Николай Некрасов. Уметь на Руси жить хорошо - Все так + - 2020-11-14
14.11.2020
Виталий Дымарский
―
Добрый вечер! Это программа «Всё так плюс» на своём месте. Максим Кузахметов и я, Виталий Дымарский, мы продолжаем рассказывать о династии Романовых. У нас на каждого правителя обязательно… Ну, необязательно, конечно. Но мы всегда упоминали какого-то деятеля культуры, литературы, который как бы соответствовал эпохе. И вот если Николай I… рядом с Николаем I у нас был там Александр Сергеевич Пушкин, наше всё, а мы дошли до Александра II, я напоминаю, то сегодня у нас будет новый герой, автор литературный, конечно, – это Николай Алексеевич Некрасов, наше всё следующее после Пушкина. И главное – это те люди, через которых мы узнаём о той или иной эпохе, которые, в общем-то, служат нам таким учебником истории. И Толстой там, если вспомнить там «Войну и мир», и Лермонтов, и Пушкин, ну, и Некрасов.
Максим Кузахметов
―
Ну, совершенно верно. Если написал Лермонтов яркое стихотворение «Бородино», то вот всё сражение воспринимается миллионами школьников глазами этого поэта. Если потом школьники проходят «Войну и мир», то на годы представляют себе все эти события глазами Льва Толстого. Всё правильно. Если проходим мы в школьной программе «Тараса Бульбу», то соответственно противостояние казаков и шляхтичей смотрим через это произведение. И действительно, вот как Вы уже упомянули, Некрасов, этот знаменитый поэт, он чем уникален? Ведь по числу представленных в школьной программе произведений он фактически побеждает Пушкина. Может, сейчас я немножко уже отстаю от школьной программы. Но если я не ошибаюсь, во всяком случае когда я учился там стихотворение Пушкина находилось на каждый класс. Ой! Стихотворение Некрасова. Пушкина не на каждый. А у Некрасова на каждый. Счет идет на десятки стихотворений. Соответственно так, как почти все свои произведения он посвящал окружающей его действительности и своей эпохе, то соответственно… и так, как расцвет его творчества пришелся на царствование Александра II, то да, мы вот с детства смотрим на многие события именно глазами Некрасова. И что особенно интересно, мы же практически ничего в школе-то и не знали, что же это за человек такой кроме вот каких-то банальностей, что певец русской души, страдалец, обиженный. А тут такой материал! Тоже вот удивляюсь сразу же нашим кинематографистам или любителям сериалов. «Санта-Барбара» отдыхает по сравнению с тем, что творилось в жизни Некрасова. И всё это опять-таки яркая картина эпохи царствования Александра II. И до сих пор почему-то вот никто не придал этому значения, никто не обратил внимания. А так было бы ярко, интересно. Не всё же судить, например, по эпохе Ивана Грозного по фильму «Иван Васильевич меняет профессию». А здесь бы уж, казалось бы, в ХХI веке…
В. Дымарский
―
Ну…
М. Кузахметов
―
… как бы ярко отразить.
В. Дымарский
―
Знаете, если нигде в другом месте вы не находите информации, то приходится смотреть «Иван Васильевич меняет профессию» и…
М. Кузахметов
―
Но это совсем уже если. Да.
В. Дымарский
―
… судить… Да, и судить…
М. Кузахметов
―
… читать еще не уметь, то всё упрощается.
В. Дымарский
―
Ну, не уметь… Почему? Если считать, что там как-то у нас отличился один губернатор. Да? Что Иван Грозный где там останавливался по дороге из Москвы в Петербург?
М. Кузахметов
―
Да, из Москвы в Петербург…
В. Дымарский
―
Да. Но…
М. Кузахметов
―
А крестьяне питались картошкой.
В. Дымарский
―
Ну…
М. Кузахметов
―
Да. Всё это неправда. Сына своего нужно убить в принципе не мог. Всё доказано. Ну, так вот возвращаясь к Александру II, там ведь что ещё посодействовало, в чём мы в очередной раз должны отдать должное? Опять-таки редко упоминается, но слово гласность впервые вошло вот в такой широкий обиход не при Горбачёве, не на излете СССР, а его совершенно официально употреблял Александр II вскорости после прихода к власти, потому что гласность, она представляет массу удобств для власти. Наконец-таки можно будет узнать, что творится на местах. Открытые тендеры творят чудеса: цены падают в разы, а жулики становятся видны, особенно если это свободная пресса. А герой вот нашего повествования сегодняшнего Некрасов, он и был человек, как сейчас говорят из СМИ. Почти всю свою сознательную жизнь он работал в журналах. А так, как тогда не было интернета и телевидения, то именно это средство массовой информации и было таким вот символом эпохи. Что там написано, так вот соответственно окружающие и судят по происходящему. Ну, так вот. Но так, как мы говорим не только о литературных достоинствах произведений Некрасова, а всё-таки я в первую очередь здесь сосредоточился бы на том, какой он человек. Нам в свое время с Вами досталось за Пушкина от некоторых радиослушателей, потому что замахнулись на святое. Но все шалости Пушкина, который просто заложил тут же деревню с крестьянами, чтобы деньги получить… А ведь тоже переживал за русский народ, да? То всё это меркнет по сравнению с теми шалостями, которые позволял себе Некрасов, прославившийся в первую очередь, сразу же мы вспоминаем – да? – со школьной программы, какая боль…
В. Дымарский
―
«Размышления… Размышления у подъезда».
М. Кузахметов
―
«У парадного подъезда».
В. Дымарский
―
«У парадного подъезда». Ну, да.
М. Кузахметов
―
«Кому на Руси жить хорошо», «Русские женщины». Ну, там фрагментами так или иначе. «Железная дорога»! Это такая боль, такая драма.
