1905 - от 9 января к 17 октября - Максим Кузахметов - Все так + - 2021-10-23
М. Нуждин
―
Всем добрый день, здравствуйте. Это программа «Всё так+», я Марк Нуждин. В нашей студии петербургский историк Максим Кузахметов, добрый день.
М. Кузахметов
―
Добрый день.
М. Нуждин
―
И мы продолжаем наше движение по самому началу XX века, по монархам династии Романовых. Продолжаем рассказ о событиях царствования Николая II. Мы уже поговорили про Кровавое воскресенье — в учебниках истории традиционно эта дата считается началом первой русской революции. Итак, началось, загремело. Или нет?
М. Кузахметов
―
Ну, не на следующий день. Ужасные, кровавые события, солдаты стреляют в свой народ. Но на следующий день действительно ничего не произошло здесь, в Петербурге. Были кровавые события, даже возникли стихийно баррикады на Васильевском острове. Но как казалось, особенно такому человеку, как Николай II, разогнали смутьянов, навели порядок, и снова тишь да благодать. Николаю II, чтобы решиться на какие-то совершенно очевидные вообще-то поступки, нужно было довести ситуацию до абсолютной крайности, чтобы потом писать в дневнике с недоумением и болью: «Кругом измена». Конечно, все же предатели потом под конец получились, в том числе и родственники, все уже плохие. Зачем было до этого доводить?В контексте поражения в войне (многие события Русско-японской войны произошли уже после 9 января, но одно на другое накладывается), беспорядки происходят то там, то здесь, не только в Петрограде. Где-то происходят масштабные забастовки, вообще-то глубокий кризис, в том числе и политический, и даже уже близкие Николаю II люди говорят: «Так больше нельзя». И только вот этот один человек, в которого в принципе всё и упёрлось, чуть что, может уйти в лес собирать грибы, уплыть на корабле поплавать, просто уехать в какой-нибудь загородный дворец. «Меня ни с кем не соединяйте, никого не принимать, только в случае крайней нужды и необходимости».
Мы добрались до конца лета 1905 года, это уже после восстания на броненосце «Потёмкин». Чем это всё важно: ведь как батюшка Николая II, Александр III говорил: «У России только два союзника — армия и флот». И как патриоты любят это повторять! А что происходит? Флот, где, казалось бы, более образованные, более передовые матросы, чем должны быть солдаты, даже Ленин про это писал, что матросы поважнее для нас, они поумнее, вроде как, туда отбирали получше — и там-то и вспыхивают бунты, именно среди матросов. И это не последний бунт на флоте во время революции 1905 года, а в 1917 году там вообще уже кошмар начался. Какие это союзники, на кого тогда опираться? У Николая II же все плохие, он со всеми стал уже портить отношения.
Но я бы начал сегодняшнее повествование с одного очень важного события, которое, казалось бы, к нашей истории и не имело никакого отношения, а оказывается, пересеклось всё в том числе и с нами. Дело в том, что в это же самое время, в начале осени 1905 года… В европейской истории это что-то неслыханное, там все друг друга без конца завоёвывают, кровопролитные войны, вся эта история продолжается не столетиями, а тысячелетиями. И вдруг происходит вообще без кровопролития… Мы упоминали когда-то: Бельгия сравнительно гуманно отделилась от Нидерландов, но всё-таки немножечко было кровопролития. А тут вообще всё тихо и мирно. Это Швеция и Норвегия разделились на два самостоятельных государства.
Более того, эти демократические страны до сих пор остаются монархиями: и в Швеции, и в Норвегии короли. Понятно, что норвежцам, наверное, не приходится писать в своих учебниках, что они изнемогали сначала под датским, потом под шведским игом, потому что у них тысячу лет уже было в той или иной форме самоуправление, парламент был сравнительно самостоятельный. Мы когда-то рассказывали: Бернадоту же пообещали Норвегию, если он присоединится к антинаполеоновской коалиции. Только её вообще-то надо было сначала завоевать, отобрать у Дании.
В общем, с компромиссами и с насилием Норвегия вошла в состав Швеции, всё это продолжалось почти 100 лет. А вот норвежцы всем недовольны. Уровень жизни у них вырос, Норвегия на том этапе была уже одной из передовых держав по строительству современного флота, по тоннажу входила в тройку ведущих стран. Америка не входила, я уже не говорю про нас. Необязательно военные корабли должны были быть, норвежцам не надо было строить броненосцы без конца, а надо было строить китобойные суда.
И вот всё не даёт им покоя то, что почему-то они под ярмом, нет у них государственной самостоятельности. Без конца петиции какие-то составляются, референдум проводят у себя. И шведы ничего не могут поделать — нет, чтобы ввести туда войска, даже мобилизацию пытались объявить. А у Норвегии ещё и армия автономная, и географически там горы условно разделяют Скандинавию. Собрали подписи на референдуме — понятно, что там подавляющее большинство. Тогда только мужчины голосовали — так женщины не остались в стороне, женщины провели свой опрос, хоть и не имеющий как будто бы законной силы, но тем не менее. И женщины норвежские хотят независимости для своей страны.
