Олег Басилашвили - 2020 - 2020-01-17
К. Ларина
―
20 часов 3 минуты. Добрый вечер! Начинается передача «2020». Здесь в студии «Эха Москвы» - Ксения Ларина, а в студии в Петербурге – мой замечательный соведущий Виталий Дымарский…
В. Дымарский
―
Привет-привет.
К. Ларина
―
И наш потрясающий гость, которого мы так хотели, я так рада, что наконец мы его добились, и он к нам пришел, и у него возникло взаимное желание увидеть всех нас – это Олег Валерианович Басилашвили. Здрасьте, Олег Валерианович!
О. Басилашвили
―
Здрасьте-здрасьте!
К. Ларина
―
Здрасьте, дорогой!
О. Басилашвили
―
Очень рад вас видеть, Ксюша. Давно не виделись.
К. Ларина
―
Как здоровье-то расскажите сначала?
О. Басилашвили
―
Здоровье ничего. Меня радует ваш вид.
К. Ларина
―
Правда?
О. Басилашвили
―
Замечательно выглядите.
К. Ларина
―
Цветущий?
О. Басилашвили
―
Мы с вами не виделись довольно давно.
В. Дымарский
―
Понимаешь, Олег Валерианович себя увидел в Скайпе.
О. Басилашвили
―
Нет, здесь плохо видно, поэтому ощущение, что я, в общем, ничего.
К. Ларина
―
Ничего, ничего. Все нормально.
О. Басилашвили
―
Как говорил Жванецкий, утром с ужасом смотрю на себя в зеркало, а потом говорю себе фразу: «Ничего это скоро пройдет». Так что вот так. Но это не о вас.
В. Дымарский
―
В общем, мы в боевой форме.
К. Ларина
―
Отлично! Молодцы! Дорогие друзья, мы в прямом эфире. Поэтому, конечно, можно нашим слушателям тоже подключаться. Нас всех показывают на нашем Ютуб-канале. Милости просим. Там у нас чат работает. И, естественно, СМС: +7 985 970 45 45.С чего мы начнем? Мы начнем, наверное…
В. Дымарский
―
С чего хочет Москва, с того мы и начнем.
К. Ларина
―
Начнем мы с искусства – с театра. Я думаю, что это будет правильно. Как бы такая тема безобидная, тихая. Да, Олег Валерианович?
О. Басилашвили
―
Да я не сказал бы. Она разная. Тяжелая тема, особенно сейчас.
В. Дымарский
―
Мы здесь перед эфиром с Олегом Валериановичем как раз говорили про театр. Олег Валерианович мне говорит: «Да, тема. А Мейерхольд?»
О. Басилашвили
―
Да. Нет, не в этом даже дело. Дело в том, что, конечно, каждый из нас – и я в том числе, я думаю, и вы – отлично чувствует какое-то изменение времени. Вот оно существует. Если взять посмотреть на себя и на свои взаимоотношения с людьми 10, 15, 20 лет тому назад, да мы были совсем другими людьми. Не то что мы были старше или моложе, мы были просто другими. Взаимоотношения у нас были иные. Наша оценка жизненных обстоятельств тоже была несколько иной и с иной позицией, нежели чем сейчас.Чему это приписать? Я думаю, просто потому, что кончается некая эпоха, которая не зависит от политики, от чего-то еще. Просто вот наступает такое какое-то новое время. Вообще, говорят, цифровая технология, мы переходим на цифровой язык. Все это, наверное, очень хорошо. Я в этом, правда, мало понимаю. Но, наверное, это прогресс, который необходим, и так далее, и так далее. Но я себя все время спрашиваю.
Вот, например, представьте себе, болдинская осень, сидит Александр Сергеевич Пушкин, карантин холеры, к невесте не пускают, 2 месяца сидит, тоска, осень, дождь, идти некуда, скука. И он пишет: «Роняет лес багряный свой убор, Сребрит мороз увянувшее поле, Проглянет день как будто поневоле и скроется за край окружных гор. И на брегах Невы меня друзья сегодня именуют… Но многие ль и там из вас пируют? Еще кого не досчитались вы?». То есть пишет обращение к друзьям в Петербурге 19-го октября в день лицейской годовщины.
Представьте себе на секунду, если бы у него был бы телефон, этот самый Айфон или как он там называется. Нафиг ему писать эти все стихи? – «Але, Петя! Как ты? Все в порядке?». Или можно даже написать: «Я в порядке. До свидания!». Всё. И никакой поэмы бы не было. Ну, наверное, все-таки Александр Сергеевич написал бы что-нибудь все-таки. Но все равно вот это вмешательство в нашу жизнь вот этой новой прогрессивной технологии при всех ее достоинствах что-то меняет в нас, в наших взаимоотношениях.
В. Дымарский
―
А вы присутствуете, как сейчас говорят… Какой-то дурацкий глагол, но тем не менее. Вы не пользуетесь – лучше так, может быть сказать – вот то, что называется соцсетями? Фейсбук.
О. Басилашвили
―
Нет. Я, просто, не умею.
В. Дымарский
―
Ничего не читаете?
О. Басилашвили
―
Ничего, нет.
В. Дымарский
―
И ничего не пишете?
О. Басилашвили
―
Нет, я ничего не пишу. Вот эти Фейсбуки – я с этим как-то не на дружеской ноге.
В. Дымарский
―
Потому что впечатление такое, что все человеческие отношения как бы перешли туда.
О. Басилашвили
―
Вот, вот, вот. Вы знаете, это было давно.
К. Ларина
―
Послушайте, они не только человеческие, они и бесчеловеческие тоже, бесчеловечные.
В. Дымарский
―
И бесчеловеческие тоже, да.
К. Ларина
―
Потому что вот вы привели пример про Пушкина, который невозможен был бы в эпоху гаджетов. Хотя черт его знает. Может быть, наоборот, ему во многом облегчило бы эту жизнь, и он бы написал гораздо больше, чем успел гусиным пером при лучине. А так все-таки было бы и светло всегда, и экран, и клавиатура рядом. Мне кажется, он бы легко освоил.
О. Басилашвили
―
Ну да. С одной стороны, было бы легче во многом. А с другой стороны, тяжелее.
В. Дымарский
―
Вот сейчас легче, но не пишут.