В. Дымарский
―
Защитник… Защитник нищих и у… Да, и у…
М. Кузахметов
―
А в школьном учебнике – да, – обязательно классическая картина, где он еле живой там вот лежит, из последних сил стихи сочиняет. Ну, давайте расскажем, что же было помимо того, что мы знаем о Некрасове из его произведений о драматической жизни русских крестьян. Сразу же и вот интересно, родился-то он, понятно, в дворянской семье. И отец его служил офицером. И вот и любопытная история как, простите, в «Собачьем сердце», когда наследственность какая-то присутствует, – да? – там без водолаза не обошлось, потому что дед Некрасова проиграл в карты, как гласило семейное предание тысячу крепостных, а прадед – еще больше крепостных. И отец говорил Некрасову, ну, об этом сам Николай Некрасов потом вспоминал, может, и я бы что-то в карты проиграл, я ведь в карты играть очень люблю, просто дедушка твой, прадедушка всё уже проиграли. Ничего не осталось. Поэтому только так, позабавиться. И вот в том числе и любовь к картам, наверное, по наследству Николай Некрасов с детства-то и усвоил, причём очень своеобразно, потому что в будущем, тут мы уж забегаем вперед, он-то играл в карты очень осмысленно и продуманно. Тоже, наверное, оговориться, любовь к картам – это тоже все из русской классики. Один только Пушкин там, – да? – какое наследие оставил. Тройка, семерка, туз. Дело в том, что карты очень отличались в ту эпоху. По сути это была такая угадайка: красная, чёрная, там цветная, не цветная карта. Как вот в детстве, наверное, многие наши радиослушатели играли когда-то в «Пьяницу». Вот в основном вся вот эта русская знать в такие карты, в такие игры примерно и играли. А Некрасов был не такой. Он старался играть в игры, которые чем-то напоминали, ну, опять-таки тоже надо было думать. Ну, хотя бы в «Дурака», хотя бы там в преферанс. Никогда не ехал играть в карты ни с того, ни с сего. Считал, что надо быть обязательно выспавшимся, принявши ванну. И выигрывал фантастические суммы. Ну, и, казалось бы, наверное, тратил полученные…
В. Дымарский
―
А, кстати…
М. Кузахметов
―
… деньги на образование…
В. Дымарский
―
Максим, что-то у меня сейчас вдруг возник вопрос. Мы много знаем, что они там очень любили играть, когда они оказывались за границей там в Баден-Бадене, в Италии там, и так далее.
М. Кузахметов
―
Ну, это Достоевский уже – да, – больше.
В. Дымарский
―
Да, да. Ну, да, если уж говорить о Достоевском. А в России вообще были игорные дома? Или они просто собирались по домам?
М. Кузахметов
―
Там власть периодически боролась с этим как вот там Павел I, а в целом если санкция… Вот если Екатерина II любит побаловаться в картишки, так это же такая забава становится высшей знати популярная. Там власть как-то пытается бороться с тем, чтобы они совершеннейше не разорились. Но бороться с этим невозможно. Просто если всё это загонять и запрещать – тупик. Ну, будут тайные игорные дома. А так нет, совершенно официально во времена Некрасова, вот он ездил в Петербурге в английский клуб, ему там нравилось играть в карты. Там публика была более респектабельная да ещё и платежеспособная, да ещё и порядочная. Проигрался к карты, отдаст. Поэтому нет, там всё было сравнительно легально. И еще раз повторимся, что вот это история про дворянина, который в пух и в прах карты разорился, остался без имения, была, ну, настолько вот распространённой. Ничего особенного в этом и не было. Как мы и говорили, что там переживать, если две трети дворянских имений заложены и перезаложены. Потом и друзья Некрасова тоже также все этим были грешны. Ну, так вот возвращаясь в детство, потому что тут-то как раз советские историки некоторое время детству Некрасова уделяли, а не его взрослым шалостям, потому что отец – деспот. Да? А вот мать – святая женщина. Ну, и вот всё это впоследствии «Русские женщины», сестру свою Некрасов любил, а вот отца недолюбливал. И как-то неловко было упоминать лишний раз, что отец Некрасова как офицер, конечно же, принимал участие в войне 812-го года. Никто его не подозревал в трусости. А вот если ему что и припоминали, то вот это как раз-таки бесчинство, тем более что семья, кстати, многодетная, или что вот он… Ну, вот сутяжничество, наверное, тоже как-то передалось Некрасову, потому что отец Некрасова судился больше 10 лет с родной сестрой за одну крепостную душу, имея 40. Вот как ему это было важно! И, кстати, именно с детства раскрылся талант Некрасова в чём? Что он писал, еще будучи ребенком, аккуратным, ровным почерком, и отцу это было важно, который без конца сутяжничал. И вот так сынок ему помогал. Ну, в советских учебниках рассказывали, что, конечно, когда он с отцом разъезжал и наблюдал вот за всеми этими безобразиями, он тогда уже проникся вот переживаниями за крестьян. И опять-таки как мы уже упомянули, ну, наверное, разбогатев, потратился на школу, на образование, на больницу. Нет! Неизвестно нам нечего, чтобы певец вот за русский народ так вот, как бы сейчас сказали, топивший, хоть бы копеечку на какую-то благотворительность выделил. Он помогал молодым литераторам. Да, это правда, особенно уже будучи богачом. Но вот как-то непосредственно к крестьянам почему-то вот не довелось. Ну, разумеется, как дворянский сын он мог рассчитывать на хорошее образование. И вот тоже опять первая осечка. Учился плохо. Проучился несколько классов в гимназии, оценки неважные. Стихи, правда, начал писать, но почему-то вот в детстве он… Вот Пушкин, как мы знаем уже, с юности – да? – был примечаем, знаменит. Жуковский на него обратил внимание. А тут вот как-то никто особенного значения не придает стихам Некрасова, тем более что тогда, можно сказать, все поэты. Ну, вот отец пытается образумить своего сыночка. Там, кстати, многодетная семья. Больше 10 детей было в семье Некрасовых. Ну, так вот отправить бы его по офицерской части. Худо-бедно можно карьеру какую-то сделать, достаток какой-то, может быть, в перспективе будет. Потому, что всё это мелкопоместное дворянство, еще раз напомним, они ж почему жили у себя в имениях? По бедности. Потому, что в городе жить дорого. А дворянин же не может снимать комнату в коммуналке. Это же невозможно. Исключено. Да ещё самому там на работу ходить. Это уже подвиг. Ну, во всяком случае что-то героическое в этом есть, каждый день на работу ходить. Ну, так вот. А Некрасов ослушался отца и решил поступать в университет здесь в Петербурге, и провалил экзамены, пошёл вольнослушателем. Отец осерчал и