«Мышь»: книга, в которой Москву стирает с лица земли зомби-апокалипсис. Интервью с автором Иваном Филипповым

Иван Филиппов — писатель, журналист, кинопродюсер, автор книги «Тень», телеграм-канала и подкаста «Запасаемся попкорном» и канала «На Zzzападном фронте без перемен» — выпустил вторую книгу, «Мышь». Она вышла в понедельник, 13 ноября, в издательстве Freedom Letters. Для «Эха» журналист Артем Беседин поговорил с Иваном Филипповым о том, как история о сыновьях автора склеилась с поисками бессмертия президента России, о прощании с любимым городом, о достоверности деталей и о том, как важно жить в реальном мире, а не том, в котором хотелось бы.

Внимание: в тексте есть спойлеры. Если вы не хотите знать некоторых деталей сюжета книги, то интервью лучше прочесть после нее. 

— Твоя предыдущая книга была из четырех букв с мягким знаком на конце, эта тоже — это случайность или концепция?

— Сначала я годами хихикал над режиссером Юрием Быковым, у которого нет фильма, который бы не назывался односложным существительным, а потом у меня у самого сначала «Тень», потом «Мышь». Абсолютно в общем случайно вышло, но смешно!

— Книга начинается с лабораторного поиска бессмертия для советских генсеков. Когда я начинал читать и понятия не имел, что будет дальше, — по первым страницам думал, что ты разовьешь куда-то в сторону того что, вот нынешний глава государства еще прожил лет 40, чувствует себя по-прежнему в состоянии править. И думал, что в этом  есть существенный потенциал. И тем большим было мое удивление, когда все повернулось в сторону зомби-апокалипсиса! Как ты вообще выбрал сюжет? 

— Все складывалось по кусочкам. У меня была сначала базовая идея. Мне очень нравится идея  брать какие-то популярные жанры, в которых мы знаем кучу американских, английских — неважно, иностранных — произведений и пытаться их адаптировать к нашей реальности, делая что-то наше, что-то свое. Мне в принципе нравится такой подход, и мне всегда хотелось пробовать именно такие штуки. «Тень» — это такой классический origin story (история о становлении героя — прим. Эхо) из комиксов, «Мышь» — это история про зомби-апокалипсис. Но у всего есть, как говорил Василий Иванович, нюанс. У каждой из этих историй. В “Тени” я взял классическую схему героя, получившего сверхспособность и придумал ей нашу собственную московскую мифологию, крепко завязанную на историю города. С “Мышью” было немного иначе. Я лениво думал про зомби-апокалипсис: классно было бы устроить его в Москве. У меня в голове первым делом появлялись места, которые я хочу увидеть в своей версии зомби-апокалипсиса. Я представляю себе Москву: я хочу в Пушкинский музей, хочу в метро, на Ярославский вокзал, я хочу пройти по городу, по локациям, которые мне важны,  интересны, которые, как мне кажется, могут быть классными. У меня изначально в голове было путешествие по городу, и я его строил вокруг каких-то важных для меня географических точек.

Вторая мысль была про героев. Изначально история была только про мальчиков. Мне хотелось придумать историю про моих мальчишек, которые оказались в зомби-апокалипсисе: представить, как бы они себя вели, как бы они выживали, что бы с ними происходило, о чем бы они думали. Эта мысль со мной жила пару лет. Потом очень осторожно начали появляться новые герои. Я подумал, что два мальчика-героя — это мало. 

Сначала появилась Ася. Асю я встретил натурально на Арбате. Я бежал от метро к своей подруге Юле на новогоднюю вечеринку, это Новый 2022-й год. И по дороге мне встретилась мышь, огромная розовая мышь! Декабрь, поздний декабрь, темно, падает снег, Арбат, народа не очень много, потому что, в общем, уже вечер — и стоит посреди Арбата человек в ростовом костюме мыши. Меня этот образ очень пронял. Потом у меня появились Лавр с Тоней, потому что я каждый день по утрам ходил гулять и проходил мимо Лефортовского изолятора и читал бесконечные истории на «Медиазоне» про эпидемию арестов ученых. Самым последним появился Расул, когда я уже начал писать книжку. Он должен был быть эпизодическим героем, но почему-то превратился в неэпизодического. И так же, как со многими другими героями, в нем очень много от реальных людей, он такой, скорее, собирательный. Хотя его родное село и его обстоятельства жизни в Дагестане — всё это детали из рассказов моего близкого друга, это его родное село. А дальше каким-то образом все эти мысли и идеи в голове уже в историю склеиваются! 

