Сенатская площадь: причины провала - Все так + - 2020-03-07
07.03.2020
Виталий Дымарский
―
Добрый вечер! Программа «Всё так плюс». Мы продолжаем следить за династией Романовых, за тем, как эта династия зарождалась, развивалась, и чем она закончилась, правда, ещё, может, и не закончилась. Дом Романовых существует до сих пор.
Максим Кузахметов
―
Ну, такой декоративный. Карикатурный, скорее, даже.
В. Дымарский
―
Ну, не надо. Вот я бы отказал… отказался от таких слов. Мы ещё не знаем, знаете, до чего… до чего мы доживем. Так вот мы в прошлый раз, кто помнит, мы дошли до декабристов. Декабристы хоть и не правили Россией, но это, конечно, та страница истории России, которую нельзя пропустить. И она, эта страница, напрямую связана со всем нашим многостраничным рассказом о династии Романовых, потому что вот на этом стыке, на стыке между Константином Павловичем, который правил в течение 25 дней, ну, не правил, а считался императором, – да? – и Николаем Павловичем, третьим братом, младшим по отношению, ну, и к Александру, понятно, и к Константину. А вот эта вот передача власти состоялась очень странным образом, что и послужило, собственно говоря, поводом для выступления декабристов. Так вот в прошлый раз мы говорили вообще о зарождении этого движения, ну, можно говорить оппозиционного, – да? – говоря современным языком, состоящего из многих тайных обществ, которые в конце концов образовали 2 тайных общества: Северное и Южное. И они были, собственно говоря, зачинателями и главными инициаторами вот этого всего движения и, самое главное, выступления на Сенатской площади, к которому мы сегодня и подошли.
М. Кузахметов
―
Да. В прошлый раз мы остановились на том, что накануне ключевого дня, выход на сенатскую площадь, заговорщики придумали назначить диктатором, руководителем…
В. Дымарский
―
Сергея Трубецкого.
М. Кузахметов
―
… князя Сергея Трубецкого. Постарше. Авторитетный. И ещё он вроде бы подготовил вполне такое разумный план без всяких вот этих сложных, мы рассказывали, – да? – как мы города будем переименовать, как мы все будем делить на федерацию там, а вот в конкретных текущих условиях он вроде бы всё правильно предусмотрел, надо солдатам сказать, что главное – сокращение срока службы, им это всё понравится, что крестьян мы освободим, а вопрос с землей мы потом будем решать. Тоже правильно это крестьянам понравится. Надо явно какую-то временную диктатуру, не дожидаясь, как там будет милостив ли царь. А собрать надо учредительное собрание. Простите за тавтологию. Созвать учредительное собрание, пусть оно и решает, как жить дальше. В принципе понятный путь. В конце концов нечто подобное в Февральскую революцию так или иначе сработало. И всё было бы ничего, если бы не одно совершенно невероятное обстоятельство, потому что в назначенный день Сергей Трубецкой не пришел к своим товарищам, которые собрались на Сенатской площади на пике с тремя тысячами вооружённых людей. То есть всё могло бы быть на их стороне, если бы… А всё с раннего утра же началось. С раннего утра первые молодые офицеры, вдохновленные грядущими переменами, бежали в казармы, собирали своих солдат, выводили их на плац, вели их на Сенатскую площадь, назначенную как центр восстания, и тем не менее всё сразу пошло… Всё пошло не так. Началось всё с того, что Николай I, который, кстати, почти ничего и не знал до последнего дня, пока его не предупредили. Всё знал Александр I о заговорах. Просто ничего не делал. Оставлял без внимания. Ну, вот разрешил Пестеля арестовать. А про Северное общество вообще ничего не предпринял. В курсе был, кстати, многого Милорадович, но тоже ничего не предпринял. По-моему, он вот хотел эту карту как-то по-своему разыграть, но в конце концов и нашел свою смерть на Сенатской…
В. Дымарский
―
Он был вообще противником…
М. Кузахметов
―
… площади.
В. Дымарский
―
Он был противником вообще вот этой вот странной смены…
М. Кузахметов
―
Ну, это он отговорил Николай I, тоже как-то уверял его, нет, так дела не делаются. Вот у нас есть Константин, пусть скажет… пусть приедет и скажет: «Я не согласный быть там царем».
В. Дымарский
―
Ну, да. Всё делать по-другому.
М. Кузахметов
―
А Николай I какой-то внушаемый был. Потом вот проявил решительность и так до конца жизни и был решительным, и тоже ни к чему хорошему не привело.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
А несколько недель тоже был в замешательстве. Мы рассказывали, он же брату Константину писал в Варшаву не то, чтобы подобострастные письма, но такие уважительные, на Вы. Я вот безусловно признаю тебя своим государем, готов тебе во всем повиноваться. А Константин там в ответ пишет, отстаньте от меня все, а то вообще уеду за границу. Сами всё решаете.
В. Дымарский
―
Что он и сделал…
М. Кузахметов
―
Собираются бунтовщики на площади, а Трубецкого нет. Это же вся история затянулась на несколько часов. Мы-то знаем, что действовать надо решительно. Да и они знали с учетом предыдущих переворотов той же Екатерины, той же Елизаветы. Я уже не говорю про убийство Павла I. Убили там и всё. И давай сразу к следующему, к Александру I. Да здравствует новый государь. Ну, в крайнем случае с Петром III… чуть позже убили. Но он уже был не в Петербурге, соответственно на что он там мог повлиять? А здесь невероятная вот эта история. Сначала, как мы рассказывали, 3 недели практически власть не могла определиться, кто же теперь следующий. Невероятное это междуцарствие. А вот заговорщики уже собрались, а тоже ничего не предпринимают. Ну, они там потом друг на друга всё валили, что это, мол, Каховский виноват, который обещал пойти и убить Николая I, пристрелить просто. Потом передумал. Зачем-то пристрелил Милорадовича, что ничего не решало.
В. Дымарский
―
Кстати… Кстати говоря, Николай, насколько я помню, тоже был очень удивлен всей этой ситуацией. Он был готов к тому, что его убьют.
