Декабристки. Разные судьбы - Все так + - 2020-03-21
21.03.2020
Виталий Дымарский
―
Добрый вечер! Это программа «Всё так плюс». Я думаю, что наши постоянные слушатели знают, что в нашем неспешном рассказе о династии Романовых мы дошли до Николая I. А раз мы дошли до Николай I, то начинать, конечно, надо было с декабристов, с восстания которых и началось правление Николая. Ну, и раз уж мы заговорили в прошлой программе… поговорили о декабристах, то будем выполнять наше обещание, данное неделю назад, и в этой программе продолжим рассказ ещё и о женах декабристов. Потом уже мы, наверное, перейдем и к самому Николаю, к его политике и к тому, что творилось в России и рядом с Россией в этот период. Ну, и остаётся только напомнить, что меня зовут Виталий Дымарский, нашего постоянного рассказчика Максим Кузахметов, петербургский историк. И, Максим, о женах.
Максим Кузахметов
―
История знаменитая про жён декабристов только у нас в России, она же на всю Европу прогремела после того как Александр Дюма выпустил свой знаменитый роман «Учитель фехтования». Это один из его первых романов.
В. Дымарский
―
Дюма-отец.
М. Кузахметов
―
Да, Дюма старший. Ещё в 1800 примерно 40-м году. И действительно это романтическая история любви молодой девушки к молодому офицеру, которая едет за ним в Сибирь, причём они же были не женаты. Такая прямо любовь. А мы всё это хорошо знаем по фильму «Звезда пленительного счастья», где этот поручик, кавалергард Костолевский. Полину Гёбль играет…. Полина Гёбль соответственно девушка реальная, которая за ним поехала, ее играет польская актриса. И там всё сплошная романтика. Ну, мы не будем уж совсем дискредитировать этих добрых и светлых людей, но на всякий случай напомним, что Анненкова выгнали его товарищи, а себя он в день восстания ничем не выдал. А он находился среди кавалергардов на стороне Николай I. И если бы не такие люди как Трубецкой, Рылеев, которые стали там десятками всех выдавать, ещё, может, и обошлось бы, но я лишний раз напомню, что декабристы почти все, как бы они там не оправдывались, что это дело чести, вот мне задают вопросы, ничто не заставляло их тогда друг на друга валить. Если ты такой гордый, не можешь обманывать, бери вину на себя. Ничего подобного. Трубецкой вину на себя не брал. Остальные там, мы рассказывали, целую стопы ваши. Это ужасная вся история. Ещё раз напомню, но всё-таки нашлось как минимум два человека. Это Лунин, который отказался выдавать товарищей, и Пушкин, который, ну, там со скрипом, с трудом, вот… Ну, там если не было буквальных пыток, то создавали такие невыносимые условия Пушкину, что он всё-таки чьи-то фамилии назвал, но либо тех, кто уже был арестован, либо тех, кто там умер, например. Не все действовали так же безобразно как Трубецкой. Но, к сожалению, в общем и Анненкова этого и выдали. Но тем не менее коротко история самая знаменитая. Но 1-я поехала в Сибирь не Полина Гёбль за своим возлюбленным. Кстати, тоже, по-моему, это уникальная ещё история тем, что она на 2 года старше своего возлюбленного. Все время хочется назвать его Костолевским Анненкова. До такой степени фильм уже в сознании закрепился. Ну, так вот раньше всех поехала как раз жена неудавшегося диктатора Трубецкого. Вот кто первый практически на 2 года раньше Полины Гёбль отправился – да, – за мужем в Сибирь, невзирая там ни на какие трудности, ни на капризы родственников. В фильме там все так немножко собирательно. У нас же главные герои повествования цари и Романовы. И сразу надо оговориться, что как бы в фильме драматично не выглядело вот их унижение, их страдания, но тем не менее поехали они только после того, как им разрешил всё это император Николай I. Каким бы он ни был злодеем, чудовищем, но тем не менее вот тяжело вздохнув там как-то или проклиная этих государственных преступников, но позволил. Да? Имейте в виду, я там вот надеюсь, что вы пожалеете об этом обо всём, но запрещать не стану. Но имейте в виду там, лишитесь там состояния, запрещу там вам… будет поражение в правах, возвращаться запрещу. Дети пережитые от браков… Ну, как там? Это вообще жестокости всё, кажется, такие. Дети будут считаться тоже бесправными. Но всё равно тем не менее разрешил. А мы же с чем сравниваем? У нас вот когда в конце 30-х годов началось все это безумие Большого террора, ну, кто вот ещё мог из этих несчастных ссыльных, отправленных в лагеря, в Магадан хотя бы о чём-то подобном мечтать. Там-то просто сразу. Без права переписки и всё. Убьют и не скажут там родственникам.
В. Дымарский
―
Слушайте, но надо, мне еще кажется, привести цифры вообще, что женаты-то были немногие.
М. Кузахметов
―
Ну, большинство были молодые. Да. Так вот просто про Полину…
В. Дымарский
―
Да. Из там 120 человек примерно, – да? – которые были признаны виновными по делу декабристов…
М. Кузахметов
―
Да.
В. Дымарский
―
Из них только 23…
М. Кузахметов
―
К момент восстания были женаты.
В. Дымарский
―
… женаты. Да.
М. Кузахметов
―
И примерно половина из этих жен так или иначе, сразу или позже, ну, вот две невесты там отправились вслед за мужьями. Ну, так вот про Полину Гёбль возвращаясь, и про Николая I. Когда он всё-таки разрешил и ей отправиться в Сибирь к своему возлюбленному Анненкову, он ей 3 тысячи рублей выделил на дорогу, но там косвенно, не напрямую. Не то, чтобы вот вынул там из кармана. Опять-таки истории, конечно… Это огромные деньги, несмотря на дороговизну путешествия. Но тем не менее кто дал? Николай I дал. Точно так же, как выделял деньги и оставшимся без мужей некоторым из жён декабристов, если знал, что им там не на что жить, например. Ну, вообще у большинства была родня и очень влиятельная родня. Многочисленная. То есть вот, например, клан Трубецких. Там же их много было этих князей Трубецких. И вот первой поехала, и, может быть, там самые тяжёлые унижения выпали на долю вот Екатерины Трубецкой, ну, ещё и Марии Волконской, которая чуть позже отправилась. Потом они там встретились в Сибири. Это вот в фильме как раз убедительно показано, когда их там мурыжат, мучают, долго держат в неизвестности, не пропускают там дальше, ждут распоряжения из Петербурга. Никто не хочет брать на себя ответственность, несмотря на то, что… Ну, там было по-разному. А потом какой-нибудь более добрый сибирский губернатор, наоборот, там декабристам всякие вольности позволял, потом опять какие-то строгости приходили. Приходится сравнивать нам всё время если с 37-м годом, то у них всё бы было неплохо после первых там лет, пока они привыкали и пока мучились, а потом всё стало, ну, как-то налаживаться, как бы им не было скучно в Сибири…
В. Дымарский
―
Можно еще… Да. Можно ещё сравнивать, кстати говоря, со ссылками большевиков.
