ТАНИЧ МИХАИЛ, поэт - День войны - 2003-11-26

Про войну рассказывать как таковую, как стреляли, как подбивали танки, как голодали, как копали картошку мерзлую на нейтральной заминированной полосе. Этот образ может сложиться у вас только, когда вы сопоставите все рассказы. А каждый человек рассказывает про свою войну, она у каждого другая. Вообще, хочется рассказывать о жизни на войне, а не о войне на войне. Мне пришлось воевать целый год в довольно сложных условиях переднего края с противотанковой пушкой. Это маленькая пушка, которая стоит и ждет танков на направлении главного удара. Чаще всего, нет никакой пехоты впереди, а просто мы, артиллеристы, и мне приходилось участвовать в противотанковых боях и подбивать танки. Но если рассказывать, как это было, то может это быть и хвастовством сказать, сказать, что я подбил 7 танков, так вот 7 звездочек было на моей пушке. Но еще же другие по ним стреляли. Мы же стоим не я один, а нас стоит батарея, полк пушек. Поэтому эти 7 танков могли себе приписать еще другие 17 батарей. Я сейчас вспомнил экспромтом, сидя у вас у микрофона, одно утро из моей фронтовой жизни. Это апрель месяц, 1945 год, Германия, край леса у опушки, стоит моя пушка, впереди, метров за 800, наверное, немецкое военное поселение, стандартные домики типа финских домиков, напрочь нами разбитое. То есть, когда мы в него ворвались, была одна щебенка, только трубы стояли в каждом коттеджике. Потому что его целый месяц разбивали. И вот утро, впервые запели птицы, солнечное, холодное еще утро. Я вылезаю из ровика, потянулся и попросил солдата дежурного у ровика, чтобы он мне слил из немецкого кувшина воду умыться, студеная вода, приятно, засучил рукава шинели, гимнастерки. Наклонился, мальчика звали Василь, украинец из Западной Украины, молодой, моложе меня намного, 1927 года. Я нагибаюсь, лодочкой делаю руки, он мне начинает сливать из кувшина, и вдруг метрах в 6-8 разрывается мина. Я видел весь разрыв этой мины, все, как разлетелось. И я, как футболист, умею падать. Я упал свой ровик и подвинулся. Это уже было после того, как осколки разлетелись. Я подвинулся спиной к краю ровика, чтобы Василь спрыгнул, может быть, это обстрел, а не одна мина, нет была одна мина, Василь не влазит, я выглядываю, кувшин разлит с водой, Василь лежит мертвый. Прошло 5 секунд или 10. Ему в висок попал осколок и сразу потекла струйка крови изо рта, и он мертвый, я попробовал он мертвый. Мы с соседним командиром орудия, его звали Борис, мы отнесли его в тыл на плащ-палатке, посидели там у костра, его забрали, кому положено было забрать, кто хоронит, мы вернулись к своим пушкам, он тоже был командир орудия, у каждого землянка, у меня тоже есть землянка. Это было на рассвете, а часа в 3 прибегают от соседнего орудия и говорят, Борю Васильева убило. Вот вам один день, от рассвета до 3 часов в спокойной обстановке. Это не было наступлением. И стояли на этой позиции, наверное, с месяц. И просто стреляли по этому селу, чтобы пехота могла его взять. Я не собирался вам это рассказывать, потому что это частность войны, на войне, как известно, убивают, этим она страшна. И когда нам было 18 и 20 лет, мы никогда не думали, я лично, что я переживу это страшное действие. То есть, я привык жить на войне без всяких мыслей, что я вернусь обратно.