Николай Первый. 20 лет у власти - Все так + - 2020-08-08
08.08.2020
Виталий Дымарский
―
Добрый вечер! Программа «Все так плюс». Виталий Дымарский. Это я у микрофона как ведущий этой программы. И петербургский историк Максим Кузахметов. И мы продолжаем говорить о династии Романовых и, если более конкретно, о Николае I, Николае Павловиче. Мы довольно много обозрели за годы его правления. Оно ещё не закончилось в нашем рассказе, но пора подводить, ну, хотя бы предварительные итоги. И самое время, я думаю, взяться за 1845 год. 20 лет у власти. Посмотрим, что же российский, русский правитель сделал за 20 лет своей власти. Да, Максим?
Максим Кузахметов
―
Действительно пора привести промежуточный итог. 20 лет у власти, казалось бы, можно уже предварительно дать какую-то оценку.
В. Дымарский
―
Можно было…
М. Кузахметов
―
… ужасы впереди вообще-то у Николая I.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
А так около 1845 года выглядит всё просто блестяще и прекрасно. Европа трепещет. Смутьянов никаких рядом с троном давным-давно нет. Уверенно смотрим в наше прекрасное будущее, опираясь на идеальное прошлое, безупречное, просто великое российское прошлое как Бенкендорф. Ну, он к этому времени уже скончался. Как вот он и поучал литераторов и историков, как надо освещать российские события в историческом контексте. Ну, действительно если посмотреть вот внешне, империя еще и приросла немножко. Не сильно. Тут, правда, Николай I не преуспел увеличить державу территориально, но тем не менее, казалось бы, без нашего участия ничего в Европе не происходит. А тем не менее результаты, они просто не то, что скромны, они ничтожны, потому что за то же время в Европе сделан гигантский шаг вперед. Это промышленная революция, которая вообще-то не началась, а завершилась. Проста она в России не начиналась. За 20 лет ничего не изменилось практически в положении крестьян. То есть то, что в этот период произошло, это очередное, ну, иногда там ставится Николаю I даже в заслугу, что запретили наконец-то – невероятное дело! – продавать крестьян безземельным дворянам, ну, потому что чем они там займутся, крестьяне. А по сути это всё парадоксальным образом парализовало, ну, так относительно парализовало возможность промышленного развития. Мало ли там кто-то купил бы себе крестьян, сделал бы из них хотя бы рабочих. То есть нет даже такой возможности, не говоря о том, что вообще нет свободного рынка труда практически в России. Ну, экономика просто страшно говорить, в каком… никаком состоянии. И ещё тоже любопытно, что сколько вот Николай I не боролся, а он практически махнул рукой на, как это называется, коррупционную составляющую, потому что ничего не получается. Сколько бы ревизоров не присылали, а казнокрадство не знает пределов в Российской империи. Более того, ну, тоже тут уж совсем удивительная история, что как бы Европа не трепетала, а парадоксальным образом Николай I умудрился со всеми перессориться в западной Европе, потому что все они неблагодарные. Где-то монархи, которых мы за людей не считаем как во Франции, а где-то если вообще не монархи, то как мы с ними можем поддерживать какие-то отношения? Ну, я бы тут перешёл уже подробнее, как же всё это получилось, как всё это произошло, что в Европе нас… Там даже Николай I гордился бы, что не прислушиваются, как сейчас это звучит, там стали прислушиваться, а там боятся. Ну, кому нравится эта атмосфера страха? И вот примерно в эту же эпоху и появилась это клеймо Николаем I жандарм Европы. Ну, оно звучит сейчас исключительно отрицательно, и непонятно, знал ли там сам Николай I, слышал ли он об этом, но я считаю, он, конечно, бы гордился таким прозвищем. В его понимании жандарм – это такой охранитель, это оплот порядка. Если тебя называют жандармом Европы, это почетное звание. Тут Николай I лично не рассердился бы. А по сути действительно что происходит? Ладно, у себя всё парализовали, потому что, ну, не побоимся этого слова, жуткий застой и мракобесие наступает, так ещё хотим распространить свою имперскую длань и поучать всех там в западном мире, что живут они неправильно, всё у них плохо организовано, и еще норовим вмешаться военным путем. Ну, вот про испорченные отношения забавная история. У нас же исторически не то, что, может быть, союзник, но влияние колоссальное – это Франция. Да? Мы же даже рассказывали, доходило до абсурда, там кто-то из декабристов просил дать разрешение писать показания на французском языке. Русским не так хорошо владел. Так вот с Францией отношения испорчены с 1830 года, потому что истинные Бурбоны, которых тоже Николай I недолюбливал, фактически после Июльской революции завершилась династия, и к власти пришел Луи-Филипп, там дальний родственник, которому Николай I всячески демонстрировал без конца свое презрение, потому что у того и Конституция, у того и парламент, непонятная какая-то выскочка. С Францией договориться по-хорошему не получается ни о чём. Более того, ну, тут это скорее анекдот, конечно же, но ярко характеризующий нравы и представления Николая I о своей роли, что вот во Франции должна быть поставлена театральная то ли опера, то ли какая-то комедия о Екатерине II, о бабушке Николая I, ну, такая как водится, не патриотически историческая, как у нас это всё выглядело бы, а Екатерина I и ее любовники. И вот якобы… Тут, конечно, никаких подтверждений нет. И якобы Николай I тут же немедленно обращается, как может… Ну, красного телефона у него нет, но якобы он тут же гневное пишет письмо или через поручение своего посла в Париже, что если вот, не дай бог, пройдет вот премьера этого вашего зловредного, клеветнического спектакля, то я пришлю во Францию миллионы зрителей в серых шинелях, и посмотрим, что из этого выйдет. И устрашенный Луи-Филипп якобы тут же там распоряжается. Какая-никакая, но цензура во Франции тоже есть. Там он тоже, кстати, потихонечку пытался закручивать гайки. Просто всё это привело к его свержению. Не за горами очередная революция во Франции. Так вот и якобы Луи-Филипп тут же вмешивается, спектакль отменяется. Ну, всё анекдотично. Не было такой власти у французского короля, конечно же, вмешиваться в театральные дела. Ну, по слухам якобы спектакль отменили, потому что не вызвал он интереса у публики, хотя мне кажется, если была б такая реклама, все бы точно пошли уже на эту примеру посмотреть. В общем, этот анекдот просто ярко характеризует именно представление и в Европе и Николая I о своей роли. Только всё это закончилась крахом. Ну, крупнейшая экономика мира на тот момент – это Англия. Но с ней вообще Николай I не может поддерживать никаких нормальных отношений несмотря на то, что там король есть, но это же парламентаризм, там же есть премьер-министр, там же кабинеты периодически уходят в отставку. Мы рассказывали, когда-то Николай I был в Англии и даже вроде бы заинтересовался паровозами, но никакого внятного сотрудничества с Англией в принципе быть не может. Это наши извечные враги. Тут всё время у меня вызывает иронию попытка объяснить все наши неудачи российские тем, что никто на западе не был заинтересован в усилении России. То есть можно подумать…
В. Дымарский
―
Англичанка… Англичанка гадит. Это ж известная вещь. Да.