М. Кузахметов
―
Ну, большевики вообще королями жили. К Ленину вот приехала Крупская, обвенчались. Он деньги там получал, ходил на охоту в своей этой знаменитой ссылке. Бежать не собирался. А потом большевики нормальный устроили террор. И это уже была не ссылка, конечно. Это всё. Это просто концлагерь и смерть, и убийство там. Кошмар, в общем. И причём не ни какими-то там… ни десятками, ни сотнями, а миллионами людей. Ну, так вот ещё раз возвращаясь к этой знаменитой истории с Полиной Гёбль, которая француженка же ведь. Да? И модистка. Случайно оказалась в России. Они с Анненковым хотя бы были знакомы, когда она отправлялась в Сибирь. Но я кратко бы ещё роман напомнил. История же такая необычная ещё в чём? Что Дюма написал его так со слов, условно говоря, не побывав в России, а просто вот ему понравилась история, он ввел туда персонажа, который как будто бы рассказывает, учитель фехтования, который вот всё в принципе организовал и помог. Но это как вот изучать историю – да? – по ярким литературным произведениям…
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
… конечно, сплошные художественные выдумки. Несмотря на то, что к Петербургу он относился с симпатией. Там Петербург положительно описан. Вообще к России с симпатией. А в то же время такие байки, истории забавные там приведены, которые нам странно читать. Ну, так вот понятно, что при Романовых роман вообще не был издан. При Николае I это просто было немыслимо. Потом Дюма приехал всё-таки при Александре II, но всё равно роман не вышел. А когда он вышел при советской власти…
В. Дымарский
―
Дюма старший приехал, да?
М. Кузахметов
―
Дюма… Да. Дюма-отец. А потом когда роман все-таки выпустили при советской власти, то пришлось там вдвое его сокращать уже по совершенно другим большевистским соображениям идеологическим. И только… только в ХХI веке, небыстро, на русском языке наконец-таки роман «Учитель фехтования» вышел в полной версии. И вот если кому интересно, мы-то больше знакомы с детства все-таки с такой специфической версией, которая даже не перевод, а, скорее, там пересказ этого сюжета, идейно-выдержанный.
В. Дымарский
―
Кстати, надо посмотреть, он в собрание сочинений-то входит. Дюма.
М. Кузахметов
―
Если советское…
В. Дымарский
―
Советское, конечно.
М. Кузахметов
―
… то с купюрами. Как там можно было?
В. Дымарский
―
Да, да.
М. Кузахметов
―
Потом ещё доберемся, ещё де Кюстин не приехал, ещё свою версию не написал.
В. Дымарский
―
Да…
М. Кузахметов
―
Ну, так вот. Ну, чтобы там с Полиной Гёбль закончить, она же всё-таки приехала там, нашла Анненкова. И даже действительно там он там в строгости… в строгости содержался. Ну, не буквально так, как в фильме показано, когда вот они такие согбенные там в рудниках надрываются. Если и были у них работы, то сравнительно недолго, и в основном у большинства либерально. Там они же сами писали потом в письмах. Тут приходил урядник: господа, не угодно ли выйти на работы? А мы его прогнали. Кто он нам такой, офицерам, полковникам, гвардейцам, князьям, баронам? Ну, не всегда так получалось. А когда-то получалось. Ну, в общем, эта Полина Гёбль, она 18 раз рожала в Сибири. Вот тоже… Вот потрясающая – да? – история? Но детей, правда, выжило только семеро. Но тем не менее это ещё такая сравнительно благополучная история, потому что сама она прожила до 76 лет. И они успели… смогли вернуться в Европу позднее и ещё побывать по заграницам. То есть, ну, с каким-то ещё сравнительно счастливым концом, потому что некоторые жёны декабристов вот как, например, Александра Муравьева, она тоже одна из первых поехала, она там уже в 32-м году и умерла. Умерла сравнительно рано Екатерина Трубецкая в 54 года, тоже не дождавшись полной амнистии. Это ещё соответственно при жизни Николая I. Но вот первые три, которые поехали, – это Волконская Мария, Екатерина Трубецкая и Александра Муравьева. И Волконская с Трубецкой там на каком-то этапе сдружились. Там как будто бы даже два кружка сложились таких определённых. Ну, вот то, что Вы упоминали, например, когда появились какие-то послабления, они же там себе смогли покупать или строить дома, как-то более-менее наладить быт. Сначала – да – бедствия, трудности…
В. Дымарский
―
Я когда был в Чите, я видел эти дома. Там показывают дома декабристов, ну, они вполне такие приличные. До сих пор стоят.
М. Кузахметов
―
Ну, потом уже… Да, кто-то там остался даже в Сибири из декабристов. Кто-то там прижил детей, а с собой их потом не взял. Ну, в общем, все, кто дожили до амнистии, они потом смогли вернуться в Европу и даже не в европейскую часть России, и даже несмотря на то, что им вроде как запретили жить в больших городах, а они потом как-то и в Москву могли выбраться. Ну, вот совершенно забыта история еще одной невесты, тоже вот я коротко напомню, потому что опять-таки француженка Камилла ле Дантю. Молодая. Да. Которая была даже сложно было назвать ее невестой…
В. Дымарский
―
Ивашова.