оставил Некрасова без содержания. Вот раз ты не послушался моей отцовской воли, ну, вот как хочешь, так и крутись. Вот первые годы нахождения Некрасова молодого в Петербурге – это, конечно, бедствие, нищенство, с трудом там перебивается с хлеба на квас, пытается давать какие-то уроки, а он же сам, еще раз напомним, можно сказать, неуч. Он вольнослушатель на филологическом факультете. Но дальше-то что? То есть вот только вот заместо какого-нибудь совершенейшего бездаря писать письмо красивым почерком. И достаточно долго Некрасов, реально на это ушло там несколько лет, бедствовал. И открылись у него удивительные способности коммерческие. Всё-таки про поэзию мы там отдельно будем говорить. Вообще сначала он там… На каком-то этапе относительное благополучие сложилось., потому что он там преподавал кому-то, как я уже говорил, кому помогал, переписывал. А он-то мнил себя литератором и, вот издав свою первую книгу «Мечты и звуки», с ужасом обнаружил, что она никому неинтересна. Критики её изругали. Опять-таки вот не Пушкин, особенно в молодости. И первый яркий поступок: на свои собственные деньги побежал всё это… все эти книжки скупать, уничтожать, раз они такие неудачные. Теперь вот для библиофилов это очень редкое произведение. Стоит вот бешеных денег, если найти оригинал самой первой книги Некрасова, который, кстати, потом, по-моему, в классические произведения… уже в полное собрание сочинений, по-моему, не включали. Ну, вот какой коммерческий талант, ну, особенно с помощью друзей, особенно с помощью такого знакомца как Белинский. Белинский говорит: «Давайте поможем Некрасову. Ну, смотрите, вроде бы неплохой человек, идейно нам близкий, а денег у него нет. Давайте сделаем так: выпустим сборник, туда все зажиточные, обеспеченные писатели напишут какой-нибудь рассказ или стихотворенье бесплатно, без гонорара. А вырученные деньги соответственно позволят Некрасову чуть-чуть поправить пошатнувшееся материальное положение». Гениальное изобретение. Самого Белинскому не пригодилось. А Некрасову очень пригодилось, потому что вот из такого из человеколюбия кто к нему там, например, со своими произведениями в эти сборники, альманахи, как они тогда назывались. Достоевский, Гончаров, Тургенев. Прекрасный вариант, да? Конечно же, такие альманахи неплохо продавались, тем более что и Некрасов там сам публиковался. Самый успешный так и назывался «Петербургский сборник», где вот, кстати, по-моему, Достоевский впервые опубликовал своих «Бедных людей». Ну, тоже всё – да? – вот хорошее название «Бедные люди». И там действительно всё плохо и только хуже становится. Но, в общем, таким образом Некрасов почувствовал, что так можно же и литературой зарабатывать, особенно если гонорар авторам не платить. А есть же такой старинный понятный способ – журнал издавать. Опять-таки интернета нет, телевидения нет. Газета, правда, есть. Ну, вот журналы. Есть какая-то читающая публика, что, кстати, тоже удивительно. Вот мы с вами причастны к изданию одного журнала, и тираж вроде бы неплохой, но вот так вот, чтобы снимать квартиру на Невском проспекте с гонораров нереально. А в те годы, так вот так посмотришь, там крестьяне не мечтали о таких деньжищах, которыми ворочали издатели журналов. Ну, так вот, казалось бы, Некрасов придумал, точнее ему Белинский придумал, а Некрасов понял, как всё это удобно и интересно издавать журнал. Но это всё ещё царствование Николая II, хоть оно и заканчивается, строгости цензуры и такой вот…
В. Дымарский
―
Николая I.
М. Кузахметов
―
Новые журналы издавать нельзя.
В. Дымарский
―
Николай I, Максим.
М. Кузахметов
―
Николай I. Да. Простите. Новые журналы издавать нельзя. Николай I очень не любил средства массовой информации. Всё от этого зло. От грамотности одно зло. От писателей одно зло. Мы ж рассказывали. Это потом Александр II был добрый и прекрасный, хороший человек. А Николай I, чуть что не по нем, он лично Лермонтова к себе вызывает за непозволительные стихи, и тот пишет объяснительную записку. Но тем не менее там же можно публиковать что-то более безобидное. Кстати, что тоже вот Некрасов впоследствии, особенно в эпоху Николая I там в борьбе с цензурой, там какой-нибудь приключенческий роман про отдаленные страны. Читателям там тоже нравится, если угадать конъюнктуру. Ну, так вот задумал Некрасов со своими знакомцами, с такими вот как Белинский купить существующий журнал, так как новые не открыть… не… невозможно открыть. И тогда уже сделать там всё правильно и по-взрослому разбогатеть. И такой журнал существовал, еле-еле к тому времени функционировал. Это знаменитый «Современник», основный в свое время ещё Пушкиным, у которого тем не менее вот был собственник в той эпохе Плетнёв. Ну, вот у Плетнёва как-то не получалось привлекать каких-нибудь хороших, сильных авторов. Журнал выходил уже не совсем регулярно. Вот к нему-то и обратились писатели во главе с Некрасовым, что, а ты нам уступи. Зачем он тебе нужен? Но вот тут тоже надо отдать должное Плетнёву, человек говорит: хорошо, за 4 тысячи рублей ренты в год отдам. А мы еще раз напомним, что журнал новый открыть невозможно, другие почему-то издатели уступать не хотят. А Некрасов как-то очень легко относился к деньгам. А хорошо. Соглашается. Но где взять эти деньги? И тут вот на сцену выходит ещё один герой повествования, фамилия которого должна быть знакома многим. Это Иван Панаев. Знаком в первую очередь своей женой, которая написала такие мемуары и воспоминания, что зачитаешься. Собственно мы главным образом пересказываем эти ее мемуары в сегодняшнем нашем повествовании. Так вот. Вот у Ивана Панаева деньги-то водились. R нему Некрасов и обратился. И в том числе и жена этого Панаева, Авдотья Панаева говорит: «Дай денег. Дело хорошее. Да, там имения заложены, перезаложены. Ну, ты ж всё равно их прогуляешь там как-нибудь, прокутишь. Там они про Панаева всё были невысокого мнения, хотя он тоже был литератор. Ну, что… Как они его называли? Инфузория. Тоже мне мягкотелое какое-то. И, в общем, дал Панаев им денег, в том числе и на то, чтобы заплатить бывшему издателю. Ну, там следующая трудность. Как-то цензура же… Это ещё Николай I. Такого человека как Некрасов трудно назначить главным редактором, да и Панаев неблагонадежен. Нужен какой-нибудь благонадежный человек соответственно. Такой человек нашёлся главным редактором. Никитенко Александр, профессор университетский. Но он тоже говорит: «Ну, хорошо. Я буду здесь