М. Кузахметов
―
Ну, потом говорил там…
В. Дымарский
―
Он потом говорил, что вообще у него никаких средств…
М. Кузахметов
―
Вообще невероятно. Они же во дворец должны были сразу идти. Ну, 3 тысячи человек входят во дворец…
В. Дымарский
―
… средств защиты никаких…
М. Кузахметов
―
… арестовывают. Там была бы растерянность, замешательство. Да все эти высшие сановники первые побежали бы там к Трубецкому говорить, я всегда был… Я всегда был за Конституцию. Еще вот в этих традициях векового рабства, к несчастью. Ну, так вот я уже упоминал там, что план Трубецкого же был, в чём ещё важен? Не допустить присяги сенаторов. А Николай I умудрился рано утром провести присягу, причём так, что к моменту, когда первые части декабристов стали со… стали собираться на Сенатскую площадь, так сенаторы уже по домам разъехались. А ещё и многие высшие офицеры тоже уже присягу принесли. В общем, с самого начала всё стало рушиться. Что-то пошло не так.
В. Дымарский
―
Что-то пошло не так.
М. Кузахметов
―
А опять-таки это же люди – дворяне. Один дворянин другому говорит: «Я же присягу уже принес». И всё. А как дальше жить? Что ты ему скажешь? Они… Мы же сами как будто бы были против переприсяги. А что делать? Тупик. Ну, либо должен быть решительный руководитель, который всё равно говорит: «Ничего не знаю. Идём в Зимний дворец». Тем более Николай I вот он рядом. Это Николай I позже спохватился, даже отдал распоряжение подготовить лошадей, там коляску, чтобы если что умчаться из этого Петербурга, чем, кстати, наверное, обрек бы себя уже на поражение опять-таки, как мы знаем. Но противостояние затянулось на много часов. И к тому моменту, когда заговорщики уже наконец-то определились с новым диктатором, ну, было поздно. Я не хочу подробно останавливаться на всех… на всех этих событиях. Вот порекомендую журнал «Дилетант», январский номер. Там с цифрами, со схемами, кто, где был, потому что хоть и было невероятно много бунтовщиков на площади, но они всё подходили, кто-то там пробивался к своим. В общем, уже после полудня их собралось около 3-х тысяч человек. Но в тоже время даже пока Николай I был в замешательстве, были люди всё равно настроены решительно на стороне Николая будущего I, ну, Николая I, которые тоже проводили свои полки гвардии, объясняя солдатам так: там мятежники какие-то против царя на святое замахнулись, выходим, окружаем их… Ну, реально окружили. И людей верных царю легко набралось 12 тысяч человек. Ну, там всё в принципе зависело от командиров. Солдаты, несмотря на то, что даже среди солдат было достаточно много дворян, ну, в основном молодых, бедных, мелкопоместных, потому что если богатый, он бы так для вида только проходил бы солдатскую службу, как мы благодаря Пушкину всё знаем, – да? – а сразу бы выходил в офицеры. Если уж ты оказался среди солдат, значит, ты… совсем денег в вашей семье нет. В казармах приходится дожидаться офицерского чина. Либо просто это крепкие здоровые крестьяне, которые взяли в гвардию, потому что они хороши собой, высокого роста, здоровьем отличаются. Ну, вот таким людям, что можно было сказать? Либо как Трубецкой предлагал, что срок службы сокращается, либо что сейчас мятежников разгоним, и будет нам царская милость какая-нибудь. Ну, так вот поначалу пока Николай II был нерешителен, вот одним из первых какую-то инициативу удивительную решил проявить как раз-таки Милорадович, который, как я считал, ну, наверное, разыграл свою карту. Сейчас вот я… Сейчас выйду на коне. Вот выйду к заговорщикам к этим, всё им объясню. Тем более что средь них никакого единства нет. Вот они уже несколько часов нерешительно действуют. Мне и царь будет благодарен…
В. Дымарский
―
Ну, да, спасуться…
М. Кузахметов
―
Ну, так или иначе да, я буду спасителем царя, раз вот разгоню их всех, ну, смогу убедить их разойтись. Да ещё и потом за заговорщиков смогу замолвить слово, они тоже будет на моей стороне. А я стану 2-м человеком при Николае I, который вот только начал царствовать, ему ж нужны надежные, верные люди. Там, кстати, Николай I же… Это правда. Он практически полностью поменял, как бы сейчас мы сказали, всю прежнюю администрацию.
В. Дымарский
―
Ближнее окружение.
М. Кузахметов
―
Случилось невероятное. Каким бы ни был смелым и решительным Милорадович, его пристрелил Каховский, который ходил с пистолетами, как рассказывали другие декабристы, с утра и всё не знал, кого пристрелить. Ну, что-то Николая I не решился, хотя тоже имел такую возможность. А вот, видите ли, Милорадовича, который был рядом, ну, практически безоружный да ещё и в спину пристрелил. Ну, там полулегенда, ну, такая красивая, не могу не рассказать, потому что Милорадович был не убит, а смертельно ранен. И когда вот он из последних сил там спрашивает, пулю-то извлекли: «А пуля-то какая?», ему говорят: «Она не из ружья пуля. Это пистолетная», и он с улыбкой на лице перед смертью говорит: «Как я рад, что это вот не солдаты». Ну, офицеры-то… Что от них ждать? А вот не солдатская пуля. А я же там боевой командир. Сколько сражений я прошел и погиб вот всё-таки не от тех людей, не от солдатушек-ребятушек, о которых заботился. Ну, немножко такая вся эта полулегендарная история. А надо опять-таки что-то делать дальше. Ещё раз повторюсь, Николай I достаточно долго вот был нерешительным, несмотря на то, что его накануне предупредили о заговоре. Кстати, еще одним из людей, который его предупредил… Это вот тоже что любопытно, я тут говорил про Якова Ростовцева, который очень своеобразно предупредил и царя, и заговорщиков. А ещё одним человеком, который доложил о заговоре был Иван Дибич. Мы про него уже не раз упоминали, он по происхождению немец. Имя-то при рождении Ханс-Карл. Это опять-таки про заговор, ниточки которого тянутся за границу. Да ничего подобного. Царя предупреждает о заговорщиках то англичанин, то немец. Где же вот эти вот инструкторы-то из вашингтонского обкома? Всё, конечно…
В. Дымарский
―
Они… они в другом месте силят.