М. Кузахметов
―
… Ивашова, потому что они вроде как были знакомы, но если, например, Анненков Полине Гёбль сделал предложение тайно обвенчаться, она говорила, ну, это немыслимо. Матушка будет против. Не одобрит. И потом всё произошло. То здесь, например, Ивашов вообще ничего не подозревал. Это потом раскрывалась эта Дантю. А она гувернантка, сама дочь гувернантки. Не дворянка тоже. И вот увидела когда-то этого Ивашова, так его полюбила и вот не могла ни о чём другом думать. Потом сказала матушке. Матушка сказала родственникам Ивашова. Те говорят, ну, раз вот хочет в Сибирь ехать за нашим этим непутевым сыном, ну, ладно. Потом надо было добиться разрешения опять-таки императора. И вот это девушка приехала к Ивашову. Сначала в переписке ещё его пришлось спрашивать, а он-то вообще как отнесется. Ну, раз хочет, ну, пусть приезжает. Будет и у меня невеста француженка. Чем я хуже? Вот необычная история. Но так как Александру Дюма про неё не рассказали, то она и не стала такой знаменитой. И в кино не попала. Хотя сама по себе история, ну, не… невероятная по-своему. Ну, так вот есть памятники женам декабристов. История знаменитая. Но ещё раз повторюсь, в нашем случае в повествовании при… про Николая I приходится все-таки признать, каким бы он ни был злодеем, чёрствым, так не просто разрешал, а ещё и деньги давал.
В. Дымарский
―
А вот такой вопрос вот по тем временам. Если бы они не поехали бы – да? – за своими мужьями, то они бы подверглись какому-то остракизму в обществе?
М. Кузахметов
―
Нет, остались родственники у кого-то из государственных преступников, остались в европейской части…
В. Дымарский
―
Не все поехали.
М. Кузахметов
―
… брат, отец. Да нет. Там, к счастью, не было ещё такой драмы, чтоб сын за отца отвечал там, или брат за брата отвечал. Да нет, Николай I, он же там жаловался даже, как много заговорщиков. Ну, один. Ну, два. Я понимаю. Ну, 10. Но тут там 500 человек. Потом мы же упоминали, каких-то людей он даже прощал, если ему доносили о том, что… Ну, как вот я считаю, например? Если ему рассказали, что Грибоедов хоть и знал про всех заговорщиков и не донес, но сам же с иронией отзывался. Да какое там… Какое там восстание? Какой переворот? Всё равно ничего не получится. Ну, чего такого человека отправлять в Сибирь на каторгу? Такого точно можно простить. У Николая I были какие-то своеобразные решения. Кого-то он мог помиловать, просто вот доверившись там этому человеку. Тем более ещё раз повторюсь, кроме двух почти все остальные и друг на друга, как сейчас это называется, стучали, закладывали, невинных людей приплетали. Это еще хорошо, если следствие разобралось. Если б не разобралась? Как при Сталине, донос и всё. И там уже и разбираться не надо. А под пытками все признаются.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
Так вот. Так они же ещё и просили прощения, просили пощады. Там… Так кто спекулировал, что вот дети, семья пытался жалобить. Кто-то говорил, дайте мне там смыть кровью. Ну, кого-то может и на Кавказ в итоге там отправили. Поэтому нет, там они в конце концов одержимых вот таких вот, которые бы и в Сибири там планировали цареубийство. У них были там авантюрные планы сбежать там в Америку. Но это всё нереализуемо. Конечно, куда там сбежишь? Несмотря на то, что ещё раз повторюсь, они сравнительно быстро все стали на таком, ну, не в кандалах, не под конвоем. Это не концлагерь сталинский. Потенциально сбежать могли, как позднее, например, из ссылки сбегал Сталин. Но никто и попыток таких не делал. И для них это тоже было невероятно, как дворянин скрываться, там ходить с приклеенной бородой, выдавать себя за другого человека, питаться, чем попало…
В. Дымарский
―
Знаете, у меня по ассоциации я вспомнил такую историю, она очень любопытная. Там в свердловском, ну, екатеринбургском архиве нашлись… нашлась рукопись кого-то там довольно безграмотного красноармейца, который был в охране Николая II, когда туда его арестованным привезли. И вот в этих своих воспоминаниях, он думал, что он на них сможет заработать там же, ну, в советское, глубоко советское время, там 70-е годы. Он думал, что он на этом может заработать. И вот в этом… в этой рукописи он описывает в том числе, значит, свою встречу царем и с его семьей. Да? И вот там у него есть потрясающая совершенно фраза. Он говорит, тот же мог сбе… говорит: вот дурак, не бежал, потому что, говорит, ему… За ним особенно никто и не предусматривал. И вот это красноармеец пишет: вот дурак, не сбежал. Ну, а потом заканчивает это: ну, впрочем собаке собачья смерть. Ну, это уже… Да? Но в голове у нашего человека было: как это не сбежал?
М. Кузахметов
―
Как… как не сбежать, если есть такая уникальная возможность. А для этих людей было…
В. Дымарский
―
А то, что царь? То, что это другое понимание чести?
М. Кузахметов
―
Ну, там еще семья, дети. Хотя он их там…
В. Дымарский
―
Ну, это другое понимание чести, конечно.