председателем, но давайте хотя бы мне тысячу рублей в год на это дело». То есть журнал ещё не вышел, а какие уже сумасшедшие расходы получаются. Ну, и в последствии Некрасов к этому, кстати, очень легко относился, не отличал собственный карман от редакторской кассы, но очень быстро отстранил от управления кассой инвестора Панаева, потому что тот человек-то пустой. Там Некрасов там в стихах, как бы в письмах своих и писал. Ведь если ему доверишь дело, он же и деньги непонятно, на что потратит. Некрасов-то – на хорошее дело. В карты, например, выиграть что-нибудь. А Панаев там на подруг каких-нибудь своих да ещё будет дрянные стишки своих приятелей публиковать, а этого мы допустить никак не можем. Поэтому Некрасов публиковал свои собственные стихи, которые посвящал жене Панаева Авдотье, и поселился вообще у них в квартире. То есть вот дальше начинается потрясающая… Ну, у нас «Санта-Барбару» уже – да? – нарицательным таким стало, когда в одной квартире живут два мужчины и одна женщина, причём Панаева достаточно долго была равнодушна к Некрасову, пока он был такой нищеброд, стихи какие-то непонятные писал. Достоевский ведь, кстати, был в нее некоторое время влюблён. Все они страдали. А Авдотья Панаева как первая красавица в Петербурге… Ну, в общем, уступила она Некрасову. И до такой степени, что потом уже живут они все в одной квартире, а Некрасов устраивает Панаеву истерики ревности со сценами. Что же такое вы там… Почему это вы от меня вдвоём уединились?! Муж и жена. Ну, и опять-таки всё это… Все они вместе как будто бы работают. Тоже вот немного там забегая, правда, вперед, вот редакция тех времен, особенно когда Некрасов уже очень разбогател… Вот мы с вами уже десятилетия работаем в разных газетах и журналах. А вот, представляете, редакция времён Некрасова. Это всё в его квартире многокомнатной. Он ходит там в халате, принимает посетителей. Тут же они обедают, разговаривают. Он там может, лёжа на диване, вести беседы со своими авторами.
В. Дымарский
―
Ну, на карантине.
М. Кузахметов
―
… позволить.
В. Дымарский
―
Как мы сейчас на карантине.
М. Кузахметов
―
Ну, в принципе да.
В. Дымарский
―
Сейчас же тоже…
М. Кузахметов
―
Если из дома и выходит, то только потому, чтобы…
В. Дымарский
―
… по домам сидим.
М. Кузахметов
―
… поехать в карты поиграть. Ну, за границу, кстати, он тоже регулярно ездил. Причём как? Не на недельку там, на 2. На 3 месяца, например, взял там да и поехал. И всё, может быть, было бы и неплохо у Некрасова дальше, но вмешались разные обстоятельства, о которых расскажем в следующей части передачи.
В. Дымарский
―
Да, сейчас мы сделаем небольшой перерыв и продолжим.**********
В. Дымарский
―
Добрый вечер ещё раз! Мы продолжаем программу «Всё так плюс». Сегодня герой наш не правитель, хотя вы знаете, что наша программа посвящена династии Романовых. А сегодня у нас герой – поэт Николай Некрасов. Ну, как такое… Кто у нас был зеркалом русской революции? Толстой? По словам Ленина, да? Но Некрасов мы пытаемся… в Некрасове увидеть зеркало того периода, который мы сейчас освещаем, периода Александра II.
М. Кузахметов
―
Да. И мы остановились на том, что всё у Некрасова складывалось неплохо, и зарабатывал он. Но вот начались там драматические события. Ну, давайте тогда завершим с журналом «Современник» эту историю, потому что тут-таки как раз-таки непосредственную роль в судьбе журнала сыграл Александр II, главный герой нашего повествования. Мы уже сказали, что цензура ослабла. Уже можно было публиковать какие-то дерзости в прессе, причем с каждым годом всё смелее и смелее. Причем вот тоже любопытные воспоминания, там же цензор есть, а все друг с другом знакомы. Это конкретный человек Бекетов, который им говорит, вот вы знаете, я ведь тут читал ваш журнал, так вот устал. Надо ж иногда и отдохнуть. Я к вам завтра обедать приеду. То есть вот так вот подспудно… Ну, как вот с цензором глупо ссориться, надо и его еще кормить. Ну, это всё тоже про необычные расходы журнала. В общем, даже при Николае I удавалось как-то выжить. Но, казалось бы, уж при Александре II должно было бы всё это расцвести. И тем не менее уже в 1862 году пришлось Александру II личным распоряжением приостановить выпуск журнала с любопытной формулировкой: «За вредное направление». Всё это вот в духе николаевской эпохи. Вот позволили там себе какие-то вольности, поэтому мы вот… Вот так вот. Не разрешаем. Но временно. Такой вот, как сейчас это называется, банн непродолжительный. И окончательно-то журнал закрыл тоже Александр II личным распоряжением. Это мы забегаем немножко вперёд уже. В 1866 году. Но там были конкретные события. На Александра II состоялось покушение Каракозова, будем отдельно рассказывать. И что дальше? У этого негодяя, террориста при обыске находят, страшно сказать, журнал «Современник». Ну, всё. Связь непосредственная. Конечно же, журнал надо закрыть. Любопытно, а если б они нашли там газету «Русский инвалид». Или сейчас там вот какого-нибудь террориста поймают, а он «Первый канал» смотрел. Что тогда делать с «Первым каналом»? Но тогда вот непосредственная была воля монарха. Ну, тоже забегая вперед, скажем, что Некрасов-то без дела не остался, потому что он дальше редактировал журнал «Отечественные записки» и вообще остался в литературе. И он научился альманахи и сборники выпускать и авторам не платить, и даже какое-то у него было на определенном этапе любопытное объяснение, что вот если я гонорар авторам не заплатил, а поехал в карты играть, то это очень хорошая примета. Я тогда почти всегда выигрываю. Так зачем платить? Я же всё равно потом эти же деньги потрачу на что-нибудь хорошее. Ну, так вот возвращаясь к личности Николая Некрасова и к тому, что происходило в этом любопытном треугольнике: двое Панаевых Иван, Авдотья и примкнувшие к ним Некрасов, там же произошел раскол в редакции. Причём вот я это тоже помню в юности нам рассказывали. «Современник» – это такая платформа, где вся прогрессивная общественность обсуждает наше будущее. Ну, вот Некрасов, он же такой почти что революционер. А есть вот бывшие дворяне вот такие как Тургенев. Они вот ещё не готовы к радикальным каким-то методам. И вот эти вот бывшие дворяне в лице, кстати, в том числе Льва Толстого, – да? – вот они как-то вот неуверенно себя чувствуют. Они там все ссорятся. И остаётся Некрасов с более правильными людьми, фамилии которых тоже на слуху. Чернышевский и Добролюбов. Ну…
В. Дымарский
―
Герцена привлекал. Да.