М. Кузахметов
―
… сплошная… сплошная мифология. Поехал увещевать заговорщиков ещё один генерал. Ну, там все боевые генералы. Я даже не повторяю это. Ни одного внятного штабного среди них не было. Они все бывали на сражениях, на полях сражений, что декабристы, что люди, которые оказались… остались верными царю. Просто он не такой раскрученный почему-то персонаж. Это генерал Стюрлер, которого тоже убили. Тоже выстрелили, там штыками его закололи. Ужасная тоже нелепая смерть. Пришли в числе прочего увещевать заговорщиков митрополиты, потому что кроме Петербургского… Сенат же рядом. А Сенат – это министерство по делам религии. Да? Туда митрополит как… как на работу должен приходить. Так еще оказался в Петербурге Киевский митрополит. Ну, как будто вот выйдет он там с крестом, тут все падут на колени. Ну, тоже не сработало. Ну, якобы там. Это уже больше история популярная из советских учебников, что солдаты там, картина такая целая есть, хохоча, митрополитов прогоняют. Вы уж там два раза перепресягали. Кто ж вы такие-то? Вам что одному царю, что другому царю… Голову там не морочьте и… И прогнали их всех. Еще один вот эпизод в этой во всей истории многочасовой, пока никто не начал реально стрелять, потому что вроде бы там была конная атака на… Вроде бы она была конная атака на солдат-мятежников, построившихся в каре. Ну, это всё были опытные люди, профессионалы, они легко отбили кавалерийскую атаку. И если нет артиллерийского огня, то вот взломать ощетинившийся штыками каре, да ещё если у солдат заряженные ружья, очень сложно, особенно если они профессионалы. Так вот эта история любопытна чем? Ну, я думаю, практически все наши радиослушатели или… или еще в 70-е годы, или позднее видели фильм «Звезда пленительного счастья»…
В. Дымарский
―
Конечно. Это…
М. Кузахметов
―
Яркий…
В. Дымарский
―
Это главный учебник…
М. Кузхаметов
―
… красочный, красивый фильм…
В. Дымарский
―
… учебник по декабризму.
М. Кузахметов
―
… где всё не так. Ну, почти всё. Там же сквозная история – это история любви поручика Анненкова, которого играет красавец Костолевский. Почему-то не Бурков, не Шукшин. Ну, ладно, Шукшин уже умер. Ну, не Евгений Леонов, не… ни Николай… не… ни его… не Николай… Не Юрий Никулин. Много ж других хороших актёров. Почему-то Костолевский его играет. Ну, там красивая…
В. Дымарский
―
Ну, он должен…
М. Кузахметов
―
… история, Гёбль, пришлось же вести. Только поручик Анненков во время событий хоть и был на Сенатской площади, но все эти долгие часы, будучи кавалергардом, стоял на другой стороне. Он находился среди людей, оставшихся верными Николаю I, и ничем себя не выдал. Выдали его другие его товарищи, что он тоже входил в сообщество декабристов. Только тогда он попал в ссылку. А вот за много часов ничего он там не предпринял, не пошёл там… не перешел к товарищам к своим, декабристам, не… не покушался на Николая I. Такая вот метаморфоза. А смотришь фильм, а там такой вот он гордый, смелый. На наследство матушки такой же вот самодур не претендует. Абсолютно художественный, но красивый вымысел. Ну, там…
В. Дымарский
―
Слушайте, ну, мы же говорили в прошлом… в прошлой нашей программе о том, что большевики, советская власть были заинтересованы в романтизации…
М. Кузахметов
―
Да, да. Романтизации.
В. Дымарский
―
Да? И, по-моему, восхвалении декабристов. Поэтому и фильм… Фильм, кстати говоря, очень хороший…
М. Кузахметов
―
Он красивый. Прекрасная актерская игра.
В. Дымарский
―
Да. Если не брать…
М. Кузахметов
―
Музыка. «Кавалергарда век не долог».
В. Дымарский
―
… соотношение правды и вымысла. Да?
М. Кузахметов
―
Ну, только…
В. Дымарский
―
Но…
М. Кузахметов
―
Но там еще Дюма… Дюма постарался. Это же «Учитель фехтования». Да?
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
Всё это прекрасная, яркая тоже книга. Просто не имеет отношения к реальным событиям. И если не знать, что поручик Анненков на Сенатской площади на чьей стороне был, то так всё и кажется по фильму, вот красавцы-гордецы, несправедливая судьба. Трубецкой всех подвел. А Трубецкого Баталов играет. Тоже, ну, какой вот обаятельный человек. Тоже почему-то не Евгений Леонов и не Юрий Никулин. Почему? Я уже упоминал, что пытались образумить и… Ну, ничего не получилось. Убили Милорадовича и Николая Стюрлера. Каховский, кстати. Там, кстати, приезжал к бунтовщикам, правда, не так уже не… непосредственно в их ряды… Милорадович-то просто внутрь каре въехал там. Ведь времена-то, кстати, какие были? 4-й из Романовых, братьев Павловичей, Михаил тоже приезжал, пытался как-то подействовать. Он же был в походах. Он же был когда-то и с Суворовым как Константин. Он же был в заграничных походах, непосредственно в боях, сражениях…
В. Дымарский
―
… тельно офицеры…
М. Кузахметов
―
Многих лично знал. И они его знали. Ну, вот тоже не подействовало. Красноречия, может быть, не хватило. А, может быть, там влияния офицеров. Ну, правда, Грибоедов до этого посмеивался, и в чём-то тоже оказался прав, когда ему говорили там о потенциальном мятеже. Николай I, кстати, вот фактически личной властью освободил Грибоедова от ответственности, хотя тот, ну, как минимум за недоносительство мог бы быть осужден. Но если ему донесли, что Грибоедов где-то говорил там в кругу друзей, да всё это ерунда, ничего не получится. 100 подпоручиков хотят изменить Россию? Немыслимо. Авантюра. И был прав. И, наверное, Николаю I это понравилось, если донесли, потому что на Грибоедове никак не отразилось. А мы уже упоминали, что Пестель вроде бы тоже был арестован до мятежа, но это не спасло его от казни. Там всё вот решал лично Николай I, в том числе и кто, как себя вёл. Так вот там на площади стали собираться любопытные. И этих людей там собралось несколько десятков тысяч. Вообще вот среди жертв итоговых – да? – несчастных, которые там нашли свою смерть, большинство – это же горожане, обыватели.