А Швеция — это же не такая империалистическая держава, чтобы всё в крови утопить, готова идти на компромиссы. Давайте флаги совместим, чтобы у нас флаг был общий. Если на Олимпиаду хотите своей командой ездить — ездите на Олимпиаду. Ну что вам ещё не нравится? Ведь как здорово вместе, близкородственные народы, как это важно, сколько у нас общего! И там под конец, как это обычно и бывает, всё упирается уже в шведского короля, который как принял державу, так и хочет передать её наследникам. Не раздробленную, не разрушенную, без распада, без развала. Как у нас говорят: не раздел Советского Союза, а развал, катастрофа, раздербанили. Тут ещё, вроде бы как, не на кого валить: наверное, была какая-то в Норвегии «пятая колонна», но тогда ещё не догадались до такой степени видеть везде внешних врагов.
Это всё давно норвежцам не давало покоя, но с чего вдруг сейчас, в начале 1905 года? И там одним из важнейших аргументов для шведов («чёрт с ними, с норвежцами, пусть живут без нас») было поражение российской армии на Дальнем Востоке от Японии, после того, как был уничтожен не только тихоокеанский флот, а ещё и по сути балтийский, который туда приплыл и аккуратно был потоплен и частично захвачен японцами. И тут шведский король говорит: «Раньше-то страшно было — вон, как у нас русские Финляндию отобрали с помощью насилия, высаживали десанты когда-то около Стокгольма. А теперь нам чего переживать?» Даже несмотря на то, что Аланские острова (между Финляндией и Швецией) тоже в российских руках, уже не так страшно, не бог весть, какой враг. Это был очень серьёзный и убедительный аргумент.
М. Нуждин
―
То есть, если японцы Россию бьют, то нам бояться нечего.
М. Кузахметов
―
У нас же считается, что когда боятся, то это и есть синоним уважения. А здесь не боятся и не уважают. Почему-то такая своеобразная причина для разделения Швеции на два независимых государства. И до сих пор независимые, живут. Если кому-то из наших радиослушателей посчастливилось там побывать, они же анекдоты обидные друг про друга рассказывают! Нам это кажется удивительным, а в Скандинавии все друг про друга… Особенно шведы, например, с датчанами — сколько у них там вражда была, с финнами — оккупанты же когда-то были в том числе и Финляндии. Как такое может быть?Такое вот своеобразное причинно-следственное явление: Россия ослабла, а Норвегия от Швеции отделяется. И ничего страшного не произошло, только лучше жить стали. И у Швеции нейтралитет, и Норвегия — не бог весть какая агрессивная держава, и всё это совершенно необязательно требует захвата всё новых и новых территорий.
А мы возвращаемся в Россию, где Николая II нужно, в отличие от шведов и норвежцев, довести до крайности, чтобы баррикады были, и даже проливающаяся кровь никак на него не действует. Только досада какая-то — переждём, ещё немножечко надо подождать. Но тем не менее там инициативы уже не какие-то абстрактные, когда записки подаются. Как и раньше было когда-то: «Давайте реформируем нашу систему управления, чтобы выборное какое-то было». А здесь всё это звучит в какой-то степени уже ультимативно. И это тоже Николая II удивляет, потому что у нас же в Петербурге теперь вместо этого мягкотелого губернатора Мирского — суровый Дмитрий Трепов, отец которого тоже когда-то был губернатором, который знает, как бороться со смутьянами и негодяями, причём необязательно кровь проливать.
И вроде бы вот, смотрите, всё затихло, даже вот сколько сотен людей перестреляли в Петербурге — и ничего. И теперь тишь да благодать, как всегда кажется. Со всеми своими полномочиями Трепов как будто бы справляется. Никто же не собирается Николая II свергать, чтобы потом самому лично власть захватить! Тут Николаю II везло просто потрясающе. И поразительно: хотя он сам по себе был такой слабый правитель, чего уж там, а никто его и не свергнет изнутри. Потом много про это говорили уже позже, в том числе и Романовы, но только такие кухонные разговоры.
Так вот, именно Трепов, эта надежда и опора трона, является одним из инициаторов смягчения всего вот этого жесточайшего режима. Почему? Потому что если всех держать только в страхе, то сама по себе ситуация не решается, люди добрее не становятся. И убийства, кстати, не прекращаются, потому что терроризм никуда не делся. Мы рассказывали, что после всех событий в Петербурге убили в Москве губернатора Романова, дядю Николая II. И какие-то инициативы Николая II приводят в смятение.
В ту эпоху центром всего этого вольнодумия были университеты. Слово «студент» — ругательное, служило синонимом якобинца или карбонария. И Трепов говорит: «Чего они хотят? Чтобы сами себе ректора могли выбирать, чтобы полиция не вмешивалась в их самоуправление. Так, может быть, и ладно?» Они хотят собираться в научные кружки — а любые собрания запрещены. Прогрессивная общественность обходит это, встречаясь на банкетах, банкетные кампании. Там полиции как-то неудобно лишний раз влезать.
А рабочих или студентов собралось больше трёх человек — нагайками, с казаками, с удовольствием ещё. Всегда откуда-то берутся садисты, как сейчас в чёрных шлемах и касках, которые прячут свои лица. Тогда так не прятали. Если ты вооружённый, с нагайкой и саблей — безнаказанно можешь мирных людей дубасить. А кому-то удовольствие всё это безумие доставляет. А потом удивляются, что насилием на насилие, и проблемы никак не решаются.