К. Ларина
―
Но Пушкиных нет. Это другой вопрос. Это отдельная тема. Мы можем об этом тоже поговорить. Олег Валерианович, но самое главное, что произошло, допустим, для нас, работников СМИ – постоянно круглые сутки, когда ты работаешь, тебе все время пишут здесь вот на этих СМСках, что про тебя думают. И я все время думаю, вот артисты пока до такого не дошли, что на сцену он выходит, играет в спектакле Гамлета, а у него идет бегущая строка, которую он читает – из зала все ему пишут, что они думают про его игру. Как вы думаете, это изменило бы, вообще, существование актерское на сцене?
О.Басилашвили: Кончается некая эпоха, которая не зависит от политики, от чего-то еще. Наступает новое время
О. Басилашвили
―
Вы знаете, я не знаю. Вы имеете в виду, что во время игры прямо на экране идет: «Плохо ты сыграл»?
В. Дымарский:
―
«Ты что делаешь?».
К. Ларина
―
Или пишут: «Ой, какая старая. Ой, какая толстая. Ой, что с ним стало».
О. Басилашвили
―
Вы знаете, Ксюшенька, это артист ощущает и без всякого экрана.
К. Ларина
―
Да ладно!
О. Басилашвили
―
Да. Ну, я по себе сужу и по многим моим товарищам, которые значительно лучше меня. Вот Константин Сергеевич Станиславский говорил в свое время, что самое ценное в театре – это когда и зрительный зал, и артист воедино. То есть возникает некая вольтова дуга общения между ними, незримая вольтова дуга, и зал включается в сотворчество вместе с актерами.Вспоминая лучшие спектакли своего детства и своей юности ранней, особенно Московского художественного театра тогда, в то время, я не могу избавиться от некоторого ощущения – ну, вспоминаю, допустим, «Горячее сердце» или «Три сестры» Немировича, или что-либо еще – могучей атмосферой, которая наваливалась на меня по открытии занавеса. Отчего это зависело, я не знаю.
К. Ларина
―
От Могучего зависело.
В. Дымарский
―
От Могучего, я тоже подумал.
О. Басилашвили
―
Да. Наверное, и от меня, который был подготовлен уже к этому и ждал чуда. И оно происходило на моих глазах. Вот это и есть. Как только эта вольтова дуга исчезает, зритель начинает думать: «Ой, а что Марь Иванна в пятом ряду? Эту фразу плохо сказал». Начинается вот это вот… Как говорил опять тот же Станиславский, электрические лампочки начинают загораться не на сцене в глазах партнера, ради которого ты работаешь, а в зрительном зале. И уходит то самое славное и нужное, что необходимо во время спектакля. Вот такая история. Это артист сам чувствует.
К. Ларина
―
Скажите, пожалуйста, на ваш взгляд, сегодня все-таки миссия или, скажем не так пафосно, функции театра изменились? Вот зачем сегодня человек приходит в театр играть спектакли и зачем человек приходит в театр смотреть спектакли?
О. Басилашвили
―
Это вопрос очень сложный, Ксюшенька, сложный и опасный, потому что можно истолковать слова говорящего по-разному. Вспоминая судьбы великих русских режиссеров и актеров, того же Мейерхольда и многих-многих других (вы понимаете, о чем я говорю), обвиняемых в формализме, можно наткнуться на эти неприятности и прослыть таким гонителем. Это неправильно, нехорошо. И я никогда не был гонителем нового чего-то такого. Наоборот, я обожаю новые формы и новые моменты самовыражения у режиссеров и актеров.В то же время я вспоминаю Владимира Владимировича Маяковского, эту банду «Желтая кофта» и «Бубновый валет» и все прочее, как они громогласно отрицали все, что было до них, все русское (и не только русское) искусство, культуру, поэзию, литературу и так далее. – «Сбросим Пушкина с корабля современности». Жуткое дело, да? А сам Владимир Владимирович наизусть знал всего Пушкина и утром декламировал отрывки из «Евгения Онегина». Брезь. А потом стал реалистическим поэтом. Ну, если взять его последние стихи – это бронза, это многопудье. Понимаете, вот тут сложный путь. И тут нельзя путать.
Я думаю вот что. Самое главное, что необходимо любому ищущему художнику, как говорил Георгий Александрович Товстоногов, найти точное расстояние между собой и тем, что он предполагает видеть на сцене. Так же, как артист должен найти точно расстояние между собой и образом, который он играет. Вот какая история. Ну, например, Отелло душит Дездемону. Он же не может до конца ее додушить. Он не настолько вошел в образ, чтобы убить Дездемону.
К. Ларина
―
Это смотря как он будет играть. Иногда хочется и додушить.
О. Басилашвили
―
Все равно, как бы она ни играла. Вот в чем дело. Значит, расстояние все-таки есть между образом и артистом. Или брехтовская драматургия. – «Вон как далеко тот Артур Луи. Посмотрите, какой он идиот, подлец, и мерзавец. Я ненавижу его. Посмотрите, как я его ненавижу». Но все это должно быть сыграно талантливо. Все это должно быть согрето добром и участием.
В. Дымарский
―
Олег Валерианович, а вот такой вопрос. Это ваш как бы взгляд со сцены, если хотите, на театр. Но театр невероятно популярен. Я вот могу судить хотя бы по Москве и Петербургу, понятно, двум театральным столицам. Залы полны. Народ просто рвет и мечет, рвется в эти театральные залы.
К. Ларина
―
И билеты, между прочим, дорогие.
В. Дымарский
―
Да. Зачем туда ходят сегодня люди? Чего они хотят? Они хотят просто увидеть Басилашвили популярного или они все-таки за какими-то смыслами? Зачем они туда идут?
О. Басилашвили
―
Виталь, я задам вам вопрос. В свое время очень долгое время по ночам вокруг Большого драматического театра стояли в очереди за билетами. Зачем они шли на спектакль?
В. Дымарский
―
Вот я вас спрашиваю.
О. Басилашвили
―
Тогда. И какая разница между тем и сегодняшним днем?
В. Дымарский
―
Тогда. А сегодня? Тогда, может быть, что-то услышать то, что вам не говорят ежедневно из доступных источников информации.
О. Басилашвили
―
Мало того, вспомните свои юные годы и не только юные, когда мы ходили в кино, ну в какой-нибудь кинотеатр, неважно. Например, советский фильм «Баллада о солдате». Кстати, замечательная картина. Вы один когда-нибудь ходили в кино? Ну, может, вы ходили. Но, вообще, вы предпочитали ходить ведь не в одиночестве. Правильно?