В. Дымарский
―
Зева… Зеваки просто.
М. Кузахметов
―
Ну, как бы мы сказали, зеваки. И тоже вот… ну, как сейчас вот мы рассуждаем? Если бы…
В. Дымарский
―
Если посмотреть, а не участвовать.
М. Кузахметов
―
Просто посмотреть. Да.
В. Дымарский
―
А не участвовать.
М. Кузахметов
―
Красивое шоу. А мы не раз упоминали, в те годы любая публичная казнь… А в России давным-давно не было публичных казней. Это же яркое зрелище. Места на балконах за бешеные деньги покупали. С удовольствием приходили посмотреть. Тем более что, ну, кого казнят? Преступника или бунтовщика. Это в фильмах немножко иначе всё сейчас выглядит уже. Ну, так вот. Эти люди пришли тоже посмотреть, ну, как на шоу. И как бы, может, где-то из толпы что-то и выкрикивали, но в реальности чтобы вот началось какое-то братание, чтоб вот какие-то горожане стали подходить к декабристам, да мы целиком на вашей стороне, да пора кончать уже с этим самодержавием. Ну, вот правда. Тысячи людей. Мало ли как бы всё обернулось, но ничего подобного не происходило. Ну, во-первых, были оцеплены сами бунтовщики вторым более крупным кольцом. А, во-вторых, опять-таки в ту эпоху против царя… Это такое преступление! Просто вот на шоу интересно посмотреть, чем всё закончится, кто, кого. И тут вот решающую роль на определенном этапе сыграл не Николай I. Он был в какой-то степени решителен. Он прибыл. Он не спрятался. Не не знал просто, что делать. И стрелять страшно, никому не хочет… Это 1-й день его царствования вообще-то.
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
Да. Никому не хочется начинать…
В. Дымарский
―
С этого начинать.
М. Кузахметов
―
… с кровищи. Это, наверное, Сталин бы расхохотался или Иван Грозный. Да сразу надо было всех их там резать, вешать, убивать. Виселицами там до Москвы всю дорогу уставить. Ну, так вот там сыграл своеобразную роль Иван Сухозанет, командующий гвардейской артиллерией, который практически по собственной инициативе не просто привел верные части, – да? – оставшиеся верными царю, а ещё и притащил несколько десятков пушек и говорил Николаю I: «Хватит ждать. Пока мы не разгоним всех этих мятежников картечью в упор, ждать хорошего не придется». Тем более темнеет, мало ли там как, что обернется. Мало ли, как вот эта чернь, собравшаяся, себя поведет. Давайте ждать не будем. Там просто тоже вот яркий эпизод какой? У нас же в Петербурге союз журналистов находится в особняке, Вы там были…
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
… на Невском проспекте. А это… Да, красивый особняк. Это и есть Ивана Сухозанета. То есть мы вот когда собираемся на свои профессиональные мероприятия, мы собираемся в особняке человека, который погубил все свободы, в том числе и личные, решительностью и инициативой.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузхаметов
―
Ну, вот никаких свобод до сих пор и нет. И Сухозанет, конечно, и повлиял на Николая I, что пора стрелять и открывать огонь.
В. Дымарский
―
Ну, давайте мы на этом сейчас остановимся, выслушаем новости, а потом опять вернёмся почти на 200 лет назад в декабрь 25-го года.**********
В. Дымарский
―
Ещё раз добрый вечер! И мы продолжаем наш рассказ о декабристах. Остановились мы… Ну, как остановились? Уже с самого… само восстание фактически остановилось. Да? Ну, вот мы как раз говорим про восстание на Сенатской площади. Декабрь 25-го года.
М. Кузхаметов
―
Да, мы остались на том, что всё-таки Николай I под влиянием Ивана Сухозанета, командовавшего гвардейской артиллерией, решился наконец-таки через много часов отдать приказ открыть огонь по мятежникам, несговорчивым. По-хорошему расходиться не хотят. Смеркается. Это же Петербург. Север. В декабре самые короткие дни, самые длинные ночи. Там в 4 часа дня уже…
В. Дымарский
―
Всё.
М. Кузахметов
―
… смеркается. Надо что-то делать. Но опять-таки отдадим должное, первый выстрел был холостым. Не подействовало. Ну, там тоже, вот забегая вперёд, никто не верил из мятежников, декабристов, что вот реально может дойти до серьезного кровопролития. Тем более вот пристрелили Милорадовича, а ничего не происходит. Еще несколько часов проходит мятежа. Не то, чтобы там всё, это началась какая-то перестрелка, штыковые атаки, там какое-то кровавое месиво. Ничего не происходит. И они были абсолютно многие уверены, что, ну, уж смертной-то казни не будет. Ну, как-то там родня, все друг друга знаем. Не ожидали они всех этих последствий. Ну, вот пальнули там для острастки. Тем более они к тому моменту уже выбрали себе нового диктатора. Тот говорит нет, стоим и всё. Пусть принимают наши условия. Мы же за правое дело. Мы же за народ. Мы же за Конституцию в конце-то концов. А кто нам такой Николай I? Мы ему не присягали. Наша совесть чиста. Второй выстрел был уже картечью, но тоже поверх голов. Правда, там попало уже в ни в чем не повинных людей, в зрителей, которые и стали главными жертвами. А вот третий залп был уже непосредственно в каре выстроившихся мятежников. И он, конечно же, произвел чудовищный эффект. Когда рядом с нами начинают падать товарищи просто беспомощно. Ну, то есть картечь – это множество мелких, грубо говоря, пулек. Не ядро. Да? Там из пушек стреляют да ещё с короткого расстояния, это всё, каждый выстрел там – десятки людей убитых там или покалеченных. Ну, пытались там командиры дать приказ там стрелять там по артиллеристам. Но уже было поздно. Либо надо было раньше делать. Тоже переходить в штыковую атаку, захватывать орудия. Орудий-то у декабристов не было там. Тоже, может, там свою роковую роль сыграла артиллерия, тоже ж иногда творит чудеса, как Наполеон нас научил. В общем, они дрогнули. Конечно же, началось массовое бегство. Ближайшее, к чему они могли бежать, потому что были перекрыты улицы все вокруг, там, правда, мост был… Тогда еще не было стационарных мостов через Неву. Был наплавной по льду. Он действующий. Там, правда, тоже были части, кстати, вперемежку частично за декабристов, частично против. Но они бросились к Неве. Бросились на лед. Пытались там офицеры как-то вдохновить солдат, надо идти к крепости, её захватывать, а тоже, может, раньше надо было делать, ну, к в Петропавловской…
В. Дымарский
―
К Петропавловской.