В общем, Трепов и стал инициатором: «Давайте разрешим хотя бы в университетах! И всё, и успокоятся. Это будет такой клапан. Ну будут ходить, собираться — станет потише и получше». И разрешили. Я-то считаю, что ничего страшного не произошло, это шок был у Трепова и у монархистов. Потому что тут же начинаются бесконечные собрания, они же теперь разрешены. Причём студенты же ещё с иронией, с издёвкой вешают на аудиториях какие-то объявления, плакаты: «Здесь проходит собрание кухарок», «Здесь собрание сапожников».
Это всё намёки на законы Александра III, даже не совсем законы, а рекомендации — про кухаркиных детей, что нечего этих не дворян чему-то там учить в высших учебных заведениях, они не опора трона. Тоже всё такие глубокие заблуждения! Сколько мы уже перечисляли террористов среди дворян. И самый главный из них, человек, который устроил кровавый террор массовый уже, не индивидуальный, Владимир Ульянов — тоже дворянин, и жена его, Крупская — дворянка. И сколько они сами боролись с этими же дворянами.
А студенты собираются почему-то обсуждать не научные работы, а, конечно, политическую повестку дня. Когда у нас будет конституция? Когда будут выборы? А какие выборы, будет ли там какой-то возрастной или сословный ценз? Нет, конечно, не должно быть никаких. А женщин допускать или не допускать? Интересные разговоры, собирается масса людей. И профессура поддерживает студентов, если полиция пытается вмешиваться — профессоры, чуть что, могут громко, шумно уйти в отставку. Как профессор Преображенский, сказать: «Всё, уеду за границу». Как Милюков, выдающийся преподаватель, уехал в Америку, преподавал там, раз на родине, видите ли, не нужен за непозволительные разговоры.
Так и пресса начинает, как Витте писал, наглеть. Всё равно подспудно где-то что-то с иронией гаденькое. Витте так и говорил: «изолгавшаяся». Потому что всё это неправда, что они пишут, что правительство антинародное. Как это антинародное? Да Николай II только и думает, как бы народу сделать лучше! Это просто народ неразумный, запутанный интеллигенцией. Интеллигенцию надо запретить, и тогда всё будет хорошо! Мы примерно в этой ситуации до сих пор живём.
М. Нуждин
―
Что-то напоминает, да.
М. Кузахметов
―
Тут Витте уже начинает проявлять поразительные инициативы. В принципе он сыграл ведущую роль в том, что у нас в конце концов появился парламент, потому что надо было уже не просто ходить записки подавать. Там на каком-то этапе на такого человека, как Николай II, конечно, надо было уже давить просто непосредственно. А Витте же вернулся из Америки, он заключил Портсмутский мир. И как бы ему ни отвратительно было про себя читать в газетах: «тоже мне, граф Полусахалинский», потому что пришлось пожертвовать половиной острова Сахалин, но тем не менее он в Америке увидел, что можно жить в экономике, растущей на 10% в год, без особенных потрясений и даже без царя, как ни удивительно.Он пока ещё монархист, по-другому у нас как будто бы нельзя, но надо проявлять, конечно, инициативы. В отличие от многих людей, которых мы упоминаем, Витте оставил подробные мемуары-воспоминания, и там он очень любопытно про всё это рассказывает: «Я-то, может быть, и не был бы столь дерзким и решительным, но ко мне же всё время подходят и спрашивают: «Сергей Юрьевич, так когда вы уже возьмёте на себя государственную ответственность? Только на вас вся надежда, только от вас и ждём решительных шагов!» Это он так пишет о людях.
Он устал, он много всего сделал, заключил важнейший мир, Россия вышла из войны с минимальными потерями, контрибуции никакой не платим. «Поехать бы отдохнуть за границу — не могу, просят остаться, просят спасти отечество, которое вот-вот погибнет. Пришлось, что ж поделать». И Витте как раз и написал проект, как это называлось, Манифест 17 октября, до которого мы вот-вот доберёмся. Это радикальный документ, по сути конституция, хоть слово «конституция» им страшно не нравилось. Тоже, кстати, по наивности. Теперь мы видим: что хочешь можно как угодно называть. Это в Англии нет конституции, а у нас есть — а что проку? Если она никак не выполняется, а чуть что, её можно переписывать под себя, а не во благо народа.
Так и эсеры не дремлют. Тоже такие воспоминания, пугающие нас, гуманистов. Ходят между собой эсеры и разговаривают: «Смотрите, прошло уже несколько месяцев, а мы ещё никого не убили!» Трепова не убили, Витте, которого они тоже считают злодеем, он же царский прислужник по большому счёту, не убили. Сколько ещё других провинившихся губернаторов. Трепов фактически стал уже главой министерства внутренних дел — там ещё есть министр, но должность сама по себе смертельно-расстрельная. Святополк-Мирский ушёл в отставку по-хорошему, но и его эсеры собирались убить, там тоже всё не так просто. Особенно, если эсеры, как Ленин над ними насмехался, мягкотелые — видят, что великий князь с ребёнком едет, и откладывают свой теракт. Тоже мне, слабачки какие-то.