В. Дымарский
―
Да.
О. Басилашвили
―
Вдвоем, втроем сидеть рядом. Можно сообщаться, сочувствовать.
В. Дымарский
―
И в театр тоже лучше вдвоем?
О. Басилашвили
―
И в театр то же самое – вдвоем. Почему? Потому что вы испытываете удовольствие, наслаждение не только от того, что происходит на сцене, а от того, что ваш партнер, сидящий рядом, испытывает те же чувства. Мало того, не только он испытывает, но и весь зрительный зал, как вы надеетесь, захвачен этим одним.Во что превращается зрительный зал, когда мы видим мать в «Балладе о солдате», провожающую сына, и мы понимаем, что она больше никогда его не увидит, ибо он погибнет на фронте? Ну, все плачут, грубо говоря, комок в горле стоит. Весь зал. Как назвать этот зал, вот это единство? Это сидит народ, который охвачен единым чувством – чувством справедливости, сочувствия и так далее, и так далее.
Сейчас вот эти связи, к сожалению, на мой взгляд, нарушены. Уже одно присутствие попкорна в зрительном зале уже не дает возможности сопереживать тому, что происходит.
В. Дымарский
―
Но в театр еще все-таки, слава богу, не ходят с попкорном.
О. Басилашвили
―
Ну, уже почти ходят.
К. Ларина
―
Ну слушайте, Олег Валерианович, все-таки зависит еще и от репертуара кинотеатра, поскольку попкорн не просто так появился. Попкорн пришел за той продукцией, которую на экране показывают. «Балладу о солдате» сегодня никто не снимает. И даже если бы вдруг такого уровня и такой глубины фильм бы появился для массового зрителя в кино, там не было бы полного зала. Вы сами прекрасно это понимаете. Потому что все, о чем вы говорите, уже давным-давно случилось.В кино ходят по-прежнему, между прочим, компаниями и парами, и стайками, и группами. Но в основном это, конечно, подростки и молодежь. И это проблема, как я понимаю, все-таки не только России, это проблема всего мира. Соответственно, и репертуар такой подбирается под детей, под попкорн. А наш с вами зритель сидит дома и ждет, когда ему что-нибудь предложат в телевизоре.
О. Басилашвили
―
Вот вы сказали «наш с вами зритель». Ксюша, извините, но что значит «наш с вами зритель»? Что, мы какие-то особенные? А те, кто ходят вот так вот в кино с попкорном или в надежде на дешевое развлечение и прочее, ведь перед ними тоже существует некая наша обязанность. Я имею в виду обязанность тех, кто творит что-то в кино, в спектакле.
К. Ларина
―
Какая?
О. Басилашвили
―
Но ведь мы же должны чувствовать, что они ориентируются на то постепенно… Вот мне когда-то мама моя говорила. Я говорю: «Вот артист. Что от артиста остается? Ну, художник написал полотно. От него остается даже плохо нарисованная кошечка какая-нибудь. А уж я не говорю о Тициане, о Рембрандте, о Репине и так далее. А что от артиста? Ничего».А она говорит, и она, по-моему, права: «Ты должен воздействовать на те чувства человека, которые в нем спят, и чтобы он эти чувства сохранил до конца своей жизни». Каждый выход артиста, каждый спектакль должен быть нацелен на это добро, на сочувствие, на сопереживание, на то, чтобы воспитывать в человеке лучшие его качества, идущие, в общем-то говоря, от создателя. Вот что. И мне кажется, вот в этом и есть обязанность любого деятеля культуры, громко говоря, от архитектуры до театра.
В. Дымарский
―
Олег Валерианович, а вы же давно в кино не снимались, да?
О.Басилашвили: Я обожаю новые формы и новые моменты самовыражения у режиссеров и актеров
О. Басилашвили
―
Ну, сравнительно давно, да, не снимался.
В. Дымарский
―
Не интересно?
О. Басилашвили
―
Ну, как вам сказать… Предлагают кое-что, но… Понимаете, я нахожусь в том возрасте, Виталий, когда уже имею право делать выбор, понимаете. Если есть что сказать ролью – это хорошо. А если просто так, во имя финансового благополучия – ну, можно, конечно. Даже нужно, ну конечно, да. Но все-таки это не совсем то и всегда возникают вопросы.
К. Ларина
―
Кино у нас, кстати, сейчас хорошее. Вот я хочу защитить российский кинематограф.
О. Басилашвили
―
Хорошее. Есть хорошие режиссеры.
К. Ларина
―
Это то кино, которое не показывают в широком прокате, к сожалению.
О. Басилашвили
―
Да, да, да.
В. Дымарский
―
Которое не продвигают, я б сказал.
К. Ларина
―
От него отучили.
В. Дымарский
―
И очень часто искусственно.
К. Ларина
―
К сожалению, отучили от такого хорошего кинематографа, увы. И поэтому честь и хвала тем людям, которые не переходят в вот эту коммерческую фигню, вот в этот попкорн, а продолжают искать какой-то высший смысл в этой деятельности – в производстве кино, в сочинении кино, в постановке спектакля. И слава богу, что такие люди есть. А то сейчас скажут нам, что мы сейчас опять ворчим, брюзжим, что все прошло, «где-ты, Мисюсь?». Нет, Мисюсь есть. Она существует.
О. Басилашвили
―
Есть и Мисюсь, и есть новые Мисюси. Есть новые авторы, которые внушают мне надежду на то, что они превратятся постепенно в тех, кем мы будем гордиться в конце концов. Да и сейчас ими можно гордиться. Мало того, я имею в виду не только кинематограф, я имею в виду и сериальный кинематограф, телевизионный. Я сейчас часто сижу дома и смотрю телевизор, специально вот эти сериалы. Вы знаете, среди артистов и среди режиссеров, которые там фигурируют, я вижу очень много талантливых и ищущих людей, несомненно. Другое дело, что 27 серий. Артисту уже нечего играть дальше. Уже все сыграно. А он продолжает волей-неволей. Это уже другой разговор – разговор техники. Но, в принципе, работа многих артистов меня поражает точностью и уходом от себя. Это не просто, знаете, ля-ля-тополя от самого себя органичненько проговорить, проболтать текст. Нет, это создание образа. Это очень ценно, на мой взгляд. Так что все это внушает надежду. Но, конечно, переходит в какие-то другие формы. В какие, я не знаю.
