Смоленское сражение - Все так + - 2019-04-06
06.04.2019
Виталий Дымарский
―
Добрый вечер! Программа «Всё так плюс» в нашем традиционном составе. Нас двое: петербургский историк Максим Кузахметов и я, Виталий Дымарский. Мы продолжаем рассказ о династии Романовых. Внутри рассказа о династии Романовых мы дошли до периода правления Александра I. А внутри периода правления Александра I мы как раз в прошлой программе начали повествование о Отечественной войне 1812 года. Говорили мы о самом начальном периоде войны. И вот дошли мы до Смоленского сражения, подробности которого мы обещали и выполняем это обещание, мы представим сегодня. Итак, Смоленское сражение – это первый контакт между армией Наполеона и русской армией…
Максим Кузахметов
―
Серьезный контакт.
В. Дымарский
―
Серьезный контакт. Да.
М. Кузахметов
―
Еще раз напомним, что Александр I армию, к счастью, покинул из Полоцка, а командующего не назначил. И когда отступая… отступив уже до Смоленска, это вообще сотни километров – да? – уже от Вильнюса, но благодаря там здравому смыслу Багратион признал верховенство Барклая-де-Толли. Это очень важно. И счастье, что в русской армии были генералы, которые неформально там подходили к этому делу, а ради общего дела могли там наступить там на какое-то самолюбие. Да? Там. Хотя Багратион, не скрываясь, говорил: «Я считаю, что отступать неправильно. Это преступление. Пора сражаться». И здесь вот Барклай-де Толли, ну, наверное, во многом вынужден – да? – там, вот реагируя на это на всё, он же… он же не предатель вообще-то какой-то, чтобы просто… и не трус. Он же ничего не боялся. Вот лично Барклай-де-Толли. Там вообще трудно вспомнить какого генерала, который бы где-то прятался там, отсиживался. Ну, вот такое было время, что надо вот выйти в орденах ещё, – да? – там с аксельбантами и стоять, а вот вокруг тебя рвутся ядра. Вот я, мол, какой. Ну, потом при Бородино многие генералы и нашли свою смерть. Так вот перед Смоленском произошло действительно первое уже серьёзное боевое столкновение. Ну, напомним, – да? – что вообще Смоленск – это старинная и очень сильная крепость. Времена, конечно, изменились, и просто толстые высокие стены уже не помогали, там были совсем другие укрепления, но тем не менее даже в таком виде Смоленск представлял из себя крупный такой пункт обороны.
В. Дымарский
―
Укреплённый.
М. Кузахметов
―
Укрепленный. Но опять-таки так как не было заранее плана какого-то, ещё раз повторимся, объединиться-то две армии и Барклая-де-Толли, и Багратион должны были вообще-то гораздо раньше, и хорошо бы вообще, чтоб они были сразу заодно и встречали бы французов у Немана и не дали им переправиться. Ничего этого не было. Тут, кстати, наверное, надо небольшое отступление. Это очень важно. До какой степени всё-таки была хорошо поставлена разведка у Наполеона, и до какой степени всё это скверно действовало, к сожалению, в русской армии. Но! Мне нравится этот эпизод. Впервые с ним французы как раз в это время и столкнулись, потому что захватив каких-нибудь французских офицеров и переодевшись во французскую форму… Ну, там даже не буквально французская форма. Там армия была вся цветная. На стороне Наполеона примерно половина частей – это были солдаты и офицеры из стран, государств, которые являлись его вассалами. Да? Там всего было понемножку. Немножко там португальцев. Немножко итальянцев. А были два крупных соединения. Очень много было поляков. Несколько десятков тысяч. И почти сто тысяч немцев. Правда, это тоже всё совершенно разные государства там. Так вот и у каждого из них была своя униформа. Единой не было. Но как-то можно было различить и понять там, что нерусский. В общем, поймали какого-нибудь офицера, хорошо если французского. Так вот и русский офицер молодой может прийти в стан врага и притворяться своим умело, владея французским языком. Ну, там остались любопытные воспоминания как французские офицеры считали, что это бесчестно, потому что мы-то не можем прийти в русский лагерь и по-русски разговаривать, сразу попадем… Вообще не можем разговаривать. А русские безобразно так поступают, приходят, вынюхивают наши секреты, а потом отбывают к себе. Вообще вот в нашем понимании, ну, там потом уже как СМЕРШ – да? – там, например, контрразведка, ну, всё это было, но совершенно не в таком виде. Там офицеры мало ли по какому поводу приходили, передоговаривались. Мы же рассказывали, например, – да? – там посланник Александра I проходит там все вот стадии, например, пикеты – да? – там солдатские: «Я вот к вашему командиру». – «А! Пожалуйста». Его там проводят. А потом он обратно там возвращается.