М. Кузахметов
―
Герцена тоже. Но Герцен поссорился, что ему тоже припомнили. Дали о себе знать дворянские крови. Ну, это всё советские… советские авторы очень любопытно всегда всё объясняли. Там же происхождение – клеймо такое. Как ты в себе дворянство-то изживёшь? Ты уже завсегда враг пролетариата. Причем как-то Ленин, Некрасов непонятно. Они же тоже дворянских кровей. Но им там приписываются невероятные чудеса. Ну, так вот, а на самом деле, как я считаю, всё проще. Всё в переписке осталось в письмах их взаимных друг другу, что именно произошло. Случилась безобразная история с продажей имения Огарёва. Мы ж и Огарёва тоже знаем. Вроде неплохой человек. Поэт. За крестьян переживал. Даже отпустил на волю с землей почти 2 тысячи собственных крестьян. Но у него там было богатое наследство. И ещё хотел отпустить остальных. И, может быть, всё бы и сложилось, но тут вот пересеклись, как это звучит в фильме «Берегись автомобиля», личные обстоятельства. У него была нелюбимая жена Мария. И он хотел с ней развестись. А она развод не давала и требовала денег. Ну, может быть, как-то подспудно. И пришлось заложить соответственно Огарёву своё имение, чтобы на вырученные проценты содержать бывшую жену и уговоривать её все-таки дать ему развод. А ещё он подписал… Ну, там сейчас мы утонем в этих формальностях. Ну, подписал, в общем, документ, что он якобы должен ей 300 тысяч рублей. Это такая была у неё гарантия своеобразная. Но это всё такая была их личная договоренность условная. А у жены Огарёва была подруга Авдотья Панаева. И Авдотья Панаева, о которой мы уже рассказывали, и её… Как его даже назвать? Ну, любовник. Чего уж там? Некрасов…
В. Дымарский
―
Муж… муж Иван и любовник Некрасов.
М. Кузахметов
―
Ещё один её муж говорит: да что там думать-то? Что там переживать? Давай пиши доверенность на имя Панаевой, подадим на него в суд и тебе поможем с деньгами. Что ты там на эти жалкие 18 тысяч рублей в год? А это вообще бешеные деньги, которые ей доставались. Будут твои все 300 тысяч. Тем более что вообще его имение оценивается в 500 тысяч. Там еще множество тысяч десятин земли, крестьян. Разбогатеешь. И вот эта вот Мария Огарёва подписала доверенность. Панаева занялась судебными тяжбами. Кстати, в это время Огарёв еще и за границей был со своей новой подругой Натальей. Тоже всё… Ну, давайте сейчас чтобы… чтобы… Тоже это любопытная история. Он с этой своей подругой Натальей, он же приехал к своему самому лучшему другу Герцену в Лондон. А Наталья ушла к Герцену. И Огарёв остался без имения, без денег и без любимой женщины, всеми преданный и брошенный. Ну, так, в общем, Авдотья Панаева вместе с Некрасовым отсудили имение и продали. Причём продали гораздо дешевле за какие-то всего лишь 200 тысяч рублей и ни копейки Огарёвой не дали, а как-то непонятно, как этими деньгами сами распорядились. На добрые дела. Причем Огарёв там пытался судиться уже из-за границы, вроде бы даже что-то выиграл, потому что это ж вопиющее мошенничество на доверии. Да и жена Огарёва вскоре умерла. То есть можно было деньги вообще уже не отдавать. И даже Огарёв выиграл процесс, но если какие-то они там проценты отдавали, тоже там запутанная история, Панаева с Некрасовым, то явно небольшие. И дальше интересно объяснение произошедшему. То есть, ну, мы понимаем, после всей этой истории Герцен называл Некрасова негодяем и мошенником. Такой человек там, ну, понятно, как Лев Толстой не хотел лишний раз иметь ничего с ним общего. Ну, что с них взять? Это ж дворяне. Как это советские исследователи называли, у них дворянский атавизм. Они не понимают, что как это впоследствии уже герой Достоевского говорил, подумаешь одну бабушку убил, но я же для хорошего дела. Это всё понятная история. Достоевский потом уже глубоко в этом разобрался. А на том этапе, ну, вот что еще оставалось Некрасову, если дворяне с ним дружить не хотят, у них, видите ли, такой атавизм, считают, что обманывать нехорошо. Тогда вот он и начинает дружить НРЗБ. Приходит же эпоха разночинцев таких как Добролюбов и Чернышевский. Как их у нас называли, революционные демократы, которые как раз-таки рассказывают, что должен быть такой разумный эгоизм. У нас есть какая-то польза дела практическая. А всё это вот мелочи. Ну, подумаешь кого-то там обокрали. Впоследствии, наверное, там виртуозно уже действовал Владимир Ильич Ленин, который мог, если получалось, брать деньги у дворян и буржуазии для борьбы с дворянами и с буржуазией. Ну, это там всё уже немножко попозже было. Конечно же, Ленин очень уважал Некрасова, ну, в том числе, может быть, как-то завидовал ему. Вот Ленину так не перепало чужое имение. Но, в общем, как бы то ни было с этими всеми ужасными дворянскими атавизмами, так получилось, что отвернулись от Некрасова его ближайшие друзья. И это вот любопытно почему? Потому, что при его жизни… Дальше-то стало только еще хуже. Он, ну, не то, чтобы был изгоем, но вот все его бывшие друзья, соратники – да? – по литературному ремеслу стали отзываться о нём уже просто очень скверно и дурно. Он стал нерукопожатным. Но… Как это называется сейчас в рекламе? Но и это ещё не всё, потому что, вот как мы уже упоминали, в 1866 году после покушения на Александра II решили закрыть журнал «Современник», потому что он оказался при обыске у террориста. И Некрасов, как вот его пытаются защищать, пытаясь хоть что-то предпринять, придумал самый нелепый повод: засвидетельствовать свое почтение к власти. Причём тоже невероятно! Он же ездил, как мы говорили, в английский клуб, где собиралась там высшая знать. И он решил посвятить оду Муравьеву, губернатору, про которого мы рассказывали в предыдущих передачах, по кличке Муравьев-вешатель. Он, конечно, был не такой злодей, но уже среди его современников у него была дурная репутация, душитель польского восстания. Хотя всё это, ещё раз напомню, вообще-то не в самой Польше, не в Царстве Польском, а больше на территории Литвы и современной Белоруссии. Ну, так вот такая была у него ужасная репутация, что даже генерал-губернатор Петербурга, внук Суворов, Суворов-младшей руку ему пожимать не хотел. И вот этому человеку Некрасов решил посвятить оду хвалебную, что правильно с этими всеми смутьянами и бунтовщиками по-другому нельзя, жестче с ними надо. Ну, вот оригинал не сохранился. Можем судить только по воспоминаниям современников, которые, конечно же, были в шоке. Как так может быть?! Человек НРЗБ недавно так переживал за крестьян…
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
… в последствии, кстати, тут вдруг…
В. Дымарский
―
Ну, слушайте… Да. Ну, с одной стороны он, конечно, переживал за крестьян, но с другой он ведь реформу Александра не очень-то и принял. Он к ней относился отрицательно.