К. Ларина
―
Другие формы, другой язык более современный, более мобильный, более динамичный, вот о чем мы начали разговор с этих гаджетов и с этих информационных технологий, которые, безусловно, изменили и искусство в том числе. Ничего страшного, конечно же, в этом нет. Ну что делать, время меняется…
О. Басилашвили
―
Нет.
К. Ларина
―
Нет?
О. Басилашвили
―
Да.
К. Ларина
―
Есть страшное?
О. Басилашвили
―
Нет, ну, знаете что, есть страшное в одном. Давайте самые такие расхожие примеры. Ну вот Владимир Владимирович Маяковский. А рядом с ним какое количество было этого хулиганья? Ну, в хорошем смысле слова. Ну, масса других. Но они не были талантливы так, как талантлив Владимир Владимирович. Они не были гениальны. Их сердца не грела боль, любовь к человечеству, желание жить. А, может быть, грела, но не в такой степени, как Маяковского и ряда таких же талантливых, как он. Вот в чем дело.Очень легко задрапироваться в одежды современного режиссера и говорить все, что вы не понимаете и вам не понятно. Это поиск. Неужели вы не поняли? Ну, я мог бы привести ряд примеров. Я, просто, не хочу их приводить.
К. Ларина
―
А как вы отличаете? Вот вы ж все-таки за всю свою огромную жизнь какие-то критерии для себя выработали. Как вы отличаете самозванца от художника?
О. Басилашвили
―
С одной стороны, это должно волновать, что бы ни было на сцене, ради бога. Вот я в свое время очень давно обратил внимание на одного артиста. Как фамилия его, как выяснилось, была Безруков. Это я потом узнал. Он в Московском художественном театре играл в спектакле «Мертвые души».
К. Ларина
―
Очень талантливый актер.
О. Басилашвили
―
Да. Между прочим, очень талантливый и любимый мной сейчас. Но не в этом дело. Он играл Чичикова. Помните сцену у Коробочки, когда он приезжает, там массу перин она на него навалила, а ему все-таки было неудобно, он никак не мог заснуть. Какие перины? Пустая сцена и два стула. И артист Безруков сумел сыграть на этих стульях, то самое чувство вызвать во мне, какое я испытывал, читая про Чичикова, которых не мог согреться на 20 пуховых перинах. Он сумел это сделать. Видимо, вместе с режиссером. Не кривляясь, ничего не изображая, а вот так расположив себя и так почувствовав сцену. Вот это талант. Вот пожалуйста, ради бога. Любая форма возможна.
К. Ларина
―
Миндаугас Карбаускис режиссер этого спектакля «Мертвые души».
О. Басилашвили
―
Ну вот, видите.
К. Ларина
―
Да, я тоже помню. Это замечательная работа, прекрасная.
О. Басилашвили
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
Значит, все равно все можно. Значит, нет все равно никаких запретов.
О. Басилашвили
―
Запретов не должно быть. И в нашей Конституции написано, статью даже могу назвать, в нашей Конституции написано: «Художник имеет право на все формы выражения». Точка. Делай, что хочешь.
К. Ларина
―
Вы сейчас про Конституцию осторожно, между прочим.
О. Басилашвили
―
А я про нее больше ни слова не скажу. Только то, что сказал сейчас.
В. Дымарский
―
А если б вас включили в рабочую группу?
О. Басилашвили
―
Я бы работал тогда.
В. Дымарский
―
Тогда бы вы изменили Конституцию.
К. Ларина
―
Ну хорошо, в Конституции записано – да, свобода творчества, цензура запрещена. Но, тем не менее, это очень серьезный разговор. Эта система запретов личных для каждого человека важна? Вот вообще в искусстве, в культуре.
О. Басилашвили
―
Обязана быть, обязана быть, обязана быть.
В. Дымарский
―
Но эта система запретов таких этических.
О. Басилашвили
―
Внутренних запретов – что можно, а чего нельзя.
В. Дымарский
―
Что можно, а чего нельзя политически или…
О. Басилашвили
―
Нет, нет, нет. Что можно, чего нельзя. Политически – нет. Ведь политика тоже основана на чувстве. Между прочим, знаете, вот интересная вещь. Вот недавно прочел ряд книжек таких экономистов, которые пытаются популяризировать вот то, о чем они говорят. Я не буду называть авторов. Они довольно известны. Там масса размышлений очень интересных, очень интересных построений. Но в результате все сводится к одному. Какие бы ни были прекрасные законы, какие бы ни были проведены замечательные, умные и точные реформы в государстве, все-таки все держится на нравственном чувстве исполняющих и на нравственном чувстве граждан, которые живут в этой стране.А на чем строятся, на чем держатся, чем вызваны эти нравственные чувства? Я думаю, одним – вот 10 заповедей. Я так полагаю. Вот там продиктовано все. Это не значит, что надо быть сугубо религиозным человеком. Каждый свободен в этом деле. Но все-таки эти чувства закреплены там. Вот мне кажется, что об этом не должен забывать нормальным человек, кто бы он ни был – писатель, балетный артист. Кто угодно, ради бога. Но вот это должно быть обязательно сидеть у него как гвоздь внутренний и не давать ему отклоняться.
В. Дымарский
―
Но, понимаете, к этим 10 заповедям все время хотят добавить то 11-ю, то 12-ю, то 13-ю – это можно, это нельзя, этого нельзя трогать, этого можно трогать.
О. Басилашвили
―
Я думаю, что если человек с совестью работает, то никто ему ничего сказать не может. Может только идиот какой-нибудь, да и то промолчит, если у него совесть работает.
К. Ларина
―
Я хотела сказать другое. Согласна с вами, конечно же, да. 10 заповедей нам достаточно, больше не надо. Хотя бы эти соблюдать. Но ведь Тартюфы размножаются почкованием. И сегодня это нормальная психология, нормальная философия Тартюфа или по-нашему, по-русски – Иудушки Головлева, который будет вам рассказывать про все эти 10 заповедей, от зубов будут отскакивать и еще много чего расскажет прекрасного, но проповедовать будет совсем другую философию, по сути.