М. Кузахметов
―
А Россия заинтересована – да? – в усилении Англии или в усилении Франции?
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
Ничего подобного. Поэтому тут такие аргументы, ну, я считаю, вообще надо о них забыть.
В. Дымарский
―
Ну, вообще я Вам хочу сказать, что если говорить о международных наших отношениях, они всегда как-то складывались очень странно. С одной стороны мы с французами всегда, ну, как-то довольно близки были. Да? Но…
М. Кузахметов
―
… очень близки.
В. Дымарский
―
Но союзниками такими близкими практически никогда не были. Вот когда Александр III попробовал – да? – вот этот франко-русский союз, когда он создал, – да? – когда он пошёл на вот такие союзнические отношения с Францией, то, в общем-то ему это ставили в вину. Все считают, что это была такая крупная внешнеполитическая ошибка. Он не того союзника…
М. Кузахметов
―
А Тильзитский мир лег под Францию.
В. Дымарский
―
Ни того… Да. Ни того союзника выбрал. Да? С одной стороны. С другой стороны англичане, там же все родственники Романовых.
М. Кузахметов
―
Да.
В. Дымарский
―
Да?
М. Кузахметов
―
По немецкой линии.
В. Дымарский
―
И нич… ничего не получается. Да? С Англией сплошные… С Германией как-то всегда лучше, по-моему, складывалось. Так две…
М. Кузахметов
―
Вот мы сейчас расскажем…
В. Дымарский
―
Так две жуткие войны были именно с Германией в ХХ уже веке, конечно.
М. Кузахметов
―
В ХIХ веке это вроде бы у нас Пруссии давным-давно никаких противоречий. Это наш надежный союзник. Опять-таки родственные отношения, правда, не с Пруссией больше, а с другими немецкими княжествами, но в том числе и с прусскими королём, конечно, там родство уже было непосредственное. Ну, и здесь Николай I каким-то невероятным образом умудрился испортить отношения с Вильгельмом Прусским. Тут такая специфическая история, к которой мы уже не раз возвращались, что Николай I вроде бы благоразумно считал, что границы, вот как мы их определили Венским конгрессом, они должны быть нерушимы. Не смог пережить образования Бельгии. Ну, и вот сформировав такой условный союз, потому что с этими проклятыми республиканцами во Франции или в Англии вообще невозможно иметь дела, там Конституция. Ну, вот, во-первых, у нас Австрия, понятно, империя. И вот, во-вторых, Пруссия. С немцами, казалось бы, должен быть такой серьёзный тройственный союз. Но с Пруссией, которая действительно как это ни парадоксально звучит, прислушивалась к мнению Москвы тогда, можно было даже на каких-то этапах диктовать условия, но получилось глупо, потому что это опять-таки в 1840-е годы, исторически знаменитая – да? – в нашей истории Шлезвиг-Гольштейн, у нас же династия практически оттуда Готторпская. Да?
