Битва народов - Все так + - 2019-11-02
2 ноября 2019 года.
В эфире радиостанции «Эхо Москвы» - Максим Кузахметов, петербургский историк.
Эфир ведет Виталий Дымарский.
Виталий Дымарский
―
Добрый вечер! Программа «Всё так плюс». Максим Кузахметов и я, Виталий Дымарский, мы продолжаем рассказ о династии Романовых. И, ну, как, наверное, многие помнят… Ну, многие из тех во всяком случае, кто слушает нашу программу еженедельную, что мы остановились на 1813 годе, когда Александр I выехал за границу, между прочим.
Максим Кузахметов
―
Надолго.
В. Дымарский
―
Надолго выехал за границу. Доехал до… Ну, это трудно назвать Германией по тем временам, но до той территории, которая сегодня называется Германией. Там продолжались стычки более крупные, более мелкие с наполеоновской армией уже вот этой шестой коалиции, которая сформировалась фактически вокруг Александра I. И мы подошли… Мы подходили и в прошлой программе. Но все-таки подошли, но ещё не захватили, а сегодня мы уже вам точно обещаем захватить знаменитую Битву народов, состоявшуюся по Лейпциге. И, собственно говоря, вот это и будет основной темой нашей сегодняшней программы. Знаете, у нас когда говорят о сражении, сразу кто, с кем, у кого сколько сил, сколько пушек, сколько ядер.
М. Кузахметов
―
Сейчас непременно расскажем, но коротко напомним, что на этом этапе всё-таки коалиция союзников не распалась, хотя всё висело на волоске, а фактически против Наполеона теперь уже объединилась вся Европа. Последние колеблющиеся или уже перешли на сторону союзников, или, ну, пока не предали, может быть, буквально Наполеона, но готовы были сделать это в любой момент как, например, там баварский король. А так коалиция выглядела внушительно. Ну, на стороне Наполеона уже фактически никого не то, что серьёзных, уже даже каких-то маленьких государств не оставалось. Союзники собрали колоссальные силы. Подкрепление подходили и подходили. Но тем не менее, ну, в глазах Наполеона они выглядели… потому что это была не монолитная одна армия, а армий было три. И, казалось бы, ну, как бы их вот по-отдельности всё-таки разбить. А мы уже рассказывали, что союзники после Трахенбергского соглашения как только знали, что перед ними Наполеон они просто сразу отступали, а в тоже время порвались и… и Наполеона как-то окружить. Все действие происходило в основном в Саксонии. И с севера действовала так называемая северная армия, которой командовал шведский наследный, ещё не король, но будущий бывший шведский король Бернадот, бывший французский маршал, опять напоминаем. Силезская армия.
В. Дымарский
―
Получивший престол, в общем, благодаря…
М. Кузахметов
―
Благодаря Наполеону. Который командовал Блюхер. Прусский генерал, который тоже, ну, может быть, не так буквально был обязан Наполеону, но тем не менее частично сохранился, потому что Наполеон был добр ко всем своим бывшим врагам. А южной богемской армией командовал Шварценберг, тоже будущий фельдмаршал австрийский, который буквально был обязан Наполеону, когда-то приносил ему присягу, воевал в составе Великий армии против России. И тем не менее вот крупнейшую часть теперь союзнических войск, группировку больше 100 тысяч возглавлял именно Карл Шварценберг, как ни парадоксально. То есть все предали Наполеона. С кем ему приходилось воевать? Это не какие-то новые там выдвиженцы – да? – или принципиальные противники.
В. Дымарский
―
Ну, я Вам хочу сказать, это в их – что ли? – оправдание, если их есть… на то есть, что при следующей смене настроений и соотношения сил, я бы сказал, в Европе, они с таким же успехом опять бы поклялись б в верности Наполеону.
М. Кузахметов
―
Может быть. Ну, не все из них…
В. Дымарский
―
… присутствовал.
М. Кузахметов
―
Ну, напомним на всякий случай, всё-таки действовал там далеко, это, правда, было на территории Испании, будущий тоже герцог и фельдмаршал Веллингтон, который…
В. Дымарский
―
Как принципиальный враг…
М. Кузахметов
―
… на стороне Наполеона не был никогда.
В. Дымарский
―
Это принципиальный враг…
М. Кузахметов
―
Да.
В. Дымарский
―
… противник.
М. Кузахметов
―
Англия и все…. И сыграл тоже свою полезную роль, потому что реально оттягивал огромные силы французов там за Пиренеями. И с этим тоже Наполеону приходилось считаться. Обычно все это ускользает. Мы это упоминали. Но напомним на всякий случай, воевал он там блестящие. Ну, правда, все говорят, ну, там же Наполеона не было. Поэтому он там побеждал. Вот приехал бы там в Испанию Наполеон, еще посмотрели бы мы, как там Веллингтон бы блеснул своими полководческими талантами. Ну, так вот и напомним, что если и грели сердце союзников какие-то утешительные новости, это вот небольшые победы над отдельными частями французов. Мы некоторые из них упоминали. А я бы напомнил ещё две отдельные битвы, потому что потом они сыграли свою специфическую роль.Как я уже говорил, во-первых, все действие происходило на территории Саксонии, и фактически последними союзниками, ну, и Наполеон доверял им в какой-то степени, были саксонские части. То есть там все армии были так или иначе интернациональными. Когда-то половину Великой армии составляли вот эти все союзники, а большинство из них – это немцы. Они назывались тогда вот буквально немцами. Это все были представители разных держав, герцогств, королев, княжеств, но тем не менее саксонцы, ну, в том числе и в каких-то сражениях там доказывали свои профессиональные качества. В общем, Наполеон им доверял на том этапе. Тем более и мы уже говорили, а саксонский король к тому времени уже написал покаянное письмо Наполеону. Я твой навеки. Прости мои колебания. Слову своему буду верен. Так вот было 2 локальных стычки при Гросберене, когда был разбит Удино прусаками, и саксонцы были на стороне французов, и там они понесли серьезные потери, что не понравилось саксонским офицерам. Что это мы за французов кровь поливаем, когда наши братья-немцы воюют против нас? И ещё одно было сражение при Денневице. Мы о нём упоминали, когда вообще саксонцы уже обратились в бегство. Ней их там упрекал. Тоже потерпел он там поражение. Это был марш на Берлин. Вот я про саксонцев упоминаю, потому что мы уже говорили об этом, сыграли они там свою роль. А Наполеон же любил… Наполеон-то долго ещё оставался жив после всех этих событий, написал подробные мемуары и как человек, неспособный брать ответственность на себя и говорить, это была здесь ошибка, и вот тут я, конечно, промахнулся, у него все были виноваты: и его маршалы, и чужие маршалы. Тут он, конечно, саксонцам здорово все потом припомнил. Так вот саксонцам тоже вся эта роль уже не нравилась, тем более, ну, как всегда в таких случаях, всегда кажется, что нас приносят в жертву, а своих берегут. Нас вот мы… бросил там под смертельный огонь, а своих-то французов там приберег для отступления. А мы ещё должны его отступление прикрывать.
