредитных карт российских банков, в результате чего люди, сбежавшие от российской политической системы или даже пострадавшие от нее, оказываются, практически без средств к существованию, а их накопления, если таковые есть, остаются в России. Это особенно болезненно, когда на старте человеку, даже приехавшему по контракту, требуются существенные средства для решения многих, связанных с переездом проблем: арендой жилья, приобретением обстановки, да просто жизнью до получения первой выплаты по контракту.
Помимо проблем адаптации к новой для них жизни, некоторые респонденты, говоря о проблемах, упоминали ощущение «утраты миссии», придававшей смысл их работе в России. Очень важно за практическими, житейскими проблемами, с которым сталкивается любой мигрант, не забывать о том, что многими из переехавших, когда они находились в России и работали в сферах политологии, социологии, экономики, истории и др., двигали соображения помощи своей стране, своему обществу в модернизации, движении вперед. И сегодня, помимо элементарного куска хлеба и крыши над головой они нуждаются в придании смысла своей профессиональной жизни. Вот как об этом почти одинаковыми словами говорят сразу три опрошенных 44-х, 53-х и 59 лет, все типа III: «Потеряли возможность думать стратегически и патриотически о будущем. Произошло обесценивание усилий. Утратили миссию.»
Основные проблемы, с которыми столкнулись респонденты:
1. Визы и ВНЖ, «нансеновские паспорта» – 18
2. Аренда жилья – 10
3. Работа – 9
4. Бюрократия – 8
5. Счет в банке – 7
6. Выезд для оформления визы – 6
6. Незнание языка – 4
7. Блокировка карт – 4
8. Мед помощь – 4
10. Деньги на старте – 4
11. Регистрация – 4
12. Утрата миссии – 2
13. Частые переезды – 2
Положение релокантов и их самоощущение
Любая миграция, тем более экстренная, как правило, сопряжена с понижением статуса. Наши респонденты – не исключение. Обобщенная бальная оценка статуса в академической системе выглядит для них следующим образом.
В России до отъезда: 1 (низовая позиция) – 1 чел. 2 – 12 чел. 3 – 29 чел. 4 – 2 чел. 4 человека были вне системы – уволены до отъезда.
После переезда на первом, низовом уровне оказались 7 чел. на втором – 23 чел., третьем – 10 чел. Вне системы – 8 чел. Иными словами, в плане своего академического статуса люди, как правило, опустились на одну ступеньку вниз.
Самооценка нынешнего положения по шкале от 1 (совсем не устраивает) до 5 (полностью устраивает) выглядит следующим образом: 1 – 6 чел. 2 – 11 чел. 3 – 12 чел. 4 – 6 чел. 5 – 11 чел. Можно предположить, что эта самооценка чересчур оптимистична в связи с тем, что люди сравнивают свое нынешнее положение с тем, от чего бежали или чего опасались.
Сравнивая свое нынешнее положение по совокупности разных факторов, с тем, что было до отъезда, 13 чел. сочли, что их положение стало лучше, 23 – хуже, 12 человек оценили нынешнее положение, как такое же. При этом в материальном плане улучшение отметили 11 чел., ухудшение – 5, у большинства – 31 – положение не изменилось. Такую же картину дает оценка социального положения: 10 – лучше, 7 – хуже, 30 – не изменилось. Ситуация меняется при оценке профессиональной среды и возможностей: 10-19-18; и особенно морально-психологического состояния: у 35 оно стало лучше, у 5 хуже, у 7 не изменилось.
При этом, как сформулировал один респондент, относящийся к типу V, гражданские и политические свободы с лихвой компенсируют снижение комфорта. Если сравнить оценку изменения своего положения релокантами в Германии и релокантами в других странах, то окажется, что в Германии ниже оценка материального положения и социальной среды, но заметна выше оценка морально-психологического состояния и профессиональных возможностей.
Следует заметить, что оценка положения зависит от возраста, причем не линейно. Наиболее позитивной выглядит оценка в самой молодой группе релокантов, соответствующей описанному нами типу I. Следом идет группа 50-59 лет, а группа 49-50 или mid-career в нашей типологии ей заметно уступает. Наконец, наибольшие потери в связи с переездом понесли, как они считают, релоканты в группе 60+. При этом даже они выиграли в морально-психологическом плане.
