Пётр Столыпин — последний оплот империи - Максим Кузахметов - Все так + - 2021-11-27

М. Нуждин

М. Кузахметов

М. Нуждин

М. Кузахметов

Ему всего 50 лет было, и тут проблемы с сердцем, и он умер. Сначала, конечно, казалось, что его отравили, погубили — но нет, вскрытие показало, что не выдержало сердце у Трепова. Наверное, в том числе и оттого, что и неблагодарность Николая II, ещё и подозревают теперь в каком-то предательстве, что несправедливо, потому что он был монархист. Почему ещё это событие для нас важно: характерна реакция Николая II. Этот страшно неблагодарный человек с облегчением вздыхал, когда всё это происходило: «Ну наконец-таки, одной проблемой меньше!» Это такой чеховский «человек в футляре»: вот чтобы вообще ничего не происходило, а если кто-то умер, убили — вот и хорошо.

Это ужасно, казалось бы. Трепов ну точно его спас в своё время, когда здесь, в Финском заливе кайзер Вильгельм II предлагал своему кузену Николаю II: «Давай я, может, тебя увезу на корабле в Германию, пока тебя самого не убили и семью твою, пока не смела тебя революция? По-всякому революции бывают, мало ли, какие у тебя в Петербурге якобинцы. Зачем гильотины дожидаться, как Людовик XVI?» Так вот, Трепов спас.

А Николай II в это время в отпуске, получается. Он, как и папенька, при всей своей неприязни к инородцам почему-то любит проводить отпуск у побережья Финляндии на яхте. Сейчас, наверное, Абрамович или другие миллиардеры ухохотались бы, увидев такую. Тоже мне, яхта — крошечный кораблишко какой-то. Но Николаю II и его семье было нормально. В общем, у него связь-то есть с Петербургом, он знает всё, что происходит, но отпуск не прерывает. Сочувственная какая-то телеграмма и всё, ну умер и умер Трепов, только спокойнее как-то стало. Значит, со своими инициативами либеральными лишний раз не придёт и Герценштейна предлагать не будет.

Ещё раз повторимся, я много раз об этом говорил: Николай II — он же такой тихий, воспитанный, кулаком по столу не стукнет. Может, он гаркнул бы, как его отец Александр III: «Чтобы я этого больше не слышал!», ну и всё. А он что-то мнётся, даже не может отказать тому же Трепову, только что-то вымучить из себя: «Я подумаю». И вот этот человек — святой, да. Смерть его и его семьи была ужасна, но какой же он святой?

Надо переходить теперь уж точно к реформам, которые Столыпин провёл. И начнём опять-таки с тёмной, мрачной стороны. Хотелось бы с хорошего начать, но в числе прочего ведь именно Столыпин стал инициатором организации военно-полевых судов в России. Мы рассказывали в прошлой передаче, как у него на глазах, когда он был саратовским губернатором, крестьяне устраивали резню среди себя, гражданскую войну. Жгли помещичьи усадьбы, где-то помещиков убивали, сам Столыпин становился жертвой покушений. И здесь он пошёл на жёсткие меры, которые до сих пор вызывают споры. Наверное, у нынешней власти не вызвали бы никаких сомнений.

Что, кстати, тоже странно: в Москве-то есть памятник Столыпину, но вообще-то он здесь был и председателем Совета министров, и министром внутренних дел, и здесь на него было покушение. Здесь логично было бы поставить ему памятник, тем более — такому прекрасному человеку, который устроил военно-полевые суды, и на них были казнены сотни смутьянов, бунтовщиков (не буду говорить «несогласных», всё-таки за плакатик тогда не сажали и не убивали за одиночный пикет).

А в чём ужас военно-полевого суда — что это же ускоренная процедура. Надо было провести судебные расследования в течение 48 часов и в течение 24 часов привести приговор в исполнение, если смертный. Но там, надо сразу оговориться, это дело касалось только совершенно очевидных преступлений. Вот перед нами крестьянин, который лично зарезал барина, помещика, жандарма, признался или всё очевидно на нём сходится, и дальше военно-полевой суд должен принять решение, каторга или казнь. А казнь, кстати, на виселице была, не расстрел. Всё это сравнительно публично: ну как может быть военно-полевой суд публичным?