В начале октября, мы подходим к главным событиям, союзники только усилились. Вновь к ним подошли подкрепления к каждой из армий. Кстати, в каждой из этих армий, которые я перечислил, были русские части. И все они находились под командованием чужих офицеров. Правда, свои офицеры тоже были, как мы упоминали. Витгенштейн, Барклай-де-Толли, Винцингероде. Поэтому трудно сказать. Ну, там были, правда, и Ермолов. То есть получше там было с фамилиями с некоторыми. Ну, так вот подошли подкрепления. А у Наполеона войска измотаны. Мы тоже про это говорили. У него большие потери от дезертирства, чего не могло происходить, казалось бы, раньше. Но, правда, с ним маршалы, но и маршалы его терпят поражения по отдельности. И происходит странная ситуация, что вроде бы с ним не вступают в решающее сражение союзники, он пытается гоняться за каждой армией по отдельности, в итоге несёт небоевые потери, страдает от этих всех перемещений. Французские солдаты измотаны. А в то же время его вроде как окружают. Вот под Дрезденом он одержал победу, а союзники концентрируют свои силы уже дальше на восток, как будто бы отрезая ему потенциально путь и связь с Францией уже у Лейпцига. Это сыграло свою важную роль, потому что Наполеону потом всё это надоело, и он же всё ещё уверен в себе, потому что решающее сражение произошло восточнее. Это Наполеону как будто отступать приходится ближе к Франции. Но что делать? Он оставил в Дрездене очень сильный гарнизон. А Дрезден, кстати, неприступная крепость была. Она когда-то оказалось ненадолго руках союзников, а потом они её оставили. И тоже вот Наполеон потом каялся: зря я, может, оставил, может, надо было все силы сконцентрировать. Но тут что проку, например, что в моих руках Гамбург. Но Гамбург далеко на севере. А там мои солдаты, они бы мне сейчас здесь пригодились. Гамбург-то, например, капитулировал фактически уже когда всё было решено. А что проку, что вот где-то там далеко держится французский гарнизон в неприступной крепости. Ну, так вот Наполеон намерен дать решающую битву. И вот вроде как и союзники к этому склоняются, потому что, ну, тут они фактически уже имеют перевес кратный. Их вообще вдвое фактически больше, чем у Наполеона. Наполеон, ещё раз напомним, измотан, а союзники как-то храбрятся. В конце концов, ну, смотрите, мы же победили по отдельности маршалов, ну, давайте уже как-то… как-то вот вступим все-таки, ну, наконец-таки, ну, попробуем одолеть Бонапарта. Правда, ещё раз напомним, никто не готов на себя брать вот такую фактическую ответственность. Сам Александр I всё это время находится при южной богемской так называемый армии и тоже как человек, который любит делить ответственность, почему-то все время норовит быть рядом с прусским королем Фридрихом Вильгельмом III. И этот король прусский, тоже который когда-то был союзником Наполеона, ну, они все были союзниками Наполеона когда-то, тоже как-то не готов брать на себя ответственность. Ну, такая странная история. При армии находятся царствующие монархи. Они же участвуют вот в штабных обсуждениях, как нам жить дальше, наступать и наступать. Но при этом никто не берёт на себя такую вот реальную ответственность. Каждый из них, кстати, мог стать командующим смело, если б сказал: «Так теперь командующим буду я». Никто бы, наверное, не стал возражать. А вот они слушают предложения Шварценберга, который вроде бы как назначен главнокомандующим над союзными силами, а тот же должен с ними как-то считаться. А потом берёт Александр I проявляет какую-то инициативу, например, нет, вот я считаю, что здесь неправильный манёвр. Я считаю, надо в лоб, например, удалить. То, что в итоге в лейпцигском сражении и произошло. И Шварценберг же должен как-то либо деликатно уклониться, либо сказать: «Ну, давайте тогда так. Вот Вы тогда со своими генералами сами действуйте, а я по-своему буду действовать. Ну, искать какой-то компромисс. Все это вообще очень опасно…
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
… для действующей армии.
В. Дымарский
―
Слушайте, а вот я почему-то… знаете, я… Кто, о чём, а я так о своем. Вот Вы говорите, что да, ему как-то трудно искать компромиссы, разные армии, разные страны. А на каком языке они вообще между собой договаривались?
М. Кузахметов
―
Как ни удивительно, несмотря на то, что там было такое количество немцев, иногда и на немецком, но в основном на французском языке как…
В. Дымарский
―
Европа говорила вся на французском языке.
М. Кузахметов
―
Ну, монархи все говорили на французском языке. И это было важно говорить на французском. Не то, чтобы это было им всем очень удобно, но Александр I сравнительно легко говорил. Но и австрийский император…
В. Дымарский
―
И у него переписка с Наполеоном, кстати, еще до 1812 года…
М. Кузахметов
―
Да он с родственниками своими переписывался…
В. Дымарский
―
… на очень хорошем французском языке.
М. Кузахметов
―
Так он со своими сестрами на французском, если переписывался.
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
Нет, конечно, он хорошо говорил по-русски. Всё в порядке там. Но тем не менее вот это казалось очень важно. Это ж литературный язык. Можно где-то там процитировать кого-то, сослаться там на какую-нибудь басню Лафонтена, например. В общем на французском в основном.