М. Кузахметов
―
… соответственно. Она там существенно дальше. Но там Сухозанет решительно действует, продолжает стрелять в числе прочего. Нева же очень широкая. Да ещё там не идеально ровный лёд, как правило. А это же движение реки, там груды. Их не так просто преодолеть. Ядра разбивают этот лед. Кто-то начинает тонуть. И так уже среди них много раненых. И здесь… Ну, то есть всё там, восставшие обречены. Кто успеет там разбежаться, спрятаться. Кто там находит свою смерть. Больше тысячи погибших, кстати, было. И из них подавляющее большинство – это вот просто, ну, как тогда и писали, чернь. Не люди. Чернь среди погибших. Да ещё там не церемонясь… Это Николай I распорядился поскорее… Опять-таки это ж русская история? Классическая, российская. Чтобы было всё… видимость благополучия. Значит, к утру, чтоб трупов нигде не было. И начинают лихорадочно, как с этими трупами разбираться? Там же никого не опознания. Ничего. Под лед по-быстрому там запихивать всех этих несчастных людей: детей, женщин. Какие-то списки составили. Ну, так. Ужасная, в общем, вся эта драма. Ну, так вот я бы упомянул какой яркий эпизод, который там у Лескова впоследствии в книге упомянут? Немножко более художественной. Буквально напротив Сенатской площади находится в Петербурге дворец Меньшикова. А там находился 1-й кадетский корпус. Вот я почему это рассказываю? Чтобы если уж снимать фильмы, то не такие странно полупропагандистские, как вот сейчас вот вышел фильм про декабристов, где так или иначе уклон делается на мятежников-заговорщиков, которые замахнулись на святое, на сакральную власть. Вообще не упоминается ни Конституция, ни то, что они там хотели крестьян освободить. А просто вот вредные мятежники. Ну, тоже про фильм, уж простите, упомяну. Странно, когда в картине сразу 50 главных героев. Ну, понятно, что никто не успевает никак не раскрываться, ничего. А вроде снимали профессионалы. А ничего не получилось. Ну, так вот если уж…
В. Дымарский
―
Заказ.
М. Кузахметов
―
… какой-то яркий, красивый эпизод… Заказ тоже там затянулся на много лет. Пока начали снимать как-то…
В. Дымарский
―
Ситуация…
М. Кузахметов
―
Да. Линия партии пошатнулась из одной в другую. Там всё равно всё про самодержавие. Надо же про его нетленность и священность. А мы… Мы! Мы чернь…
В. Дымарский
―
… заговорщиков иностранных.
М. Кузахметов
―
Ну, конечно, там всё… все ниточки тянутся, понятно же. Не может такого быть, чтоб русский человек был против царя. Только заговорщики. Или проплатили. Против самодержавия как может такое быть? Не может. 1-е кадетское училище. И несколько человек раненых там, окровавленных сумели добраться. Смеркается. Поймать всех тоже сложно, невозможно. Темнота. И кто-то из них, как Лесков рассказывал, успел там, оказавшись уже внутри этого первого кадетского училища, обратить на себя внимание кадетов. Ну, это дети по сути, причём там же начинали некоторые обучение свое с четырёх-пяти лет. И вот эти дети, они там пытаются как-то накормить, перевязать раны, позаботиться об этих обо всех раненых. Казалось бы, такой благородный, понятный пример. И дальше вот яркий эпизод. Там как вот Лесков рассказывает, что на следующий день там или через день к начальнику училища Михаилу Перскому является Николай I. Так. Что тут у вас такое было? У вас же тут ужас что?! Вы что тут за мятежников, что ли? А что произошло? Да вот это же вот из вашего училища вот эти заговорщики, как мы теперь знаем, Рылеев там, Бестужев. А ему отвечает начальник училища: а ещё из нашего училища Румянцев, Каменский, Кульнев, Толль – командующие, заслуженные люди. Царь там злиться. Да у вас тут бунтовщиков, говорят, кормили там, спасали. А ему отвечает с достоинством начальник училища, нет, помогали раненым. Мы вот так вот учим кадетов ни врагам, ни инопланетянам, а своим вот русским солдатам, офицерам перевязывали. Там всё равно всё это имело печальные последствия…
В. Дымарский
―
Неаккуратно.
М. Кузахметов
―
… когда уже началась вся эта реакция. И в училищах тоже. И с этими несчастными детьми. Как дисциплину воспитывать? Палками, плетьми. И потом появляются… Как вот из Николая I… Вот за ним и закрепилось Николай Палкин. Не совсем справедливо, но в чём-то вот есть вот зерно истины. Да. Вот дурь выбить из головы. А тут только палками. Это же они какой всегда вывод делали вот, к несчастью, и до сих пор самодержицы? Что с дисциплиной надо построже. Не… не какие-то свободы даровать. Наоборот. Всё от свободы одно зло и вред. Ну, и до сих пор, к несчастью, всё это так и продолжается. Ну, так вот и дальше вся эта история получает в чём драматическое развитие? Аресты-то начались в тот же день. Вот самое, на мой взгляд, печальное и ужасное – это поведение декабристов на следствии. В тот же день были арестованы уже несколько человек. Они же никуда не пытались даже особенно скрыться. Ну, куда? К друзьям, к знакомым. Пока темно, спрятаться, пересидеть, не зная, что делать дальше. А там уже заработала репрессивная…
В. Дымарский
―
… было хорошо…
М. Кузахметов
―
… машина.
В. Дымарский
―
Да. Но эта машина хорошо знала, кого брать.
М. Кузахметов
―
Так все знали. Так… Ну, хорошо. И машина знала, потому что уже были доносы и заговоры. Но то, что происходило дальше с этими лидерами, в первую очередь лидерами восстания декабристов, ну, это невероятно. Трубецкой, будучи арестованным, выдал 70 человек. Там, давайте вот оговоримся сразу, никого не пытали, никого не… Это не НКВД. Это не Иван Грозный. Не дыбы. Не мучительных избиений.