И для той общественности это шок. Мы хоть и рассказали, что крестьяне могли ни с того, ни с сего идти проливать кровь друг друга, но в целом для России вообще такие массовые казни не характерны. Со времён Петра I, когда он мог казнить стрельцов тысячами и лично им головы рубить, потом хоть государство и было репрессивное, но, например, Елизавета Петровна как обещала, слово своё сдержала — за 20 лет ни одной казни. И вообще, ведь решение о смертной казни принимает монарх. Что бы там ни произошло, его подпись должна происходить. Сами казни были в конце XIX — начале XX века, но очень редко, максимум 10 в год. И какие-то исключительнейшие случаи, когда реальный убийца, какой-нибудь маньяк, как бы сейчас назвали. Массовые какие-то, коллективные убийства. Ну или преступления против самодержавия, если покушался или террорист. Но очень мало казней, и всё это — прерогатива государя.

И здесь учреждаются эти массовые военно-полевые суды для того, чтобы быстро на местах решать проблемы с реальными бунтовщиками и смутьянами. Конечно, сразу масса критики. Там были свои любопытные ограничения: нельзя было казнить тех, кто младше 21 года и старше 70 лет. Большевиков это точно не тревожило: казнили и 80-летних, и 18-летних, кошмар. А тут ещё даже такие были ограничения. Вот убийца — но видите ли, если пожилой, то всё, нельзя его убивать. Кто занимается решением, выносит приговоры? Это офицеры. Что они понимают в юриспруденции, в ситуации со сбором доказательств, когда всё это происходит без адвоката? Конечно, это не может быть настоящим судом. Должен быть суд настоящий. Понятно, что гласный, открытый, с присяжными. Присяжные же в большинстве случаев вообще жалеют.

Но тут Столыпин пошёл на эти жёсткие меры. Единственное, что его может оправдать как человека, у которого на глазах творилась кровища в Саратовской губернии — там же террористы убили генерала Сахарова. Биценко, кстати, не казнили — террористку, эсерку. Убили её большевики потом, в эпоху террора. Так вот, а потом покушение здесь, в Петербурге, на Аптекарском острове, когда чудом остались живы его дети. Частично можно понять его неприязнь к этому террору, и всё-таки это тоже не бессудно, это не тройки сталинские, когда убивали. Там не было сфальсифицированных дел, как сейчас у нас — дела об экстремизме фальсифицируются легко…

М. Нуждин

М. Кузахметов

В общем, это всё, чем нам известны эти военно-полевые суды. Закрепилось название «столыпинские галстуки», потому что через повешение всё производилось. И вообще, к несчастью, много было казней в 1907 и 1908 годах, больше тысячи человек были казнены. Если смотришь дела — это реальные убийцы, преступники или террористы. В основном это всё-таки было простонародье, которое жгло, резало, вешало и убивало. В 1909 году уже меньше — 700, потом пошло на спад до нескольких десятков. Всё-таки не было таких кровожадных традиций. В XX веке почти по всей Европе уже господствовали настроения… Какая самая страшная кара может быть? Пожизненное заключение.

Слава богу, пока хотя бы мораторий на смертную казнь у нас соблюдается. Ещё раз напомним, почему: потому что вдруг это ошибка была. Это может быть один из ста случаев. Человек себя оговорил, сошёл с ума. Какой сразу приходит на ум пример? Это же «Преступление и наказание», когда убил Раскольников старуху-процентщицу, а потом приходит человек к следователю и говорит: «Я убивец, казните меня». Как удобно! Сам признался, даже пытать его не надо. А под пытками тоже любой сознается. Сейчас у нас пытки, какой ужас.

Так вот, осуждали Столыпина. Это как будто бы и не реформа вовсе, а наведение порядка, но жёсткое и беспощадное. А ещё жив Лев Толстой, который публикует свои мысли по всему этому поводу и пишет, что «я осуждаю террор, я за миролюбие». Как потом Ганди всё это проповедовал: только мирный протест. Сели и с места не сойдём, но убивать никого не будем. Как бы ни были ужасны английские колонизаторы, но мы их убивать не будем и убийство осуждаем. А Лев Толстой пишет, что власть ничем не лучше революционеров-то: и те убивают, и эти убивают. Так ведь убивают ещё и безоружных и неохраняемых людей, беззащитных. Ну и что же в этом хорошего, и где здесь наши христианские ценности? Это Лев Толстой, отлучённый от церкви вообще-то. А эта власть, которая любит устраивать крестные ходы, истово молиться. Кстати, как и сейчас: чуть что — на праздник, в прорубь, а потом — бессудные расправы где-то.

М. Нуждин

М. Кузахметов

Надо переходить к реформам, и здесь опять надо погружаться в контекст. Мы уже рассказывали в прошлой передаче, что почти 90% населения — крестьяне, подавляющее большинство из них — неграмотные. Абсолютно аграрная страна, как бы бурно ни росли города, какая бы ни была у нас уже промышленность, какие бы ни были передовые университеты и учёные с мировыми именами. Как Николаю II повезло: гениальные композиторы, выдающиеся писатели, которыми искренне восхищаются на Западе и переводят на разные языки.