В. Дымарский
―
Еще угостит…
М. Кузахметов
―
А он еще… Да. Ну, конечно, там обед, почет. Там никто ему глаза-то не завязывал. Такое было немыслимо, чтобы какому-то там дворянину завязали глаза, чтоб он не подсмотрел, сколько тут у нас пушек. Но по сути война велась… Тоже надо это понимать, там же не было какой-то авиаразведки, телефонной связи. Вот мы видим врага, что-то можно делать. А не видим его и делать ничего невозможно. То есть надо догадываться. А еще даже увидели, а мы не знаем, сколько их вот напротив нас: тысяча человек или 50 тысяч. Тут-то Наполеон был, конечно, недосягаем, к сожалению, для русских генералов. У него гораздо было больше сведений, а главное – он был активен в отличии там от русской армии. Ну, так вот у Смоленска, еще раз повторимся, это мы так затянули, две армии встретились, надо что-то делать, тем более что крепость достаточно сильная. И здесь вот это тоже 1-й шок для Наполеона, повод для гордости соответственно у русских, потому что это, наверное, действительно 1-й раз когда вот начинается кровопролитный бой, и одни атакуют, французы, а другие, русские, не отступают. Всё это достаточно долго продолжается. То есть вот их надо всех как будто бы физически перебить, только тогда можно вот там вступать в город. Это же всё кровопролитие ещё. Но при всем при том французы же тоже… Наполеон гордился ими. Их убивают, а они снова там идут в атаку, перегруппируются. Ну, или там переубивали много солдат другой дивизии, новая дивизия подходит. Но в основном в Смоленском сражении большая часть сил Наполеона находилась на окрестных холмах, наблюдая за тем, что происходит, и что делали? Аплодировали, например. То есть никто, закрыв лицо руками, с ужасом вот не говорил: «Какая-то бессмысленная бойня! Как всё это ужасно!» Все это пришло уже потом. А в ту эпоху – какая героическая смерть! Мы же рассказывали, это вот Льву Толстому как раз нравилось, что лежит Андрей Болконский с флагом в руке ещё живой. Он ещё живой всё ещё! Мы ещё вспомним о нём в Бородинской битве. А Наполеон смотрит и говорит: «Какая прекрасная смерть». И Лев Толстой явно воспроизводит все это не как ужас, а тоже по-своему гордясь нашим придуманным соотечественником, художественным вымышленным персонажем. Ну, так вот. Как бы героически не сражались русские солдаты, вот тут… Это не первый раз уже наше сражение с Наполеоном. Ну, мы проигрываем в тактике, в обходных маневрах, в принятии тактических решений. То есть вот стоять насмерть можем, а когда нужно принимать какое-то стремительное, быстрое решение по ходу боя с маневрами, что-то вот мешает нам, что-то вот парализуется. Вот кроме героической смерти ничего не получается. И тут опять-таки Наполеон же тоже лично в этом участвует, потому что Барклай-де-Толли соглашался: да, давайте попробуем. Наполеон там… Ну, больше для того, чтобы ослабить нагрузку на свои обозы, потому что пока все в одной куче и кормить-то тоже все за один раз 200 тысяч человек невыносимо. Надо выдерживать, чтоб кто-то по параллельной дороге шёл, особенно когда лошадь, особенно кормить, особенно фураж. И вот какой-то корпус, как нам казаки донесли, отошел в сторону на 20 километров, и мы сейчас быстренько его окружим и разгромим. Вот эти попытки были как раз под Смоленском, первые, серьезные. Не получилось ничего, потому что Наполеон успевал быстро принимать оперативные решения. Стремительно скакали туда-сюда курьеры. И к тому моменту, когда вроде бы мы готовы были бы превосходящими силами наброситься на какой-то французский корпус, тут к нему уже подходит подкрепление, или от отходит, или нас начинают окружать где-то. И Барклай-де-Толли, всё это он опять-таки, слава Богу, понимал, что кроме героической смерти еще нужен какой-то хорошо бы стратегический результат, потому что все вот эти попытки закончились, ну, когда деликатно говорят, неудачей, а по сути провалом. Невозможно было с Наполеоном вести серьёзную маневренную войну. Да и впоследствии тоже ничего ни у кого не получалось, кроме вот таких вот лобовых ударов или там неисчислимостью победить. Битва за Смоленск продолжалась примерно 2 дня и закончилось тем, что Смоленск превратился в пепелище, в пожарище. Было опять-таки очевидно, что обороняя Смоленск, силы русской армии начинают просто таять. Ну, грубо говоря, их расстреливает, например, французская артиллерия, а нам так отвечать не удаётся. Это вот тоже напомним ещё раз, с чего началось возвышение Наполеона. Он артиллерист. Да? По своему образованию. И тут вот тоже к несчастью в чистую проигрывали наши артиллеристы и по скорострельности, и по меткости выстрелов, и по умению оперативно перекатывать там быстро орудия по полю боя. И хорошо, если у французов артиллерии рядом нет, или не хватает им запасов, ещё можно как-то в штыковых там противостояниях. Но если подкатили артиллерию…
В. Дымарский
―
А само вооружение…
М. Кузахметов
―
… уничтожат.