Всё в одно и то же время происходит, потому что, по-моему, Савенков получает анонимное письмо… Савенков тоже прожил длинную жизнь, оставил очень интересные воспоминания. У него они читаются даже больше как художественная литература, запоем. Его потом большевики поймали. Доверился он, что ждут его здесь, в 1920-е годы, пришёл, чтобы возглавить антибольшевистские движения, и попался нелепо. Так вот, поступает письмо, в котором написано, что Азеф — предатель. Глава Боевой организации, человек, который организует все теракты, на самом деле работает на охранку, деньги там получает. И ещё один предатель среди эсеров — Николай Татаров. Невозможно в это поверить!
Конечно, они это начинают обсуждать, тем более, что штаб-квартира у них в Швейцарии. Где ещё террористы планируют все свои злодейские убийства? Там ещё идейный глава — это Гоц, про которого мы тоже рассказывали. Они это с Савенковым обсуждают и не могут поверить. Причём в первую очередь про Азефа, который самый главный информатор охранки, только своеобразный: что-то недоговаривает, что-то вообще может не сообщить. Потому что надо же и среди террористов пользоваться уважением. А то так всех заложишь и сразу же на этом попадёшься.
А вот Татаров вызвал множество подозрений, в первую очередь, такого нелепого свойства, что деньги у него откуда-то появились. Его спрашивают товарищи: «Откуда у тебя деньги?» А он не может внятно объяснить, злится, обижается: «Смотрите, я с пистолетом ходил, тоже стрелял, дайте мне какое-нибудь дело, я делом докажу». Может, ему и Савенков, и Гоц поверили бы среди всех этих обезумевших террористов — правда, сторонников индивидуального, а не массового террора.
Но кто первый враг Татарова? Это Азеф. Потому что Азеф как раз-таки хочет быть единственным работником охранки, а это у него конкурент такой, получается. Вот он и сыграл зловещую роль в разоблачении Татарова, а потом свои же его и убили. Конечно, террористы между собой начинают потом враждовать. Дальше будем рассказывать, как там все эти расколы происходили, и у большевиков тоже. Кто старым большевикам столько зла наделал, как не Сталин, например? Даже не царская власть.
Возвращаемся к осени 1905 года. Лидеры как будто бы либо арестованы, либо находятся за границей. Гапон, человек авторитетнейший, за которого я вступаюсь… В предыдущих программах мы рассказывали, как он организовал массовое шествие — это не провокация, не то, что он людей вёл на убой, и это охранка организовала. Это всё неправда. У нас до сих пор сильна вера в какую-то бесконечную конспирологию. Он за границей, хотя уже вот-вот… Вернулся даже, просто не может легализоваться.
И удивительное дело: лидеров нет, Ленина нет (он тоже за границей), Троцкий… А происходят всё равно массовые стачки, которые могут разрастись. Первые были ещё в конце зимы, после январских событий. Например, в Риге, в Польше этой проклятой, даже не в Петербурге! Что это такое — кровь пролили? Мы в знак протеста отказываемся работать на 3 дня, например. И одно дело, когда всё это ещё где-то там происходит, но когда докатывается уже до Петербурга… Это, я считаю, и сработало, это подействовало феноменально, когда не работают железные дороги, не выходят газеты, нет электричества, водопровод не работает. В то время это новинка ещё была, но тем не менее это шок. Текла вода — вдруг её нету, потому что забастовал водоканал. Вот это всё в конце концов Николая II сломило.
Что любопытно, Николай II, как он считал, он же как лучше хотел. Надо же разобраться, что происходит. И он ещё весной сформировал такую специальную комиссию для выяснения недовольства рабочих Санкт-Петербурга. Что там в Варшаве, в Лодзе, в Риге, в Одессе — ладно, пусть губернаторы разбираются. Но в Петербурге! Это же столица, надо комиссию создать и выяснить. Причём комиссии сразу было поручено все эти политические требования не рассматривать. Наверное, там просто уволили кого-то несправедливо, или, может быть, был произвол, штрафы какие-то, только в этом всё дело. Сейчас мы вмешаемся, порядок наведём, и рабочие будут довольны.
М. Нуждин
―
Давайте здесь мы поставим точку с запятой и прервёмся на интригующей ноте. О деятельности комиссии продолжим после небольшой паузы. Программа «Всё так+», петербургский историк Максим Кузахметов, я Марк Нуждин. Далеко не уходите.НОВОСТИ
М. Нуждин
―
Ещё раз всем добрый день. Я напомню, это программа «Всё так+», Максим Кузахметов, Марк Нуждин. Возвращаемся к событиям весны 1905 года и комиссии, которая расследует причины недовольства, но политических причин не рассматривает.
М. Кузахметов
―
Удивительное дело: комиссия приходит к выводу, что у рабочих-то требования как раз политические! Они хотят, чтобы в стране были выборы. Они могут всё это по-своему понимать — может, через какой-то Земский собор, через какие-то петиции, но не так абстрактно, чтобы за них начальство всё решало. А вовсе не экономические требования. Это Ленин убивался, что рабочих всё время путают, они, чуть что, хотят только, чтобы зарплата повышалась, да работать поменьше. Но это потому что Ленин считал, что если рабочие не требуют прихода к власти большевиков, то все остальные требования — не политические. Потому что парламент — это буржуазный обман, как он считал.
М. Нуждин
―
Сразу рабочую партию свою, и всё тут.