М. Кузахметов
―
Они все относились отрицательно, потому что по их меркам вот этих вот, кстати, дворян надо же было всё взять и поделить. Начали бы с себя. Вот почему так я извиняю… извините, в это глубоко погружаюсь? Личным примером, казалось бы. Но личный пример мог подавать Огарёв, которого они в итоге обокрали и разорили. А Некрасов даже вот там на сирот, на убогих там, ну, хоть бы какую-то богадельню основал… На каком-то этапе у него были огромные деньги, хотя бы из тех, что он выигрывал в карты. Например, там будущий министр финансов уверял, что он проиграл в сумме Некрасову, с которым играть, кстати, было очень интересно, больше миллионов франков. Огромные деньги проиграл ещё один человек, которого мы упоминали, доверенное лицо Николая I и близкое доверенное лицо уже Александра II Адлерберг. Тоже это высшая знать империи. Тоже люди говорят: ну, что ж поделать? Вот тоже Некрасову этому… Всё-таки ловко вот он, шельмец, в карты играет. Ну, уж дальше-то, казалось бы, шальные деньги, уж можно было на что-то богоугодное… Нет!
В. Дымарский
―
Я вот хочу вернуться к реформе. Ведь в знаменитом «Кому на Руси жить хорошо» вот он же там пишет про реформу. Там «распалась цепь великая, распалась и ударила. Распалась и ударила одним концом по барину, другим - по мужику». То есть он считал, что реформа ударила и по помещикам, и по мужикам. И по крестьянам.
М. Кузахметов
―
Ну, тут тоже уж раз мы им всем припоминаем, Тургенев тоже сердился как? Очень своеобразно в письмах писал, что мужики такие наглые стали. Раньше ходил, шапку ломил, а теперь разговаривает со мной запанибратски да еще с какой-то ухмылочкой. Мне неприятно. А Тургенев, Некрасов…
В. Дымарский
―
Тургенев…
М. Кузахметов
―
… были приятелями, пока не поссорились. На охоту вместе ходили. Но Тургенев потом отрекся от Некрасова за все его…
В. Дымарский
―
Ну, да, Тургенев…
М. Кузахметов
―
… поступки.
В. Дымарский
―
… другого направления как бы писатель. Да.
М. Кузахметов
―
Какой-то более совестливый дворянин оказался…
В. Дымарский
―
Ну, да…
М. Кузахметов
―
… хоть и сердился на хамоватых крестьян. Но мы к крестьянам ещё не раз будем возвращаться. Это всё опять… Ну, тут Лев Толстой прекрасно нам всё рассказал. Что с этими крестьянами делать, если он, например, ну, не хочет работать. Вот, ну, не хочет. Ты пока барин, ты как-то о нём заботишься. А если он остался один свободный, а если круговая порука в общине исчезла, и… и твои односельчане за тебя уже платить оброк не будут. Плати сам. Дальше вот он разорен. Он нищий. И получается, что от этой реформы, от отмены крепостного права только больше разоренных, нищих крестьян стало. Но это всё неправильный посыл, ошибочное заблуждение. Но так вот возвращаясь ко всей этой драматической истории, примерно в эту же эпоху, когда Некрасов провинился пуще прежнего, а он же жил в этом треугольнике, два Панаевых и Некрасов, больше 10 лет уже в одной квартире, как-то вот закатывая сцены ревности мужу своей возлюбленной, посвящая ей стихи. Ну, так вот и наконец Панаев умер, за чей счет они в принципе-то и существовали, а не на свои. И, казалось бы, ну, уж тут бы, наверное, Некрасов на ней женился-то на своей возлюбленной Авдотье-то Панаевой. Ничего подобного. Но они там и до этого сходились, расходились. И Некрасов там потом… Тоже вот любопытные письма. Да? Человек говорит, зря я опять с ней сошелся. Ведь вот когда возвращаешься к той женщине, с которой когда-то расстался, это ж как сигара, которую когда-то не докурил, оставил. Потом пытаешься ее снова раскурить, она такая уже невкусная. Вот с такой непосредственной простотой человек вот рассказывает о женщине своей мечты. Ну, так вот тут просто я не могу, хочу процитировать. Дальше-то Панаева в итоге всё-таки вышла замуж, когда Некрасов, можно сказать, от неё отрекся, тоже за одного сотрудника их редакции. Но как-то жила небогато. И пишет Ковалевский Некрасову коротенькое письмо, что «вы когда-то лиру посвящали ей, даёте на квартиру несколько рублей». Ну, потому, что Панаева… Денег-то ей не хватает. Она, кстати, в 46 лет родила ребенка от своего вот последнего мужа. Но она и до этого рожала, в том числе от Некрасова, но там все дети умерли во младенчестве. А тут вот наконец родился здоровый ребёнок. Всё, казалось бы, должно было бы налаживаться, но не на что жить. Но тут-то, может быть, у Некрасова проснулась совесть? Нет! Потому, что к тому времени была у него уже новая любовь – француженка, с которой он проводил месяцы во Франции, в Париже поинтереснее, повеселее. Но он познакомился с ней в Петербурге. Но тем не менее в Париже-то поинтереснее. И вот уже перед смертью он именно этой француженке завещал 10 тысяч рублей из своего немаленького состояния, хотя узами брака с ней был не связан. Он в конце-то концов, кстати, и женился. Но тоже вот как… как это воспринимать? Женился он на женщине простого происхождения, что большевикам, конечно же, нравилось. На крестьянке по имени Фёкла. Правда, наверное, имя коробило такого человека как Некрасов, утонченного. Поэтому он предпочитал называть её Зина. Да и младше на четверть века. Панаева-то, кстати, была старше его на год. Но там тоже надолго не сложилось. Всё-таки, ну, с крестьянкой ему, наверное, было скучновато. Не такая утонченная, образованная женщина как Панаева. В общем, ничего с личной жизнью у Некрасова такого вот особенно яркого не получилось. Зато со всеми перессорился и, казалось бы…
В. Дымарский
―
Но француженку… француженку он тоже не бросил.