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
Шлезвиг-голштинская. Так вот. Ну, это всё принадлежало Дании. А территория тем не менее была населена преимущественно немцами. И когда в Дании король умер, начались беспорядки. Там практически бунт поднялся в Шлезвиг-Голштинии. И прусский король охотно присоединил к себе эти земли, тем более что тоже классическая история. Поднимается народное восстание, временное правительство обращается за помощью к кому? К немецкому королю. Примете нас в свое подданство. Вот как сейчас – да? – близка вся эта история и в ХХ веке. Как всё это Сталин любил, что вот к нам обращаются, просят принять в подданство. И что делает Николай I? Он жесточайшим образом практически запрещает прусскому королю принимать какое-либо участие в этом вопросе, потому что мы договорились, что Шлезвиг-Голштиния датская и всё тут, и никаких переговоров, никакого плебисцита, никакого обсуждения. Всех смутьянов надо вешать и расстреливать, которые посмели восстать против собственного монарха. Ну, и затаил, конечно, глубокую обиду прусский король. И потом всё это очень дорого обошлось Николаю I, хотя казалось, ну, ему-то какое дело. Ну, вот что вам до Шлезвиг-Голштинии? Пусть там каким-то переговорным процессом всё это регулируется. А главное, что Шлезвиг-Гольштиния, как мы знаем, она всё равно сейчас в составе Германии, как бы там, может, датчане не расстраивались. Это всё вот юг современной Дании. С Австрией там, правда, отношения, казалось бы, внешне были более ровными, но там был болезненный вопрос давным-давно по Балканам, кто всё-таки из нас главнее, кто должен вмешиваться в дела Сербии, которая должна получать как будто бы нашу защиту как православные наши родственники, но ближе там Вена. Австрийцы считают эти земли своими. И тут бесконечный поток противоречий. Опять-таки, казалось бы, ну, какое нам дело? Балканы – это такая бомба замедленного действия. Потом оттуда и полыхнула Первая Мировая война, как мы знаем. Ну, то есть и здесь Николай I не способен оказался ни к каким компромиссам. Более того он же на каком-то этапе активно поддерживал турецкого султана, потому что это тоже в его представлении был законный правитель. Когда восстал Египет, это тоже все опять-таки 1840-е годы, против Турции, так Николай I военную помощь готов был отправить турецкому султану, с которым совсем недавно воевал, потому что в его представлении это законный монарх, мы же рассказывали. И он отказался греков поддерживать, потому что они тоже взбунтовались против своего какого, никакого, а государя. А мы не можем поддерживать бунтовщиков, хотя мы очень вроде бы сочувствием как православным братьям. Ну, и вот совсем уж тут, ну, чтобы завершить всю эту историю внешнеполитическую, там же бурно росли Соединенные Штаты. И мы уже вот в прошлой программе рассказывали, а у нас владение в Америке. У нас огромная территория Аляски, и даже была территория в Калифорнии. Но и здесь Николай I как человек, который вообще не способен не то, чтобы предвидеть, но хотя бы догадываться о каком-то будущем, он же только за прошлое цеплялся. Опять всё очень напоминает нашу ситуацию в XXI веке. Вот цепляться механистически, вот насмерть вцепиться в наше светлое прошлое и не понимать, что будет в будущем происходить. Так продали наши владения в Калифорнии просто частному лицу, а с правительством Соединенных Штатах Николай I вообще не понимал, как иметь дело, потому что это в его представлении тоже смутьяны, бунтовщики, которые восстали против собственного законного английского государя, и у них короля теперь нет. Ну, как с такими людьми какие-то отношения можно поддерживать? И еще раз повторимся, что все эти владения там далеко в Америке, где вот, ну, рассказывали, продали владения в Калифорнии, а там нашли золото. Продали владения на Аляске, и там нашли золото. Началась Золотая лихорадка. Ну, тут Николай I просто вообще не понимал, как этим можно заниматься несмотря на то, что у него миллионы подданных, масса безземельных крестьян. Но вот они нам нужны здесь. И активнее всего Николай I, если уж во внешнеполитические дела вмешивался, как раз именно зачем-то в европейские, где и без него хватало хлопот и проблем. Так вот внешне мы всё больше и больше становимся окружены кольцом врагов. Это вся катастрофа впереди. Будем рассказывать про Крымскую войну. Но внутри-то, казалось бы, тут-то уж стабильность, тут все наши внутренние преступники, они же сидят в Сибири, декабристы. Да? Ну, вот тут Николай I, наверное, не очень-то и расстроился, что на дуэли погибли и Пушкин, и Лермонтов, ещё два вольнодумца. Можно было после смерти Пушкина и долги его погасить, и ходить даже изображать некую скорбь. Но тем не менее к литературе же Николай I всегда относился очень настороженно, очень недолюбливал этих литераторов, потому что вечно они там норовят что-нибудь написать не то. Вот лучше бы писали какие-нибудь учебники по баллистике там или по инженерному делу, а то они ходят, разговоры у них непонятные. Тут же Николай I вообще не переваривал никаких вот кружков, каких-то собраний, пусть даже самых безобидных поэтических, потому что мало ли что, начнут разговаривать про рифму, а потом обязательно доберутся и до Конституции. На самом деле Николаю I ничего не угрожало на родине в отличие от Луи-Филиппа, короля Франции, на которого было множество покушений, очень тяжелых, и чудом просто выжил после нескольких. У Николая I в принципе такого быть не могло. Ничто не угрожало его жизни. И тем не менее цензурный гнёт, он только усиливался каким-то тоже мистическим образом. Ну, вот казалось бы, о чем еще можно беспокоиться? Цензура уже всё вот под контролем держит. И тем не менее если нет реального внутреннего заговора, ну, как я уже к этому не раз обращался, значит, его надо выдумывать. У нас же 3-е отделение для чего существует? Разоблачать заговорщиков. А если реальных нет, значит, мы будем все эти дела придумывать. Мы подробно рассказывали про известных, знаменитых… Ну, там Пушкин – абсолютный гений, например. Да? Но были и другие литераторы, которые так или иначе…
В. Дымарский
―
Менее гениальные. Да.
М. Кузахметов
―
Менее гениальные. Да, безусловно. Но не угодили только тем, что писали именно вот творческую литературу, а не техническую.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
Ведь мы знаем Герцена скорее как публициста. Да? А он начинал как талантливый, молодой ученый, который там закончил блестящие университет, занимался астрономией, математикой, ну, там естествознанием на том этапе. И он в 1834 году был арестован. За что? По ложному обвинению, что якобы он пел какие-то неправильные песни пасквильные, как их тогда называли. Ну, всё, и там 6 лет ссылки у этого несчастного Герцена. И вот как раз именно в ссылке Герцен перестал заниматься практически наукой, а превратился вот внутри…
В. Дымарский
―
По-моему, вообще при Николае чуть ли не все отсидели своё. Все наши… Весь наш Золотой век литературы. Потому, что там… Ну, мы сейчас в 45-м году, но, по-моему… Но это чуть позже произошло, и Тургенева даже…
М. Кузахметов
―
Да!