М. Кузахметов
―
Ну, скорее, не честь, а беспомощность такая или своеобразное понимание. Там действительно, ну, чтобы эту тему завершить как-то, яркие примеры про Волконского того же…
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
… к которому вот одному из первых приехала жена, проходит вот 20 лет, например. Да? А они все вовсе не превратились в каких-то крестьян. Кто-то из них даже занимался там сельским хозяйством, вот что-то выращивал, причем прогрессивно. Не как вот крестьяне там. Рожь и всё. Они ж там образованные люди. Они могут выписать хорошие книги. И их поражал как раз-таки Волконский, который вроде как и не чурался дворян, но почему-то вот стал таким полукрестьянином, ходил, любил с крестьянами поговорить, как они там писали, так и не узнаешь сразу, в каком-то армяке, облокотившись на телегу. Ему с крестьянами поинтереснее. Так еще и крестьянскую еду ест. Это что-то немыслимое! Как бы мы там… Мы там с голоду, скорее, будем помирать как вот эти несчастные жёны декабристов, когда им надо было ехать, а на каком-то этапе селение, где только буряты, это вот как раз, по-моему, Волконская, а там только вяленое мясо, например. А она вот не может такое есть. Вот она с голоду, скорее, помрёт, чем вот какую-то незнакомую пищу. Вот какие были страдания у дворян. И как они потом писали там 2 тысячи рублей есть, а не хватает. В год это мало. Надо больше. А это для крестьянина это фантастические деньги. Там были крестьяне, у которых годовой оброк там рубль, там 5 рублей, например. И то никак не наскрести, и сплошные недоимки. А у дворян другое всё-таки было что-то. Ну, в общем, были подвиги среди этих женщин, которые поехали за своими мужьями. И так это впечатлило, чтобы вот к нашему повествованию вернутся, что жена Николая I, например, про которую отдельно будем рассказывать, даже там где-то в частном письме упоминала, я бы тоже так поступила, вот если бы такое произошло, я бы вот… Вот это да! Вот это история! Ну, и я бы также отправилась за своим мужем. Так вот возвращаясь к Николаю I, который начал своё царствование с самого масштабного по количеству участников восстания и одного из немногих, которое закончилось для бунтовщиков катастрофами и несчастьем, потому что эпоха дворцовых переворотов – ХVIII век, который предшествовал ХIХ, там как раз что не… не мятеж, то и свергают и нового царя сажают. А тут единственный раз вроде как с Конституцией хотели, и единственный раз не получилось. Ещё там же среди них было много образованных людей, что тоже… И они же не таились. Вот все-таки всё никак не отойти от декабристов. Ведь получается 10 лет люди ходили и разговаривали, надо бы Конституцию. Так и царь вроде бы говорил. Собирались в кружки. Называлось тайное общество, а всё вроде бы знали. Ну, еще раз напомним, это получилось очень удобно. Это примерно как сейчас взять там за один раз и арестовать всех людей, которые вышли на марш памяти Бориса Немцова. И вот лучшие люди страны… И всех их расстрелять, например. Вот и об… И… и потом говорить: ну, всё будет так тише и спокойнее. А зачем нам все эти смутьяны? А так вот будет тишь да благодать. Охранительная идеология. Так вот возвращаясь к Николаю I, которого считают реакционером. Всё считается же из детства начинается. И вот как раз-таки с детством у Николая I сразу-то и не задалось. Как вот он… Этот 3-й сын соответственно Павла I…
В. Дымарский
―
Павла.
М. Кузахметов
―
Родился он практически через 20 лет после рождения Александра I. И как будто бы третий ребёнок. Так особенную ставку на него никто не делал. И вот многие считают, что с этого все несчастья-то и начались.
В. Дымарский
―
Ну, о несчастьях уже мы поговорим после небольшого перерыва, вызванного новостями. Напоминаю, это программа «Всё так плюс». И до встречи через несколько минут.**********
В. Дымарский
―
Еще раз добрый вечер! Мы продолжаем программу «Все так плюс». Напоминаю, Максим Кузахметов и я, Виталий Дымарский, мы ведем неспешный, еще раз повторю, рассказ о династии Романовых, дошли до Николая I. Напоминаю, в 1-й части нашей сегодняшней программы, говорили о женах декабристов, которые, конечно, неотъемлемая часть правления Николая I. Вот. Ну, и постепенно уже теперь переходим к самому правлению.
М. Кузахметов
―
Ну, как вот мы упомянули в 1-й половине, с несчастья началось сразу же детство ещё Николая I, в котором вот, как нас сейчас учат психологи, корни всех последующих поступков, решений, судеб человеческих. Но я так немного более осторожно к этому отношусь. Но если вот посмотреть на детство Николая I, то, конечно, драма там была заложена изначально, во-первых, потому что никто не рассчитывал, что он когда-нибудь будет править Россией. Два старших брата. Их готовили. Там Екатерина II была, кстати, жива ещё, когда родился Николай I. Ну, вот так уже застала 3-го внучка. Отобрала, конечно же, как водится у своего непутевого сына Павла I.
В. Дымарский
―
У Павла. Да.
М. Кузахметов
―
Но тем не менее… Ну, куда там? Ему-то зачем такой учитель как Лагарп? Пусть пока у нянек поживет. Потом… Это же тоже вот сколько он своего отца застал? 4 годика было Николаю I, когда его отца убили. То есть получается там, он толком и с отцом не успел пообщаться. А, ну, как это в России было принято? Ребёнок там сначала у нянек должен же быть, а потом уже будет приобщаться к правлению государством. Ну, так, в общем, никто его и не собирался приобщать к государственному правлению. Ну, там родился ещё потом один сын Михаил. Их было четверо же сыновей у Павла I. Ну, там уж совсем на него никто не рассчитывал. А мог бы и он оказывается, может быть, на каком-то этапе царем…
В. Дымарский
―
Да, да, да.
М. Кузахметов
―
… если бы декабристы были более решительными бы, например. Ну, так вот я бы вот сейчас перешагнул бы из его детства драматического, про которое там нужно последовательно рассказывать, ещё раз в 825-й год, чтобы помимо того, какие… какие бы драмы и ужасы не… не испортили юношеские годы будущего императора, который 30 лет, кстати, правил. Я бы вот про империю, которая ему досталась в 825-м году, потому что взгляды можно видеть… можно представить себе это всё с диаметрально противоположных взглядов. С одной стороны великая держава. Да? Победитель Наполеона. Вся Европа трепыхает. Священный союз, где к нам прислушиваются. Да? Как сейчас это забавно называется. Территориями государство российская приросло. Петербург – блестящий город, европейская настоящая столица. Много красивых зданий. Ну, это одна сторона такая, внешняя картинка. А с другой стороны это такой хаос в государственном управлении. Ну, это вот мы рассказывали про Александра I, который сам не знал, что хотел. За 25 лет ни на что из серьёзных реформ так и не решился. А при этом у нас как-то ускользает обычно экономика. А очень своеобразно при этом Александр I относился к основам вообще государственного управления, к бюджетным… к бюджетной дисциплине. Выглядело это так: например, что вот расходная статья у нас 200 миллионов, а доходная 100. Где взять ещё 100 миллионов? Ну, хорошо, Англия даст там нам миллион фунтов, это серьезное подспорье, на войну с Наполеоном. Но всё равно не хватает. И тогда, ну, это ещё при Екатерине они придумали гениальный способ - ассигнации печатать. А фактически это такое бесконечное ограбление населения, потому что вам выдают, условно, зарплату бумажными деньгами, просто вы на них можете купить в два раза меньше, чем год назад, например. Ну, когда инфляция всё это съедает. А вроде бы вот не хватает 100 миллионов, так мы их напечатали и выпустили. И Александр I этим без конца злоупотреблял. Ну, так же не может бесконечно продолжаться. Там на каком-то этапе, ну, Сперанский, это, по-моему, вообще впервые, попробовал привести в порядок, хоть как-то… Ну, какие у него методы у Сперанского? Надо сократить государственные расходы. Так, армию сократить – это немыслимо. Соответственно расходы двора – это тоже что-то святое. На чём? На образовании. Очень знакомая, кстати, история. Да?