М. Кузахметов
―
Ну, он как… Да он вроде как никого не бросил. Он со всеми поддерживал отношения охотно…
В. Дымарский
―
Нет, он с француженкой… у него роман продолжался. И уже и после…
М. Кузахметов
―
Да, он тоже расставался…
В. Дымарский
―
… после женитьбы на Зинаиде. Да.
М. Кузахметов
―
Да. Потом он снова сходился. Всех любил. Не знаю, завидовать ли тут. Ладно, осуждать не будем. Не наше дело. Но так вот, ну, как раз-таки именно в конце жизни вот те произведения, которые мы и упоминаем, что особенно невероятно, он же там грустил, ему было печально. Это тоже вот прекрасное, мне нравится, состояние – ипохондрия, то есть вот не в духе. Ну, депрессия сейчас называется. Да? Вот здоровье уже не то. Друзья уже не те. Журнал «Современник» закрывают. И вот именно примерно в эту эпоху наиболее знаменитые произведения Некрасова-то и появились. Но он начал писать «Кому на Руси жить хорошо» еще в середине 60-х годов, а закончил уже в 70-е незадолго до смерти, без конца всё дописывая. Тоже вот, ну, не могу не процитировать, потому что вот она, эпоха, глазами Некрасова. Ну, там сюжет: собираются крестьяне – да? – и хотят найти, кто ж всё-таки живёт-то хорошо. Мы-то все живём ужасно. И вот прекрасное начало: «Уезда Терпигорева, Пустопорожней волости, Из смежных деревень: Заплатова, Дырявина, Разутова, Знобишина. Горелова, Неелова — Неурожайка тож…» Вот она вся картина русской жизни. Другой нет. Вот такой только вот Некрасов видел эту жизнь и очень страдал. Причем в эту эпоху он уже был баснословно богат, но вот такие вот произведения писал. А дальше это вот то, что тоже мы всё по классике знаем с детства, «Русские женщины». Опять это 871-й год, когда уже там фактически была другая страна, вот всё, что окружало Некрасова…
В. Дымарский
―
Когда у него была французская женщина.
М. Кузахметов
―
Да. Но писал про русских. Про французских женщин не писал.
В. Дымарский
―
Писал про русских.
М. Кузахметов
―
«Железная дорога» тоже написана уже в царствование Александра II, причем железная дорога между Петербургом и Москвой была уже построена. А Некрасов вот… Тут же цензуры-то уже нет. Это при Николае I было немыслимо такие произведения публиковать, а тут-то, пожалуйста, пиши, что хочешь. И вот опять эта боль, что вот крестьяне надрывались, работали там, здоровье погубили. И вот, казалось бы, конец работы. Мертвых похоронили. Но теперь-то уже как-то с нами рассчитаются. А выясняется, что они ещё и должны остались, когда-то в баню сходили, кто-то из них там болел некоторое время. И вот милостиво им там подрядчик говорит, ну, ладно, так и быть. Долги вам прощаю. Вот бочка вина. Пейте, радуйтесь, что живы остались. Вот такие произведения писал. Потом, ну, конечно, я всё это в детстве, например, читаю, как я воспринимаю? Какие там реформы? Особенно если посмотреть на последовательность событий. Да? Вот отменили крепостное право, а потом Некрасов публикует свои стихи, с которых, ну, там в детстве, наверное, от… Пушкин-то был оптимист. Сколько у него там жизнерадостных произведений? А у Некрасова, если это не про Панаева, ну, с оговорками может «Мороз красный нос». Там чуть-чуть упоминается, что какой-то решительный мальчик. А дальше всё. Как Вы говорите, «У парадного подъезда». Или вот… Ну, там «Лиру» мы упомянули. Да? «Я лиру посвятил народу своему». То есть вот тоже человек не забывает о себе. Ну, там и Пушкин в своё время… То есть надо напомнить, что всё, что я делал, я делал только ради народа и для блага народа. Вот здоровье погубил, потому что конец жизни у него был печальный. Он был тяжело болен, умирал от рака. Но всё вот до последнего времени всё старался и писал. Тут тоже вот в какой-то степени, ну, это, наверное, уж такая русская сердобольность, вот когда он уже был очевидно и смертельно болен, к нему потянулись люди, молодое поколение. Ведь когда не знаешь о человеке, а судишь о нем только по его произведениям, это ведь такой страдалец, такой вот чудо-человек. Журнал у него по цензурным соображениям закрыли. И это в какой-то степени, ну, вот болезнь последних лет Некрасову пригодилось для такой относительной реабилитации. Приходишь, а человек вот у тебя на глазах умирает. Там у него, может, уже метастазы. И частично вот оказался он там спасён…
В. Дымарский
―
Максим, а такой… Максим, такой вот вопрос. Мы всё-таки, поскольку у нас посвящено нашим правителям Романовым, – да? – то, ну, никаких отношений как у Пушкина с Николаем у Некрасова не было не Александром. Правильно? Но…
М. Кузахметов
―
Лично не общались, не встречались.