Интересно, что предпринятая нами инструментальная оценка статуса релокантов несколько расходится с самооценкой релокантов. Здесь наблюдается системное ухудшение статуса от более младших возрастов к старшим, за исключением немного улучшающейся картины в самой старшей возрастной группе старше 60.
Сохранение/воссоздание научного сообщества
Переезд рвет налаженные связи в одном научном сообществе, и, в принципе, способствует их выстраиванию в другом. Дело, однако, в том, что процесс врастания релокантов в новое для них научное сообщество гораздо более длителен, чем выламывания из сообщества старого.
Связи уехавших с оставшимися, как правило, сохраняются, но в сильно сокращенном виде. Общаясь с коллегами, оставшимися в России наши респонденты проявляют повышенную сдержанность и осторожность, избегают темы войны. С одной стороны, они стараются не навредить тем, кто остается в России в условиях жестко контролируемых социальных сетей, с другой, – тема войны неудобна, опасна и выдавливается из публичных коммуникаций в самой России.
В ряде случаев продолжаются и начатые ранее совместные проекты, включая подготовку публикаций. В нескольких случаях сохраняется и аффилиация уехавших с российскими институтами, включая чтение лекций онлайн и руководство научными центрами.
Более интенсивны связи среди самих уехавших, причем связи не только дружеские, но и по поводу совместных проектов. Из проектов, отчасти стартапов, в которых принимают участие сразу несколько из респондентов, можно упомянуть проект создания колледжа в Черногории, в котором участвуют уехавшие из Шанинки, и сложносоставной проект по России будущего на базе одного из неформальных семинаров ВШЭ. «Одиночки не выживают», – сказал, рассказывая о сотрудничестве с уехавшими коллегами, один из респондентов.
Здесь есть ряд вариантов сетевой самоорганизации релокантов. В наших интервью упоминались Scholars without borders – «смотрю, но особо не участвую, они проводят тренинги, встречи на нейтральной территории, распределяют микрогранты»; и Академические Мосты – «работаем с января 2023 г.; началось все с конференции, потом из пары десятков ее участников сформировалось ядро из 6 человек (два в Германии, 2 в Армении, 3 в России), к которому добавился седьмой, тоже в Германии; провели уже 6-7 семинаров»
Понимание ситуации с войной на Западе
По поводу того, насколько адекватно оценивают ситуацию в связи с войной западные эксперты и власти, позиции опрошенных разнились, как, наверно, разнятся и их собственные представления о происходящем. Большинство из имеющих мнение по этому поводу, считают, что многие эксперты, особенно те, кто непосредственно связан с Россией и давно ее изучают, вполне адекватно понимают происходящее. Но они предпочитают не выступать публично, а у мэйнстрима СМИ есть набор штампов, часто далеких от реалий.
На Западе, с одной стороны, нет представления об особенностях государственного террора в современной России, и о его влиянии на повседневную жизнь людей, нет понимания психологии человека внутри долгой диктатуры. А с другой стороны, культивируется миф о низкой поддержке войны в России и об определяющем влиянии пропаганды. Отсюда чрезмерный оптимизм и относительно конца войны, и относительно последующей нормализации внутри России, в то время как российское общество разгромлено, и возвращение его в нормальное состояние займет много времени.
Политики думают о выборах, решают свои задачи и адаптируют под них видение ситуации. Их логика сиюминутна, а действия реактивны. Они ведут себя в соответствии с ожиданиями электората, которые, в свою очередь, основаны на мало нюансированной, идеологизированной и мифологизированной картине, рисуемой СМИ. Отсюда и мало на чем основанный оптимизм относительно скорого окончания войны, при том, что представления и о возможной победе над ядерной сверхдержавой, и о том, что у Путина закончатся ресурсы, иллюзорны.
В качестве довода, подкрепляющего представления о недопонимании на Западе реальной ситуации, многими приводились санкции, которые подталкивают людей поддерживать путинскую власть. И это не только персональные санкции, но и эксцессы исполнителя, как, например, недавний запрет на ввоз в Евросоюз личных автомобилей, а до этого блокирование кредитных карт и различные банковские запреты. Все это бьёт не столько по сторонникам, сколько по противникам путинского режима, и поддерживает транслируемый Кремлем нарратив о ненависти Запада ко всему российскому.