О.Басилашвили: Политика тоже основана на чувстве
О. Басилашвили
―
Ну что же, пусть проповедует. Понимаете, какая история. Я ведь не противник разных точек зрения на мир и на жизнь. Наоборот. Только мне кажется, что и та, и другая система, и третья, и десятая должны, грубо говоря, конкурировать друг с другом, а человеческая природа должна выбирать. Вот тут, на мой взгляд, громадную роль играют все-таки внутренние чувства творцов. А кто идет в творцы? Ну, я не о себе говорю – мы старое поколение. Кто идет? Люди, которых что-то волнует, которых волнует звездное небо у них над головой и категорический императив внутри самого себя, которые задают себе вопросы: зачем, почему, что это значит?И это молодые ребята. Молодые идут в актеры, в режиссеры, в скульпторы, в художники, в писатели. Голодают, бедствуют, не думают о финансах. Вот эти пробиваются вперед. А что ими движет? Только чувство добра, попытки поделиться со всеми остальными и сделать мир чуть-чуть лучше. На мой взгляд, вот это и есть та самая соль земли, в общем-т, из-за которой мы живем на этом свете.
К. Ларина
―
Прекрасное окончание первой части нашей встречи. Напомню, что сегодня в программе «2020» Олег Басилашвили. Программу ведут Виталий Дымарский в Петербурге и я здесь в Москве, Ксения Ларина. Мы продолжим после выпуска новостей.НОВОСТИ/РЕКЛАМА
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «2020». Я надеюсь, что уже понимают, что мы в эфире наши дорогие участники в Петербурге.
В. Дымарский
―
Да, да, да. Мы здесь заговорились.
К. Ларина
―
Да, да, да. Здесь Виталий Дымарский и Олег Басилашвили. Олег Валерианович, я хочу вам сообщить плохую новость – мы закончили говорить о прекрасном. Всё.
О. Басилашвили
―
А какая плохая?
К. Ларина
―
Мы закончили говорить о прекрасном, теперь будем говорить о другом.
В. Дымарский
―
Будем о непрекрасном?
К. Ларина
―
Да. Можно я задам вопрос важный вам, исходя из того, что мы уже успели наговорить в первой части передачи? Почему все-таки тогда история ничему не учит, а искусство никого не меняет к лучшему? Объясните, пожалуйста.
В. Дымарский
―
Откуда ты знаешь, что не меняет?
О. Басилашвили
―
Если бы я мог это объяснить, я был бы не Басилашвили, а каким-то великим философом. Я думаю, что все-таки вы несколько ошибаетесь, потому что все-таки люди становятся лучше. Представьте себе на минуту… Ну, будем оперировать такими именами, как Лермонтов, Пушкин – вот нам это ближе. Ну, не было бы в нашей жизни Александра Сергеевича Пушкина. Ну, не писал, не было такого поэта. И не читали бы мы ни «Онегина», ни «Медного всадника», ничего бы не читали. Может быть, мы были чуть-чуть иными бы. Может быть, на микро какую-то долю. Но, наверное, все-таки мы были бы несколько совсем другими людьми, понимаете. Так что меняет.
В. Дымарский
―
Мы были бы хуже.
О. Басилашвили
―
Были бы хуже. Были бы еще хуже. Так что меняет. Или, например, тот же Владимир Владимирович Маяковский. Почему я упоминаю эту фамилию? Ну, наиболее расхожая, нам более ближе. То же самое. Вот эта боль, яростная боль сердца за неудавшиеся жизни людей. Ну ведь мы же ее чувствуем, мы же пытаемся жить несколько иначе. Это не от нашего мозгового соображения происходит.
В. Дымарский
―
Нам подсказали?
О. Басилашвили
―
А это душа подсказывает. А кто в душу это заронил? Они, начиная там с Тредиаковского, с Ломоносова того же, с Державина, с Пушкина и пошло, и поехало. Мы стали другими людьми. Конечно влияет. Но не в такой степени, как у Глеба Успенского, который посмотрел в Лувре на Мадонну, на Венеру безрукую и стал другим человеком. – «Преступник вышел из залов Лувра совсем другим, увидев Венеру». Конечно, это наивно. Но, в принципе, правильно.
В. Дымарский
―
Извините, можно такой вопрос и, может быть, продолжение? В конце концов, даже без фамилий Маяковского, Пушкина и Лермонтова более близкие нам и, может быть, не такие великие, но даже та же перестройка, скажем, наша, ведь она связана во многом с литературой – с «Детьми Арбата»... То есть что-то меняла.
К. Ларина
―
Я добавлю, что это связано не только с литературой, это связано с просвещением народа, с процессом просвещения.
В. Дымарский
―
Ну, в частности. Да, с искусством, безусловно.
К. Ларина
―
Когда человек едет в метро и читает… Помните, мы в перестройку смотрели друг на друга, все узнавали, перестукивались по номерам «Нового мира» или там журнала «Знамя» или журнала «Нева», «Огонек». Люди читали, люди хотели это получить. Значит, они были готовы к этому. Они хотели этой правды – они хотели узнать правду про историю, хотели узнать правду про вчера, про сегодня.
В. Дымарский
―
А сегодня не хотят.
К. Ларина
―
Прочитать то, что от них прятали. Поэтому рано или поздно это искусственное соединение под названием Советский Союз рухнуло. Этот идеологический монстр рухнул под напором действительно просвещения. А иначе как? Сегодня мы же видим, как все обратно собирается. Опять это чучело собирается в самом ужасном виде, в каком только возможно себе представить. Я не про географические границы говорю, а про это внутреннее ощущение вот этих мифов, которые мы сами себе создаем опять заново. Кто их придумал? Почему народ их потребляет?Вот мой вопрос, Олег Валерианович. Почему народ Пушкина, Лермонтова, Достоевского, народ, переживший страшную войну, народ, переживший тяжелейшие репрессии, народ, сам отказавшийся от коммунистической идеологии и открывший для себя свою историю и свой мир, похоронивший своих невинно убиенных, он сегодня вновь превращается в то самое, что мы имели?
О. Басилашвили
―
Хорошо, Ксюша, ответьте мне на такой вопрос, на который я сам себе не могу ответить. А почему Михаил Сергеевич Горбачев, а за ним вслед Борис Николаевич Ельцин начали так называемую перестройку? Чем это было продиктовано? Не теми ли чувствами, которые наполняли народную массу?
В. Дымарский
―
Конечно. Безусловно.
О. Басилашвили
―
То равнодушие, в котором они жили, мы жили все прошлые годы, оно сменилось каким-то другим чувством и, как пружина, стало выдавливать деятелей политических наверх – того же Горбачева, того же Ельцина и ряд других.
В. Дымарский
―
Да и вы, кстати говоря, были депутатом.
