Юлия Тарковская

Эфир ведёт Юлия Тарковская

Мы еще не встретили ни одного человека, который бы сказал: «Знаете, вообще мне стало жить лучше. Я выиграла от войны. Вот я теперь ушла с работы, у меня материнский капитал, и еще от мужа я получаю». Так не говорят. Мы видим, что эти женщины, с которыми мы разговариваем, действительно костьми лягут, и тот факт, что их мужей призовут, их может скорее в сторону нелояльности повернуть…

Путинский режим с точки зрения Европы выглядит стабильно, что, скорее всего, он никуда не денется, что Россия в обозримом будущем будет представлять такую же угрозу или, может, ещё более серьёзную угрозу, которую она представляла в последние несколько лет…

Эфир ведёт Юлия Тарковская

В каком бы состоянии Россия внутренне ни находилась, мы уже видим ясно, что существует такая же точно ситуация, как в XX веке в отношении этих режимов: главный ответ на эти режимы лежит не в политической плоскости, а в культурной. Культурная плоскость — это, в сущности, персональные голоса. У нас образовалось очень мощное культурное крыло, которое последовательно и четко антитоталитарно. Оно антивоенное, оно антипутинское и оно выступает за совершенно другой образ человека, чем тот, который формирует путинизм…

Очень интересно сейчас смотреть за динамикой некоторых бывших коллег. Кто-то из них стали настоящими фашистами. Даже бороды отрастили окладистые, чтобы быть похожими на Дугина. Кто-то делает вид, что они просто изучают средневековую философию, их всё это не касается. Очень любопытно. Но многие просто покинули университет…

Как было бы здорово, если бы ИИ мог быть медиатором конфликтов. Причем конфликтов именно серьезных, которые приводят либо к вооруженному противостоянию, либо к серьезному урону — это было бы очень здорово. Но здесь, если честно, даже в самом оптимистическом сценарии я пока слабо верю, что это будет востребовано…

Ю. Тарковская: То есть вы полагаете, что смертную казнь вернут для того, чтобы избавиться от физической угрозы в лице заключенных, которых сейчас отправляют на войну?
М. Чащилова: Мне кажется, что чисто системно это может быть…

А может ли революция привести к демократии? Вопрос на самом деле очень непростой, потому что если мы посмотрим на историю, то вот возьмем пример Франции…

Эта система, с одной стороны, сейчас выглядит как очень сильная и жесткая, но жесткие системы — их же особенность в том, что они иногда быстро ломаются. И тогда будьте спокойны, такое случится: будут люди на улицах и много чего будет интересного…

Тая Зубова: Я очень много думаю о том, кто будет работать с людьми, которые пережили войну. То есть где мы найдем так много психотерапевтов или как мы выстроим культуру так, чтобы люди пошли за помощью…

Украинцы — думаю, что этот этап прошел, — долгое время, опять-таки, на основании исследований, переживали не просто ужас войны, но абсолютный шок от того, что россияне это могут. Путин, не Путин, но когда украинцы получили опыт того, как вели себя российские военные, они, конечно, не приходили в себя именно от слома вообще всех стереотипов того, что такое русские…

Елена Голосий: Будет русская, российская культура – она будет. Но, мне кажется, что вся эта имперскость на всех уровнях должна исчезнуть, просто раствориться, не быть. Пока этого не произойдёт в головах, в культурах, где угодно – наверное, война будет продолжаться…

Санкции появились… Это тоже очень важный момент, который очень много упускался. То есть по итогам 2-х лет вдруг сложилось какое-то впечатление, что санкции возникли сами по себе (они и до этого были первые наложены, то есть Россия под ними была давно), и санкции — это какая-то отдельная напасть. Вот как дождь, град и санкции. Это не так…

Те же мачо, которые не представляют, как иначе можно жить – когда попадают в страну, где есть закон о домашнем насилии… Я с имамом разговаривала, имам дагестанский в Берлине. Я спросила, как у вас дела с домашним насилием обстоят? Он говорит: «Когда ко мне приходит женщина, жалуется, я ей рекомендую вызывать полицию. Но вы это не пишите, меня сильно будут наши мужчины ругать»….

И тут уже вопрос взглядов: где заканчивается критика политики Израиля и где начинается антисемитизм. Тут тоже очень много копий по этому поводу сломано и тоже, как мы любим говорить, неоднозначно. В том числе люди, которые выходят на демонстрацию, не всегда знают, чем это кончится…

Понятно, что сейчас не время диалога между российскими и украинскими историками. Ну очевидно, война идет, не до этих всех… Это все, конечно, вернется, но не сейчас. То есть действительно у меня был такой кризис понимания того, что надо сейчас создавать, чтобы это было не просто потому что издательство, а потому, что это для дела…