В. Дымарский
―
… арестовывали…
М. Кузахметов
―
Чуть что на гауптвахту. Ну, Тургенева тоже ни за что. Там многие же даже не за разговоры. Потому, что после возвращения из ссылки Герцен, ну, мы потом подробнее будем рассказывать, расцвел он как раз со своим «Колоколом» уже в эмиграции, потому что в 41-м году новая ссылка. Причем после чего? После того, как прочитали одно из его писем. Чем у нас занимается – да? –Тайная канцелярия, 3-е отделение? Читает чужие письма. Мало ли что там написано. Мало ли там какое-то вольнодумство опять-таки. И тоже вот за пустые… ну, даже не пустые разговоры, ну, сравнительно безобидные были там вещи в письме человека, который ни за что 6 провел в ссылке. И его снова отправляют в ссылку. Спасибо, что не на каторгу. Каторга впереди у Достоевского, правда. И вот тут в 1847 году Герцен навсегда покидает родное отечество. Это по сути первый политический эмигрант в России. И еще раз напомним, что он вообще не революционер. Он ученый, талантливый, способный, выдающийся ученый. В итоге превратился в непримиримого врага Николая I, врага самодержавия. Николай I лично с ним пытался бороться, конфискация имения. Но это там всё ещё впереди.
В. Дымарский
―
Да. Максим, давайте мы проводим Герцена в эмиграцию. Да? И отдадим слово новостям, а после чего продолжим нашу программу.**********
В. Дымарский
―
Ещё раз добрый вечер! Мы продолжаем программу «Всё так плюс». Максим Кузахметов и я, Виталий Дымарский, мы сегодня говорим о Николае I, Николае Павловиче. И сегодня мы решили подбить итоги, но предварительные, конечно. Он ещё у власти. Но 1800… Чуть не сказал 900. Но 1845 год – 20 лет у власти. Это чем не дата для того, чтобы её отметить? Ну, еще раз повторю, хотя бы предварительными итогами. Мы в первой части программы проговорили о внешней политике Николая, о том, чего он добился или, скорее, не добился на внешних фронтах. Ну, и теперь мы уже перешли внутрь страны. И я бы, конечно, хотел поговорить о развитии таком экономическом, индустриальном. Но Вы настаиваете на том, что важнее те репрессивные меры, которые он начал применять в течение своего правления, в частности мы говорили о цензуре, ну, и не только о цензуре – да? – и посадке, как сейчас мы говорим, многих известных литераторов, публицистов, учёных…
М. Кузахметов
―
И неизвестных литераторов.
В. Дымарский
―
Да. И в частности мы, по-моему, как раз перед выпуском новостей мы попрощались с Герценом, который уехал и так и умер на чужбине. Кстати говоря, грандиозный памятник ему стоит на кладбище в Ницце, если я не… Да, в Ницце, конечно. Вот.
М. Кузахметов
―
Ну, мы там позже будем рассказывать…
В. Дымарский
―
Он там похоронен.
М. Кузахметов
―
… потому что это уже в основном расцвет его публицистики пришелся на царствование Александра II, но уехал в политическую эмиграцию Герцен, еще раз напомним, выдающийся и талантливый ученый, а вовсе не политик и вовсе не экстремист, именно после того, как ни за что оказался в ссылке за разговоры, за то, что читали его личные письма. Ну, и вот там-то как раз он уже занялся политической борьбой с Николаем I, с самодержавием, с царизмом. Ну, вот как будто бы такие тупые методы диктатуры, они-то и плодят экстремизм. И опять-таки мы всё это и сейчас наблюдаем. Но тут невероятно просто личное вмешательство Николая I в некоторые политические дела. Здесь вот характерен эпизод с Полежаевым, с Александром Полежаевым. Это, правда, гораздо раньше произошло. Но вот молодой человек, 22 года, пишет стихи такие, ну, как пародия там на «Евгения Онегина», немножко забавные. И вот что-то там не понравилось Николаю I в каких-то строках какое-то вольнодумство. И тут же по его приказу этого Полежаева арестовывают и приводят лично на допрос к царю в Москве еще в 1820-е годы. Ну, вот такой степени Николай I был помешан на заговоре. А это что? Ну, стихи. Чем они будут угрожать самодержавию? Там не звучат слова «Конституция, революция, свержение существующего строя». Ничего подобного. А Николай I лично вызывает на допрос этого молодого 22-летнего офицера, в ярости просто отправляет его в армию, чтоб делом занялся, служить, причем разжаловав из офицеров в унтер-офицеры. А в последствии этот Полежаев несчастный на Кавказе был разжалован в солдаты и фактически там и сгинул, будучи молодым, без конца сидя на гауптвахте. Ну, вот там-то как раз Полежаев действительно тоже, по сохранившимся НРЗБ воспоминаниях, превратился уже в экстремиста такого идейного.
В. Дымарский
―
Да, понятно с одной стороны. Но с другой стороны надо тоже… Ну, я не хочу сказать, понимать тогдашнюю власть, но нет средств… средств коммуникации, которые есть сегодня. Да? И литература фактически выступает в роли пропаганды, если хотите. Да? Ее воспринимали как методы пропаганды.
М. Кузахметов
―
Ну, в силу ограниченности своего представления – да, – о реальном мире. Конечно, невозможно же поступиться властью, невозможно понимать, что есть какие-то закономерные процессы в развитии общества. А всё вот надо, чтоб было по-старому. А то они начнут писать лирические стихи, а потом почему-то непременно станут…
В. Дымарский
―
Ну, конечно. Конечно. Слушайте, знаете, а у нас, кстати говоря, в Советском Союзе, я уж сейчас вспомнил ХХ век, ну, тот же Окуджава, – да? – скажем, вообще не занимался политическим сочинительством, ну, там пару писем подписал, но абсолютная лирика у него, – да? – но она почему-то считалась очень опасной.