В. Дымарский
―
Или на Дидро.
М. Кузахметов
―
Младшие офицеры – часто на немецком, потому что для большинства из них это был родной язык. Ну, солдаты, наверное, никак между собой там особенно не разговаривали, языками не владели.У союзников преобладание безусловное. К началу сражения у них было…
В. Дымарский
―
В два раза, по-моему, да?
М. Кузахметов
―
Ну, у них к началу сражения было около 200 тысяч, а к концу до 300 тысяч. Это был уже реальный кратный перевес…
В. Дымарский
―
А у Наполеона где-то 100 примерно. Да?
М. Кузахметов
―
Ну, до 150 тысяч. Или он мог рассчитывать ещё на какие-то части, но уже… Ну, ещё раз мы скажем, ну, там гарнизоны, например. Но он не мог ими активно пользоваться. Потом это всё не быстро произойдет. 30 километров – это всё, это потеря суток. А за это время можно потерпеть поражение. Вроде бы и близко. Ну, в последствии при Ватерлоо сыграло злополучную роль. И как правильно поступить? Ещё тоже напомню, Наполеон, оставив в России почти всю конницу, новую такую сильную набрать не смог. А это в том числе и не только мобильность, но ещё и разведка. Наполеон вот в этот период уже очень страдал от недостаточно четких представлений о том, где, сколько союзников. Это ж нужны всё глубокие рейды. И неоднократно ошибался, не понимая, сколько в том или ином направлении. Ну, вот мы видим, что подходит армия, попробуй пересчитай, сколько их там: 30 тысяч или 60. Это всё уже не так просто. Шпионаж как-то был… как-то не очень развит в то время, что вообще важно было бы. И Наполеон тоже ошибался. В итоге сконцентрировались почти все силы вокруг Лейпцига, и Наполеон принял тут, кстати, наверное, правильное решение измотать сначала союзников в оборонительном сражении, потом перейти в контрнаступление. Тут он чувствовал, что вот они тоже всё… вот уже им кажется, что, ну, теперь-то мы созрели для решающей битвы, хоть и колеблются как-то. И в тоже время он не терял надежды разбить все эти три армии по отдельности. Ну, кстати, тоже надо пояснить. Вроде бы здорово было бы собрать все 300 тысяч вместе, но это сверхзадача ещё и по массе таких хозяйственных причин. Их всех надо кормить. Кроме людей надо кормить лошадей. Нужно их как-то всех определять на постой. Это просто даже вот физически, если бы в поле их разместить, это огромная масса людей. И в итоге мы хотим говорим «Битва народов», а в реальности это несколько самостоятельных сражений, которые затянулись на несколько дней. И там многие километры разделяли сражения.
В. Дымарский
―
Там не единый фронт был, конечно.
М. Кузахметов
―
Единого фронта в нашем понимании… Ну, он как-то колебался, складывался, распадался, но не такая сплошная линия обороны как потом уже была в Первую мировую, уж тем более во Вторую Мировую войну. И вроде бы тоже правильно вот…
В. Дымарский
―
То есть на каждом участке свое столкновение как бы?
М. Кузахметов
―
Да. Ну, вроде бы тоже неправильно держать где-то в бесполезной обороне значительный контингент, если здесь решающая битва. Вот я напомню про Бородино, потому что правый фланг русского войска практически никакого участия не принимал. А Наполеон сосредоточился против левого фланга, и хорошо если там Барклай-де-Толли по собственной инициативе, а не потому, что ему Кутузов дал задание, какие-то резервы там перебрасывал в помощь Багратиону, но всё это происходило вопреки здравому смыслу. Точнее это происходило как раз-таки по здравому смыслу, но вопреки…
В. Дымарский
―
По здравому смыслу.
М. Кузахметов
―
… заранее там предусмотренным каким-то диспозициям. Ну, так вот собрались союзники около Лейпцига и поначалу все складывалось очень даже не слава богу. Идут, я боюсь там погружаться во все эти подробности, и какая деревня сколько раз переходила…
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
… из рук в руки, потому что переходили из рук в руки, штурмовали, отбивали. И пытается скоординировать действия союзников в Карл Шварценберг. Он, кстати, был сравнительно молод на том этапе. Младше многих командиров. Ему было всего 42 года. Он, по-моему, до 50 в итоге и не дожил. Сколько нервов у него всё это вымотало? А ещё тут же присутствуют государи разные. Но, правда, не его австрийский, а почему-то прусский и русский, которые тоже вообще просто на нервы ему там действуют. А что Вы собираетесь предпринять? Вот буквально так вот спрашивают. Надо перед ними отчитываться. А в тоже время поступают курьеры… Но я вот тут, чтобы не погружаться в хаос сражения, приведу пример, как это выглядело с точки зрения даже посвящённых русских офицеров. Вроде пребываешь в штаб, а там вот реально хаос. Множество курьеров, множество донесений. Все ж это надо как-то собирать воедино, вместе, а главное принимать какие-тот решения. Сюда перебрасывать резервы. Здесь, может быть, отступить. Туда артиллерию. Кто будет это делать? Вот во французской армии понятно, там есть Наполеон и еще очень самостоятельные маршалы, кстати. А в стане союзников не так. Только вот уже даже не числом, а неисчислимостью они могли побеждать. И у Наполеона уже солдаты в итоге были не те. Поэтому вот эти все разрозненные битвы в первый день… А ещё раз напомним, сражение затянулось на несколько дней. В первый день сражение закончилось, ну, можно так сказать вничью, но так как французы удержали после всех штурмов и атак почти все позиции, ну, на севере только их серьёзно потеснили, а на юге против австрийских войск, на востоке от Лейпцига, там они удержали все свои позиции. А как нас учил Клаузевиц, за кем осталось поле сражения, тот и одержал победу. И опять-таки вот наступает там ночь. Да? Ну, ночью соответственно все расходятся. Надо принять какое-то решение. Воевать там, например, дальше, а, может быть, и отступать. Мало ли какие там на следующий день нас ожидают новые потери или фланговые обходы, или мы окажемся без снарядов, что вот, кстати, больше там Наполеона подкосило. Ну, и Наполеон тоже в сложной ситуации. Например, это вот правда, уже после первого дня отражения начинают поступать тревожные донесения, что кончаются снаряды, ядра. А он же артиллерист. Это играло колоссальную роль.