Номер 1 по узнаваемости — это, конечно, Чайковский, потому что музыка универсальна, переводить не надо. Выдающийся композитор. Умер здесь, в Петербурге от холеры, потому что власть вместо того, чтобы заниматься чистой водой в городской системе водоснабжения, занималась разгоном студентов. Примерно как и сейчас. Кому дело лишний раз до проблем городского хозяйства, когда, видите ли, не ровен час кто-то выйдет в одиночный пикет? И 100 полицейских должны обязательно тут же броситься на растерзание этого человека. Ну когда заниматься проблемами чистой воды?

Крестьяне живут общинами, этих общин десятки тысяч. Это всегда нравилось и Льву Толстому, и многим социалистам: это же про образ вот такого коллективизма, социализма, они в общении все равны, у них самоуправление. Это всё — рассуждения людей, которые смотрят снаружи. У нас практически нет никакой крестьянской прозы, чтобы они о себе изнутри рассказали, как всё это происходило. А вообще всё это страшный тормоз любого прогресса, вся эта уравниловка. Ну, с одной стороны, уравниловку и власти очень любят, коллективная ответственность…

М. Нуждин

М. Кузахметов

Но ужас общины был не в этом, а в её страшной экономической отсталости. Вот 100 человек — средняя величина общины, только мужчины принимают решения. И земля у них общая, ни у кого из них нет личной земли. Тебе выделяют надел, ты можешь его 20-30 лет обрабатывать, а потом твои потомки, например, оказались бездетными, и у них община эту землю отбирает и выделяет меньшую, потому что другому надо. В нашем понимании частной собственности нет вообще. Сейчас, к счастью, большинство из нас (наверное, к ужасу Ленина) всё-таки какую-то собственность имеют и, надеюсь, в головах всё это уже изменилось. А вот те крестьяне, не умеющие читать, считали, что эти заветы тоже по-своему священны. Они очень недолюбливали дворян. Царя-то любили, а помещиков нет, потому что считали, что земля может принадлежать только тому, кто на ней работает.

И если даже кто-то из их общины хочет уйти в город и говорит: «Выделите мне мой участок, я его продам, у меня хоть какие-то деньги будут на первое время,» — это было невозможно. Это было исключено. Выход из общины как будто бы давным-давно был предусмотрен, если хочешь, но ничего не получится, потому что добровольно твоим первым врагом будут твои собственные односельчане. И вообще, мы это всё уже знаем даже на бытовом уровне: хуторянин — это ругательная категория. Ты что же это, от коллектива отрываешься? Нет, у нас столетиями (и для власти это удобно) круговая порука, что если провинились — всех выпороть, а деньги и налоги собирать со всех сразу. Если кто-то там пьяница, пропоица, ленивый — это ваше дело, вы за него тогда и платите, сами с ним разбирайтесь. Что тоже ненормально, это убивает любую инициативу.

Чем крестьяне жили? Ладно бы, они общиной собрались, проголосовали бы, что «давайте кукурузу сеять как прогрессивную культуру, у нас тут земли подходящие, или давайте свиноферму большую заведём». Нет, всё, что они делали в массе своей — это выращивали рожь и пшеницу, чтобы себя прокормить. А если что-то останется, тогда, может быть, продать. И они были ещё заложниками системы экстенсивного земледелия: какая там может быть урожайность с сохой без удобрений? Были счастливые времена, росла численность населения, и получалось, что вроде бы когда-то земли хватало, а потом людей в деревне стало в полтора раза больше, объективно больше ртов. И даже год может быть урожайный, а всё равно еды-то меньше в пересчёте на отдельно взятого человека.

Но крестьяне ослеплены мечтой: надо отобрать у помещиков и поделить. Чем и пытались заняться во время своих бунтов и восстаний, и Столыпин всё это видел в своей Саратовской губернии. Что тоже, конечно, ошибка. Там крестьяне просто неграмотные были, и сложно в брошюре это до них донести, объяснить, что помещичьей земли не так много, и даже если всю её отдать, им не хватит. Потом, у помещиков, как ни удивительно, были прогрессивные хозяйства, потому что помещику не всегда надо выращивать зерно только себе.