В. Дымарский
―
Но там есть другое объяснение. Врать они не могли.
М. Кузахметов
―
Это не убедительное объяснение, потому что там…
В. Дымарский
―
И все эти 70 человек, там условно 70, 40, 50, это неважно сколько, что они были не против того, они… Они хотели, чтобы их тоже знали как участников вот этого действа.
М. Кузахметов
―
Во-первых, были как минимум 2 человека, один из которых Лунин, никого всё-таки не выдал. Причём он не был на Сенатской площади, а его арестовали, ну, когда вот стали там называть всех подряд, никого не выдал. И Якушкин, который если уж и стал в итоге говорить, то вот реально человека… там вот чью волю реально ломали. Это, кстати, тоже всё несправедливо. В «Звезде пленительного счастья» это всё кричат как будто бы Волконскому: «В кандалы его!», - психический там Николай I, которого Ливанов играет. А вообще всё это относилось к Якушкину, которого нет в фильме «Звезда пленительного счастья». И терпение вот месяцами вот этих унижений и мучений Якушкин там, ну, развязали ему язык. Но как? Он стал называть имена либо тех, кто уже был арестован, либо тех, кто умер – да? – или за границей там скрылся. А Лунин вообще никого не называл. Поэтому нет, тем не менее среди даже вот этих людей все-таки оказались люди, для которых предательство вот было вот именно в таком буквальном понимании, которые могли сказать, да, я заговорщик. Да, меня не было на Сенатской площади, но я тем не менее вот выдавать товарищей не буду. И… и даже вот эти унижения их волю не смогли сломить. А Трубецкой просто вот рекордами стал ставить. Потом, ну, Пестель-то его доставили в Петербург, арестованного, и он же стал рассказывать, ну, там уже про людей из Южного общества. И Рылеев стал называть имена. И ещё… Ну, ладно. Хорошо. Ну, выдал. Ну, хорошо, дворянская честь. Да. Тебя оговорят, а ты не имеешь права врать. Там, ладно, Трубецкой прибавил, но в основном они называли реальные имена. Ну, как минимум всех можно было привлечь за недоносительство. Но дальше же надо было как-то мотивы объяснять, и они начинают друг на друга валить. Это вот, кстати, в советское время не все, конечно, имели доступ к материалам следствия, а оно… они же не совсем-то секретные были. Просто советской власти неудобно было их публиковать. Глубокое разочарование ждало историков, которые начинали заниматься. Мы-то там все… Мы, историки, ждём, что сейчас начну читать, а там всё сплошные герои как вот в фильмах там, которые вот с высоко поднятым подбородком там говорят: «Ничего вам не скажу».
В. Дымарский
―
Но при советской власти…
М. Кузахметов
―
Ничего от меня не услышите.
В. Дымарский
―
При советской власти тема декабристов была практически монополизирована Милицей Нечкиной, историком. Да? И, по-моему, невозможно было ни одну работу опубликовать…
М. Кузахметов
―
Ну, понятно, – да, – что…
В. Дымарский
―
… и всё сделать, чтобы без…
М. Кузахметов
―
Понятно.
В. Дымарский
―
… мимо нее. Она была как бы главной…
М. Кузахметов
―
Что своеобразная цензура. Но кто-то читает…
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
… и все равно разочарован, и там в частных разговорах где-то либо вообще уже не занимается этой всей темой – следствие, потому что печально. То есть не можешь правду рассказать, а как и что говорил без пыток. Ну, ладно, бы на дыбе там. Ладно, там повешанный на крюк. Там любой заговорит и признается, в чём угодно. В том, что Чикаго поджог.
В. Дымарский
―
А здесь не совсем… не имеет не совсем отношение к нашей сегодняшней теме, вообще к разговору. Но там еще одна есть легенда, связанная с декабристами. Это жены.
М. Кузахметов
―
Я бы отдельно рассказал. Там тоже всё сильно мифологизировано. Все-таки это более последующие события. И началось всё…
В. Дымарский
―
Ну, давайте… Давайте здесь…
М. Кузахметов
―
Красиво – да, – давайте закончим пока с декабристами. Я ещё раз вступлюсь вот, два всё-таки хороших человека, – да? – чтоб так упростить, Лунин и Якушкин. Лунин вообще никого не выдал. Был сослан. И в последствии, судя по всему, может быть, даже убит, потому что он и, будучи уже в ссылке, всё равно ни в чём не каялся, вёл якобиц… якобинские разговоры, умудрялся там вот уже в Сибири публиковать там или, ну, там в списках – да? – какие-то свои дерзкие публикации устраивать. В итоге был схвачен вторично уже в ссылке арестованный в тюрьме там умер. Ну, более благополучный Якушкин. Но он хотя бы там, оказавшись в ссылке, много сделал для просвещения. Тоже вот тем не менее не усердствовал там с жалостливыми письмами, потому что печально всё. Там же это длинная история. У многих ссылка затянулась на десятилетия, и писали, и родственники писали и каялись. Ну, вот так, ну, наиболее яркие, ну, вот… Ну… Ну, что заставляло, например, писать письма царю как вот Одоевский. Он, кстати, нам известен как человек, который отвечал Пушкину: «А мы гордимся своей судьбой. А мы в душе смеёмся над царями». «Как славно мы умрем», - там с утра говорил. Это вот публично известно. А как вот он лично царю писал в материалах следствия: о, великодушный монарх, простите мне… Три раза пишет «простите, простите, простите». Всё одного-то считал, что мало. Припадаю и целую стопы ваши, благодетель. Это писал человек Одоевский, про которого в советское время… Вот марка там, например, была. Он там был в списке героев, ну, в основном из-за того, что мог в стихах там красочно ответить. Ну, вот кто его за язык тянул вот до такой степени, чтобы унижаться? Тем более что Николай I оказался человеком, которого было не так-то просто разжалобить. И если кто-то там из декабристов пытался спекулировать, уповаю на вашу благодетель, вот у меня дети. Это не действовало на Николая I. Он мог освободить Грибоедова в силу своих соображений бездетного, а человека с детьми Трубецкого не пожалеть и всё равно на каторгу отправить. Ну, я ещё раз повторюсь, всё-таки были люди, которые вот как Лунин или Якушкин, или другие говорили да, я… я вот признаю, я замышлял… Ну, что им вменяли, кстати, в вину, вот людям… Почему их осудили-то, кстати? Они же не были на Сенатской площади. За то, что они замышляли цареубийство, причем ещё когда-то давно, и на следствии это так или иначе подтверждали. Да, я… Действительно вот были такие разговоры. Да, я вот участвовал в разговорах, что царя надо убить. Не все отнекивались. Вот это было главным преступлением, которое им умудрились вменить в вину, потому что, ещё раз повторюсь, Пестель-то был арестован еще до восстания…
В. Дымарский
―
До…
М. Кузахметов
―
… что не спасло его в итоге от казни. Казнили 5 человек. Тоже не хочу…
В. Дымарский
―
В конечном итоге. Да.