В. Дымарский
―
А можно еще один… ну, прерву Вас еще на буквально… на такой, по-моему, интересный факт. Где находились-то сами монархи? Где Наполеон? А не в Лейпциге он сидел?
М. Кузахметов
―
Вокруг…
В. Дымарский
―
А Александр?
М. Кузахметов
―
Александр I и прусский король находились рядом…
В. Дымарский
―
Фридрих, который Август.
М. Кузахметов
―
… со Шварценбергом… Фридрих Вильгельм III.
В. Дымарский
―
Да, Фридрих Вильгельм. Извините.
М. Кузахметов
―
Они находились при богемской армии и… ну, так и назвал, наблюдали сражение. Вот забрались на высокий холм и наблюдают. Кстати, было даже…
В. Дымарский
―
… такая полевая… Да? И был разбит…
М. Кузахметов
―
И интересно…
В. Дымарский
―
… шатер там в поле.
М. Кузахметов
―
Ну, защитники Александра I говорят, вот не боялся. Ведь какие-то ядра долетают, и пули свистят. А мы же рассказывали…
В. Дымарский
―
Есть картина даже такая.
М. Кузахметов
―
Ну, потом много картин нарисовали. И потом всё это обросло всеми подробностями, как полагается. Там, ну, как, например? Сколько бы они поражений до этого не одерживали, но так, как в итоге Наполеона одолели, там всем памятники ставили. И тому же Шварценбергу, хотя до этого сколько раз он проигрывал. Вот в итоге одолел, тот и молодец. Одна битва перевесила все.
В. Дымарский
―
… Наполеон был не в самом городе, а где-то…
М. Кузахметов
―
Нет, все вокруг Лейпцига.
В. Дымарский
―
… в пригороде.
М. Кузахметов
―
Ну, тогда уже не шла речь о том, что вот в буквальном смысле…
В. Дымарский
―
Захватить Лейпциг.
М. Кузахметов
―
… за крепостными стенами там находиться, потому что даже когда мы говорим, что Гамбург, например, – да? – там защищался или Гданьск, это система укреплений далеко за городскими стенами, бастионная… Ну, невысокие какие-то там – да? – 50-метровые стены, неприступные скалы. Это не замки в нашем понимании, а реально сложная длинная система обороны. И пока там дойдешь, если все правильно организовано, артиллерия просто всех уничтожит, все подступающие, атакующие части. Поэтому там и брали их надолго в осаду. Так вот Шварценберг под давлением вот Александра I находится. В итоге по инициативе Александра I еще в первый день поражения… А основу вообще пехоты составляли русские части. Штурмовали-то в лоб, как я уже говорил. Барклай-де-Толли командовал этими частями. И не добились серьезного успеха. Там переходили какие-то деревни из рук в руки, а в реальности при колоссальных потерях успехи оказались очень скромны. Там вот, кстати, тоже был любопытный эпизод. Да, вот хорошо, что Вы напомнили, про монархов, где они находились. Там на каком-то этапе еще в первый день сражения, это 16 октября, напомним дату, 16 октября Наполеон тоже решил перейти в контратаку, только он, правда, ошибся. Вот ошибся, Наполеон-то уже не тот. А казалось бы, вот одолеть меня не могут. А сейчас я нападу, обращу их в бегство. Отправил в атаку конницу Мюрата, которого мы уже не раз упоминали. А на холме перед одним из полков Мюрата короли. Ну, король прусский и император российский. И всё висело на волоске. И вот этот эпизод, он стал впоследствии знаменит, потому что спасли от потенциального пленения лейб-казаки Ивана Ефремова. Правильное имя, фамилия. Иван Ефремов. Это героический эпизод. Легендарной там контратакой остановили они кирасиров Латур-Мобур знаменитого. В общем, сражение закончилось, можно сказать, вничью.
В. Дымарский
―
Ну, это первое было сражение 16 октября. А что было дальше после небольшого перерыва.**********
В. Дымарский
―
Еще раз добрый вечер! Продолжаем программу «Все так плюс». Мы сегодня находимся прямо в самом… в самой гуще Битвы народов при Лейпциге 16 октября 1813 года и продолжаем вести наш репортаж с места событий. Пока у нас ничья, как сказал Максим Кузахметов, мой сегодняшний собеседник, перед небольшим перерывом. Ну, и напомню, что меня зовут Виталий Дымарский.
М. Кузахметов
―
В первый же день сражения на волоске висела, наверное, судьба всей Европы, если бы удалось французской кавалерии взять в плен не только Александра I так ещё и прусского короля Фридриха Вильгельма. Вряд ли бы уже теперь Наполеон простил все их прегрешения. А спасла их контратака лейб-казаков. Потом им все это…
В. Дымарский
―
Зачлось.
М. Кузахметов
―
… с почестью зачлось. Да. Под командованием Ивана Ефремова. Ну, опять-таки все время можно упоминать там, – да? – это при патриотизме очень важно. А я бы тут сделал небольшое отступление про переменчивость судьбы. Атаковал, ну, мог стать героем первого дня сражения знаменитый тоже французский генерал Виктор Латур-Мобур, командующий кирасирской конницы. Тут любопытно про переменчивость судьбы. В общем, он не смог захватить вражеских монархов в плен. Казаки отогнали его кирасирскую конницу. Он потерял под Лейпцигом ногу. Там сам по себе человек безусловно героический тоже. Но… Ну, как все в ту эпоху, мы там рассказывали, и про наших генералов, тем не менее никто там не рыдает, не плачет. В общем, он… Это же тоже герой там – да? – войны, получается, во время реставрации, когда вернулся к власти Людовик ХVIII, и точнее уже там впоследствии во время 100 дней он не вернулся к Наполеону. Один из немногих. Вот поколебавшись, он остался на стороне Людовика ХVIII. Вроде как я и клятву приносил. И когда Наполеон все-таки в итоге проиграл, тут вот уж он, конечно, был там максимально обласкан, и совершил даже вот, ну, тут уж ему справедливо припоминают ужасное преступление, он, например, подписал смертный приговор маршалу Нею, который к Наполеону вернулся. То есть предал – да? – там своего законного монарха Бурбона ради корсиканской выскочки, и Нея расстреляли. Тоже уникальный там случай. И до 1830 года он, Латур-Мобур, был соответственно при Бурбонах обласкан, все у него было хорошо. А потом когда случилась июльская революция в 1830 году все ему припомнили, всё вот это, когда вот этот реваншизм, память о Наполеоне, и он отправился в изгнание, Латур-Мобур. Вот. А в то же время… Вот тоже я не могу не упомянуть. Мы упоминали этого человека. Жан-Батист Корбино, который прорвался во время окружения корпуса Вандама, он остался, ну, не то, чтобы верен Наполеону, к Наполеону вернулся, и после реставрации 2-й Бурбонов ему все это припомнили. До 1830 года ему даже мундир запрещали носить. Ну, не расстреляли никого. И в 1813 году Корбино стал героем. Наоборот вот…
В. Дымарский
―
В смысле…
М. Кузахметов
―
К нему пошли ходоки.