В. Дымарский
―
… артиллерийское было примерно одинаковое?
М. Кузахметов
―
Ну, примерно… Примерно да. И по качеству, и по количеству примерно одинаковое.
В. Дымарский
―
… отдельно обойность типа?
М. Кузахметов
―
Там дальше уже навыки. Нет, вот тогда еще, слава Богу, русская армия сравнительно на равных могла противостоять. Все ужасы Крымской кампании будем потом припоминать брату Александра I, когда уже нарезное оружие, когда мы вроде…
В. Дымарский
―
Это уже позднее.
М. Кузахметов
―
… видим английские корабли, мы в них стреляем. Только наши ядра не долетают, а их ядра нас уничтожают. А мы беспомощны. В общем, все это, все эти ужасы были впереди. Ну, вообще логичный вопрос. Так пушка могла у квалифицированного артиллериста выстрелить там до… до 2-х с половиной километров. Но это все было неактуально. Поражающее вот свойство важно было в районе километра. Важно опять-таки, чтобы все понимали, в отличие от всех последующих артиллерийских противостояний, это всё видимость нужна. То есть вот на той эпохи… в ту эпоху, ну, во-первых, важно высоты занять, и надо видеть, куда ты стреляешь. Вот это потом уже, особенно с развитием связи, появились там координаторы, – да? – и артиллерист современный, ну, и уже там в 1-ю Мировую он вообще ничего не видит. Ему просто скомандовали либо по координатам, либо его корректировщик огня говорит, что, где подкрутить и куда выстрелить. В ту эпоху ничего подобного. Только вот мы смотрим…
В. Дымарский
―
По каким-то…
М. Кузахметов
―
И…
В. Дымарский
―
… точкам. Да?
М. Кузахметов
―
Да. И видим, если двигаются пехотинцы, мы можем успеть сделать несколько выстрелов там. Это особенно если картечью. Но это всё там, всех сметает. По артиллерии… По кавалерии сложнее, но тоже можно успеть. Поэтому, ну, вроде бы как всегда артиллерийские батареи ещё должна пехота там защищать. А если окопались, то ещё лучше. Ну, это все надо готовится. Ну, так, в общем, французские артиллеристы, ну, это правда там, оказались, конечно, сильнее. А просто героическая смерть, к счастью, для Барклая-де-Толли не входила в его планы – просто угробить всю армию под Смоленском, и он отдал приказ об отступлении через Смоленск. И вот тоже драма. В Смоленск до этого свозили тысячи раненых. В то время, ну, как-то была предусмотрена медицина, но в основном просто уносили раненого, а дальше… Медицина же была такая: рану перевязать, выживет – не выживет. Ну, как… как Бог даст. Ну, спасибо, что перевязывали. Что не просто там бросали. А подводы самим нужнее. Дальше ж надо самим как-то отступать. Ну, оставили. В первый раз тысячи раненых в Смоленске, и большая часть из них погибла фактически в пожарищах. Это, правда, ещё были впереди все ужасы Москвы, когда там до 20 тысяч раненых исчезло и сгорело. В общем, кошмарная история. Вот это произошло в первый раз. Ну, ещё что опять-таки, ну, по-своему шокировало Наполеона под Смоленском, большой город, ладно, ключи никто не принёс. Ну, ладно. Там как было принято? В основном там местные жители, они же должны там где-то попрятаться по подвалам, а потом, когда сражение закончилось, выходят обыватели, кто-то может свои лавки открывает, какие-то маркитанты там пребывают. А здесь начинается исход населения такой вот серьёзный. В Вильнюсе-то такого не было. Там-то какие-то не очень дружелюбные были… недостаточно патриотически настроенные жители, а в Смоленске в полный рост. Всё, вот обыватели на подводах… Ну, бегство такое массовое. Город охвачен пожарищем. Это необычно опять-таки всё и непривычно. И смысл тоже в том, что захватили вроде бы такой крупный город, который был превращен в пепелище, в пожарище, как будто бы и нет. Невозможно его использовать с разрушенными домами как такую серьезную базу, где можно остановиться. А в тоже время