М. Кузахметов
―
Да. А потом все остальные запретить, да и всё. Но тогда, в ту эпоху и Ленин, и социалисты, и меньшевики — все, конечно же, говорили о свободе слова, свободе собраний, выборах свободных. Пока власть не захватили и не устроили свою страшную диктатуру.Так вот, забастовки-то не стихают. В Иваново-Вознесенске забастовка, причём уже не 3 дня — она известна тем, что продолжалась почти 2 месяца. Там предприниматели несут серьёзнейшие убытки, а когда рабочие требуют, чтобы проходили свободные выборы, предприниматель ничем не может помочь. Предприниматели обращаются к власти: «Ладно, мы несём убытки — мы не можем выполнять военные заказы! Может, в том числе из-за этого у нас поражение в Русско-японской войне. Но что мы можем поделать, если рабочие хотят, чтобы были выборы, и они в них принимали какое-то участие?» Не догадался Николай II проводить электронное голосование какое-нибудь поддельное, поддельные выборы. Какой наивный был человек.
Так как Николай II всё откладывает и откладывает, что бы ему ни говорили, и всё ждёт, пока само по себе как-то обойдётся и рассосётся, начинается масштабная забастовка. К октябрю бастуют одновременно уже почти 2 миллиона человек по всей стране. В том числе и в Петербурге. Причём, как я уже сказал, от этого невозможно отмахнуться. Николай II благополучно, как и его папенька, переехал в пригородный дворец — и безопасно, и тихо, и родственники не докучают, и как будто бы он там спрятался. Пусть Трепов разбирается с беспорядками и со смутьянами. Просто порядок должен навести, разогнать их всех, и опять всё будет хорошо. Выслать, арестовать, злостных — на каторгу, а остальные сами по себе начнут слушаться.
И происходят совершенно удивительные вещи. К нему же на доклады приезжают министры, а они не могут приехать по железной дороге. До Петергофа в принципе не очень большое расстояние, но железнодорожники бастуют, так просто не доедешь. Там уже появились автомобили, но тогда надёжнее было по железной дороге. В общем, они на кораблях военных приплывают в Петергоф. Что-то происходит, от чего уже невозможно отмахнуться.
При этом Трепов, конечно, очень зол был на студентов и профессоров, что вот он разрешил своей личной властью им собрания проводить, а они вместо того, чтобы обсуждать научные вопросы, начинают обсуждать политические. Медик, биолог, юрист — а они, видите ли, хотят, чтобы парламент был. Да ещё студенты, чуть что, радикальны, говорят: «Долой самодержавие!» До сих пор, кстати, экстремистский лозунг: выйдешь с плакатиком «Долой самодержавие!», и неизвестно, как твоя судьба обернётся. 14 октября, когда там опять все эти брожения… Теперь-то уже понятно, что рабочие могут ни с того, ни с сего собраться, 100-150-200 тысяч человек, и пойти по Невскому проспекту на Дворцовую площадь.
Трепов выпускает прокламацию, которая развешана по всему городу, что «я даю войскам приказ холостых залпов не давать, патронов не жалеть». Вот если только это цитировать, то он выглядит вообще зверем и чудовищем. Это если не знать, что одновременно он не то, чтобы либерал, но точно так же он в докладах, разговорах, во всём, на что он может влиять, общаясь в том числе с родственниками Николая II, говорит: «Так не может продолжаться бесконечно. Всё равно надо что-то делать, нужно что-то предпринимать!» Тем более, Трепов — не обычный военный губернатор Санкт-Петербурга. Он же, например, всю эту запрещённую литературу, прокламации, которые выпускают экстремисты-леваки, читает, изучает, знает, о чём там идёт речь, какие злые карикатуры там рисуются, и что они хотят, отличает их всех друг от друга.
И тоже происходят удивительные события, что большевикам нравилось, только как-то путано они объясняли, как это произошло: стихийно формируются советы трудящихся. Большевики всё хотели это себе приписать, так же, как и Февральскую революцию, но это неправда, всё это обходилось без участия большевиков. Тоже удивительная история: вроде бы лидеров нет, а здесь, в Петербурге инициативные группы собираются, как это сейчас называется, активисты. «Давайте координировать общие действия. Сейчас у нас Гапона нет, никого нет, но чтобы мы как-то могли проводить акции — если выходить, то когда? Где собираться? Пусть даже с соблюдением конспирации, формировать какие-то свои органы для координации и управления».
Тут надо упомянуть одного человека, откуда это название взялось — «советы». Могли бы сейм назвать, клуб какой-нибудь, а здесь советы. Всё это придумал совершенно конкретный, отдельно взятый человек: Георгий Носарь. У него много было псевдонимов, когда надо было быть в конспирации. Вообще он сам по себе юрист, сравнительно молодой, 28 лет. Сразу закономерный вопрос: а почему он не так известен? Человек придумал это название, это этимология самого Советского Союза, и сколько большевики на этом спекулировали — советское государство, у нас советы собираются, всё коллегиально, у нас выборы. Лицемерие и враньё, конечно же. А где же благодарность этому человеку? Потом он с большевиками не нашёл общего языка, и более того, большевики его же и расстреляли в 1919 году, как своего идейного врага. Ну как такому человеку припоминать, что это благодаря ему советы сформировались?
М. Нуждин
―
Он, наверное, с эсерами был.