В. Дымарский
―
Ну, слушайте…
М. Кузахметов
―
Ты молодец! Возвысился. Пэром стал. То есть вот как угадать?
В. Дымарский
―
Я вот не понимаю, почему до сих пор люди не хотят уяснить для себя, что история всегда повторяется, и что есть универсальные случаи в истории, что такого рода перемены судеб, они в любой стране в любую эпоху – это нормальное явление. Да? Это рано или поздно, или тебя настигнет, или ты настигнешь кого-то…
М. Кузахметов
―
Лучше оставаться, конечно, верным своему слову, дорожить репутацией…
В. Дымарский
―
Это другой вопрос.
М. Кузахметов
―
Угадать невозможно.
В. Дымарский
―
Это другой вопрос. Это другой вопрос.
М. Кузахметов
―
Военное счастье переменчиво…
В. Дымарский
―
Мы знаем, как люди быстро…
М. Кузахметов
―
Чтоб вот завершить все эти парадоксы…
В. Дымарский
―
… отречение…
М. Кузахметов
―
… мы говорим о том, что спасли Александра I лейб-казаки. Да? Вот и у них был соответственно в Петербурге целый музей их героической истории до 1917 года.
В. Дымарский
―
Ну, да.
М. Кузахметов
―
И когда начались эти драматические события, случилось чудо, потому что бесценные экспонаты, всё, что там они накопили за свою продолжительную историю, удалось вывезти. И где теперь этот музей? Он во Франции.
В. Дымарский
―
Во Франции.
М. Кузахметов
―
В небольшом городке музей…
В. Дымарский
―
Известный, кстати говоря, довольно музей…
М. Кузахметов
―
Да, да.
В. Дымарский
―
… русского казачества.
М. Кузахметов
―
То есть вот казаки, победители французов, сохранили вот эту всю свою историю благодаря чему? Благодаря тому, что во Францию успели перевезти. Потому, что с победой большевиков все это, наверное, сожгли и выкинули бы. Что это за подвиги такие? Императора, этого проклятого Романова спасать? Это всё нам чуждо. Мы за… Ну, в общем, не будем повторять эти пролетарские кошмарные штампы, перечеркивающие, переделывающие истории решительно и смело с осквернением памятников. Так, в общем, музей-то казаков теперь во Франции, которые французов вроде как вот героически… ну, отогнали там. Не победили. Да? Первый день сражения закончился ничем, как мы говорили. И союзники колеблются. Там надо принимать какое-то решение. И с утра ещё ничего не происходило. Там…
В. Дымарский
―
На следующий день.
М. Кузахметов
―
На следующий день уже. Да.
В. Дымарский
―
17 октября.
М. Кузахметов
―
17 октября. Но тут к союзникам подошли еще 100 тысяч. Они-то знают. Это Наполеон так не четко знает. А союзники знают, что теперь у них еще 100 тысяч свежих частей. Там, правда, уже нет вот таких решительных поступков. Да всё там. Да сейчас мы с ходу в сражение. Ничего подобного. Так. Давайте построимся. Давайте посмотрим, потому что, например, там Беннигсен подошёл с так называемой там польской армией, – да? – там со свежим вроде подкреплением. Ему говорят нет, мы должны осмотреться. Тем более это гигантский фронт. Должны посмотреть, выбрать там правильную позицию для атаки. В общем, в тот день решающих действий как будто не произошло. И Наполеон же тоже переживал не лучшие времена, ждал подкреплений каких-то, потому что у союзников совещание только в 2 часа дня началось, как нам… Может быть, отступать надо. Как принять правильное решение? И вот вроде бы как эта армия Беннигсена, подошедшая, и склонила мнение союзников, что битву надо продолжать. Вообще на 3-й день перенеслось. Какие вообще были продолжительные битвы. А у Наполеона наоборот, как я уже упоминал, там поступают донесения: на исходе, например, заряды для орудий, ядра. А без артиллерии, ну, безнадежно, особенно если как Наполеон там пытался устроить такую мясорубку для наступающих частей союзников, перемолоть их всех там в бессмысленных их атаках, а потом решительным ъ контрударом обратить в бегство. Так вот битва перенеслась соответственно на следующий день 18 октября. И тут Наполеон уже принял, наверное, тяжёлое болезненное решение. Он решил отступать. И тоже зловещую роль сыграло одно такое специфическое обстоятельство. Наполеон на свою беду решил вступить в переговоры. Он предложил заключить перемирие и вроде бы даже готов был уже обсуждать. Ну, как он там позднее говорил, это я хотел время затянуть, но в глазах союзников вроде вот поступает от него предложение. Я согласен отказаться от Голландии, от Италии. Делайте, что хотите с Польшей. Рейнский союз распустим. Передавайте заключать. Но на союзников это подействовало вдохновляюще. Если сам император от своего лица, никто-то из его маршалов, предлагает нам перемирие, так, значит, не уверен…
В. Дымарский
―
Значит, вот-вот. Победа!
М. Кузахметов
―
Значит, вот-вот. И тут – да, – интуиция ему правильно подсказала, потому что действительно Наполеон… И уже, наверное, к нему тоже поступали донесения, что у меня там измотанные войска, а к союзникам подошли свежие подкрепления до 100 тысяч человек.