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
В 3 раза сократить расходы на образование. Да и зачем нам все эти образованные люди, смутьяны. Одни проблемы только от них. Несмотря на то, что при Александре I вроде и университеты появились в Харькове, например, в Казани, а потом и разгромлены в том числе и в Петербурге были, когда мракобесие стало побеждать. Ну, так вот это то, что досталось. В общем, какой бы правитель не пришёл дремучий там или прогрессивный, это всё надо было разгребать и в последующем годами. Это вот то, что на глазах, ну, косвенно, может быть, Николай I же тоже не ожидал, что он будет когда-то править. Всё это происходило, а влиять он ни на что не мог. И у нас там тоже в нынешней экономике такие бомбы замедленного действия заложены. Как там наши дети будут контрибуции платить, страшно представить. Ну, так вот возвращаясь к детству этого мальчика, про которого если Екатерина II и рассчитывала, то где-то там на третьих ролях. Это, кстати, тоже она придумала назвать его Николаем. Павла-то и не спрашивал никто. Имя впервые такое среди Романовых…
В. Дымарский
―
Да, Николаев вроде как бы…
М. Кузахметов
―
Но уже и без таких претензий. Если Александр, там понятно, в честь Александра Македонского, потому что он будет править миром…
В. Дымарский
―
Константин тоже.
М. Кузахметов
―
Константином в честь Константина Великого, потому что он будет править Византией. Ну, и Николай там как-то так для ассортимента.
В. Дымарский
―
А не Чудотворец?
М. Кузахметов
―
Ну, пусть даже там благость какая-то. Да. Но не было вот таких совершенно конкретных планов. Ну, куда там ещё… Какого там мы ещё будем императора? У нас другие не предусмотрены. Соответственно, ну, какая у него может быть карьера? Военного. Пусть будет тогда… послужит отечеству каким-нибудь полезным генералом, офицером. Тем более Павел I тоже было милитарист. Всё это любил. И тут вот с детства как будто бы и Николаю I нравилось вот. Ну, для мальчиков это даже нормально сравнительно. Вот смотреть там на парады, вахтпарады. Да? Там развод караулов. Он всё это обожал. И всё бы ничего, если бы вот его не отобрали очень быстро у… у нянек и не передали на воспитание, ну, фактически военным. Это человек по фамилии Ламздорф, который вот как ему поручили, нам важно, чтоб мальчик был дисциплинированный, ну, так вот всё и началось. 1-й его вообще воспитательницей была графиня Ливен, знаменитая там тоже женщина вообще-то, которую по хорошей рекомендации… По-моему вот… По-моему, Екатерина II её и… и нашла, потому что добродетельная женщина, хорошая, дисциплинированная, немка опять-таки из прибалтийских, правда, немцев. И она вот там порядок-то навеет. Это вот слово «порядок» у них стало каким-то магическим. Они все друг другу его без конца повторяли. Романовы очень всё это любили. И до сих пор всё это заменяет вообще всё. Не надо нам никакого развития. Не надо нам никакого благополучия. А вот порядок был. Порядок наводить. И всем этим они с утра до вечера как умели, так и занимались. Так вот точно также порядок – это самое важное, что должно было быть в детстве Николая I. Так вот и Павел I тоже потом наставникам своего сына говорил: так, мне важно, чтобы не вот эти избалованные немецкие принцы были, а чтоб вот у меня сын к порядку был приучен. Ну, и так вот если генералу Ламздорфу поручают, вот он так этим и занимается. И как ни странно, потом Николай I тоже ему бы по-своему благодарен. Это тоже вот драматическая история. В фильме вот «Как царь Пётр арапа женил» там Ганнибал в исполнении Высоцкого на каком-то этапе мальчикам говорит, сечь детей полезно, потому что потом они будут знать, как это больно, и лишний раз не будут сечь матросов, когда станут там морскими офицерами. А в реальности получается наоборот. Если Александра I в детстве не секли, не обижали, гуманно воспитывали, он потом как раз и запретил порку во всяком случае для дворян публичную. А его младший брат Николай I, которого в детстве пороли, иногда там даже шомполами для строгости, вот и он считал, так это нормально. Вот смотрите, какой из меня получился хороший государь, трудолюбивый, не какой-то там ветренный, пьющий, курящий алкоголик. Значит, правильно меня дубасили. И всё это потом драматически… Да и сих пор там аукается. Ну, так вот в 4 годика мальчик лишился отца. Драма. Это вот убийство Павла I. Причем как лишился? Отца убили. Причем вроде бы вот они убийцы вокруг тебя дальше ходят, ты там еще ребенок, с трудом чего-то понимаешь, а твой старший брат Александр I никого не наказал, никого не сослали, вступил на царство. Ну, вот как действительно должно было это… Как вот мальчику четырёхлетнему объяснили, а папы больше нет. А у него апоплексический удар. Заболел и умер. Но потом-то он должен был узнать, что его убили вот эти же дворянские… эта дворянская знать, гвардейцы, которые ему присягали. Ну, как-то, наверное, драматически отложилось в его сознании. Потом вот эти годы долгие под руководством Ламздорфа, для которого опять-таки что было важно внушить мальчику? Встать, сесть. Чуть что…
В. Дымарский
―
Дисциплина.
М. Кузахметов
―
Дисциплина в очень своеобразном таком понимании. Чуть что на горох…
В. Дымарский
―
… военном.