М. Кузахметов
―
… на подробностях останавливаться. Но какой яркий эпизод! Потому, что созданная Николаем I специальная комиссия для борьбы с этими всеми бунтовщиками и преступниками, название мне у нее нравится, «Комиссия для изыскания о злоумышленных обществах». Красиво, да, как? Ну, там особенно искать уже не надо было, как я сказал, там все друг друга выдавали на перегонки. Сотни человек были привлечены. Там, кстати, Николая I потряс этот размах. Он когда назначал следственную комиссию, он уже вообще не знал, кому верить, потому что там получается, что так или иначе все друг с другом знакомы, в заговоре все так или иначе косвенно могли участвовать. Назначишь одного следователя, а он быстро сговариваться, и мало ли там, что тебя ждёт в этом во всём ужасе. Но верно… верноподданнические настроения победили. Там тоже все перед Николаем уже и в следственной комиссии стали выслуживаться. Ну, так вот там комиссия приговорила к смерти больше 30 человек. Причем как? В том числе и через четвертование. Ну, то есть это ужасная смерть, когда по очереди отрубают руки, ноги. Страшные мучения. Хорошо бы еще публично. Но Николай I, он же человек милостивый. Как там вот потом пересказывали всё через посредничество? Государь повелел, чтобы без крови. Это вот значит, что в их понимании повесить соответственно. И это гуманный вариант для Николая I. И повесить не 30. Остальным он тоже милостиво заменил на каторгу. А только вот главным злодеям – повесить. Но унизительно для офицеров, которые хотели, чтобы их расстреляли. А он там как маршал Ней, может быть, еще и командовал бы своим рас…
В. Дымарский
―
Расстрелом.
М. Кузахметов
―
… расстрелом. Да. Как бы всё это красиво, может быть, потом в кино бы выглядело. А все-таки повешение, да ещё и когда тебе этот саван там надевают – не так красиво. Ну, яркий эпизод, что трое сорвались там…
В. Дымарский
―
… что веревки сорвались.
М. Кузахметов
―
Ну, это, кстати, тоже такой устойчивый миф, что вот по традиции их надо было миловать. Это же такой особенный… особенное знамение. Ничего подобного. Еще со времен Петра I в уставе было написано, что казнь производить до самого конца. Ну, мало ли там голову отрубали, а с первого раза там палач промахнулся или там неудачный удар нанес, или расстреливали, а он там всё еще живой, промахнулись там… куда-то попало.
В. Дымарский
―
Там же Пестель красивые слова сказал, – да? – что они даже… даже это не могут сделать.
М. Кузахметов
―
Ну, да, да. Ну, в кино там всё поярче ещё. Ещё раз повторюсь, актёры там… Пороховщиков там, например, играет Пестеля. Что-то не Демьяненко, например. Хотя Демьяненко наверняка мечтал тоже о такой роли. Ну, это всё… Простите нас те, кто разбирается в советском кино, но осуждает, может быть, чтоб всё… всё же должно быть красиво в кино. Ну, там уж слишком гламурно всё получилось. Но фильм яркий. Конечно, его тоже обязательно надо посмотреть, чтоб получить представление хотя бы о том, как в советской… в советскую эпоху всё это выглядело, и, конечно, там целые поколения советских людей так всё и воспринимали, пока вот не стали публиковаться печальные материалы расследования. Председателем, кстати, был назначен военный министр Татищев. А я вот когда упоминал письмо Одоевского «Целую стопы Ваши», он же тоже вот… в чём тоже вот унижение своеобразное. Он писал это, кстати, не царю, и многие письма не царю, а, например, там генералу Чернышову, чтобы… что я-то целиком за… за царя, чтоб царю потом рассказали об этом. А вот он пишет, что целиком на вашей стороне. Мало ли, что ты там царю пишешь? А вот когда ты так через такое посредничество, и за тебя словечко замолвят… Там же масса родни была так или иначе. И, например, одних Муравьёвых осудили, а другого Муравьёва помиловали, и он потом был губернатором да еще и на каких этапах таким оказался державником вот там в западной Белоруссии, там что только русский язык, там никакого католичества. Ну, отдельная история. Там тоже даже в царствование Александра II всё продолжалось. Ну, так вот чтобы завершить эту печальную историю с тем, как, кто и на кого, как… так и назовем, стучал. Осуждено было больше 100 человек. И вот из них только двое вели себя, ну, так как мы можем считать, сравнительно достойно. И… И… И ещё несколько человек так или иначе ещё признавали, что да, я замышлял цареубийство. Ну, готовы были хоть как-то взять вину на себя. А остальные там так угодно… Нет, меня запутали. Да ничего я никогда не замышлял. Там вот, кстати, тоже любопытно про Лунина, как вот могла бы судьба не только его, вся остальная повернуться? Он вообще не просто участвовал в цареубийстве. Он же реально предлагал себя еще давным-давно. Это, кстати, его тоже впечатлило. Тебя арестовали, привозят на допрос, а следствию всё известно. За тебя вообще всё рассказали, кто, когда, кому, чего сказал. Ну, глупо отпираться, с одной стороны если ты дворянин. Так вот он же ещё предлагал убить Наполеона в 1805 году. Еще раз: боевые офицеры. И он предлагал Барклаю-де-Толли, а, может, и Александру I, давайте я поеду как переговорщик. Да? Ну, вот все эти ужасы Аустерлица. Ножом. Да. Выхвачу. Офицеров не обыскивают. Никаких унижений. А я к нему близко подойду и улучу момент, и смогу его пронзить ножом, и всё кончится, вся эта война с Наполеоном. Кстати, такие, может, не буквальные случаи, мало ли где, когда, заговорщик-одиночка… Как вот там Генриха IV Наваррского. И всё меняется, например. И здесь вот… Ну, опять-таки для многих дворян это просто было немыслимо – цареубийство. Они же из-за этого сколько ссорились и враждовали. И поэтому когда предлагал уже позднее, в том числе Лунин убить и Александр I предлагал, ну, говорили нет, это недопустимо. Никакой крови. Нет, мы какой пример там подаем нашим потомкам? Это совершеннейше исключено. Ну, и в итоге там ничего не получилось. Он, кстати, в момент восстания в Польше находился, Лунин. Еще раз повторюсь, очень далеко. И был адъютантом у Константина. И Константину ничего плохого не сделал. А когда его всё-таки арестовали. За что? За разговоры по сути. Да? Он ничего не предпринял. Он не участвовал буквально в заговоре.