Почти все респонденты упоминали низкий уровень экспертизы – и общей, и той, на которую ориентируются политики, принимая решения. Одна из проблем здесь заключается в том, что на Западе вводятся самоограничения на продуцирование знаний о России, как раз в то время, когда Россия требует большего внимания. Другая проблема – в том, что жизнь сформировала в каждом – и в политике, и в эксперте, некую матрицу, в которую они помещают новую информацию о других странах, системах. А Россия отличается от привычных западному уму моделей не в отдельных деталях, а в основе своей. Именно таким сбоем в логической системе один из респондентов объяснил природу заблуждений Запада в отношении Путина: «Считают Путина КГБ-шником, который хочет стать генсеком, а он – бандит из подворотни, желающий быть царем».
И у экспертов в публичном пространстве, и у политиков абсолютно преобладает короткая ситуативная логика с концентрацией внимания на самой войне. При этом динамика довоенного развития игнорируется, и серьезный анализ ошибок, совершенных Западом, отсутствует. Понятно, что никто не хочет акцентировать внимание на своих ошибках, но без извлечения уроков из них, с одним только упованием на то, что с уходом Путина ситуация волшебным образом изменится к лучшему, без выработки адекватной стратегии, Запад обречен на «топтание в тупике».
Отсутствие на Западе адекватного понимания происходящего влечет за собой и отсутствие реалистичной стратегии в отношении России, и стратегии вообще. Первоначальная быстрая реакция на войну исходила из представления о ее краткосрочности и скорого возвращения к норме. Эти подходы давно нуждаются в пересмотре, поскольку понятно, что впереди длительное противостояние с путинской Россией. И то, что воспринималось, как отклонение от нормы, становится надолго новой нормой. Вместо пассивного и уже этим удобного ожидания раскола путинских элит и развала России на части, необходимо вырабатывать стратегию длительной осады, в которой должно найтись место и релокантам, и находящимся за крепостными стенами заложникам путинского режима. И один из первых вопросов, на которые надо ответить при выработке такой стратегии, это вопрос о том, так ли уж надо помогать Путину в укреплении стен крепости, блокируя для россиян все выходы из нее.
Прозвучало мнение о том, что в Германии понимания происходящего больше в силу, прежде всего, исторического опыта. При этом, однако, высказывались мнения, что в США понимают ситуацию лучше, чем в Европе, причем политики хорошо, а эксперты по-разному.
Виды на будущее и намерение вернуться
БОльшая часть опрошенных на вопрос о планах на возвращение отвечала, что для этого нужна не просто смена режима, но нормализация всей ситуации в стране, что в обозримом будущем не просматривается. Многие, особенно молодые, говорили, что они закладываются на жизнь на Западе, как минимум на 10 лет, чтобы врасти, получить гражданство, дать образование детям.
Респондент в возрасте под 60, тип III: «Возвращение? Если рассчитывать на него, опускаются руки. Чтобы рыть землю носом, надо жить так, как будто не вернусь».
А вот 37-летний респондент, тип I: «Перспективу возвращения, в принципе, вижу, но непонятно когда. Инвестирую во врастание: учу язык, а не пишу статьи. Смотрю на варианты ухода из академии, где все битком, правда, пока непонятно куда».
У респондентов, кому под 50 и за 50, и карьера не сугубо научная, не так: у них «свой bubble без особой интеграции в местную жизнь». Респондент 48 лет, тип V: «Надо быть готовым к тому, что надолго, но надежда есть, и квартиру в Москве решили пока не продавать. Работаю, в основном, на соотечественников, если бы хотел врастать в Германию с языком и пр. надо было бы выйти из всех наших проектов, а я этого не хочу».
При этом нынешнее положение устраивает вполне или в основном лишь немногим больше, чем треть опрошенных, и ровно такую же треть с небольшим положение не устраивает совсем или мало устраивает.
Опыт нулевых лет, когда в России была сделана ставка на возвращение успешных в науке соотечественников из-за границы, и вернувшихся, да еще на особых условиях, часто весьма неблагожелательно встречали их коллеги, пережившие тяжелое время в России, показывает, что весьма призрачные сегодня планы релокантов на возвращение, скорее всего не будут реализованы вовсе.
Рекомендации властям
Ответы респондентов на вопрос, что бы они могли рекомендовать властям принявшей их страны, чтобы, с одной стороны, облегчить решение тех проблем, с которыми релоканты столкнулись, а, с другой, максимально эффективно использовать приехавших, во многом вытекают из перечня обозначенных проблем.