М. Кузахметов
―
Впоследствии они по-разному переходили из партии в партию, но да, у эсеров было, конечно, больше и влияния, и популярности. Даже если бы проходили свободные выборы, на выборах у монархистов было бы уже мало шансов. И в Законодательном собрании эсеры получили большинство. А большевикам же, если они не получили большинства на каких-то выборах — значит, и выборы тогда не нужны. И нынешняя власть, соответственно, так же рассуждает: всё отменить, кого-нибудь с выборов снять. А если он всё-таки победил на выборах, так после выборов его снять от всего. У нас на глазах всё это сейчас происходит периодически.Тут появляется ещё один человек, которого мы все хорошо знаем и которому, правда, тоже досталось от большевиков — это Лев Троцкий. Сравнительно молодой ещё, с Лениным он уже знаком, он маялся бездельем в Финляндии. Это такая условная заграница, но гораздо более безопасная, потому что там своя полиция, жандармы не придут. И вдруг, когда он узнаёт, что сформировались какие-то советы, что-то происходит, и всё это практически на глазах у власти, а власть бездействует — он всё бросил и примчался в Петербург одним из первых. Ленин-то попозже приехал, долго колебался, и многие другие видные эсеры приехали, когда амнистия была. А Троцкий — ещё до амнистии.
И он очень быстро в этих петроградских советах стал играть одну из ведущих ролей. Не то, чтобы подсидел человека по фамилии Носарь, но как-то его отодвинул. Троцкий же не просто деятельный человек, хороший и талантливый организатор — так он ещё и хороший оратор, так ещё и пишет остроумно, интересно, хороший русский язык. Не так занудно, как Ленин. Впоследствии, когда они редактировали разные газеты, тиражи в газетах, с которыми сотрудничал Троцкий, были гораздо выше. Какой объективный критерий, что читателям нравится. Это были политические издания, а не какие-то там газеты с картинками.
Раз мы заговорили про газеты, тогда нет радио, нет телевидения — ну, массовое радио как будто уже есть, но нет радиоприёмников, а телевидение в совсем ещё зачаточном состоянии. Всё в газетах, все новости можно узнавать. А тут начинают бастовать в том числе и типографские рабочие, газеты не выходят. Чтобы понять большинству людей: представьте, что не работает телевизор, например. Это же шок и драма! У нас на глазах это было в Москве.
М. Нуждин
―
И соцсети одновременно тоже не работают, чтобы уж всю аудиторию охватить.
М. Кузахметов
―
Тогда ещё не был так развит интернет, когда Останкинская телебашня испортилась после пожара. Я застал у людей шок. Это только, вроде бы, в Москве случилось, а кажется, что апокалипсис у миллионов людей, у которых всё было понятно: включил — тебе по телевидению всё объяснили и рассказали. А тут… Что ж это, газеты по старинке читать? Откуда ещё узнавать, как дальше жить, что с нами со всеми будет? Я тогда был в Москве, и у некоторых людей были настроения конца света. Хотя электричество никуда не делось, магазины работают.Тут власть тоже реагирует очень своеобразно. Это в Петербурге же Трепов университетам послабление какое-то разрешил, а в Москве, например, власти решили университет закрыть, потому что там они собираются, что попало обсуждают. А всё это приводит к тому, что студенты теперь не в аудиториях собираются, а начинают собираться на улицах, с лозунгами опять-таки. Ну и здесь опять отдадим должное Витте — кто-то же должен был проявить инициативу. Это он 9 октября уже лично приходит к Николаю II и говорит: «Ваше высочество, у нас два пути. Либо нужна абсолютная диктатура с кровищей, расстрелами, убийствами, потому что всё рушится, экономика рушится…»
Причём, слава богу, мир-то уже заключили — всё это было бы катастрофично в условиях текущей войны, как впоследствии в 1917 году произошло. «Либо надо идти на уступки. Ничего такого крамольного люди не требуют, парламенты есть везде, в Европе, во всяком случае. Буржуазные революции были практически везде. Если не доводить дело до революции…» В Англии была когда-то буржуазная революция, когда королю голову отрубили, но с тех пор там трейд-юнионы, профсоюзы выходили с петициями, и как-то постепенно всё решалось без особенного кровопролития. Я уже упоминал США — там как раз-таки кровопролитие бывало, и полицейские примерно в ту же эпоху по смутьянам иногда стреляли. Ну так там рабочие такие, могут потом в полицейских бросить бомбу, потом полицейские не хотят с рабочими связываться. Но лучше не доводить, в общем.
Николай II говорит: «Ну хорошо. И что же делать?» А Витте говорит: «Я в принципе уже всё подготовил и написал». Причём он для Николая II составил прелюбопытнейший документ, не просто манифест, что «мы теперь сформируем парламент так-то и так-то». Они всё это сто раз обсуждали. Там даже не важен формат, сколько там будет палат — две, три или одна. Важно, чтобы он в принципе был, пусть половинчатый, пусть потом сто раз скажут, что это половинчатая реформа, не до конца осуществлённая. Большевикам никогда не угодишь: освободили крестьян — половинчатая реформа, устроили парламент — половинчатая реформа. Пока они власть не захватят, всё остальное будет неправильно и не то.