О. Басилашвили
―
Да, депутатом. И так далее, и так далее. Так что это народ сделал.
К. Ларина
―
Да, правда.
О. Басилашвили
―
И что было нашей задачей всеобщей? Убрать тогда ту партию, как нам казалось, которая тормозит развитие нашей России, нашего Советского Союза. Убрать ее от руководства. И как только они уйдут, будут развязаны руки у народа, и все будет хорошо – экономика заработает, свободная торговля, рынок и так далее, и тому подобное.
В. Дымарский
―
Ан нет.
О. Басилашвили
―
Что-то случилось, что-то стало происходить – дефицит исчез и так далее, и тому подобное. И мы можем выезжать, можем более-менее свободно разговаривать и так далее, и тому подобное. Но, оказывается, дело-то не совсем в коммунистической партии (хотя и в ней в первую очередь), а что руководило функционерами. Я имею в виду не светлые головы типа Горбачева. Функционерами этой партии. Не те ли же чувства, которые руководят многими из нас сегодня – алчность, корыстолюбие, властолюбие, ну и так далее, и тому подобное.
В. Дымарский
―
Приспособленчество.
О. Басилашвили
―
Я думаю, сейчас народ это начинает осознавать, что главное – не наклейка, а то, что внутри. И вот против этой-то внутренней наполненность и выступать должно современное искусство и культура. Мне так кажется. Мы сейчас начинаем обнаруживать того врага, неприятеля, который мешает нам правильно жить. Я запутанно говорю, извините. Но я думаю, все-таки вы поняли смысл того, что я пытался сказать.
В. Дымарский
―
Понятно.
О.Басилашвили: Сейчас народ это начинает осознавать, что главное – не наклейка, а то, что внутри
О. Басилашвили
―
И сейчас, мне кажется, идет накопление вот этих эмоций, этих чувств, которые, я думаю, в результате заставят или положат начало многим изменениям, которые должны происходить. Так мне кажется.
К. Ларина
―
А как избавиться от этой вот непримиримости, которая иногда ставит в какие-то моменты просто на край физической гражданской войны наше общество? Сегодня вот эти чувства агрессии по отношению друг к другу представителей разных лагерей (и политических в том числе) доходят до края. Почему это происходит? Вот, кстати, чем должно заниматься искусство, на мой взгляд, чем должна заниматься Церковь – эту агрессию тушить, это пожар агрессии тушить всеми возможными способами.
О. Басилашвили
―
Да, Ксюша. Мы этому, собственно говоря, и посвятили первую часть нашей с вами беседы – о роли деятелей, – ну, очень мне не нравится это выражение, – культуры.
К. Ларина
―
Художники.
О. Басилашвили
―
О роли художника, да. Конечно. А кто этим должен заниматься? Только они. Они к этому призваны богом. Конечно, очень высокопарно. Но действительно, они выбрали себе этот путь. Это их дорога. Возьмите любого российского, любого зарубежного крупного автора – они все идут по этой дороге вместе.
В. Дымарский
―
Ну да. Но, смотрите, а у нас там… Не буду называть фамилии, и так все понятно.
К. Ларина
―
Мы без фамилий сегодня.
В. Дымарский
―
Талантливый писатель, а призывает там бегать с пистолетом или с автоматом.
О. Басилашвили
―
Значит, он не талантливый. Вот и все. Не талантливый он писатель. Что тут поделаешь? Или глупый, понимаете.
В. Дымарский
―
Ну, это возможно.
О. Басилашвили
―
Дойдет, в результате. А не дойдет, значит просто… Ну что ж делать? Ну, у всякого свое. Вот я недавно читал Булгарина, гонителя Пушкина, сплетника и так далее, и так далее. Слушайте, просто хороший писатель. Во-первых, он хорошо пишет. Нет, у него очень остроумные статьи про «Евгения Онегина», про Пушкина. И он раскладывает его по частям, как не многие наши критики могут сегодня ругать произведения крупных поэтом. Он просто большой мастер. Но почему же Пушкин о нем написал так, что, дескать…Я не помню уже стихов, но смысл такой, что к Смирдину в лавку пойдешь – то ли кого-то неприятного встретишь, то ли в Булгарина наступишь. Потому что он понимал суть этого человека – завистника, интригана и подлеца. Не имел в виду его талант. И поэтому в веках остался Булгарин только потому, что жил на свете Александр Сергеевич Пушкин. Не было бы Пушкина, Булгарина бы никто не знал. Вот в чем дело. Так же, как Христос и Пилат. Вот такая история.
К. Ларина
―
Олег Валерианович, расскажите немножечко про палачей. Поскольку у нас параллельно практически вышли два спектакля в Москве и в Петербурге. В Москве спектакль «Палачи» идет в «Гоголь-центре». Это делал Кирилл Серебренников. Но, если вы знаете, там пьеса МакДонаха. Она адаптирована к российской действительности.
О. Басилашвили
―
Да, да, да, я знаю.
К. Ларина
―
И там герои как раз представляют…
В. Дымарский
―
Переведены на русский язык как бы.
К. Ларина
―
Это палачи сталинского времени. Такие палачи-профессионалы. Вы играете оригинальную вещь, не стали ничего… Вот как вам кажется, чей путь вернее и что заложено в этой пьесе МакДонаха, насколько она про нас?
О. Басилашвили
―
Мне кажется, любая хорошая пьеса про нас – и «Три сестры» Чехова, и «Гамлет» Шекспира, и в тоже время МакДонах. Я не сравниваю величины, но это тоже про нас, понимаете. О чем эта пьеса, я бы сейчас не стал вам рассказывать, это было бы глупо тут вскрывать. Но мне кажется, эта пьеса очень многослойная, многосложная пьеса. И если ее правильно играть, то волей-неволей зритель переносит все то, что происходило в 1956-м или 1965-м, когда отменена смертная казнь королевой Великобритании, на сегодняшний день, на самих себя.И дело совсем не в том, кто палач, а кто не палач, а дело в том, как себя чувствуют люди на изломе исторической ситуации, как они начинают понимать, что они... Все любили, все знали, все кланялись, все здоровались. А сейчас ты кто? Никто. Вот это самое главное.