Чаще всего рекомендации касались легального статуса респондентов – виз и ВНЖ. Звучали пожелания делать их более длинными, а в случае ожидания обновления ВНЖ не требовать, как сейчас, выезда из страны.
Многое говорилось и о помощи мигрантам-академикам в интеграции в новую, часто мало им знакомую среду. Это и более долговременные прозрачные программы поддержки, и своего рода welcome package, которые помогли бы приехавшим ориентироваться в общем устройстве жизни и бюрократических учреждениях. Предлагалось активнее использовать для всего этого общественные организации, которые часто оказывают более эффективную помощь релокантам и требуют существенно меньше ресурсов, чем и без того перегруженная государственная бюрократия. В качестве частного предложения звучало и обеспечение возможности открепление от назначенной земли тем, кто не нуждается в социальной помощи.
Многие из приехавших считают, что могли бы принести значительную пользу стране пребывания в качестве экспертов по России в ситуации затягивающегося, как теперь понятно на годы, противостояния России Западу. Респонденты высказывали свое недоумение в связи со своей невостребованностью в этом качестве.
С их точки зрения имело бы смысл не разбрасывать их по одному в разные центры, а концентрировать в нескольких, более крупных, в том числе предлагая не только индивидуальные, но и коллективные гранты. Это особенно касается тех случаев, когда из России приезжает целая команда исследователей, имеющих опыт участия в совместных проектах. В отношении Германии это означало бы централизованное выделение федеральным правительством определенного числа исследовательских и преподавательских ставок землям или даже конкретным университетам и центрам для обеспечения концентрации ресурсов и большей их отдачи.
Звучали пожелания снять дискриминацию в отношении обладателей российских паспортов, особенно в отношении людей, которые выступают противниками путинского режима и им за это преследуются. Это касается и возможности открытия банковских счетов, и снятия блокировки с кредитных карточек, эмитированных российскими банками.
Стоило бы подумать и о стимулировании отъезда из России талантливой научной молодежи с целью обескровливания путинского режима, и, одновременно, приезда в страны Запада высококвалифицированных специалистов. Следовало бы также принять специальные программы релокации для подпадающих под риск, включая активистов гражданского общества, возможно и для стремящихся избежать мобилизации.
Возможно, не стоило бы полностью обрубать связи с остающимися в России исследователями, которые по тем или иным причинам не хотят или не могут уехать из страны. Их участие в персональном качестве в научном общении и проведении совместных с западными коллегами проектов могло бы принести двойную пользу – самим исследователям и проектам на Западе.
Рекомендации властям со стороны респондентов
Визы и ВНЖ: на учебу, преподавание, исследования; длинных – на 5 лет; ожидание без выезда из страны – 16
Помощь в интеграции: разнообразные формы поддержки; более долговременные и прозрачные программы, подключение общественных организаций – 11
Более эффективное использование релокантов, в том числе для экспертизы по России – 9
Концентрация релокантов-экспертов в аналитических центрах – 5
Обеспечение возможности открытия банковских счетов – 6
Снятие дискриминации по российскому паспорту – 5
Финансирование новых ставок в университетах, возможность коллективных грантов – 4
Более гибкое распределение по землям – 3
Дифференцированные программы релокации для категорий, включая «коридоры помощи» для испытывающих риск; активистов ГО; убегающих от мобилизации – 3
Проактивность, включая запуск новых программ с истечением нынешних краткосрочных, финансирование СМИ и аналитических центров – 3
Разблокирование кредитных карт – 2
Избегание глупостей вроде санкционирования личных машин и др. – 2
Не обрубать полностью связи с российскими исследователями – 2
Подключение фондов в помощь государству и российских олигархов, желающих смягчения санкций, zoom-консультации по школам, способствование оттоку из России молодых специалистов, тех же айтишников; создание площадок для обсуждения по России; программы поддержки антивоенных инициатив на территории безвизовых стран: Грузии, Армении, Казахстана, Сербии, Турции.
Выводы
Переход войны в Украине в затяжную и неопределенно долгую стадию, требует пересмотра стратегии Запада, как в отношении России в целом, так и в отношении уехавших из страны россиян.
Для благотворительности в отношении людей, попавших в беду, которой до сих пор занимались западные страны, все сильно затянулось. Активные, инициативные, высокопрофессиональные россияне, переезжающие на Запад – это не обременение, а ценный ресурс, которому необходимо найти достойное применение. Надо менять подходы, строить стратегии, ориентированные на взаимовыгодное сотрудничество, не просто раздавать деньги, но выстраивать инфраструктуру, максимально используя потенциал приехавших «академиков».