М. Кузахметов
―
… полезно в углу постоять там. Чуть что розгами. И не потому, что какие-то реальные были провинности, а, скорее, это… Ну, правда. Ну, реально живой мальчик. Вот, ну, маленький там. Да? Вот 4 года ему. Ну, на что-то отвлёкся, увидел там птицу, собаку, хотел там к ней побежать, а ему говорят: «На место», стоять там по фрунту. С детства к дисциплине приучать. Ну, и какие там последствия драматические. Он потом сам об этом очень так тоже специфически писал, что вот я иду один раз по коридору Зимнего Дворца, меня ведут там к матушке к моей, а я увидел вдруг мальчика в коридоре. И я так хотел с ним поиграть, хотел к нему подъезжать, а меня грубо там дернули: «Не положено. Иди к маменьке». Я заплакал. Потом меня приводят к маменьке. Она говорит: «А ты чего плачешь?» А вот там мальчик проходил, я с ним поиграть хотел. Ну, в общем, это был его будущий соратник, будущий генерал. Отдельно будем рассказывать. Но Николай I рассказывает об этом просто как о своем знакомстве со своим вот товарищем, которому он потом безгранично доверял, друга детства, а вовсе не про то, в каких нечеловеческих условиях меня воспитывали. Ну… ну, мне 4 года там, 5 лет. С мальчикам захотел поиграть. Сейчас. А раз расплакался, так ещё пуще прежнего надо наказывать. Что это за будущий генерал, офицер, который чуть что в слёзы? Ну, печальная, в общем, история. Это, по-моему, Адлерберг был. Да. Да, будем потом рассказывать про его соратников. Владимир Адлерберг, с которым он познакомился. И, наверное, раз ему разрешили потом поиграть, и так это потом Николаю I запало, что… Тоже вот специфика этих всех деспотов – личное доверие. Да? Вот раз я его с детства знаю или там со школы, со студенческих лет, вот пусть он и будет у меня министром. Не какой-то квалифицированный, образованный, ну, хотя бы честный человек. А даже если Адлерберг – жулик, шельма, вор. Ну, что ж поделать? Друг детства. И вот мы как будто никуда от этого и не делись.
В. Дымарский
―
Я… Ну, да, да, да.
М. Кузахметов
―
Ну, про Ламздорфа там… Ну, патриоты припоминают, конечно же, опять всё это вот немчура. Он же хоть и Матвей, но по рождению-то Матиас. Вот.
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
А с другой стороны куда им было от немцев прибалтийских деться? Мы же рассказывали. И вот точно также впоследствии женился же Николай I да и Николай II опять на немецких принцессах. Ну, в общем, приближаемся там постепенно…
В. Дымарский
―
Ну, там… Нет, там просто одно замечание хотел сделать. Там все-таки Мария Федоровна – да? – вот вдовствующая императрица, она играла какую-то роль. Она…
М. Кузахметов
―
Она играла очень серьёзную роль…
В. Дымарский
―
Да. Она занималась…
М. Кузахметов
―
… тоже как женщина деспотичная…
В. Дымарский
―
И она как раз… и она как раз пыталась разнообразить его упражнения не только военными, чтобы…
М. Кузахметов
―
Так ничего и не получилось, потому что она тоже считала порядок, дисциплина. Просто поменьше вот…
В. Дымарский
―
Поменьше…
М. Кузахметов
―
… дисциплины… Не дисциплины, а шагистики.
В. Дымарский
―
Муштры. Да.
М. Кузахметов
―
А давайте ему там ещё что-то преподавать, хоть немножечко там гуманитарного. Но ничего не получалось. Тут же еще такой тоже забавный парадокс, что жена Ламздорфа была родной сестрой жены Лагарпа. Казалось бы, мы Лагарпа приводим в пример как такого вольтерьянца. Швейцарец, который как-то внушил хотя бы юному Александру I всю пользу Конституции. Потом Александр I, ещё раз напомним, заставил Бурбонов во Франции признать Конституцию, даровал Конституцию Финляндии, Польши. В России, правда, ничего не сделал. И всё это, ну, явно не обошлось без влияния Лагарпа. А вот такая вроде бы родственная связь Ламздорфа с Лагарпом через жен никак не пригодилась. Нет, всё зло от этих вот лишних знаний, об этих всех революций, от вольтерьянства. Вот стой на посту. Вот это да, достойное занятие для мужчины. А через это дисциплина, порядок. А просто больше работать надо, если тебе не хватает на жизнь. А ты больше работай. И потом так Николай I себя в пример и приводил. Я по 20 часов в сутки работаю.
В. Дымарский
―
То есть он совсем юношей же – да? – перенес… вернее, не перенес, конечно, а прожил Отечественную войну 12-го года?
М. Кузахметов
―
Да, вот он был одержим. Но…
В. Дымарский
―
Сколько ему? 16 лет? 17?
М. Кузахметов
―
Да, ему было, когда началось всё, все драматические события, ну, под… потенциально как вот Петя Ростов – да? – уже мог бы напроситься, прибавив себе 2 года…
В. Дымарский
―
… Петя Ростов. Подождите-ка. Кто ж там бывал-то из декабристов, кстати…
М. Кузахметов
―
Но мог юношей попасть.
В. Дымарский
―
… Муравьев-Апостол совсем был…
М. Кузахметов
―
Мог.
В. Дымарский: … 16
―
летним, по-моему, тоже…
М. Кузахметов
―
Ну, или как там про сыновей Раевского немножко там более мифологизировано.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
Ну, там в 11 лет – да? – там мог оказаться потенциально. И рвались. Ну, ещё мальчики там с трудом понимают. Это же вся романтика-то кажется, сейчас мы все в конную атаку… Тут-то спасибо Льву Толстому, там он всё правильно про Петю Ростова. 1-я атака и нелепая смерть. Глупая и бессмысленная. Весь романтизм исчез вместе с юным Петей Ростовым. Но тут старший брат, в общем, всё это… всему этому…
В. Дымарский
―
Александр…
М. Кузахметов
―
… препятствовал Александр I.
В. Дымарский
―
Он не пускал братьев…
М. Кузахметов
―
Не пускал. И такая дисциплина, что вот Николай I не сбежал на фронт там в армию в действующую. Но просился. А потом…
В. Дымарский
―
Константин тоже не… не был.
М. Кузахметов
―
Не, Константин как раз-таки… Ну, Константин еще с Суворовым воевал. Не…
В. Дымарский
―
Ну, да…
М. Кузахметов
―
Константин там в гвардии командовал. Просто как… не пригодился как самостоятельный и способный, талантливый командир.