В. Дымарский
―
А Константин не пытался его защитить?
М. Кузахметов
―
Нет, Константин тоже не представлял… Ну, наверное, Константин даже побольше, может быть, чего-то знал про заговорщиков, но у него такая была странная история. Он же поляков полюбил. Ну, мы в прошлый раз рассказывали. Судя по всему, действительно не хотел там и в крови это польское восстание подавлять, уклонился всячески, никак не командовал гарнизонами русскими да еще отдал приказ, что вообще будем из Польши отступать. Ну, это уже более поздние события – польское восстание 1830 года. И тоже всё чем кончилось? Отменили полякам Конституцию. А здесь вот в итоге Лунин приговорён к первому разряду. Ну, это после казни… Их же раздели на 12 разрядов. Тоже как следствие ответственно подошло! Больше 100 заседаний провело. Устраивали очные встречи. Это тоже, кстати, печальная история. Одно дело ты рассказываешь на следствии, я ни в чём не виноват, это они всё придумали, а им устраивают очную ставку…
В. Дымарский
―
Глаза в глаза.
М. Кузахметов
―
Да. И каждый валит на каждого. Не говорил я такого. Нет, говорил. Клевета всё. Очень печальная история. Это вот дворяне. Да? Высшая знать. Там несколько князей среди них было. Это ж тоже всё невероятная история. Но тем не менее там, кстати, в Париже познакомился же ещё Лунин с Сен-Симоном. То есть это всё на них производило такое впечатление для прогрессивных людей. Сен-Симон чем нам знаменит? Это ж он придумал, чтоб его слуга будил словами «Вставайте, граф. Нас ждут великие дела».
В. Дымарский
―
Великие дела.
М. Кузахметов
―
Но не получилось ничего. Может быть, если бы доверились бы Лунину, или он оказался бы там, ну, может, хотя бы там вот Польша бы явно раньше намного подняла б восстание, освободилась, и всем стало бы лучше. Может быть. Но там, правда, против Польши была не только Россия, а еще Австрия, Пруссия. Ну, вот я бы ещё вступился, тоже яркий эпизод, из последних сил за Якушкина. Все-таки про хороших людей. Да. Он же в ссылке много занимался образование, как я уже сказал, ботаникой. А ещё увлекся метеорологией. И вот для кого он хотел Конституции, свободы? Для людей, которые, когда он установил ветрометр, – да? – это ж важно для метеорологии: сила ветра, его направление мерить. А вдруг что-то долго нет дождей. Собираются крестьяне и говорят: да это он такую штуку установил, вот она так крутится, вот у нас дождей и нет. И к Якушкину приходит градоначальник, убирай свою эту ерунду, тут крестьяне сейчас взбунтуются. Всё будет из-за тебя. А Якушкин как человек гордый говорит: я за науку, ничего убирать не буду. Это всё дремучее мракобесие. А если будет бунт, так это ты градоначальник и будешь виноват. Сам с крестьянами разбирайся. Ну, худо-бедно как-то крестьян убедили разойтись потом. Через некоторое пошел дождь. И крестьяне успокоились. Ну, это вот про то… про реалий вот этой вот жизни, что любое непонятное устройство, ну, это уже в Сибири, там понятное дело было, и тупик, драма. Какая там Конституция? Ну, недалеко мы и в ХХI веке, к несчастью, ушли. В общем, закончилось восстание декабристов драматически. По количеству жертв такого не было ни до, ни после. Обычно же как? Если удачный переворот, то убили табакеркой там или задушили шарфом…
В. Дымарский
―
Шарфом.
М. Кузахметов
―
… монарха. Ну, что главное? Либо там впоследствии как Петра III. И всё в принципе там. Ну, там ещё, может, там несколько человек пострадало как-то в сутолоке. А здесь больше тысячи жертв. И что ужасно? Мы потом будем подробно рассказывать, немыслимо совершенное на западе. Мне нравится свидетельство де Кюстина, который приехал через несколько лет. Знаменитый русофоб. Целую книгу написал…
В. Дымарский
―
Русофоб.
М. Кузахметов
―
… что он не мог в это поверить, что больше тысячи убитых, трупов, а все делают вид, что ничего не было. Там с опаской это всё вспоминают. Там же был мятеж. Да там бы газеты во Франции самые ярые монархические всё равно публиковали бы, вот вчера там были беспорядки. Ну… Ну, как? По-другому не может быть. Какой бы ты ни был монархист, а де Кюстин был убежденный монархист. Ну, глупо скрывать этот всё обман. А в России всё не так. Вообще ничего. Вообще никаких свидетельств, только какие-то глухие отголоски там только вот в частных беседах где-то. Только гораздо позже уже там всё вот это было изучено, опубликовано. А после 17-го года опять всё перевернулось. То есть если до этого мятежники, то национальные герои и очень мифологизировано. Еще раз вот чтобы, ну, подвести какой-то итог, что до сих пор, кстати, и в учебниках там тоже вся эта мифология в значительной степени остаётся. Но, наверное, в следующий раз, сейчас уже не остается времени, не можем пройти стороной, яркая красивая история – жёны декабристов. Памятники стоят! Да? Ещё когда всё это прекрасные актрисы исполняют. Что было реальным, а что было выдуманным, надо всё-таки будет рассказать, потому что Николай I тоже к этому приобщился.
В. Дымарский
―
Вот. Да. Спасибо. И до встречи через неделю!
М. Кузахметов
―
До свидания!