И здесь потрясающий документ, потому что он начинается с вопросов к государю, к Николаю II — а зачем вообще нужно государство? Наверное, Николаю II вообще никогда такие вопросы в голову не приходили. Действительно, зачем? На это у Витте есть ответ. Благополучие подданных, оказывается. А благополучие подданных связано же не только с тем, чтобы они хорошо питались, им свободы какие-то нужны, в рабстве никому н нравится жить, или когда от твоего мнения ничего не зависит. Это опять-таки, для Николая II удивительное дело, откровение какое-то. «Как же так? Я же их отец, они дети мои неразумные. Я на них только всё и решаю». Там у Витте вообще крамольные вещи. А есть вот такая категория морального блага, это свобода и это очень важно.
Дальше в развитии их диалога Николай II должен быть уже в шоке и отчаянии, потому что всё, что рассказывает Витте вроде бы понятно, только где же во всём этом бог? А где православие, наша главная скрепа? Почему-то у Витте всего этого как будто бы и нет, в этих документах. А Витте всё разумно говорит: чтоб не доводить до катастрофы и Романовых уже убивают террористы, и дедушку, Александра II, убили террористы. Так может пойти на эти уступки наконец-таки, чтобы не убивали ни родственников ваших, ни министров внутренних дел? Но ещё и образование, и просвещение. А это всё вроде бы непросто, давным-давно отработало, нужны реформы. В отчаянии должен был быть Николай II. Потому что тут-то уже как радикал выступает Витте, не какое-то декоративное Законодательное собрание нужно, а свободные выборы.
Надо, чтобы это Законодательное собрание занялось решением наших серьёзнейших проблем, которые не решаются не то что годами — десятилетиями. Это аграрный вопрос, рабочий вопрос, национальный вопрос (который дальше ещё аукнется). Или, как мы уже упоминали, это тоже всё безумие Николая II, от которого он никак не мог избавиться, антисемитизм его. У нас несколько миллионов людей вообще никаких прав не имеют и вынуждены жить, по сути, в гетто. Ещё задолго до прихода нацистов к власти.
М. Нуждин
―
Черта оседлости.
М. Кузахметов
―
И эта проблема никак не решается. «Или выбор, или бунт», — как Витте говорит Николаю II. Но такой человек, как Николай II, который до последнего должен всё затягивать, он же не может сказать: «Да, хорошо, чёрт с вами». Ему нужно, чтобы вот просто прижало, припёрло. «Хорошо, я подумаю», — это уже шаг вперёд. То есть, он не начирикал на документе: «отказываю» или «сделаю, когда захочу». «Я подумаю, потому что надо посоветоваться». А советник его главный уже известен. Раньше-то была маменька, а теперь жена, которая после рождения сына превратилась во влиятельного политика. Конечно же Александра Фёдоровна, урождённая немка, протестантка, родившаяся в другой стране с совершенно другими традициями, как она помешалась на православии! Верила уже не просто в скрепы, а в чудеса и волшебство. Мы уже рассказывали про одних колдунов, а скоро их сменит ещё один, вот-вот уже, Распутин. Конечно же жена против.И, как я уже упомянул, события — тут как раз министры не смогли доехать до Николая II на приём, потому что забастовали железнодорожники, до Петергофа никак не добраться. Там уже и электричества нет, всё ходуном ходит. И тут тоже любопытное событие происходит, редко у нас упоминаемое. У нас же никакой войны нет, удивительным образом плавает по Балтийскому морю кайзер немецкий, родственник тоже, Вильгельм II. И как-то связывается с Николаем II. Говорит: «Я смотрю, тут у вас ужас что происходит. Вот у меня порядок. Предлагаю хороший вариант: садись ко мне на военный корабль, переберёмся в Германию, отсидишься там, пока тут всё успокоится. Но я и помочь могу, давай я свои немецкие войска введу в Петербург, наведём там порядок, быстро и аккуратно». Так и говорил, такие совершенно понятные конкретные предложения.
Нам-то кажется, что это шок и безумие. Да ничего подобного. Были люди, которые здесь, уже внутри семьи Романовых, говорили: «Какой прекрасный вариант! И чужими руками, и удобно, и надёжно! Потому что это свои солдаты-смутьяны бунтуют, а немецкие-то понадёжнее, чай, будут». И вообще, это традиция эта старинная, ведь когда-то у Романовых ещё в XVII веке были полки иноземного строя, сколько тысяч иностранцев сюда приехало, целая немецкая слобода была в Москве, все они были на военной службе и сколько полезного сделали. И какое потомство у них здесь, в том числе интеллектуальное.
Ну тут Николай II в растерянности, в замешательстве. Просто времени у него подумать не было, наверное. Своим доверять нельзя. Он даже упоминал в разговоре с родственниками: «Я прекрасно знаю судьбу сербского царя Александра Обреновича, которого вместе с женой зверски убили собственные офицеры, свои же, сербы». Правда, у Николая II, наверное, не работали причинно-следственные связи, потому что сначала сербский царь отменил конституцию. Совершенно отдельная история, но когда ты обрастаешь фаворитами, произвол, безумие, то потом тебя убивают офицеры, а не в обратной последовательности. Мы не за террор, не за убийства, мы это никак не оправдываем, мы просто рассказываем про кашу в голове Николая II.