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
Который готов принимать какие-то решения. То есть он вроде бы решительный. Там вообще трудно кого-то из них упрекнуть. Еще раз напомним, что прятался, скрывался и Александр I рисковал. И потом впоследствии Николай I тоже рисовал, бывал там вот… в действующей армии, когда реально идёт война. Это только Сталин прятался, в бункере отсиживался. И все картины, где он там на линии фронта, всё вранье и миф. Нет, эти люди… Ну, тогда было по-другому невозможно. Если уж ты оказался там при Аустерлице, ну, вот давай выезжай там на холм, чтоб все тебя видели. А если прилетит ядро, ну, что ж поделать? Такая судьба. Да, там можешь сгорать от ужаса, можешь там даже, как потом зло и говорили там, что рыдал там и сбежал со сражения, но… но потом снова возвращался опять-таки, ну, если не буквально на линию фронта, то где-то вот вблизи действующей армии. До такой степени не… ну, невозможно было скрыться. Ну, так вот и Николай I искренне рвался, особенно в юности. И ему… Да, вот уже в 14- году наконец-таки Александр I дозволил отправиться, ну, тогда уже заграничные походы, мы подробно рассказывали, вот уже Париж наш, там прекрасная история. И вот наконец-то вот ему дозволили прибыть к действующей армии, к своему старшему брату Александру в Париж там, чтобы вот приобщиться как будто бы немножко к этой вот великой победе. И там есть любопытный эпизод, потому что он достаточно долго вообще-то ехал к Парижу. Там опять-таки грешат на Ламздорфа, который нарочито очень медленно их вёз. И по пути, кстати, увидел свою будущую невесту Шарлотту Прусскую, дочь прусского короля. Кстати, это, по-моему, единственный… Это, по-моему, первый раз, когда не какая-нибудь там заштатная принцесса Ангальт-Цербстская, непонятно какая, а уже дочь самого короля хоть и прусского, но тем не менее. Ну, так вот там была любопытная… Он застал боевые действия, но не в саком Париже, не взятие Парижа, а была осада крепости Гюнинген. Знаменитая чем? Что… Это 100 дней. Потому, что пока совещались, как мы рассказывали, в 14-м году союзники чуть не перессорились…
В. Дымарский
―
Ну, да.М. КУЗАХМЕТОВ Наполеон сбежал.
В. Дымарский
―
Наполеон сбежал. И заново всё.
М. Кузахметов
―
И вот тут оказался генерал Барбанегр, который, кстати, тоже был в России в 812-м году. Я вот за Наполеона. И вот доверьте мне, император, любое дело. Вот доверяю тебе защищать крепость Гюнинген до последней капли крови. И там крепость полуразрушенная после предыдущих штурмов. Лучшие части с Наполеоном. Почти какой-то сброд в гарнизоне. И так решительно занялся Барбанегр защитой того, что ему доверил император Наполеон I, что уже и 100 дней завершились, уже и Наполеон капитулировал…
В. Дымарский
―
А он же был…
М. Кузахметов
―
А он… Да. А он ещё почти 2 месяца после того, как его уже всё, вот ему документы доставили…
В. Дымарский
―
… партизаны, которые продолжали…
М. Кузахметов
―
… нет, и всё. У меня был приказ императора. Вот я… Я буду защищаться до последнего. И история невероятная тем, что когда у него кончились все припасы, и уже нечего было есть, и ничем отстреливаться, а штурмы все отбил, так вот он выторговал, что я капитулирую, но чтоб вот я и мои солдаты просто опять вернулись в действующую французскую армию. И пришлось даже устроить над ним там процесс и трибунал, который его, конечно, оправдал. Человек выполнял свой присягу. Так вот в дни осады этой крепости австрийцами там и оказался Николай I. Если он все эти подробности знал, то, ну, должен был, наверное, впечатлиться. Он же тоже о чём-то подобном явно в юношестве мечтал. Вот я, мол, вот… Вот это вот судьба! Вот это генерал! Хоть и вражеский, хоть и французский. Мне бы таких генералов там в нашу армию. Ну, в общем, вот этот эпизод, он в 14-м году застал там косвенно. Там грохочут пушки. Ну, это рядом с Базелем крепость. По-французски она немножко… по-моему Юненг называется. Городок сейчас на территории Франции. Ну, погранично со Швейцарией. Вот. А потом Париж там. Ну, и опять-таки они же все дисциплинированные, соответственно, что ему старший брат скажет, то Николай I послушно и делал. Вот она настоящая дисциплина.Я бы остановился коротко на его преподавателях, потому что, ну, как Вы упомянули там, матушка как-то заботилась. Тут история невероятная. Мы же когда-то рассказывали, какие были преподаватели, например, у Петра I. Дьяк – да? – там. Налил там…
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
… водки, вина там мальчику. Мальчику нравится. И заниматься особенно не надо. Или потом Петр I находил там своему сыну учителя, а сын за несколько лет или внук там толком читать не научился, зато пристрастился выпивать. Как вот Петр II, например. Тут всё не так. Тут прекрасные люди, образованные, знающие, гуманитарии. И… и ничем не пригодилось. Причём… Ну, как в своей отрасли это даже не просто педагоги, а выдающиеся ученые. Вот, например, там Фёдор Аделунг, он там Фридрих, хоть и немец. Это историк вообще выдающийся для отечественной истории, сделавший много полезного, несмотря на то, что он урождённый немец из Штеттина. Ну, вот он приехал в Россию и реально занимался исторической наукой как? По первоисточникам. Находить старинные документы, изучать их. Это тоже вот как-то невероятно выглядит, что это ж он ввёл в оборот документы, связанные с книгами Сигизмунда Герберштейна, там подробнейше были составлены записки о Московии о ХVI веке ещё. Ну, там у нас, правда, патриоты не очень любит Герберштейна. Это ж он там злодейства всякие писал про Ивана III там и не очень-то ласково отзывался, но Герберштейн тем не менее не просто слухи какие-то пересказывал, а вот так прямо и писал: я вот не то, чтобы на слово кому-то верю, я должен перепроверить эти сведения. То тоже действовал как настоящий историк. И потом проходит 300 лет. и ещё один немец Аделунг вводит всё это как серьезный источник по русской истории ХVI века, например. Да? Спасибо ему. И вот этот человек преподает историю кому? Николаю I.