Опять просятся примеры из классики: приходит какой-нибудь Лопахин, как в «Вишнёвом саду», и решает, что вместо вишнёвого сада гораздо выгоднее построить коттеджный посёлок. А мог бы придумать, что гораздо выгоднее выращивать сахарную свёклу, потому что на сахар спрос растёт. Может быть, табак выращивать где-то на юге, виноград. И такие передовые хозяйства были. У Тургенева есть англоманы, которые выписывают литературу, могут не только соху, а какое-то более передовое орудие труда привезти. Которое сами крестьяне потом разломают, потому что не может такого быть, чтобы барин чего-то хорошего для нас захотел. Это уже Лев Толстой нам рассказывал. Исключено, конечно, только на нашей шее эксплуатировать нас ещё более жёстко. Тяжело было, в общем, с крестьянами.

Мы переходим к тому, что надо было эту общину разрушить. А получалось, что разрушать её надо практически насильственно. Сами крестьяне по-хорошему на это не пойдут. Среди них в этой общине из 100 человек 2-3 предприимчивых возникают, которые не в город хотят уходить, а хотят заниматься сельским хозяйством по-другому — может быть, не рожь выращивать, а что-то другое, или да, выращивать рожь, но человек трудолюбивый будет заниматься этим лично или нанимать кого-то вместо соседа-пьяницы на его участке. Но ему нужна собственность, гарантии какие-то. Если я построил ферму, это поле распахал — что у меня не отберут его, если я провёл какую-то ирригацию…

М. Нуждин

М. Кузахметов

М. Нуждин

М. Кузахметов

М. Нуждин

НОВОСТИ

М. Нуждин

М. Кузахметов

Какая сразу первая проблема? Вот ты пришёл с ротой солдат и заставляешь крестьян всё механически разделить между собой, чтобы каждый из вас знал: «Вот это моё, я могу продать, могут там ничего не делать, теперь я самостоятельный хозяин». Нужны агрономы, землемеры, а их нет. Потому что никогда в них особо не было нужды, крестьяне сами по себе делили, распределяли. И все эти проблемы нужно решать, по сути, на ходу. И вот Столыпин этим и занялся. И добился, как я считаю, исключительно важных результатов в той системе. Причём не только во внутренней России, где надо было заставить этих крестьян стать собственниками. У нас же вообще земли много, только там никто не живёт, за Уралом. А как туда поедешь, а на какие деньги, а с кем, кто тебя туда отвезёт? Крестьяне же ещё и бедные.

В общем, всем этим Столыпин занимался неустанно, каждый день. И я считаю, что добился, как бы его там не критиковали (но это же всегда удобно). «Всего-то в Сибирь поехало три миллиона человек, а не шесть! А еще и 500 тысяч вернулись, потому что не понравилось им там». Но он добился потрясающих результатов. Лев Толстой его осуждал, письмо написал, что разрушать общину — страшное преступление. «Ведь кто появится вместо общины? Люди, которых уже ничего не будет меж собой объединять. Это же начнётся расслоение». Так-то они хоть как-то могут друг о друге позаботиться. Если кто-то остался сиротами, вроде как община о них и позаботится лишний раз, что-то им дадут (пенсии же у них нет, конечно же). Занялся разрушением общины Пётр Столыпин, в том числе, и механическим путём, когда крестьяне не согласны. Ты должен подать заявку, например, только теперь тебе её механически обеспечат.

М. Нуждин

М. Кузахметов

М. Нуждин

М. Кузахметов

Ну ладно бы, если бы год был урожайным хотя бы. Так ведь неурожайный год, 1906-й, голод. Кстати, это, по-моему, единственное решение Думы, которое было согласовано с властями — выделить деньги на помощь пострадавшим пораньше, а не когда они начнут умирать от голода. Хоть какие-то выводы власти сделали, никто особенно не спорил. Споры были о другом, например, почему выкупать? Если крестьяне хотят больше земли, её покупать надо. Может быть, за льготные кредиты, но не бесплатно.

Бесплатно может быть в Сибири, но туда надо ехать, надо организовывать все эти переезды, а это тоже, многим не нравилось, интеллигенции, к сожалению. «Как — уезжать? Это что же, обескровливать исконные наши земли? Человек, который столетиями жил где-нибудь в Вологодской губернии, у которого там корни, всё бросит и поедет за тысячи километров? Это всё специально, это жидомасонство!» Так и писали люди в газетах: «Не может такого быть, чтобы всё это было во благо. Всё это разрушительно и ужасно». Но Столыпин и на это пошёл.