М. Кузахметов
―
Да, тоже считалась таким диссидентством.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
Но здесь, уже простите, что забегаю далеко вперёд, на самом деле весь экстремизм, например, большевиков после 1905 года был разрушен тем, что они получили возможность выбраться в Государственную думу. То есть как только появилась Государственная дума, все вот эти ненавистники Николая уже там II получили трибуну и всё, и дальше они, ну, не то, чтобы сдулись, ну, вот сидят в Думе и ведут там свои дискуссии. Это гораздо лучше, чем на баррикадах. Но если их не допускают в Думу… Как сейчас у нас в Думе сплошная «Единая Россия», тогда почему… чему удивляться, что рано или поздно возникают баррикады. И это всё не за горами. Правда, вот в западной Европе, где тоже сопротивлялись там старые монархисты совершенно очевидным процессам, Николаю I потом пришлось лично вмешиваться и спасать Габсбургов, а они, неблагодарные, почему-то всё равно потом не помогли нам во время крымской войны. Ну, это всё, все эти ужасы у Николая I ещё впереди. А пока что он лично занимается совершенно невероятными вещами. Еще один персонаж, расцвет чьего творчества пришелся на правление Николая I, – это Тарас Шевченко. Это вот такой украинский Пушкин при всём при том, что вся проза у него исключительно на русском языке. Ну, Шевченко – это самородок. Он же из крестьян. Но удивительно талантливым был еще мальчиком. Сам выучился читать, рисовал и… Ну, там просто повезло ему, что его отправили в Петербург. Он действительно здесь выучился живописи. И за что пострадал несчастный Тарас Шевченко? За то, что писал стихи на украинском языке. И так как реальных заговоров не было в России и реальных смутьянов, то в 3-м отделении с удовольствием углядели в этом тоже какой-то опасный прецедент, что он замахивается на наши устои. Чем? Тем, что он в своей этой лирике на малороссийском языке пишет о том, что несчастные украинцы, видите ли, не так уж хорошо и живут. А вот когда-то там была казацкая вольница, и при гетманщине вообще-то всё было не так уж и плохо. И там они буквально так и пишут в своём этом по сути доносе на имя Николая I, что ведь так мы зайдём, ведь так на Украине может через эти стихи у кого-то возникнуть мысль о том, что Украина, может быть, даже чуть ли не самостоятельным государством может быть. Вот какие страхи были в 3-м отделении у сотрудников Николая I по поводу безобидных стихов на украинском языке. Но и дальше тоже… Это причем личное вмешательство Николая I. Конечно же, уже в 1846 году Тарас Шевченко арестован. За что? За то, что писал стихи на украинском языке, ну, по сути получается, и отправлен на много лет… Там практически 10 лет он провел тоже в ссылке, на солдатчине. И тоже вот тупая беспощадность власти, ему запретили рисовать. Ну, вот мы знаем его в 1-ю очередь как поэта, а он вообще в ту эпоху скорее был известен как художник. Он прекрасный выдающиеся мастера живописи был. И вот злоба власти, тоже вот такая парадоксальная, запрещено рисовать. Он об одном только просил, писал Дубельту письма, позвольте мне рисовать, ну, хоть что-то для пользы дела. Это всё было… В ссылке он находился на восточном берегу Каспийского моря, там по тогдашним меркам страшная глушь. И к нему вообще сравнительно…
В. Дымарский
―
Который, кстати, потом даже переименовали же в форт Шевченко, по-моему. Да?
М. Кузахметов
―
Да, при советской власти.
В. Дымарский
―
Да, при советской власти.
М. Кузахметов
―
Переименовали.
В. Дымарский
―
А сейчас это, если не ошибаюсь…
М. Кузахметов
―
Казахстан.
В. Дымарский
―
… Актау.
М. Кузахметов
―
Так вот парадоксальным образом к нему неплохо отнеслись местные офицеры. Он же полезен как рисовальщик. Там надо же проводить какие-то географические в том числе изыскания, вести зарисовки местности. И ему разрешили рисовать. Но когда об этом узнали в Петербурге, последовал беспощадный рескрипт. Что это за вольности такие? Запрещено – значит, запрещено. Ну, и вот тоже таким парадоксальным образом, конечно, в ссылке за 10 лет Шевченко уже превратился из художника и лирика внутри во всяком случае себя, – да? – ну, не то, чтобы там в революционера, но в ненавистника всего этого проклятого деспотичного режима. А кто этому… Кто всем этим занимался? Лично Николай I. Таким парадоксальным образом вот он плодил себе врагов. И это еще впереди и дело петрашевцев, когда репрессии вот такие ещё теперь-то… То есть не теперь, а впоследствии к концу 1840-х годов эти репрессии казались уже такими травоядными, потому что дальше последовали… последовал настоящий террор, когда уже не ссылка, а каторга, мы расскажем, причем тоже безобразно спровоцированная только за то, что люди вели разговоры и читали там непозволительные письма. Опять-таки возвращаясь там всё к теме культуры, ведь именно тоже удивительным образом при Николае I, мы там всё про литераторов говорим, а такой музыкальный Пушкин, тоже вот расцвет его творчества пришелся на царствование Николая I. Это Михаил глинка. 1-й такой серьёзный настоящий композитор европейского масштаба. Причем самая знаменитая его опера, которую у нас в основном называют «Иван Сусанин», она изначально так и называлась «Жизнь за царя». Это же вот прекрасный сюжет, как крестьянин жертвует своей судьбою, Сусанин. Чем? Спасая молодого Романова, основателя династии. Уж тут-то казалось бы, ну, тут-то к чему придраться? И тем не менее с трудом состоялась премьера этой оперы тоже, в том числе и потому, что заведующей императорскими театрами… А там же других театров нет. Все театры императорские. Николай I вообще-то любил театр и не пропускал никаких премьер. Потому, что управляющий не знал, дозволительно это или нет. Что же это мы там восхваляем крестьян? Что это такое? Правильно ли это, что на сцену выходит мужик в лаптях и поёт? Хорошо ли это? В идеале, наверное, Николаю I должен был бы нравиться только балет, потому что там никаких слов нет. Ну, и балерины опять-таки. Тоже свои там преимущества есть.