И потом, в этой пьесе абсолютно простой сюжет. Очень большие глубины, до которых трудно докопаться. Почему так люди себя ведут? Почему ни с того, ни с сего начинают грубо разговаривать друг с другом? Почему это хамство начинается, а потом вдруг неожиданная нежность? Значит, какие-то там взаимоотношения были давным-давно, сложились уже, и это выскакивает само по себе. Мне на эту тему сейчас трудно говорить – я заинтересованное лицо. Но каждый спектакль – для меня это задача. И я каждый раз решаю вот эту задачу, вот приблизительно ту, о которой я сейчас вам говорил.
К. Ларина
―
А вот психология палача чем-то отличается от психологии носителя любой другой профессии?
О. Басилашвили
―
Ну конечно. Конечно отличается. Я такого рода людей играл. Ну вот, например, «Салемские колдуньи». Я играл там человека, который придумал всю эту игру, что они колдуньи, что их надо сжигать и так далее, и так далее. Что им руководило? Ну, вроде бы и хорош собой, и учится на одни пятерки, и мама его любит. А вот девочки не любят почему-то, а любят какого-то шпаненка в кепочке. Ребята идут за хулиганами, за двоечниками, а за мной не идут. Почему? Чем я хуже остальных?Вот этот комплекс неполноценности, на мой взгляд, он и диктует выбор вот такого рода профессии. Ну, еще, конечно, и характер. Надо уметь убивать людей – не каждый за это примется. Вот это. Чтобы выделиться и вот доказать всем, что я не хуже вас, а даже во многом лучше. Вот, мне кажется, что двигает нашим героем в этих «Палачах».
В. Дымарский
―
А человек с такой психологией, как вы описали, с психологией палача, если он начинает заниматься политикой и делает свою политическую карьеру, как тот же Сталин, это тоже фактически палач, но в политических одеждах.
О. Басилашвили
―
Понимаете, у меня была мечта сыграть Сталина в свое время. Сейчас уже мне поздно его играть. Не в этом дело. Предлагали сценарий очень хороший. Очень любопытный Сталин там. И я его изучал. Меня всегда безумно интересовала одна вещь и до сих пор интересует – не какие мысли, а какие чувства руководили товарищем Сталиным, когда он занимался своим делом, когда он уничтожил все ленинское ЦК, все уничтожил, почему? Потому что это были враги? Вот что?
К. Ларина
―
Предатели.
О. Басилашвили
―
Предатели ли? А, может быть, просто потому, что в Туруханском крае к нему плохо тогда относились? Это надо понять. Это должно жить в человеке. И вот это самое важное – что же руководит человеком, который неудержимо прет на вершину власти? Такие, как Сталин. Вот и здесь в пьесе МакДонаха фигура…
В. Дымарский
―
Может быть, тоже комплексы какие-то?
О. Басилашвили
―
Тоже комплекс привел и его. Вот смотрите, он ведь работает до сих пор, до отмены палачом. А Пирпойнт, его бывший соперник, ушел 10 лет тому назад, сказал: «Я больше не могу. У меня руки по плечи в крови. Всё, я больше не могу». Что это значило для вот этого моего героя Гарри Уэйда? – «Видите ли, ишь ты какой чистенький! Ишь ты какой у нас… А я, значит, плохой. Я вам еще покажу». Вот это все комплексы, которые мешают человеку жить. Вот мне так кажется. И когда эти комплексы уходят, то становится значительно легче и понятнее самому, что такое жизнь и для чего мы живем.
К. Ларина
―
Это очень важные вещи вы говорите. Потому что когда мы видим проявления каких-то совершенно античеловеческих, безжалостных поступков, агрессии от человека к человеку, когда мы читаем про пытки в наших тюрьмах, когда мы видим, как на улицах избивают людей совершенно безжалостно (и девушек, и молодых людей), вот у меня все время тоже возникает этот вопрос: вот что происходит с человеком, когда он эту внутреннюю границу переходит, когда он перестает понимать, что это преступление, когда это превращается в некий животный азарт? Это же и с палачами происходит.Это происходит с теми, кто, извините меня, выносит неправедные приговоры. Судьи в мантиях, которые читают приговоры, они же прекрасно понимают, что они сажают человека не за что, что они ломают ему судьбу. Вот внутри эта ломка когда-то же происходит, правда же?
О. Басилашвили
―
Несомненно. Тут все по-разному. Кто-то испытывает садистское удовольствие, избивая молодую девушку. Просто так, приятно. И тебе за это ничего не будет.
В. Дымарский
―
Безнаказанность еще, конечно.
О. Басилашвили
―
Да. А вспомните Ольгу Берггольц, которая не могла родить детей, потому что ее били коваными сапогами в живот. Ну и так далее. Миллионы примеров других. Значит, кто-то испытывал от этого удовольствие и испытывает, и будет испытывать. Такие люди есть. И их очень много. Что поделать? Кто-то это делает во имя…
В. Дымарский
―
Понимаете, такие люди есть, и они всегда, наверное, будут. Но нужны какие-то ограничители. Если ограничители не работают, если безнаказанность, то тогда этих людей ничто не остановит.
О. Басилашвили
―
Тут на службе нравственности должны стоять законы, твердые законы, которые должна соблюдать прежде всего правоохранительная и судебная системы. Люди должны бояться нарушения этих законов. Вот страх. Просто хотя бы только страх и больше ничего.
О.Басилашвили: У меня была мечта сыграть Сталина в свое время
В. Дымарский
―
А у нас правоохранители становятся правонарушителями.
О. Басилашвили
―
Да, правоохранители должны охранять наши права, записанные в Декларации прав человека. Вот в чем дело.
К. Ларина
―
Олег Валерианович, вы, конечно, много должны знать, вообще, про природу зла, поскольку очень много мерзавцев переиграли в своей жизни и, конечно же, точно, наверняка над этими вопросами бились. Вот как вы только сейчас нам рассказывали про свои вопросы к Сталину, что он чувствовал, вы наверняка те же самые вопросы задавали, когда работали со своими этими страшными людьми.
В. Дымарский
―
А кто это страшные?
К. Ларина
―
Я скажу сейчас, кто сегодняшний герой из галереи Олега Басилашвили. Это, конечно, из фильма «О бедном гусаре замолвите слово». Сегодня, как мне кажется, это самая популярная фигура. И сегодня вот такой вот герой – это скорее человек успешный и уважаемый. И сегодня многие наверняка думают: «Вот чуваку повезло. Вот я бы хотел быть таким, как он. И умный, и острый, и нужный людям…»
В. Дымарский
―
Герой нашего времени, ты хочешь сказать?