И да, дважды в своей жизни от разных людей я слышал про то, что в Москве правда существуют два института, у которых единственная цель — это изучения вопросов продления жизни Владимира Путина. Это было лет семь назад, и мне эта деталь очень запала в душу. И в какой-то момент у меня в голове мысли про зомби-апокалипсис и  бессмертие Владимира Путина встретились и получился Институт функционального бессмертия. Дальше книжка как-то сама уже начинала придумываться: я точно знал, с чего мы начнем, точно знал, чем закончим, но я никогда не знаю, что будет посерединке. У меня есть маршрут, и я иду со своим героями по маршруту, а что с ними дальше будет, я далеко не всегда знаю. Скажем, людоед Вадик был мной давно придуман — это было такое упражнение: “а что было бы, если”. Все говорят, что конец света наступает для всех неожиданно. А что, если есть человек, для которого конец света не неожиданный, а он всю жизнь его ждет. А какой он будет? А что он будет делать? Так вот складывается такая мозаика смешная в голове, из которой потом получается история.

— Книга написана человеком, который так или иначе долго работает с кино, и, вероятно, у нее есть потенциал. Веришь ли ты, что это возможно? Хотел бы ты этого?

— В случае с «Тенью» я всегда говорил, что нет, потому что «Тень» слишком сложно устроена. А здесь да, конечно, это может быть и фильм, и сериал, и более того, это не требует, на мой взгляд, смерти Путина или чего-то такого. Вполне подъемная, реализуемая вещь. Вопрос в том, кто захочет этим заниматься? У меня в принципе никогда нет такой цели, я никогда не пишу под адаптацию. Просто в силу того, что у меня устроено сознание, видимо, очень киношно, так получается. То есть обратная зависимость 

— Ты говоришь, что съемки не требуют смерти Путина, но там есть такие моменты… Скажем, ты представляешь себе студию, которая берется в России снимать фильм, где Маргарита Симоньян оказывается запертой в этой башне, выживая за счет того, что она жертвует своими сотрудниками?

—  Все, что связано с кино, очень долго раскачивается, это требует долгого подготовительного периода, причем я даже не имею в виду физическую подготовку к съемкам фильма. Просто, так сказать, происходит адаптация сознания к новым реалиям, понимание того что у них на самом деле тоже можно снять. Так вот в России конкретно сейчас, разумеется, «Мышь» ни как фильм, ни как сериал не возможна. Если книгоиздатели, то есть очень-очень лихие с точки зрения соблюдений всяких ограничений люди, — если они напугались, то российским киношникам такую историю даже бессмысленно предлагать. Я не думаю, что это должно быть в России, но «Мышь» в принципе ведь может быть и  на английском? 

— Ты можешь приоткрыть, каким образом тебе отказывали издатели?

— Все очень вежливо отказывали. Это очень хорошие люди, я глубоко им благодарен за то, что они потратили время на прочтение, правда, сейчас совершенно искренне это говорю. Они писали замечательные отзывы, они писали моему агенту какие-то очень приятные слова и рассказывали, как им бы хотелось, но нельзя… Одно большое издательство прислало письмо, примерно следующего содержания: да, конечно, нам нравится, мы готовы издать, но надо, кроме того что обязательно убрать крамолу на президента, заменить все настоящие имена, начиная с генерального секретаря ЦК Черненко!

— В России существует большой жанр научной фантастики и разного такого фикшена, рассчитанный условно на патриотов: попаданцы, спасающие товарища Сталина и Родину и так далее. А твоя книга ориентирована на противоположную аудиторию или ты считаешь что  и условно читатели жанра про попаданцев тоже будут это читать?