Не могу не упомянуть про тему с забастовками. Ну ладно рабочие бастуют. А тут к забастовщикам присоединяется Московская городская дума. Эти учреждения существуют, политически ни на что не влияют, но решают какие-то вопросы городского самоуправления, водопровод, организация движения. Сейчас у нас всё превратилось обратно, в политические структуры, хозяйственными вопросами они больше не занимаются, а без конца какие-то заявления про то, как мы на краю гибели, и «пятая колонна» здесь. А городскими делами заниматься уже и некогда. Ну ладно городская дума, там все политизированы, всё сплошь буржуазия да купечество, которые тоже, видите ли, хотят реформ, Конституции. Это и большевики нам рассказывали: конечно, они же уже разбогатели, а за них всё дворяне решают. Понятно, что они хотят влезть во власть. Но это всё чуждо рабочим, как нам рассказывали большевики.
Но и это ещё не всё. Формируется забастовочный комитет, потом декларации. Где? В Мариинском театре! Балерины отказываются выходить на сцену в такую минуту, формируется у них стачечный комитет, в который входят не последние люди с хорошо знакомыми нам фамилиями: Анна Павлова, Тамара Карсавина. Которая говорит: «Пока власть не откликнется на наши чаяния, я на сцену выходить не буду». Вообще, они же бюджетники, это ж императорский театр! Какие удивительные метаморфозы происходят.
А власть тоже пытается на это как-то влиять, нашли там слабое звено. Один из ведущих танцоров, Сергей Легат, чтобы он подписал: «А я вот осуждаю, я с такими людьми ничего общего иметь не хочу». Забегая вперёд, скажу, что потом всё-таки, когда был Манифест и начала формироваться Дума, этому легату всё припомнили, он покончил с собой. Вот пошёл на сотрудничество с властями — и не пригодилось, и глупо получилось. А Павлова и Карсавина героини по-своему. В нашем случае всё это любопытно, потому что Романовы же неравнодушны к балеринам, мы рассказывали, какие, в том числе, и у Николая II были взаимоотношения с балеринами, и у его родственников. Если уж балерины бастуют и требуют Конституцию — ну всё, просто так не отмахнёшься.
М. Нуждин
―
Трещат основы строя.
М. Кузахметов
―
Мы постепенно подходим к кульминации. Происходят совершенно невероятные события. Приехал Милюков из-за границы, его почти сразу арестовали. Интеллектуал, профессор! Потом выпустили, потому что ему ничего нельзя вменить в вину, он не преступник, не призывает кидаться бомбами, ничего плохого не сделал. И он, несмотря на то, что всё это опасно и незаконно, собрания запрещены, выступает с инициативой: «Всё равно это неизбежно, всё равно у нас будет парламент. Надо к этому готовиться как-то, партию создавать из людей, которые разделяют простые понятные убеждения, что должна быть Конституция, что вот эти ж самые свободные выборы должны быть, что власть должна быть подотчётна парламентариям. Давайте проведём съезд».И всё это проходит, без разрешения. Причём масса трудностей, не все делегаты могут приехать, потому что железные дороги не работают. Но кто-то собирается. У властей шок и ужас, надо бы их разогнать, а там не последние люди. Сформировалась партия кадетов, конституционных демократов, которые вообще-то были не против монархии. Но монархии, которая не произвол, не диктатура. Уж как минимум, чтобы хотя бы законы принимали граждане страны, а монарх может вето наложить, Думу распустить. Как впоследствии и получилось, чем Николай II охотно пользовался, к несчастью.
И тут, наверное, последней каплей было, когда Николай II вызвал к себе родственника, дядю Николая Николаевича. Почему-то в семье Романовых были уверены, что это выдающийся военачальник, командир, что на него надежда. Потому что и Трепов уже не тот, говорит, что видите ли, надо на уступки идти; и Витте говорит, что надо парламент формировать. «Тогда позовём своего, родного, Романова Николая Николаевича. Пусть он вводит войска, диктатуру какую-то. Но только чтоб не конституцию. Кровь будем проливать, только чтоб на эти уступки не идти». Но и тут тоже всё не так просто. Во-первых, Николай Николаевич был в Туле. Железные дорогие не работают, с трудом на перекладных добирается.
И пока он доехал, у него тоже что-то в сознании произошло. Потому что он ещё в приёмной у своего племянничка говорит: «Если он мне сейчас скажет: «Давай становись диктатором, только чтоб не конституция», — я у него прям на глазах застрелюсь. Потому что это уже безумие. Я вижу, что всё парализовано, всё бессмысленно. Я на себя такую ответственность брать не буду». И тут происходит наконец-таки невероятное событие: Николай II подписывает этот «Манифест 17 октября». Будем уже рассказывать в следующей программе, что это такое и что из этого вышло.
Подписывает и плачет, потому что всё у него рушится, его заставили пойти на это страшное преступление, подписать закон о том, что у нас пройдут выборы, будет парламент, который называется Государственная Дума. А это всё, это крах Отечества, крах всему. Наверное, в глазах Николая II всё так и выглядело. Хотя какой был шанс, даже без чудовищного кровопролития. Хотя сразу это революцию не остановило, но всё-таки наконец-то, в последней стране Европы (кроме Черногории) появились какие-то зачатки парламентаризма.
М. Нуждин
―
На этом эпохальном без всяких преувеличений событий мы сегодня поставим точку и обязательно продолжим в следующей программе. Программа «Всё так+» подошла к концу, я Марк Нуждин, здесь петербургский историк Максим Кузахметов. Всего хорошего, до свидания.
М. Кузахметов
―
До свидания.