русская армия отступила. Что делать дальше? Вот тут очень такой любопытный рубеж, который вот Вы уже упоминали, потому что дойдя до Смоленска, Наполеон удалился от Вильнюса, который уже был в территории России на 500 километров. То есть это по-хорошему 2 недели пути по тем временам. Ну, понятно – да? – никаких поездов. И ещё раз повторимся, не будем питать иллюзии про всадников, он должен менять свежих лошадей, чтобы передвигаться быстрее. А так он примерно с такой же скоростью передвигается. То есть вот чтобы подвозить хотя бы из Вильнюса, который мы считаем там… Ну, мы – французы. Да? Там относительно лояльным. Там не будет партизанщины. Это две недели пути. Но при этом мы никакого результата не достигли, русские отступили, надо принимать какое-то решение. Ну, тогда они ещё, конечно, не представляли всех ужасов холодов. Здесь Наполеон второй раз погрузился в свои тяжелые раздумья, потому что генерального сражения не состоялось. Никто капитулировать не собирается. Александр I скрылся. Город нам превратили в пепелище. Еще раз…
В. Дымарский
―
Еще дальше…
М. Кузахметов
―
Еще раз для понимания того времени, вот забегая далеко-далеко вперед, вот когда Наполеон, например, готов был оборонять Париж до последнего солдата или маршала, восстали солдаты и маршалы, что вот мы все понимаем, но мы не допустим превращения в пепел самого лучшего города на земле, раз уж так получилось. Потому, что вот ни одна бомба не должна упасть на Париж. А тут все наоборот. А тут совершенно другая история. Мы армию бережем, а город превращаем в пепел, который должны были, казалось бы, защищать. Была же героическая когда-то оборона там Смоленска от поляков. Ну, так вот жители бегут. Наполеон в Смоленске должен принимать какое-то решение. Тем более что русские опять отступили. И он принял вот это свое, наверное, уже роковое решение продолжить преследование русских армий.
В. Дымарский
―
До Москвы.
М. Кузахметов
―
Ну, он еще не знал, что до Москвы. Но надо дать генеральное сражение, которое они безусловно проиграют…
В. Дымарский
―
А по дороге…
М. Кузахметов
―
А потом…
В. Дымарский
―
… в Смоленск он Минск же взял? Брал?
М. Кузахметов
―
Ну, там чуть в сторону. Да? В Минск вошли. Минск целый, кстати, сохранился. И там… Да, сохранились там отрывочные сведение, что в числе прочего, ну, это он сам потом говорил: «Да надо было мне там остаться в Минске. А потом бы никуда не делись, сами бы приехали мир просить. Да вот там эти меня ввели в заблуждение, мои разведчики, сказали, что русская армия уже не та». Ну, все вокруг виноватые. Наполеон вот не отличался от большинства других командующих, чтобы сказать: «Это бла моя роковая ошибка». Ничего подобного в мемуарах он не написал. Все кругом виноваты, но не я. Так вот он принял свое решение оправиться дальше и преследовать, причем опять-таки Наполеон же тоже был не один. А он кем был окружен? Как мы уже упоминали, например, Мюрат говорит: «Ваше Величество, дайте мне, неаполитанскому королю, еще немножко кавалерии, и я вот нагоню вот этих трусов, которые боятся генерального сражения, которые трусливо отступают. Я разобью их. Дайте только вот мне вот еще немножко сил и времени. Мы нагоним их и как минимум заставим принять генеральное сражение». То есть Наполеона окружали не какие-то там мудрые стратеги, которые объяснили бы, проголосовали бы там – да? – на военном совете, давайте-как останемся здесь, не будем рисковать, мы и так очень далеко уже. Видно, что русским ничего не жалко. Мы уже столкнулись с этой стратегией. Ну, она не была такой осмысленной, но она уже начала проявляться очень ярко. Выжженная земля. Это когда фуража нет. Это вот первые серьезные трудности. Лошадей там кормить нечем. А если есть чем…
В. Дымарский
―
Надо идти вперед. Да?