— Я все-таки не думаю про политические убеждения своих читателей. Мне хочется, чтобы им было интересно. Это звучит очень наивно, но я знаю много таких примеров из жизни, когда люди, которые вроде бы формально находятся по разные стороны баррикад, на самом деле любят страну, любят город, любят людей. Они на самом деле исходят из якобы одного и того же: не хочу говорить, что из любви к России, но из ощущения себя частью этой страны, принадлежности к этой культуре. Наверное, кто-то из читателей, не разделяющих мой взгляд на мир, может обидеться, что в романе съели того или этого реального персонажа, но глобально я не вижу,  чтобы «Мышь» была какой-то специальной либеральной литературой. Я надеюсь, что ее будут читать люди, которые находятся в разных политических лагерях.

— Я просто себе представляю такого читателя, который в какой-то момент видит голову патриарха на асфальте…

— Да, понимаю. Я поэтому и говорю, что допускаю – кто-то может расстроиться. Но думаю, что большинство моих читателей эта деталь как раз не смутит.

— По книге чувствуется, что тебе Москва дорога, но при этом вот это всеобщее «вчера приснился сон прекрасный Москва — сгорела целиком». Ты же знаешь, под эти строки вся страна танцевала на корпоративах, и ты в какой-то мере описываешь эти надежды. Считаешь ли ты, что представление о Москве как лучшем городе Европы было справедливым или мы все покупали комфорт в обмен на свободу?

— Одно совершенно не исключает другого. Покупали ли мы комфорт в обмен на свободу? Сто процентов. Мы на многое закрывали глаза. Но опять-таки, важно сказать:  не все закрывали. Были и остаются люди, которые говорили даже сейчас говорят о коррупции, которая обеспечивает вот такое «прекрасное» функционирование города. Но тем не менее мы с удовольствием жили в городе, который действительно был комфортным и качественно функционировал, с этим сложно спорить. 

Про «сгорела целиком»: смешно получается — вторую книжку я уничтожаю Москву. Я не буду так больше делать, ничего из того, что я дальше придумал, не будет связано никак с уничтожением Москвы, да и в принципе с фантастическим или фэнтезийным жанром. Это для меня такой способ попрощаться с любимым городом был, когда я это писал. Это не означает, что он такой должен быть для читателя, это просто исключительно мои собственные эмоции. 

Опять-таки для меня это из разряда таких умственных экспериментов — представить на секунду: Москва исчезла. И что завтра будет? Страна такая же или страна какая-то другая? Мне кажется, другая. Мне кажется, что это интересно — попытаться представить, а какой она будет, а как она изменится, что в ней будет происходить и как будет устроена жизнь. Кстати, в отличие от «Тени», у меня есть понимание того, как может выглядеть продолжение «Мыши» — как раз история о России без Москвы.

— Мне показался довольно реалистичным поворот, в котором спасение происходит не откуда-то извне, не бог из машины приходит всех и освобождает, а какой-то губернатор подмосковный, то есть человек из системы. Это было сознательное решение?

— Да, сознательное решение, но оно в меньшей степени было связано с тем, что я думал о нем как о человеке системы. Мне, скорее, хотелось представить себе именно такого героя.  Человека, который со школьной скамьи не принимает собственных решений. Всюду его тащат, всюду он во всё не по своей воле встроен, он делает то, что ему скажут, он делает то, что ему положено — не только в вопросах карьеры. На ком он женится, как он живет свою жизнь, как он обустраивает свой дом… История о том, что занимающий высокий пост человек не может выбрать дизайн интерьера собственного дома – тоже отчасти из реальности. Тоже история, которую мне рассказали про реального человека. Не губернатора, но человека с должностью чуть ниже министерской, который дико переживал из-за того, что ему по долгу службы пришлось нанять чью-то жену или сестру обставлять ему квартиру… И он жил в квартире, которую ненавидел, потому что все в ней было сделано не так, как он хочет. А так, как он хочет, сделать нельзя, потому что дизайнеру отказать нельзя – не положено, товарищи не поймут. И я представляю себе такого человека, который вдруг получил шанс сделать что-то сам. Не в смысле подвига, а в смысле «вот, я могу что-то, может быть, вообще ничего не получится, но я сам это попробую». 