В. Дымарский
―
Да, да. Тоже приятно. Да.
М. Кузахметов
―
Вот ещё возвращаясь к тому, что театр Николай I любил и даже пытался стимулировать какие-то произведения. Вот ему очень нравились постановки, драматургия Кукольника, мы о нем рассказывали. Это вообще тоже в принципе не злой и не плохой литератор, не такой, может быть, гениальный как Пушкин. Но когда Николай I пытался давать ему… влиять тоже на творчество, а напиши-ка нам что-нибудь такое более патриотическое. То есть вот самые слабые произведения Кукольника, они именно те, которые вот были простимулированы властью. А всё, что он писал сам по себе в принципе там неплохо тоже внес там серьезный вклад в развитие отечественной литературы. Ну, у нас примерно то же самое сейчас. Всё, что власть пытается симулировать, особенно то по кинематографу видно, ну, понятно, что ни на какие призы, ни на каком международном кинофестивале претендовать не может, тратятся миллиарды, а продукт в итоге бездарный, хотя и патриотический. Еще одна составляющая тоже такая, можно считать, культуры, к которой, ну, уж точно Николай I должен был бы иметь и имел непосредственное отношение – это архитектура. Тут же он… Его ж так иногда и называют царь-инженер, император-инженер. Он любил лично посещать стройки, давал полезные какие-то советы, НРЗБ из чего строить, как строить, какой там проект. Мог там лично там даже почертить что-то. Он, кстати, неплохо рисовал, Николай I. Ну, и здесь парадоксальным образом, мы-то считаем, что всё это прекрасный Петербург – да? – вот первой половины XIX века, а по сути еще современники, кстати, даже Гоголь говорил, что застроили всё совершенно однообразными унылыми зданиями. Это всё классицизм. Это когда вот фасад абсолютно симметричный, колонны и треугольный сверху фронтон. И всё. И с трудом где-то ещё какая-то архитектура может смелая другая появиться. Ну, там сейчас, правда, ставят в заслугу Николаю I, это ж при нём появился такой уже серьёзный указ, ограничивающий высоту зданий…
В. Дымарский
―
Максим, Вы смелый человек. Будучи петербуржцем критиковать петербургскую архитектуру, это вообще… Да вообще не только петербуржец, вообще никто не имеет… не смеет, по-моему…
М. Кузахметов
―
Я не то, что критикую, я обращаю внимание, что при Николае Павловиче I даже в архитектуре наступил серьезный застой. Всё должно быть единообразным. И это сейчас смотрится получше, чем квадратные коробки современных ужасных зданий и эти чудовищные человейники. Но в ту эпоху да, современников тоже удивляло, когда там… Это можно тоже увидеть вот на набережной Фонтанки в Петербурге некоторые здания, построенные вот при Николае I, они совершенно одинаковые получаются вот этим треугольным фронтоном сверху. Они смотрятся хорошо только вот уже на фоне чудовищной советской архитектуры, еще более однообразной. Но здесь Николаю I, наверное, везде виделись казармы. Ну, вот они и воспроизводились. Кто еще мог получить высочайшее одобрение? Тем более еще повторимся, Николай I вмешивался в том числе и во все архитектурные проекты, лично их одобрял. Но в итоге они все тоже стали единообразными. Ну, за что вот благодарны мы должны быть относительно в Петербурге Николаю I тоже там с оговорками? Именно при нём строго запретили строить здания выше Зимнего дворца. И вот такой ровной там небесной линии Петербурга, вот центре города она в целом, к счастью, сохранилась. Не знаю, надолго ли, правда. Мало ли там какая будет уплотнительная застройка на Дворцовой площади рано или поздно по многочисленным просьбам трудящихся…
В. Дымарский
―
Ну, надеюсь… надеюсь, что не будет все-таки.
М. Кузахметов
―
Ну, мало ли чего мы надеялись, что не произойдет, а почему-то происходит.
В. Дымарский
―
А, кстати говоря, удивительная вещь в этом отношении как раз произошла за годы советской власти. Уж казалось бы, действительно советская власть и архитектура вообще вещи несовместные абсолютно. Но всё-таки в Петербурге даже советская власть умудрилась не… не сильно разрушить или не всё разрушить, я бы так сказал.
М. Кузахметов
―
Ну, просто повезло. Просто повезло. Хотя и вмешивались где-то в центре, и появились там…
В. Дымарский
―
Ну, понятно.
М. Кузахметов
―
… чудо…
В. Дымарский
―
Это не… Это не идеально, но тем не менее да, всё-таки многое сохранилось.