В. Дымарский
―
Я не хочу защищать Наполеона, но я думаю, что он и сам был измотан.
М. Кузахметов
―
Наверное. Тем более он уже допускал такие реальные ошибки. И вот это там ещё одна психологическая ошибка. И вот подвожу к кульминации, к той катастрофе, которая его потрясла. В центре французской обороны находились части саксонцев, его союзников, которым он доверял. И произошло невероятное как будто бы. Ну, там не было вот буквально такого сражения, как это было там в Античности или в Средневековье, когда, сговорившись, переходят на сторону врага. Но тут это вроде бы как и небольшой корпус, там несколько тысяч человек саксонцев, но неожиданно они… И не согласовав со своим королём, они переходят на сторону союзников. Как-то по-немецки там договорились с пруссаками, с австрийцами. Бросают свои позиции и уходят. И это же брешь. Это же дыра в центре позиций. Это всё Наполеон реально потрясло. Он, конечно, там всё это припоминал без конца. Но не все вот одобрили этот подвиг. Тоже мы же любим цитировать великих. Да? Вот Байрон, например, откликнулся… Лорд Байрон. Да? Знаменитый английский поэт.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
Он…
В. Дымарский
―
Оплевал саксонский…
М. Кузахметов
―
Да. Гаденько их сравнил с шакалами, которые от льва, от Наполеона… Кстати, Байрон, он же англичанин. Он же на стороне как будто бы коалиции. Его держава, его родина воюет героически в Испании в лице Веллингтона и реально английских солдат. А он с кем сравнивает союзников? Ну, саксонцы – просто шакалы, а это медведь… Ну, волк – пруссы, медведь – понятно, русские, а австрийцы – это лиса, тоже скользкая какая-то, хитрая. Ну, не лев, в общем. Вот что произошло. Ничего героического в этом не произошло. Но как бы там не были… Ну, как бы там Наполеон не сокрушался, не говорил, что сердце у меня вырвали фактически, оставили меня без всего. Тем более надо отступать. Заряды кончились. Саксонцы предали. И опять-таки ошибка Наполеона была в чём? Он не предусматривал вообще вот это отступление. Он-то считал, что он так или иначе одолеет союзников, ну, в худшем случае удержит оборон… оборонительные позиции, и они будут отступать. А ничего этого не произошло. Уходить надо Наполеону, уходить вообще за Рейн, потому что фактически его там окружают уже со всех сторон превосходящие силы союзников. Ну, и слава богу, здравый смысл ему не отказывает и не собирался он героическую смерть на том этапе еще принимать. Вообще всё равно был уверен в себе, что, ну, ничего-ничего, уж на территории-то Франции, на родине-то уж тут-то я…
В. Дымарский
―
Уж тут покажу.
М. Кузахметов
―
… дам вам бой. Уж там-то никто не переметнется.
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
Ещё посмотрим. Да и у вас такая там эта коалиция ненадежная. Уж найдём и мы какую-нибудь ниточку, чтоб вас расколоть. В чем-то он был прав, потому что когда надо было делить дальше всё, что досталось союзникам, такое там началось на Венском конгрессе. Ну, так вот ночью уже после 18 октября начали отступать французские части. И вот начались эти бедствия, потому что дороги узкие, десятки тысяч людей – это сложное логистика, где, когда, в какой очередности, кто будет переходить мосты. Не подготовлено. Не предусмотрено. По часам не расписано. Кстати, тут вот Александр I включился неожиданно. Это уже 19 октября. А давайте решительно атакуем. А давайте там… Мы же видим, что они отступают. Надо же сесть на хвост. Тут Александр I расхрабрился как-то. И там Блюхер его поддерживал, что надо решительно в атаку. Но тут у всех уже был такой печальный опыт вот этих вот одним ударом, даже Александру I отказали в этих его инициативах. Ну, не знаю, как дословно выглядело. Может, ему кто-то сказал, а Вы возглавьте сами кавалерийский этот рейд, Ваше Величество. Ну, или как-то по-другому, что да что-то войска там измотаны. В общем, не согласились. Решили, как это у них называлась, вытеснять, выдавливать там…
В. Дымарский
―
А саксонцы, кстати говоря, они… Это… Это только войско перешло на другую сторону? Или вместе с королем? Король-то что…
М. Кузахметов
―
Король был как заложник у Наполеона. Да. Вот мы его упоминали. Этот несчастный Фридрих Август I…
В. Дымарский
―
Фридрих Август. Да.
