НАТАЛЬЯ СМИРНОВА, хирург - Наталья Смирнова - День войны - 2005-04-27

Война началась, когда мне шел 5-й год. Я помню, как в 1942 году город наш, Рыбинск, бомбили. Мы не эвакуировались. Из 4-квартирного деревянного дома по улице Чкалова оставалась только наша семья. В Рыбинске был крупный авиамоторный завод, где работали пожилые мужчины, женщины, а мать была детским врачом, отец был на фронте, сестру постоянно отправляли на лесозаготовки, она на 11 лет старше меня, и я часто оставалась одна. Когда объявляли воздушную тревогу и слышался вой сирены, я почему-то выключала радио, одевалась, я даже помню, как – у меня была белая кроличья шубка и оранжевый плюшевый капор. Я брала своего черного каракулевого мишку, открывала дверь на крыльцо и смотрела вверх – там метались прожектора, ухали зенитки, слышался вой самолетов, и мне казалось, что я увижу, как будут падать бомбы и успею выбежать из дома. А шубку мы через год обменяли на килограмм свинины и с маленькими кусочками сала тушили картошку для запаха. Дом же зимой 1942 года был разрушен, рядом упала бомба и у нас рухнула труба, развалилась печка и вылетели рамы. А осенью 1943 года, где-то в сентябре, меня мать отдала учиться немецкому языку. Я ходила два квартала от дома к обрусевшим немцам, Кларе Мартыновне и ее дочери Марте. Я выучила песню даже про елочку – Tannenbaum, Tannenbaum – помните? Но через две недели я пришла на урок и увидела, что дверь заклеена бумажкой с печатью. Я долго вертела ручку звонка, стучала, и наконец из соседней квартиры вышла женщина и сказала – девочка, уходи отсюда, их ночью увезли. Только потом я поняла, куда их могли увезти. Но Клара Мартыновна была совершенно пожилая, больная женщина, она едва ходила, двигая перед собой стул… А вот в конце 1945 года к нам во двор, мы жили уже на улице Герцена, пришли пленные немцы. Они были одеты в какую-то лягушачью форму и от них шел запах дезинфекции и странно сливался с запахом опилок, свежеструганных бревен, смолы. Они ремонтировали заборы, откачивали воду из подвалов, чистили помойки, отхожие места. А вот женщины и дети подходили к ним, ведь они-то потеряли своих близких, и несли им хлеб, картошку. Я одному пожилому немцу прочла стихотворение про елочку и он заплакал.