М. Кузахметов
―
… конечно, зачем вот эти 3-этажные здания, если можно построить 10-этажные. Там гораздо больше людей поместится. Ну, я с ужасом жду, что всё это не за горами. Ну, так вот подводя какой-то итог по культуре, тоже вот ещё раз повторюсь, это любопытная аналогия, всё, что пытался Николай I стимулировать, в том числе и материально, вот оно самое-то бездарное и получалось. Хотя именно при нем невероятным образом вот зародилась русская и классическая музыка, потому что на Глинку ориентировался абсолютный гений Чайковский, который расцвел уже там чуть позже. Ну, так вот чтобы подвести тоже какой-то промежуточный итог, мы не можем не упомянуть армию и флот. Как говорил внук Николая I, это единственные надежные союзники России – армия и флот…
В. Дымарский
―
Ну, как выяснилось потом, он этого не говорил. Это ему приписали.
М. Кузахметов
―
Ну, приписывают. Да.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
Ну, красиво звучит. А главное, что…
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
… не союзники. Именно армия и флот потом и стали очагом все… всей революционной заразы. Во всяком случае в России. А армией и флотом Николай I занимался неустанно. Ну, еще раз напомним, что он был невероятно трудолюбив, вставал ни свет, ни заря, работал с документами, посещал верфи, посещал арсеналы, без конца занимался вопросами укрепления обороноспособности, но парадоксальным образом ничего не пригодилось. У нас была самая большая армия, по-моему, даже в мире. Но это абсолютно точно, что в Европе. И Николай I вообще презирал английскую армию, потому что она маленькая и далеко. И как глубоко ошибся. И тем не менее за 20 лет правления несмотря на то, что, мы уже сказали, индустриальная революция, тратятся гигантские средства из казны на содержание этой самой армии. И тем не менее Николай I не увидел двух важнейших вещей или не понимал их, или не хватало его советников разумных. Это вот случай с пехотой – сохранение гладкоствольных ружей, хотя и капсульные там уже были известны. Вроде бы они были в армии чуть-чуть. Но тем не менее гладкоствольное оружие, которое, конечно же, катастрофически проигрывало нарезному оружию. А во Франции, в Англии, в других странах там прошло это перевооружение. И в случае с флотом это тоже вот невероятная близорукость Николая I, который любил механику, который любил всякие механизмы, это вот сохранение парусного флота. За 20 лет там появились какие-то первые пароходы, но основной флот так и строился. Он был у Николая I вроде бы даже в неплохом состоянии. Неплохо функционировали верфи. Но не пригодилось из этого парусного флота тоже ничего, потому что пришла эпоха пароходов, а Николай I ничего этого не увидел. Так чем же тогда, получается, вот он занимался, особенно в случае с армией? Этим любопытно… Там же он без конца проводил какие-то реформы, какие-то мероприятия. А удивительным образом реформы были такие: вот сколько в батальоне должно быть рот – 3 или 4? Пусть будет 4. А давайте вернемся к 3-м, как было раньше. А! Хорошо. А сколько в роте должно быть солдат? 100 или 120? И опять вот такие эксперименты. Выходят высочайшие рескрипты. Без конца как будто бы армия реформируется. Ну, я уж не говорю про униформу. Это вообще любимая история любого монарха без конца улучшать, украшать. А в то время да, действительно там вот приезжает кто-то в Петербург и говорит: да, вот у вас-то гвардия очень эффектно выглядит, и маршируют как они все хорошо и выглядят как все молодцами. Но это ж всё внешнее, показное. Там удивительным образом как раз-таки даже соратники Николая I обращали внимание на то, что солдаты-то у нас стрелять толком не обучены. 10 выстрелов в год на солдата приходится еще из этого гладкоствольного оружия, как вот мы там… Это, правда, там к Александру I относится. Да? Там Левша ж всё убивался, надо ж царю объяснить, что англичане кирпичом ружья не чистят. И на это Николай I не обращал внимания. Сколько бы вот он не занимается армией, а это всё получалось, муштра и парады. Ну, еще более невероятно, что вся эта гигантская армия, она же была по сути, во-первых, на бумаге, а во-вторых, совершенно неповоротливая, потому что когда началась война, выяснилось, что невозможно куда-то части отправить. Это же всё опять допотопная история, ходят-то они только пешком. И вроде бы Крым у нас тут совсем рядом, но проще привезти и доставить солдат, страшно сказать, Из Англии, из Франции, чем из внутренней России. Да ещё надо всё время, видите ли, держать границы. То есть все вот эти вот ужасы, они ещё впереди. Всё это аукнулось Николаю I и даже вот таких, казалось бы, несложных вещах… Ну, любишь ты армию, любишь ты способных, талантливых офицеров, но вот Николай I как раз вот в отличие опять-таки, например, от Франции практически парализовал возможность талантливому солдату, ну, стать офицером вообще нереально, но хотя бы унтер-офицером, потому что… Что это такое? Это вмешательство уже в сословную политику. Не может такого быть. Офицер – это только голубая кровь. Мало ли какой там способный крестьянин. То есть даже времена Ломоносова, когда приходит талантливый крестьянин откуда-то с севера, а потом становится ученым видным, приближенным к трону, тоже они канули в Лету. Это не просто возвращение назад, а в средние века, когда вот оставайся в своем сословии и всё тут. А во Франции, например, множество способных офицеров выдвинулись из простых людей, не имея никакого знатного происхождения. Ну, и чтобы вот завершить всю эту картину 1845 года, там тоже не можем не обратить внимание, ведь за границу мог поехать человек только с разрешения лично императора. И вот здесь вот какое-то безобразное лицемерие. Когда Николаю I было надо, он же ни у кого разрешения спрашивает, и за границу в 1845 году уехал на несколько месяцев. В Италию. А примерно в это же время, например, Михаила Глинки, который написал «Жизнь за царя», который никакой политикой не занимается, талантливый композитор, вот его… Это, правда, чуть позже было. Загранпаспорт не дали, хотя он… Это был шок для Михаила Глинки, когда он отправлялся за границу. Ну, там в Варшаве в итоге просто остался. Ну, Варшава на том этапе – это часть Российской империи. А здесь тоже любопытный эпизод. С чего бы это вдруг Николай I поехал в Италию? Потому, что его жена, мы про это рассказывали, Александра Федоровна, она болеет, и ей вообще запретили врачи близость с царем. А в Италии же хороший климат. Там здоровье можно поправить. И вот якобы Николай I так заскучал по жене, что всё бросил и тоже отправился туда в Палермо. Но не всегда упоминается, что поехал он в компании Нелидовой. Тоже известная девушка, рассказывали. Варвара Нелидова. После того, как царю запретили близость с женой, тут вот фрейлина молодая. Но, правда, должны оговориться, что защитники Николая I некоторые считают, что ничего порочного не было у него. Он просто с ней дружил, потому что он человек был в отличии от своего сына или в отличии от своего отца до такой степени механистический, что вот есть у меня супруга и всё. Я вот с другими девушками дружу, но ни о какой измене речи быть не может. А по жене действительно искренне скучал. Ну, чтоб одному в дороге было не грустно я вот с фрейлиной Нелидовой и поехал туда. И провел там 2 месяца он практически в Палермо, путешествовал по Италии, накупил там много картин и статуй, привёз всё это. И теперь вот можно в Эрмитаже и в других музеях посмотреть. Ну, хоть за это спасибо.