М. Кузахметов
―
… честный человек, который хотел заниматься культурой и образованием, а тут у него на территории его королевства все и происходит, тут он инициативу проявил. Он отправил к Александру I, наверное, понял, что тот более главный и хоть какие-то решения сам принимает. Он предложил коротенькое перемирие, чтобы лишний раз кровь не проливалась, давайте вы на 4 часа остановитесь, через 4 часа Лейпциг будет пуст, город будет ваш. Вообще никто не хотел превращать города в пепелища. Никто не собирался как Ростопчин вывозить оттуда средства пожаротушения и ещё и поджигателей насылать. И слава богу. Лейпциг потом уже во Вторую Мировую войну превратился в руины, а тогда, в общем, он остался цел. Французы покидают. Ну, там реальный хаос, потому что, во-первых, Александр I отклонил вот эту инициативу. И все-таки началась… начались атаки, уже реальное окружение. Дорога там фактически только одна была на запад. Французы отступают в хаосе. Из-за того, что несогласованные действия, взрывают мост. Ну, в итоге там крупная часть французских сил попала просто в плен в Лейпциге, потому что к вечеру город был уже целиком в руках союзников. И… и такого сопротивления, чтобы вот каждый дом превратился в крепость не произошло. В общем, этот несчастный Фридрих Август I, разрываясь между своим честным словом, данным Наполеону, но он там остался как будто бы никому не нужен. Вообще Наполеон сам чудом успел из Лейпцига выскользнуть, потому что это же город-крепость, это же узкие ворота… Вот когда-то в Москве так мешали все эти узкие ворота и захабы, что пришлось просто стену разбирать, чтобы люди могли все-таки из Москвы выезжать. Это поражение. Это всё вот уже всё очевидно становится. Это не манёвр никакой. Никакое не заманивание там, не ложное отступление, а реально Наполеон отступает. И вот в этом хаосе, например, происходит такая уже локальная драма – погиб Понятовский, знаменитый польский генерал, которому Наполеон буквально за 2 дня до этого присвоил чин маршала Франции. Это вообще единственный, по-моему, иностранец в армии Наполеона, который стал маршалом. Реально смелый человек, который был ранен, который погиб, по-моему, он утонул. Польский национальный герой, в общем. Человек мечтал об одном. О том, чтоб Польша стала независимой. Все ему голову морочили, в том числе и Наполеон. Польша стала независимой только гораздо позднее. А поражение. И это не последнее несчастье Наполеона, потому что предательства продолжаются. Я вот тоже не могу не упомянуть, крупнейшее вообще из германских княжеств на том этапе было Баварское королевство. И причём опять-таки ведь королями всех этих людей, и саксонского курфюрста, и баварского курфюрста… Ну, курфюрст – да? – там князь-выборщик, который имел право. Не просто князь-фюрст. Да? А курфюрст – тот, который имел право участвовать в выборах императора Священной Римской империи. Так вот императора Священной Римской империи Наполеона упразднил. Кстати, австрийский тогда он как будто бы король был… просто провозгласил себя тогда австрийским императором, Франц II. И Наполеон разрешил ему эту милость. А остальных, чтобы они не расстраивались, он сделал королями. Он просто назначил королём. И вот этот баварский неблагодарный король решил, что я не просто переметнусь на сторону союзников, а раз Наполеон разбит и отступает, так я сейчас его… тут перекрою ему пути, потому что пути из Саксонии во Францию пролегали через Баварское королевство, оно в то время было побольше, кстати, чем нынешняя земля Бавария, и пытался даже реально организовать вот этот перехват Наполеона, но недооценил все-таки способности себя и своих генералов, которые храбрились, что Наполеон разбит и уже не тот. Ну, они, может, не знали, что у него не хватает там зарядных ящиков. А Наполеон был ещё тот. И вот когда возникла эта критическая ситуация, решительными распоряжениями он не просто отбросил, он разбил баварские части и спокойно не прорвался даже, а ушёл, форсировал Рейн.Наполеон вроде бы разбит и разгромлен, но не согласен еще Наполеон тем не менее капитулировать. И тут тоже вот эти все последствия, я бы подробнее хотел на них остановиться, потому что они необычные. Например, тут вот до конца даже непонятно. В общем, как это всё выглядит вот в глазах союзников? Они вроде как предлагают Наполеону компромисс, а он отказывается. А Наполеон потом рассказывает, всё наоборот. Это я им предлагаю компромисс, а они, видите ли, там упрямятся и хотят там войны до победного конца. Но как бы то ни было, попытки переговоров действительно проводились. И вроде бы, ну, если принять вот точку зрения союзников, они предлагали Наполеону остаться, как это называлось, в естественных границ Франции. Такое прекрасное – да? – всегда слово. Вот как у вас было там при Бурбонах, вот заберите себе. И вроде как ты тоже… тоже, Наполеон, оставайся, ну, без Голландии, соответственно без Италии, без Гельветической республики. А вот… вот Франция – твоё. А Наполеон там, значит, писал, это было лицемерие. Все им Бурбонов они все хотели вернуть, не оставили мне шансов. Но так вот, ну, последствия по сути оказались долго такими, если в дальнейшем катастрофическими, потому что Наполеон остался практически уже без серьезных ресурсов, и даже перенос территории… перенос войны на территорию Франции уже обрекал его на катастрофу, на поражение необычным образом, потому что никто не хотел превращения прекрасной Франции в пепелище и действовать так, как получилось в России, там превращать все в выжженную пустыню, ну, там уже было нереально. И он союзников еще, главное, недооценил, что те вообще сразу решили идти на Париж, а вовсе не задерживаться на отдельные там битвы, сражения…
В. Дымарский
―
А в Париж всех… А в Париж всех тянет ведь.
М. Кузахметов
―
Париж, конечно. Но даже… даже можем упомянуть там в последствии, когда льстецы говорили Сталину, Вы же вот в Берлин вошли. А якобы Сталин с досадой говорил, да что там Берлин, вон Александр-то I в Париж входил. Вот я-то не вошел, не получилось у меня. Наверное, с искренней досадой Сталин так мог говорить.Ну, так вот тут я бы упомянул любопытное обстоятельство. Вообще если кому-то из наших слушателей повезло, одна из самых грандиознейших реконструкций, я вот это, например, дело люблю, это когда разыгрываются исторические сражения, и очень красиво она происходит в том числе и под Лейпцигом, где была Битва народов. Красочное, яркое, хорошо отработанное зрелище. Есть и другие реконструкции при Аустерлице, при Ватерлоо. Но чем вот знаменательна эта битва? Потому, что союзники были так счастливы, но не сразу, правда, а по прошествии значительного числа времени, по-моему, самый вот такой эпический памятник, к счастью, сохранившийся, он находится там. Правда, решение было непростым, потому что вроде как надо делать этот памятник на территории Саксонии, а саксонцы, у них такая роль была двойственная. Все это не сразу произошло, только когда Германия объединилась. Соответственно когда пришли к власти нацисты, этот сто… почти 100-метровый памятник им очень нравился проводить там всякие праздники свои, принимать там мальчиков в Гитлерюгенд, вспоминая, это же победа немецкого оружия. Да? И когда памятник вот этот оказался на территории ГДР, вот эти коммунистические власти, они всерьез хотели его снести как памятник милитаризму, реваншизму и немецкому национализму. И спасло необычное обстоятельство, потому что на памятники в числе прочего в том числе и надписи были, что это совместная победа русско-немецкого оружия, русско-немецкой дружбы. Ну, такая двойственная получалась роль.