Один из рецептов здесь – сохранение ядер и использование эффекта масштаба: не распыление, а концентрация приехавших из России исследователей, особенно если речь идет о заметных частях больших научных коллективов, как Шанинка или Центр изучения институтов развития ВШЭ. Стоило бы подумать о том, чтобы федеральное правительство выделило бы землям несколько сотен ставок для формирования новых и укрепления существующих исследовательских центров с использованием переехавших в Германию россиян. С тем, чтобы это не увеличило финансовое бремя на германский бюджет, можно подключить к финансированию этих центров российских олигархов на условиях возможного смягчения наложенных на них персональных санкций.
Создание сети исследовательских центров помогло бы решить вопрос с экспертизой по России, приобретающий все большую остроту. Следует понять, что в России хорошей аналитики все меньше (а именно ею питались западные эксперты), а при этом уехавшие оттуда аналитики мало востребованы на Западе. Россия стремительно меняется, а экспертно-аналитическое обеспечение принимаемых западными политиками решений ориентируется на довоенные, быстро устаревающие знания экспертов. Сами эксперты, не проводя исследований, превращаются в простых комментаторов. Необходимо запустить ряд исследовательских проектов, в том числе сетевых, в области экономики и социальной сферы; динамики политического режима; политических элит; принятия решений; социально-экономических и политических процессов в регионах; взаимоотношений регионов и Центра; местного самоуправления и др.
Ситуация с отъездами из России в каком-то смысле стабилизировалась. Те, кто был готов уехать, в большинстве своем уехали. И новая волна эмиграции возможна лишь при резком изменении условий внутри (мобилизация, репрессии, исчерпание базы для работы) и/или снаружи. К последним относится запуск более понятных долговременных программ, позволяющих человеку без больших сбережений и задела в виде наработанных имени и связей за рубежом, выстраивать новую жизнь.
До сих пор работала модель push, когда уезжали те, кому невмоготу, кто менее обременен заботами о близких и кому есть куда. Теперь же надо, чтобы заработала модель pull, привлекающая сильных, способных, инициативных людей, усиливающая качество экспертизы по России на Западе и ослабляющая путинский режим, лишающая его интеллектуальной мощи, а с ней будущего.
Особая проблема – продление пребывания в стране тех, кто приехал по прежним «коротким» программам и за несколько месяцев не смог найти долговременной работы. Проблема усугубляется тем, что конкурсы на грантовые программы имеют довольно длинный цикл, и если исследователь с действующей визой или ВНЖ в него не укладывается, он должен выезжать из страны, дожидаться ответа в безвизовой для россиян стране. К тому же с истечением срока ВНЖ у него закрывают и банковский счет. Нужны специальные долгосрочные программы для россиян, способствующие их врастанию в германское академическое сообщество, устраняющие, в числе прочего, прямую конкуренцию с украинцами, приоритетное внимание к которым понятно и справедливо.
Переходя от реактивной тактики к проактивной стратегии, следует иметь в виду и неизбежно усиливающуюся в будущем проблему легального статуса приехавших в Германию россиян. Многие из них, в силу нарастания в России политической репрессивности, не имеют возможности вернуться в страну для оформления документов, в первую очередь паспортов, по истечении срока действия имеющихся.
Заметим, что ссылки на тяжеловесную и строгую германскую бюрократию, которую трудно сделать более эффективной, не всегда работают. Ведь у многих релокантов так или иначе выходит ее обходить, получая через знакомых более ранний термин, и через знакомых же оформляя счет в банке, аренду квартиры. Необходим критический анализ и пересмотр в сторону смягчения норм и правил, действующих в отношении принятых Германией россиян.
Многие из опрошенных подчеркивали большую роль, которую помогая их адаптации, врастанию в новую для них и малознакомую среду, играли структуры германского общества, разного рода волонтеры. Эффективной поэтому могла бы оказаться не программа расширения государственного участия, а помощь со стороны государства уже существующим и продемонстрировавшим свою эффективность организациям гражданского общества.
Изменение представлений о длительности противостояния между Россией и Западом, другой временной горизонт означают и переход от первоначальных программ, нацеленных на помощь уехавшим в пережидании кошмара и подошедших к концу, к новым, более долговременным и приносящим пользу Германии.