М. Кузахметов
―
А вообще хорошие лошади, они просто… просто травы им недостаточно. Нужен овес, например. Ну, если хорошая лошадь. Не какая-нибудь там крестьянская кобыла, которая как-то худо-бедно тележку. А если это боевой конь да ещё должен нести на себе тяжеленного кирасира, а на кирасире еще там 40 килограмм всяческого вооружения, ну, это лошадь, которую нужно хорошо кормить. Это проблемы возникают. Очень серьёзные проблемы. И тем не менее, в общем, ничего Наполеону… на Наполеона не подействовало. И он решил отправиться в след за российской армией, в которой… Вот мы переходим там к важному рубежу. Мы уже упоминали – да? – там, два командующих, у которых фамилии по алфавиту одинаково начинаются, и несправедливо с точки зрения Багратиона, он почему-то должен подчиняться Барклаю, который 2-й после него по алфавиту. Но на полном серьёзе всё это играло роль для людей, которым одновременно присвоили равные звания, а Александр I ничего не делает. И вот Александр I…
В. Дымарский
―
… по алфавиту еще…
М. Кузахметов
―
Наконец происходит неслыханное дело! Ну, повторимся там, Смоленск примерно 6 августа оставлен. А 5 августа, ну, Александр I ничего не знает, телефонов нет, до Петербурга там ещё свои несколько сотен километров, но тем не менее Александра I любил же, чтоб была коллегиальность всегда. Там тоже вот по совету друзей, по совету приближённых, которые, ну, в советские-то… в советское время говорили, не церемонясь, что он просто струсовал, и было очень удобно Кутузова назначить, чтобы на него всю ответственность свалить… Ну, не буквально так, конечно, всё происходило. Но в том числе это было логично как-то самому на себя ответственность не взять, Багратион пугает своими радикальными замашками, просто всю армию угробит, Барклай-де-Толли, видели ли, всё отступает, тоже сражение не готов принять, да еще они, видите ли, не популярен. Это правда. Ропот против Барклая-де-Толли, который почему-то всё время отступает, от сражения уклоняется, а там же молодежь. Там же полно… Это, кстати, тоже вот опять сошлемся на нашего классика, на Льва Толстого. А в русской армии, что у неё на корнет, то Петя Ростов, который только и ждет решительный атаки с саблями там на врага. И уж не побоимся, не посрамим матушку Россию. И вот тут происходит наконец-таки ключевое событие – назначение Кутузова.
В. Дымарский
―
Который, конечно, сыграл потом большую роль, но о ней мы… о роли, и о самом Кутузове мы ещё будем говорить, в том числе и сразу после нашего небольшого перерыва, который вызван очередным выпуском новостей. До встречи через несколько минут!**********
В. Дымарский
―
Ещё раз добрый вечер! Мы продолжаем программу «Всё так плюс». Максим Кузахметов. Я Виталий Дымарский. Говорим мы о войне 1812 года. И вот буквально перед самым перерывом мы успели назначить Кутузова верховным главнокомандующим российской армии. Правда, не было верховного. Да? Просто главнокомандующий армии, который… Наконец-то дождались назначение от Александра I вот этого человека – фельдмаршала Кутузова, который сыграл…
М. Кузахметов
―
Еще не фельдмаршала.
В. Дымарский
―
А он ещё не фельдмаршал. Да, да, да.
М. Кузахметов
―
Да.
В. Дымарский
―
Ну, будет фельдмаршалом. Я вам обещаю. Я вам обещаю. Насколько назначение Кутузова изменило ситуацию в армии?
М. Кузахметов
―
По началу-то ничего не произошло, потому что 5 августа в Петербурге было принято решение о назначении Кутузова, а прибыл он в действующую армию только 17 августа.
В. Дымарский
―
То есть уже после Смоленска.
М. Кузахметов
―
Ну, давайте напомним. Кутузов, не смотря на все свои заслуги, он же… Как у нас преподносят? Он же суворовский генерал. Это пожилой человек вообще-то уже, у которого давным-давно нет одного глаза. Это тоже там мы рассказывали когда-то, он же дважды получил пулевое ранение в голову, в глаз, там пуля проходила на вылет. Это вообще чудо вот для… для медиков, для хирургов это такой уникальный пример и случай, а человек потом… Ну, там это вообще должна быть смертельная рана. А он не просто остался жив, так еще и совершенно вменяемый, в здравом смысле остаётся. Ловкий царедворец. Но он уже в те годы не такой видный красавец как там в суворовские времена, потому что… Ещё повторимся, вот его назначили в Петербурге, это же не значит, что он вскочил на коня и помчался там скорее в действующую армию. Он же там сел не спеша… Это неторопливый человек. Вот то, что мы видим в фильме «Гусарская баллада». Да? Такой вот дедушка по сути. Ну, вот это как раз…
В. Дымарский
―
Ему и торопиться-то было некуда.
М. Кузахметов
―
… в жизни. А вот он точно торопиться не любил. Вот он был ярким исключением.
В. Дымарский
―
… война же медленная была.
М. Кузахметов
―
… генералов. Вот он вот чтобы выйти там и с открытой грудью встретить врага, ну, и возраст уже не тот. Сейчас опять упомянем в очередной раз нашего классика Льва Толстого, Лев Толстой считал все это проявлением исключительной мудрости, потому что как вот он всё придумал, Лев Толстой, Кутузов, он же понимал, что победа-то, она же не сражении, она же вот в силе народной, вот в чём-то вот в таком, что французам-то недоступно и непонятно. Но это всё придумал Лев Толстой. Не согласен категорически. Это всё по факту было известно и очень популярно, кстати, именно в Отечественной истории всё объяснять, кто, когда знал, что вот пришло, не пришло время. Там как Александр Невский – да? – и как Кутузов знал, что, ну, ладно время-то придёт, их ещё…
В. Дымарский
―
Мы сейчас вернемся, конечно, к Кутузову, но по ходу дела хочу свой вопрос задать. Вы сказали на счет народа как главной силы войны. А вот эта-то дубина народной войны, она еще не появилась. Да? И когда после того, как форсировали Неман французы никто их нигде там не поджидал ни за деревом, ни за домом.