А мы не можем не упомянуть в этой связи, у нас же сейчас вот в свежем номере журнала «Дилетант» про драматические, вообще эти кошмарные страницы отечественной истории, когда Сталин подружился с Гитлером, были реальными союзниками, и Сталин вот Гитлеру писал в ответных поздравлениях… в ответ на поздравление, что наша дружба скреплена кровью. Так вот во много, может быть, и, ну, не благодаря, наверное, этим там ответам, а просто потому, что на этом эпическом памятнике были в том числе слова благодарности и российским солдатам, памятник сохранился. Он вообще впечатляющий, по-моему, один из крупнейших монументов в честь военных побед, обычно поскромнее. У нас в Бородино такого памятника нет, какой вот там, где битва народов. Он есть, можно приехать, посмотреть. Он вот после того, как ГДР и ФРГ объединились, он хорошо отреставрирован. Но судьба его вот висела на волоске во время… во времена ГДР, что тоже необычно, а то остались бы и без этого памятника, потому что это тоже вот специфическая история…
В. Дымарский
―
…ские войны.
М. Кузахметов
―
Да, был огромный памятник, как это немцы называют, при Таннеберге. Это после битвы при Грюнвальде. Это всё прусская история. Это все 1410 год. Он снесен. Его больше нет. Реконструкция там проводится. Мне повезло, я там даже был. Грюнвальдская битва. Все красиво. Но памятника там… Там, правда, памятник Таннебергу не в честь Грюнвальдской битвы, а в честь разгрома армии Самсонова. Это такая тоже своя своеобразная реваншистская история. Мы, кстати, до нее доберемся, когда будем рассказывать про Первую Мировую войну. Так вот этого памятника немецкому милитаризму там нет. А под Лейпцигом есть. И Лейпциг цел.Так вот завершая соответственно всю эту грандиозную историю, Наполеон возвращается во Францию, храбрится, надеется собрать свои новые армии. Союзники одержали действительно наконец-таки первую и решающую… Они не смогли уничтожить армию Наполеона, но наконец-таки по происшествии такого количества лет Наполеон побеждён. Наполеона отступает. Наполеон разгромлен.
В. Дымарский
―
И отброшен.
М. Кузахметов
―
Отброшен. И тут все, конечно, там поздравляют друг друга. Слава богу, там хватило им сознания… Это же сколько было ещё раз до этого? Когда кто-то не хочет делить лавры победителя с другим, начинает сражение, не дождавшись… не дождавшись подхода подкреплений, – да? – чтобы потом не сказали, так это потому, что я подошёл. Поэтому только они одержали победу. Тут как я уже говорил, с ходу в бой не вступали, дожидались, пока подойдут союзники, действия все координировали, легко уступали друг другу право командования. И в итоге вот такого реального последнего слова никто за собой особенно-то не оставлял. И тем не менее, ну, явно в том числе и числом… В том числе и числом. Прошу прощения за это. Эту тавтологию. Одержали победу. Наполеон побежден, но война не закончена. Наполеон не капитулировал. Достигнуть какого-то компромисса не удалось. А напомню, это всё осень. И вообще опять-таки что дальше делать?
В. Дымарский
―
Ну, это ж не русская зима все-таки. Это все-таки европейская зима.
М. Кузахметов
―
Ну, там, конечно, мягкая зима, но тем не менее измотаны все армии вообще-то, как бы всё это не выглядело. А мы напомним, например, преследуя отступающего Наполеон армия Кутузова потеряла…
В. Дымарский
―
А столько…
М. Кузахметов
―
… столько же людей, сколько и Наполеон.
В. Дымарский
―
А сколько русской армии дошло до Франции?
М. Кузахметов
―
Да там такое дезертирство. Я бы хотел про это отдельно рассказать, потому что русские генералы начали подробно рассказывать совершенно невероятные истории. Не просто дезертирство такое традиционное, – да? – когда страшно воевать, не интересно, не хочется, сбежать домой, а когда просто у них на глазах там по тысячи человек в день исчезают из русской армии. Почему? Они нанимаются на работу к местным фермерам, которые готовы охотно оплатить. Здесь никакого тебе рабства. Тут тебе никакого барина. У тебя даже перспективы какие-то на отдельный надел взять там участок земли. Это невероятная история, которая начала пугать героическую русскую армию, потому что силы таяли не потому, что там болели, например, или их одолевали. Или тоже такая была необычная проблема, давайте ее тоже упомянем. Ну, мы сейчас, например, питаемся сравнительно разнообразно. И если что-то у нас в рационе, ну, у большинства людей, как правило, есть и овощи, и хлеб, и мясо. А русские солдаты – это, как правило…
В. Дымарский
―
Каши?
М. Кузахметов
―
Ну, каши. И то очень ограниченный ассортимент. Хлеб. Хлеб ржаной причём. И вот они, например, вступили на территорию Саксонии, а там пшеница. Да? А там хлеб белый, и они… Ну, не хватает там каких-то ферментов, например. Они болеть начинают. Нам это может показаться невероятным. Им вроде, может, даже мясо привезли поесть, а они, ну, не переваривает, грубо говоря, животик, и они болеют потом животом, от непривычной пищи страдают. Они вот хотят своего ржаного хлеба. Ржи нам дайте. А ее нет. Есть только пше… пшеница. Пшеница, она же дороже, казалось бы, лучше мука, а необычные проблемы возникают. Ну, это, правда, проблема там быстро разрешается там постепенно. А вот проблемы в том что такие с рационом питания. Но ещё раз напомним, но тем не менее русские солдаты составляли большинство в этой коалиции. Но тут уже всё, сомнений никаких нет. Надо переносить боевые действия уже на территорию Франции. Все уже друг друга поздравляют там с… Уже начинается переделал заранее там и какие-то мелкие конфликты, кому, чего перепадет. Вот что с Польшей, например, делать теперь-то. Но всё это мы тогда уже расскажем, наверное, в следующих передачах…
В. Дымарский
―
А! Тогда мы откладываем это до следующей передачи, когда уже вообще и Франция, ну, Париж уж точно, Париж будет нашим.
М. Кузахметов
―
Александр I, главный наш герой, вот уже видит себя там – да, – марширующим во главе победоносной армии. И всё это в итоге сбылось. Да. По улицам Парижа. Да. Было в нашей истории и такое.
В. Дымарский
―
Но это уже в следующей программе. Спасибо. До встречи!
М. Кузахметов
―
До свидания!