К. Ларина
―
…«Это человек, который делает нужное дело. И, главное, какую замечательную он выстроил философию вокруг себя, как он людей ранжирует по каким критериям». Сегодня именно это и происходит – то, что делал он.
О. Басилашвили
―
Да, но вы вспомните… Это меня Эльдар Александрович Рязанов заставил. Несколько дублей мы снимали, дублей шесть, когда говорю: «Да, моя фамилия Мерзляев. Но в результате того, что народ почему-то стал хуже ко мне относиться, меня стали называть Мерзяев». Видите, так что каждый понимает, что в результате Мерзляев может замениться на Мерзяева.Но, понимаете, артист должен любить каждую свою роль, какого подлеца бы он ни играл. Он должен ее оправдывать. Спросите любого. Безрукова спросите. Для меня это неоспоримый авторитет. Любую роль, кого бы ни играл. Гитлера все равно надо понять и оправдать.
В. Дымарский
―
Все равно оправдываете?
О. Басилашвили
―
А как же иначе? Или какая-то другая степень искусства, клоунада какая-то там. Но тоже надо понять, почему, как. Возьмите Чаплина. Казалось бы, черт знает что. Сколько лет тому назад? 100 лет, даже больше, он творил. 100 лет. Мы сейчас сидим, открыв рты, и хохочем, как ненормальные. Возьмите этот бокс, например, или когда он макароны эти ест с потолка. До чего это глупо.
К. Ларина
―
Ну а вы вспомните «Великий диктатор».
В. Дымарский
―
«Великий диктатор».
О. Басилашвили
―
«Великий диктатор», да.
В. Дымарский
―
Ну, я бы не сказал.
К. Ларина
―
И эта сцена с глобусом – это потрясающе.
В. Дымарский
―
Но я не видел там, что он оправдывает.
О. Басилашвили
―
Это общечеловеческое, свойственное ему. То, что свойственно всем нам. Поэтому Чаплин и остался Чаплиным. Один во все века артист. Я думаю, что Аркадий Исаакович Райкин, в общем, в принципе, где-то недалекое тоже находится.
В. Дымарский
―
А Чаплин, вы считаете, номер 1, да?
О. Басилашвили
―
Я считаю да. В кино? Ну несомненно. Хотя, может быть, Жан Габен.
В. Дымарский
―
Он мог играть в театре?
О. Басилашвили
―
В своеобразном театре мог играть. Ну посмотрите, когда он играет уже в «Графине из Гонконга», конечно, тогда уже хуже все, потому что он играет в реалистическом ключе. Он не может в этом играть. У него свой герой – Чарли. Гениальный, им придуманный и сыгранный, и прочувствованный.
К. Ларина
―
Кстати, хочу Дымарскому сказать.
В. Дымарский
―
Скажи.
К. Ларина
―
Так удивился Виталий, что актер должен оправдывать своего героя. Это не так буквально надо понимать.
В. Дымарский
―
Понятно. Ну что ты мне рассказываешь?
К. Ларина
―
Для того, чтобы сыграть убедительно роль злодея, нужно понимать логику его поступков.
В. Дымарский
―
Не оправдать, а нужно его понимать.
К. Ларина
―
Чем точнее, чем убедительнее артист сыграет это на экране, тем больше ужаса у меня он вызовет как у зрителя, если мы говорим о злодее.
О. Басилашвили
―
Несомненно.
К. Ларина
―
А не восторга. Сколько Сталиных мы видели на экране нашего кино и телевидения.
В. Дымарский
―
Но они всегда величественные.
К. Ларина
―
По-разному.
О.Басилашвили: Артист должен любить каждую свою роль, какого подлеца бы он ни играл. Он должен ее оправдывать
О. Басилашвили
―
Или есть роли, которые не поддаются твоему пониманию. Ну, например, спасибо большое нашему художественному руководителю Андрей Анатольевичу Могучему. Он когда пришел, предложил мне играть роль, о которой мечтают очень многие поколения артистов – Король Лир. Ну куда еще? Сыграл Короля Лира и уже можно на пенсию уходить. А я отказался, потому что я не обладают темпераментом, которым должен обладать артист… Это не мое амплуа. Это должен играть Симонов Николай, Луспекаев Павел, Ливанов и многие другие. Я-то здесь причем?
В. Дымарский
―
То есть патетика нужна какая-то?
О. Басилашвили
―
Я не знаю. Что-то нужно такое, чтобы понять взаимоотношения Короля Лира и трех его дочерей и его гнев, вызванный их поведением. И этот гнев перерастает в стихи, белый стих шекспировский (пастернаковский) и так далее, и так далее. Это очень сложно. Я от этой роли отказался, потому что я не мог сочувствовать этому Королю Лир. Не знаю почему.
К. Ларина
―
А вы кто тогда в мировой драматургии? Вот как вы себя позиционируете? Самый близкий вам герой.
О. Басилашвили
―
Антон Павлович Чехов, Бунин. Вот такого рода писатели. Русские писатели в основном. Вот сейчас читаю Сэлинджера. Я его давным-давно читал. Это такая прелесть.
В. Дымарский
―
«Над пропастью во ржи»?
О. Басилашвили
―
Да. И рассказы его. Это просто замечательно. Вот что интересно безумно. А когда все выложено, как у Шекспира… Причем рассчитано на великих артистов. Я себя таковым не считаю и не обладаю подобными данными, чтобы играть Короля Лир, к сожалению.
К. Ларина
―
Но мы-то знаем, что Олег Басилашвили – великий артист.
О. Басилашвили
―
Вот спасибо.
К. Ларина
―
Это кода была, Олег Валерианович.
О. Басилашвили
―
Вот ради этого я и шел в эту передачу.
В. Дымарский
―
Не зря сидели 53 минуты.
О. Басилашвили
―
Не зря сидели, да, не зря.
К. Ларина
―
Спасибо вам большое за то, что нашли время для нас.
В. Дымарский
―
Спасибо.
К. Ларина
―
Желаем вам здоровья, удачи и чтобы роли еще были, которые вам хочется сыграть, и чтобы были силы и желание. Спасибо.
О. Басилашвили
―
Спасибо большое, Ксюша. Будьте здоровы.
К. Ларина
―
Спасибо.
О. Басилашвили
―
Будьте всегда такой же прекрасной, как сейчас
К. Ларина
―
Спасибо большое!
В. Дымарский
―
Пока!
К. Ларина
―
Пока!