Мне почему-то кажется, что мы на них смотрим как на бездушные машины, а они и ведут себя как бездушные машины, но все-таки что-то там человеческое осталось. И мне было интересно придумать героя-чиновника, причем не просто чиновника, а начальника. Я к нему с большой нежностью отношусь. Я представляю, что такой мог бы быть, потому что в каком-то смысле это наш общий жизненный опыт новый, то чему научила нас война (по крайней мере, меня точно этому научила), что люди, о которых ты думал, что они подлецы, вдруг оказываются совершенно не подлецами. А люди, про которых думал, что они твоей группы крови и сделают совершенно точно правильный выбор, оказываются самыми циничными, мерзкими приспособленцами. Для меня не так важно, что он из системы, мне важно что он, по-своему очень несвободный человек, который вдруг решил воспользоваться тем, что вот приоткрылась его клетка — и он из нее юрк!

— Просто это ведь еще и часть какой-то актуальной дискуссии о том, каким образом может измениться режим, что будет дальше. Многие сейчас говорят, что ну в итоге придется с кем-то договариваться — не с Путиным, конечно, но условно с Патрушевым там или с Собяниным.

— Мне бы очень не хотелось ни с кем из этих людей договариваться и уж тем более с Патрушевым. Сложно представить себе кого-то менее договороспособного. Мне бы очень хотелось, чтобы это были другие люди. Но опыт последних 20 лет нас научил тому, что лучше смотреть на такой мир, какой он есть, а не такой, каким ты хочешь его видеть. Поэтому если вдруг окажется, что можно завершить войну,  договорившись с Собяниным, то, наверное, нужно про это говорить? Не знаю, я как-то ко второму году стал менее склонен к этим эмигрантским разговорам про будущее России и как нам обустроить Россию. Давайте доживем.

— В послесловии ты довольно увлекательно рассказываешь про фактчек каких-то деталей: про вертолет, которым может владеть губернатор региона, скажем. Расскажи, насколько ты подробно этим занимался.

— Есть такая школа мысли и в литературе, и в кино, и в телевидении, которая учит нас, что если ты выстраиваешь фантастическую вселенную с невероятными допущениями, тогда делай все детали внутри этой вселенной максимально реалистичными. Тогда твоему читателю будет проще, потому что он может быть уверен: это все настоящее, это все работает. Да, зомби и вирус — это авторские выдумки и художественные допущения, но при этом все остальное аутентичное. Я всюду заморачивался: про Пушкинский музей и как он устроен, про системы пожаротушения, про вертолет, про метро, про устройство автозака. Про вирус мой замечательный друг Витя помог мне это все придумать. Такого вируса не существует, но он описан при этом максимально реалистично, его придумывать мне помогал человек, который работает в лаборатории, занимается вирусами, понимает, как они устроены. Он же мне рассказали про моих любимых и важных для истории беренгийских сусликов… Все детали внутри истории — настоящие. Вплоть до, казалось бы, не очень важных мелочей. Например, когда Ася завтракает и читает журнал «Эсквайр», и я точно выяснил, что за статьи были в том номере. Замечательная девушка, машинист электропоезда, объясняла мне про устройство электропоезда. Я всюду старался найти кого-то, кто бы  мне объяснил и помог сделать мир “Мыши” максимально убедительным. 

Что-то я спрашивал в фейсбуке, в инстаграме, в твиттере, мне писали комментарии, это было очень здорово, мне очень нравится, что я могу быть уверенным в деталях. С «Тенью» было то же самое, правда там речь шла только об исторических деталях, но у книжки было (при том что она чистый фикшн)  два научных редактора, которые всё проверили и выверили. 

— Сверялся ли ты со своими сыновьями, давал им читать? Как это происходило?

— Конечно, они оба читали рукопись, они оба кое-что правили, они оба комментировали, и мне было очень нужно, чтобы они это одобрили и сказали, что это похоже на правду. Чтобы не оказалось, что 40-летний мужик придумывает за детей то, как дети никогда в жизни не поступят, не скажут, не сделают. Но самое главное мне было очень важно, чтобы им «Мышь» понравилась.