В. Дымарский
―
Жену свою он действительно любил, кстати говоря.
М. Кузахметов
―
Ну, искренне. Да.
В. Дымарский
―
Искренне вполне. Так что…
М. Кузахметов
―
Заботился о ней. Она его пережила. Только вот тоже не можем не упомянуть, что вот именно в 1840-е годы она всё больше и больше времени проводила в Италии или во Франции на Лазурном берегу. Мы не можем ее упрекать за это. Только другие подданные императора в том числе и высшая знать…
В. Дымарский
―
Ну, слушайте…
М. Кузахметов
―
… не могли без разрешения себе этого позволить. А то поедет какой-нибудь князь во Францию и наберётся там вольтерьянства без нашего ведома.
В. Дымарский
―
Ну, да. Интересно другое. Вот знаете, вот когда про Николая I, когда мы говорим, такая, ну, есть тоже параллель с сегодняшним днём в какой-то мере. Вот смотрите, он когда пришёл к власти, он, судя по всем свидетельствам, он осознавал необходимость реформ. Он осознавал необходимость развития. Он примерно понимал и хотел там что-то сделать. Но ничего не сделал, потому что…
М. Кузахметов
―
Ничего не сделал за 30 лет.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
За 30 лет не сделал ничего.
В. Дымарский
―
Да. Потому, что… Или мало, что сделал, скажем так, потому что на первое место… первой задачей стало сохранение собственной власти. И вот этот испуг за себя, за власть, за себя на троне, вот это помешало заняться всем остальным. И в тоже время я не понимаю, чего он боялся. Это всё-таки там… Да, ну, критиковали – да? – поэты, писатели, кто-то ещё, но, в общем-то, политической оппозиции практически же не было, которая появилась позднее – да? – там, которая там организовывала покушения на того же Александра там и так далее, и тому подобное уже. Ну, не будем. Это у нас ещё всё впереди об этом разговор. Да? Вот. Она же появилась, но она появилась позднее. При Николае ничто ему не угрожало. Он мог…
М. Кузахметов
―
Вообще ничего. Но этих экстремистов…
В. Дымарский
―
… мог… Да.
М. Кузахметов
―
… потенциально он сам как будто бы и выращивал вот всеми этими своими запретами, цензурой, душной атмосферой. А откуда ни возьмись, появляется опять какая-то молодежь, и опять начинают собираться в кружки и что-то там обсуждать. Но когда всё это запрещено, вот отсюда-то подполье и берется, именно вот из-за этой практики запретов. Хотя могли бы всё это где-то в парламенте обсуждать. И даже вот то, что Вы упомянули, то, что да, Николай I вроде бы понимал, что-то надо делать, но мы знаем об этом только потому, что сохранились протоколы секретных комитетов Николая I.
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
Даже вот эти вопросы, даже в кругу высшей знати он не допускал минимального публичного обсуждения. Его старший брат Александр I этого не боялся, любил про Конституцию поговорить. А Николай I только в страшно узком кругу, только в этих бесконечных секретных комитетах, только там с двумя-тремя приближенными лицами, и всё равно не сделав ничего. То есть там больше пользы было от того, что Румынией управлял наш наместник. И в Румынии были проведены реформы. А в родном отечестве, не дай бог, хоть что-то там вот тронуть, пошевелить, хоть что-то изменить…
В. Дымарский
―
Ну, Александр I Польше там Конституцию дала, а своей стране не дал – да? – фактически.
М. Кузахметов
―
Ну, тут Николай I вот это безобразие он ликвидировал.
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
Конституция, правда, осталась в Финляндии. И вот именно тогда тоже с трудом вот на этих каменистых землях финны начали складывать свое благополучие, потому что там было развитое местное самоуправление. Хотя там потом тоже с ним пытались бороться парадоксальным образом. Но у Николая I не получалось ничего. Так вот то, что вот Вы упоминали, тоже там с экономикой, доходило тоже до абсурда, что Российско-американская компания, имея монополию, абсолютную монополию там на Дальнем Востоке, там на территории Северной Америке всё равно без конца оставалась убыточной. Николаевская экономика.
В. Дымарский
―
Да. Всё. Время у нас закончилось. Мы подвели предварительные итоги правления Николая I за 20 лет. Мы были как бы в 1845 году. Но он дальше еще будет править, и мы дальше ещё будем об этом говорить. Всего доброго! До встречи!