М Кузахметов
―
Ну, раз Вы упомянули, я опять сошлюсь. У нас есть классик Лев Толстой, который это все и придумал – дубина народной войны. И дальше парадоксально история. Да, он этому посвятил там немало страниц в своем эпическом труде «Война и мир», еще раз – да? – напомним, рассказывая… Только почему-то главный персонаж, который всё это олицетворял, Каратаев – да? – там вот знаменитый, он все время говорит о себе как-то отвлеченно во множественном числе: мы. Мы, Каратаев. Ну, какой-то неопределённый и невнятный. То есть это вовсе не такой вот как в советском уже кино – да? – герой партизан там, который вот мужественно, который планирует какие-то операции, которые там подрывает вражеские эшелоны. Это вот в какой-то степени радость мужика от чего? Что барин сбежал. Я соответственно предоставлен сам по себе. Ну, для кого-то, кстати, может быть и шок. Может быть, в лес сбежали. Но вообще все действия боевые происходили на достаточно узком вообще… Это вот вдоль дороги и 20-30 километров вправо-влево. Не дальше. Подавляющее большинство крестьян вообще эта история никак не затронула, и чтобы вот кто-то из них вот массовое там создавал партизанское движение, чтобы кто-то выходил там на высокую трибуну и говорил: «Время пришло». Ничего подобного не было и не могло произойти, потому что эти люди жили, это печальная и грустная история, сотни лет в рабстве. За них всё решали баре. И в лучшем случае если уж и было народное ополчение во время войны там с поляками – да? – там, когда надо было как-то нам Москву спасать, которую возглавили Минин и Пожарский, так один из них был купец, а другой князь. А крестьянам не было среди лидеров этого движения. А если и были, то не крестьяне, а казаки. А если уж крестьяне, то какие-то беглые, каторжники и преступники. Вот. А не какие-то народные герои. Печальная страница. Всё выдумано из головы. Практически всё. То есть какие-то там мелкие эпизоды были. Вот есть фильм яркий там про Дениса Давыдова «Эскадрон гусар летучих»…
В. Дымарский
―
… Денис Давыдов-то был?
М. Кузахметов
―
Денис Давыдов был. Мы потом отдельно расскажем, что у нас самый знаменитый Давыдов, но и не единственный. Французам они очень здорово досаждали. Но народ к этому практически никакого отношения не имел. Это вот мы, забегая вперёд…
В. Дымарский
―
Хорошо. Вернемся к Кутузову.
М. Кузахметов
―
В районе Царёво-Займище прибывает наконец-таки в армию Кутузов. В советском кинематографе это событие обставлено с помпой. Вот он прибывает, и все вот глаза слезятся от счастья. Наконец-то! Вот как мы ждали нашего вот прекрасного, любимого генерала. Мы же помним, как он с Суворовым воевал. К традициям возвращаемся. Ну, конечно, в реальности такого быть не могло. Но, ну, прибыл. Там ещё тоже любопытная история. Я уж на всякий случай упомяну, он же в советском кинематографе он же с повязкой со своей знаменитой. Да?