В. Дымарский
―
Да, да. Ну, вот не считая этой вот истории с журналом. А принципе Александр II, я имею в виду, он не вмешивался там в литературную жизнь, культурную жизнь так, как пытался вмешиваться хотя бы Николай?
М. Кузахметов
―
Лично – нет. Именно по факту всё это происходило уже. И всё это ему явно не нравилось. Будем дальше потом ещё рассказывать и про личную жизнь Александра II, который вот именно в своей личной жизни находил…
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
… реальное утешение и спасение. Детей любил. Посвящал им, сколько мог, внимания и времени, передоверял управление государственными делами вполне толковым людям. Но это дальше мы про реформы будем говорить. Родственники у него были способные. Поэтому от своего отца он отличался радикально, потому что Николай I лично во всё вникал. Он лично должен был прочитать эти журналы, эти стихотворения. Если видел там что-то неприятное и гадкое, мгновенно следовала какая-то реакция. В этом плане это счастье, что Александр II не влезал. И только опять-таки даже не по личной инициативе вот с «Современником», а когда, ну, вот в тебя стреляет из пистолета человек, потом следствие. Это же тоже надо сразу разобраться, там заговор или одиночка. Хочется-то везде видеть масштабный заговор, особенно если какой-нибудь параноик у власти как Иван Грозный или Иосиф Сталин, там счет жертвам потом идёт уже на тысячи при любой неудаче. Но в этом отношении Александр II, конечно, оказался – чего уж там? – гуманистом исключительным. Заговор не искал. А мы про покушение будем отдельно рассказывать. Было не одно покушение. И последнее покушение в итоге привело к гибели этого царя. Но тем не менее вот до последнего дня вот такой вот паранойи, чтобы начинать подряд закрывать все журналы, бороться с литераторами, отправлять ссылку тысячи людей, нет, конечно, этого не было. И таких политических процессов как над петрашевцами его отец устроил… Опять-таки Николаю I не угрожало вообще ничего. Вот ни покушений, ни заговоров. И тем не менее, ну, должна же как-то репрессивная машина оправдывать себя, тайные отделения. Тогда придумывается дело из головы. Александру II пришлось реальные дела проводить, устраивать. Ну, вот про одно… про одно темное пятно на его биографии мы рассказывали уже. Это вот подавление польского восстания. Но это всё меркнет по сравнению с тем, что потом полякам устроил Сталин уже вот в ХХ веке. Нет, вступимся за Александра II. Нас упрекают, что мы занимаемся очернительством, и у нас даже Екатерина II не очень-то благородная женщина. Но тут Александр II уникальный монарх. Как вот иногда говорят, что при демократии порядочный человек в принципе не может оказаться у власти, потому что всё равно будет шарлатаны и негодяи, там говоруны. А вот при монархии хотя бы иногда, хотя бы вот так вот по случайности хороший человек у власти может оказаться. Какой-нибудь там Людовик Святой или Иоанн Добрый. Ну, это всё французские короли. Ну, вот и у нас такое произошло. Александр II не кровожадный, не злой, не завистливый. Ну, вот дальше будем рассказывать уже непосредственно о нём.
В. Дымарский
―
Реформу провёл как-никак.
М. Кузахметов
―
Радикальные реформы провел, которые действительно изменили всю страну и задали вот ей развитие движения на годы вперед и еще не успел… То есть в конце концов, ну, тоже будем рассказывать там как будто бы немного не хватило, чуть ли вот не в тот день, когда его убили, может и появилась бы Конституция. Это только Николай I убивался, что эти слабохарактерные западные монархи немецкие, австрийские, чуть что легко соглашаются на Конституцию. Как можно? Ну, вот Александр II с ума не сходил, считал, что… может, тяжело вздохнув, может, без восторга. Но мы же с Вами рассказывали, это же тоже вот на каком-то этапе, потому что реформы надо проводить. А как? А какого числа? А как именно? Вот он ставит, – да? – вот такого-то числа всё, надо начинать. У нас вот сейчас годовщина, когда началась приватизация. И как за всё это доставалось организаторам. Чубайсу, например.
В. Дымарский
―
А вот интересно…
М. Кузахметов
―
А просто никто на себе ответственность не готов был брать, а счёт шёл там уже на дни до коллапса полного.
В. Дымарский
―
Александр… Александр II, он как-то в советской историографии, – да? – в советском варианте истории там и в школьных учебниках, Александр II вообще был никакой. Как будто его не было. Да?
М. Кузахметов
―
Ну…
В. Дымарский
―
О нем… О нем очень мало писали, потому что писать о том, что прогрессивной царь нельзя было. Да? Поскольку…
М. Кузахметов
―
Ну, раз царь, то всё. Да.
В. Дымарский
―
Да. То царь… А вроде… А придраться особенно и не к чему было. Да? Поэтому…
М. Кузахметов
―
Мы до сих пор… Это вот печально…
В. Дымарский
―
Он какой-то… Да, он какой-то… особняком таким стоит…
М. Кузахметов
―
Я надеюсь, мы доживём до новых учебников, потому что всё те, что сейчас, вот то, что я вижу, мои дети приходят, это слегка как-то, может быть, чуть-чуть подправленные, – что ли? – но всё равно это советские учебники…
В. Дымарский
―
Краткий… краткий курс.
М. Кузахметов
―
… где так или иначе борьба классов проходит красной нитью. Да? И имущих, и неимущих. И кто бедный, тот и хороший. И вот это вот идеи социализма такого вульгарного с…
В. Дымарский
―
Борьба 5 «А» с 5 «Б».
М. Кузахметов
―
Сильная история. Да. А ещё НКВД и чуть что фильмы про героизацию спасителей…
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
… от зловредного влияния запада. И до сих пор мы в этом и живём. И всё зло у нас почему-то всегда из-за границы. Ну, Александр…
В. Дымарский
―
Ну, а мы продолжаем… мы продолжаем жить вместе с династией Романовых. И через неделю мы продолжим наш рассказ. До встречи! Всего доброго!