В общем, пошла реформа. Да, болезненно. Да, иногда приходилось приходить с солдатами, чтобы заставить крестьян выделить землю своему односельчанину, который подал заявку. Односельчане могут плеваться, угрожать пустить ему «красного петуха», но если человек решительный (а хорошо, если не один, а два-три), он получает эту землю, дальше может её перепродать тем же односельчанам или сам обрабатывать, выращивать на ней то, что хочет или построить коттеджный посёлок. У нас сейчас посложнее, есть земли сельхозназначения, земли под промышленную застройку, но если позволяют — может, ты там фабрику какую построишь, разбогатеешь (будучи проклинаем). Расслоение началось очень быстро. Это потом советская власть проклинала кулаков, и у нас этот стереотип так и застрял в головах: кулак — это что-то гадкое, злое. Во всех советских фильмах они такие, неприятные мордатые злые люди, которые живут эксплуатацией.

М. Нуждин

М. Кузахметов

Но помещик, если он что-то соображает, обрабатывает землю с помощью наёмных работников. А когда миллионы крестьян начинают уезжать за рубеж, то растёт цена наёмной силы. Тем, кто остался, вроде бы хорошо, потому что ты больше сможешь заработать за день, когда страда. Ничего страшного в этом не было, люди с крепкими руками нанимались, зарабатывали, потом шли в город на заработки. Но теперь тебе могут больше платить, если у тебя конкурентов меньше, которые могут вместе с тобой на ферме работать. Так помещикам не нравилось. А кто виноват? «Столыпин виноват, всё неправильно делает».

Но реформа заработала. Да, не мгновенно, да, не на следующий день. Но вообще, если смотреть по годам, резко ускорился и рост сельскохозяйственного производства в сумме, и стало расти благосостояние в среднем. Да, кто-то разорился, кто-то спился, но таких людей было меньшинство. Кто-то ушёл в город, когда смог получить деньги, а кто-то остался в той же общине. Были общины, где люди говорили: «А мы так вот по старинке жить и будем. У нас таких вот хуторян, которые супротив общества пойдут, нету». Но не везде.

Надо отдать должное Столыпину: он занимался массой вопросов, в том числе удивительных. Например, создавал образцово-показательные поля. Какая-то небольшая территория, где с правильными удобрениями, с неизвестными крестьянам культурами (рапс, например), которые крестьянам тоже можно выгодно продавать. «Приходите и смотрите, вам здесь всё объяснят». Это, конечно, тоже медленная история, но для умных людей… Это как получать образование: если есть у тебя возможность и ты хочешь его получать, только лучше будет становиться, для нормальных людей.

Так вот, реформа заработала. Ещё раз разделим на две части, подводя её главные составляющие: наделение крестьян частной собственностью и разрушение общины. Звучит жутковато, по сути — приватизация, можно так сказать. Создание класса нормальных частных собственников, что здорово способствует росту экономики и освоения наших гигантских территорий. Да, сложно, да, надо как-то этим людям помогать. Ещё одно жутковатое словосочетание — «столыпинские вагоны». Как будто бы этих несчастных людей запихивают, они плачут, в страшных нечеловеческих условиях, без уборных, в неотапливаемых вагонах едут за тысячи километров на погибель. Не так. Это всё опять советская пропаганда. Да, они не ехали в первом классе, это правда.

М. Нуждин

М. Кузахметов

Ну не получилось у тебя ничего, вернулся. Мир не перевернулся, не сталинские депортации. Говорят «столыпинские вагоны», подразумевая, как будто бы окружили тебя солдатами, дали час на сборы, ничего с собой не брать, бросили в вагоны, зимой и повезли куда-нибудь в зону вечной мерзлоты. Ну нет, конечно. Это очень несправедливо. С учётом того, как всё сложно, какая масса головных болей и расходов, с неочевидным результатом. Сколько скептиков говорило: «Не приживутся они там, ничего у этих крестьян не получится, только хуже будет. Будут разорены, будет расслоение, будут дальше друг друга убивать, жечь эти хутора. Потому что никогда такого не было. Ну не было никогда у нас хуторов, как в Финляндии. Значит, будет только хуже».

А стало лучше. Несмотря на ужасное сопротивление. Ещё раз повторюсь: самое тяжёлое сопротивление было внутри крестьян, потому что они не могли поверить, что власть для них хочет сделать что-то хорошее. Что бы тебе ни предлагали. Предлагают тебе выделить землю индивидуально, но надо куда-то ехать — значит, на погибель. А у тебя тут погост, тут все твои предки похоронены, с собой же не увезёшь прах. Хотя вот про ссыльных литовцев, латышей — были целые экспедиции во время кошмарных сталинских депортаций, чтобы всё-таки вывезти прах умерших на родину, похоронить на земле предков, у себя на хуторах, литовских и латышских, где эти реформы были проведены давным-давно, и таких проблем не было. Были социальные проблемы, батрачество, но вот эти проблемы внутренней России были давным-давно преодолены.

М. Нуждин

М. Кузахметов

М. Нуждин

М. Кузахметов