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
На глазу. Но он ее никогда не носил. Там на портретах, как правило, его рисовали, ну, вот уже после ранения соответственно просто одной стороны, где один глаз был. Но это было в те времена, ну, нет глаза, выбило. Вот я, мол, какой. Раны, травмы, шрамы, они же украшают мужчину. Поэтому… Ну, так тоже вот… Это такой популярный элемент, связанный с Кутузовым, – повязка на глазу. Не было у него ее. Ну, чего уж там? В общем, прибывает он 17 августа в армию, а в этот же день французы уже в Вязьме, например. То есть ещё… ещё несколько сотен километров прошли одна и другая армии. Одни другую преследовали. И здесь вот это правда, что теперь уже Кутузову надо принимать какие-то решения. Он же не отнекался тоже, не сослался там на… на то, что я, Ваше Величество, вообще-то староват. Да посмотрите, какие у Вас тут есть другие прекрасные боевые генералы. Тут Кутузов согласился, в общем. Но дальше вот любопытная история тоже, не могу не упомянуть. У нас же как? Всё, с чем связано? Что Кутузов, он в отличие от всех этих Барклаев-де-Толли, он же точно уж за Родину. Не этот прибалтийский скользкий немец. Он-то уж не допустит там, чтобы супостаты топтали нашу благословенную святую землю. Ну, это тоже всё такое, ну, особенно в советское время усилившийся миф. Потому, что кого, например, Кутузов тут же назначил начальником своего штаба, и кто в принципе дальше принял множество очень важных решений, а вовсе не Кутузов? Это уже не раз упоминавшийся Леонтий Беннигсен. А Беннигсен – это не какой-то прибалтийский немец, это вообще-то просто немец, уроженец Ганновера, который и по-русски-то с трудом научился разговаривать и всё норовил по-немецки. То есть вот чтобы теперь мы извели всех этих… всю эту немчуру из армии, которая нам не родная и враждебная, и теперь вот будут только русские патриоты с такими фамилиями как Багратион, тоже характерная русская фамилия. Ну, в общем, не так, конечно же. В ту эпоху ещё раз напомним, там легко переходили от одного государя к другому государю. Вот такое национальное самосознание, оно сложилось гораздо позднее. Кстати, наверное, вот у французов уже что-то действовало. Наполеон любил на этом спекулировать. В России среди высшей знати да не было там такого вот, чтобы вот по фамилиям – да? – бы там как-то встречали. Могли там где-то роптать обиженные вот кто-то из русских дворян, так это у них старая история. Они там, мы это знаем ещё со времен Ивана Грозного, мой предок твоего родовитее. Поэтому ты должен меня слушаться. Вот на таких категориях всё мерили. Это да. А вовсе не по боевым заслугам обиды были. Ну, в общем, еще раз возвращаемся. Теперь у нас Кутузов. Теперь все взоры обращены на него. Надо, чтоб он принимал какие-то решения. И какие-то решения он принимал, передоверившись, конечно, в основном Беннигсену в такой штабной работе, потому что это всё очень сложная, запутанная история. Потому, что, ну, хорошо, я принял командование, отдал распоряжение, а дальше-то миллион решений, кто, куда идёт, кто, где останавливается, кому, куда подвозят припасы, где в конце концов мы должны начать рыть там флеши и окопы там, – да? – там и редуты, например, сооружать. Вот это он почти всё переложил на Беннигсена. Но тут надо упомянуть, что у Наполеона тоже был такой человек. Это Бертье, знаменитый начальник штаба. Есть несколько научных работ, где доказывается, что вообще все победы Наполеона – это все…
В. Дымарский
―
Это Бертье.
М. Кузахметов
―
Это Бертье. А как только…
В. Дымарский
―
А поражения?
М. Кузахметов
―
А вот как только Бертье извели, тут-то и начались поражения. Как только он приболел там, или Наполеон не смог до него дозвониться, там вызвать его – да? – там, приближаясь там к своей драме при Ватерлоо, тут-то все пошло прахом. Вот. Потому, что Бертье был главный, и он знал, кому, где надо находиться, куда ядра подвезти заранее, а где кавалерия, а где пехота. Ну, в общем, тоже популярная история там у любителей скорее там конспирологии. Ну, еще раз возвращаясь к дедушке Кутузову, который, ну, все в армии встретили. Ну, пусть там хорошо, как это в кино показывают там, с восторгами. И солдаты даже, разрушив свой строй, побежали целовать ему руки и ноги, нашему благодетелю. Но дальше надо что-то решать. И вот мы приближаемся к эпическому такому пункту, еще раз напомним, у нас же история, она какими-то все такими датами, не событиями даже больше, а датами: 1812 год и Бородино. До этого какая-то пропасть. После этого какой-то провал там. А тут вот всем сразу…
В. Дымарский
―
Такое впечатление…
М. Кузахметов
―
… сомнительное.
В. Дымарский
―
Такое впечатление, что вся война 1812 года состояла из одного события – Бородинского сражения.
М. Кузахметов
―
Да. Что, конечно же, не так. Ну, вот для многих именно так вот и выглядит. Вот Бородино, а там дальше всё уже у французов что-то… Вот тут-то они увидели, что победить русского человека невозможно и дальше… Да и в Москву мы им коварно специально только заманили. Ну, все это до сих пор сильно. Мы это всё видим вот, читаем. Тут, правда, затмил у нас 45-й год вообще всё на свете, к моему искреннему негодованию, и про 812-й было бы более справедливо…
В. Дымарский
―
Еще художественная литература. Тот же Толстой, которого мы сегодня много раз упоминали.