В. Дымарский
―
Но он не любит же все эти…
М. Кузахметов
―
Да не любил он гуманитарные науки. И потом ему Карамзин понравился, который ему рассказал, главное что? Самодержавие и народность. Главное – вообще ничего не менять. И вот этот историк, конечно, Николаю I позднее уже и понравился. Ну, ладно. Хорошо. Ну, не понравился ему историк. Там еще один выдающийся ученый Василий Кукольник. Кстати, там его… у него и родственники тоже там знамениты. Ну, и просто разносторонний учёный. Но он преподавал правоведение и не только причём Николаю и еще его брату Михаилу. Но ничем не пригодилось. Казалось бы, можно было бы грешить на самого Кукольника, ну, вот не… не смог вот свои учёные знания передать Николаю I. Но позднее Кукольник был педагогом у Николая Гоголя. То есть, значит, кому-то знания его приходились. Это скорее…
В. Дымарский
―
Кому-то пригодились.
М. Кузахметов
―
… Николай I оказался таким вот скучным человеком, которому всё это было ни к чему. Вот зачем всё это? А давайте ружейные приёмы лучше отрабатывать. И потом так ловко там отрабатывал всякие приемы при смене караула! Как там кто-то восторгался, даже не всякий ефрейтор может вот так вот, который 10 лет обучался. как наш вот государь-император. Ну, вот что поделать? Кукольник потом уже в Нежине расцвел. Или ещё один выдающийся тоже ученый – это Андрей Шторх. Это экономист выдающийся, который там теорию… Ну, он труды в основном писал по экономике. И их даже не переводили на русский язык, потому что вот человек пишет экономический труд и рассказывает, вот здесь так, здесь так, а вот в России экономика вся основана на рабском труде, а, конечно, никакого развития без свободного предпринимательства не получится. Ну, как такой труд на русский язык переводить? А тем не менее и этот человек преподавал Николаю I экономику, но, судя по всем поступкам Николая I, ничего не пригодилось.
В. Дымарский
―
Знаете как? Вот это вот я нашёл такую цитату королевы Виктории, которая знала всё об императоре Николае I, вот его… ее цитата: «Ум его не обработан, воспитание его было небрежно».
М. Кузахметов
―
Ну, опять-таки вернемся в детство, мальчик остался рано без отца, воспитывали его не просто в строгости…
В. Дымарский
―
Небрежно…
М. Кузахметов
―
… а в жестокости. Да и сам он гуманитарные науки разлюбил. Я бы так не демонизировал всё сплошь, связанное с преподаванием, но в том числе и его личные какие-то особенности. А он при этом был, между прочим, – да? – вот чтоб описать его внешне, это не то, чтобы какой-то там… Как там говорили про Петра III? Так себе император. Какой-то невысокий, неказистый. А это там почти двухметровый мужчина, который сразу над всеми возвышается. С прямой спиной. Почти Пётр I, который, кстати, больше сутулился. То есть такой видный мужчина. Такого не стыдно где-то показать. А потом действительно вот он приезжает куда-то за границу и всех пугает своими представлениями. Он же тоже в Англию-то ездил. Только если его… ему там чего и было любопытно… Он же в Англии оказался еще по… еще до воцарения. То есть вот казалось бы, сколько он полезного мог бы извлечь. Ну, там всё, что связано было с Конституцией его совершенно не заинтересовало. Вот ещё был молод, а уже говорил: не, ну, какая там? Да они ж вообще о своем государе не уважительно. Они ж карикатуры на… на короля на своего рисуют. Да как такое допустить?! Нет, это исключено. Железная дорога – да, это мне интересно. Механизмы. Вот это всё. Вот к математике он чуть-чуть лучше относился. Математика – наука полезная, потому что там с её помощью фортификацию можно правильно или вот артиллерию правильно рассчитать. А всё остальное, все вот эти ваши…
В. Дымарский
―
При нем железная… при нем железная дорога-то и появилась такая нормальная.
М. Кузахметов
―
Я в таких случаях говорю, что она бы всё равно появилась, ну, при ком угодно. Это как-то странно приписывать большевикам какие-то достижения там в атомной энергетике. Так и как будто бы больше нигде не появилось. Поэтому не будем тут демонизировать. Если бы она впервые в мире появилось бы в России при Николае I, потом англичане бы сюда приезжали бы изучать. Это мы потом дальше будем рассказывать, она появилась только с такой колеей, чтоб только мы по ней и могли ездить. Это все личное решение…
В. Дымарский
―
Ну она до сих пор неидеальная.
М. Кузахметов
―
Да. Поэтому… Ну, доберемся потом до его достижений…
В. Дымарский
―
Доберемся. Доберемся.
М. Кузахметов
―
… которые ему приписывают.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
Потому, что, в общем, гуманитарных наук он не любил, а вот фортификацию уважал. Это, кстати, тоже имело любопытное последствие. Он, например, полюбил на каком-то этапе рисовать, потому что это ж надо чертить, вот рассчитывать правильно там углы оборонительных сооружений. Поэтому, ну, значит и порисовать там могу. Но, казалось бы, хоть что-то человеческое. Да? Но развития, правда, не получила. Мечтал вот он на войну попасть, вот это да, вот это вот действительно настоящая мечта, чтоб посмотреть, как всё это в живую там, лично там руководить какими-нибудь там бомбардировками…
В. Дымарский
―
А он вообще… Он даже краем глаза не видел – да? – военную операцию?
М. Кузахметов
―
Ну, мы уже упомянули, краем глаза-то он видел, как раз вот в районе Базеля осаду крепости…
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
Но ему не было дозволено…
В. Дымарский
―
Ну, это всё… Да.
М. Кузахметов
―
Нет, позднее он приезжала уже на русско-турецкую войну. Он, конечно, в штыковые атаки не водил. В общем, не Петр I, чтоб в полтавскую… как в полтавскую баталию еще там и на коне куда-то поскакать. Нет. И не… не Карл ХII соответственно. Такого личного участия не принимал, но приезжал, как мы уже упоминали. Ну, так вот возвращаясь там к его вот печальному обучению, даже после возвращения из-за границы в 816-м году он ещё раз по настоянию родственников попробовал продолжить обучение, и снова были прекрасные педагоги, но ничего не получилось, в общем. Если вот математику ещё он понимал, фортификацию, военную подготовку, а всё остальное: политология, экономика, философия – нет, это всё нам чуждо, непонятно да и не нужно.
В. Дымарский
―
Вот. И вот такой человек, получив такое образование, начал править страной под названием Россия.
М. Кузахметов
―
Ну, он еще не начал, но…
В. Дымарский
―
Начнет. Начнет. Вот. Об этом уже в будущих передачах. Сейчас мы говорим спасибо. И до встречи через неделю!
М. Кузахметов
―
До свидания!