М. Кузахметов
―
Да у нас Лев Толстой, к несчастью, я…
В. Дымарский
―
«Бородино»: «Скажи-ка, дядя…»
М. Кузахметов
―
Лермонтов. Да. Вроде гениальный писатель, гениальный поэт. Но Лермонтов там ладно… Это все-таки незначительный по объему. Это больше просто там…
В. Дымарский
―
Ну, по объему-то да, но по сути…
М. Кузахметов
―
Патриотическая. А Лев Толстой-то с претензией на… все-таки на научность. У него же там сколько дополнительных комментариев к статьям, где подробно там с цифрами пересчитано, где, сколько было солдат. Он же считал свой труд вообще-то не художественным, а именно вот такой вот с легкими там какие-то творческими вставочками, но реальные события. Если вот он придумал, что была дубина народной войны, значит, она была. Если он придумал, что Кутузов руководствовался мудрыми… вековой мудростью русского человека, значит, так все и было. А если Наполеон маленький, у него жирные ляжки, значит, Наполеон маленького роста, у него жирные ляжки. Что неправда!
В. Дымарский
―
И вообще противный.
М. Кузахметов
―
И противный, неприятный человек. Хотя мы рассказывали, Наполеон был не маленький и не толстенький. Но неважно. Вот… Вот так вот закрепили в народном сознании. Если дети проходят в школе – да? – там «Войну и мир», и кто-то из них даже еще и прочитал!
В. Дымарский
―
Вот интересная вещь, между прочим. Это давнее наблюдение, что саму историю Отечественной войны 812-го года да, в общем, никто толком не написал именно как историю. Фактически историю войны мы знаем по «Войне и миру» только, по Толстому.
М. Кузахметов
―
Ну, там идеология просто играет колоссальную роль. Если начинать разбираться в грустных подробностях… Ну, вот я опять приведу Льва Толстого, никак без него. Лев Толстой же, ну, наверное, как-то подспудно… У него всё это происходит. И мы забегаем вперед про Бородинское сражение. Какой яркий эпизод! Там же у нас главный герой, там же Андрей Болконский, который…
В. Дымарский
―
Да.
М. Кузахметов
―
… выжил после Аустерлица и как-то с таким спокойным тоном повествование нам поясняет, что полк князя Андрея находится в резерве, но почему-то так неудачно стоит, что так и не вступив в дело, не сделав ни единого выстрела, потерял до трети людей. И ничего же не делает князь Андрей. Он же не посылает гонца, надо бы отступить. Так, я приказываю отойти. Вот всё, что он смог сделать, – это стоять рядом со своими людьми, а потом, ну, вот в фильме этот эпизод: «Разрешите сесть?»
В. Дымарский
―
И смотреть в небо. А потом в небо смотреть.
М. Кузахметов
―
Да. И ждать своей участи, потому что вот она… А мы не боимся. А мы не дрогнули. А что это мы будем отходить? А вдруг в дело там надо будет вступить? Ну, и встретил там свою героическую смерть, как говорят злопыхатели, потому что Лев Толстой, он просто уже не знал, что ему делать. Он уже всё героическое придумал для этого идеального человека, для князя Андрея Болконского. Поэтому пришлось его просто убить, потому что дальше уже было ничего невозможно ещё ему придумать. Ну, не сразу, а мучительная тяжёлая там смерть от тяжелого ранения. Ну, это мы очень далеко вперед забежали. Но это яркий эпизод, который как гениальный честный писатель Лев Толстой тоже обойти не смог. Но это печальная правда, вот всей войны 1812 года, что люди, не вступив в дело и не сделав ни единого выстрела, бессмысленно гибнут. Пусть даже кто-то стоит на высотах, как мы рассказали, – да, – про французов где-то невдалеке и, наблюдая всё это, аплодирует, восхищаясь вот этим героизмом. Ну, или как там тоже Наполеону приписывается без конца, как он там восхищался, что русские достойны там на славы непобедимых там. Все это потом, конечно же, прибавилось. Так, в общем, мы приближаемся к Бородино, но пока мы до него не дошли, тут вот тоже яркие эпизоды… Наверное, в Бородино мы уже в следующий раз будем погружаться, а сейчас вот невозможно не упомянуть, французы пишут домой письма, потому что они всё идут по этой России, и дальше это вот как раз… Вот они правдивые, честные свидетельства. Не воспоминания Наполеона, не рапорты Кутузова, и даже не труды историков, которые подробно перебирают, кто, когда, где вступил, сколько у них было орудий, сколько они потеряли знамён, и куда, какой курьер, когда успел прискакать. А это вот бытовые письма там. «Дорогая Мари, пишу тебе из этой ужасной страны, где на нас смотрят как…» Ну, они тогда не знали такого слова: «инопланетян». Ну, вот на людей, на пришельцев, каких-то врагов. Мы ничего плохого им не хотим. А они, эти злодеи… Мы предлагаем им деньги, твердую валюту предлагаем им за то, чтобы у них купить немного еды, а они от нас прячутся, убегают. А недавно нашего друга Жака проткнули вилами эти дикари. Ну, так и пишут. В общем, мы находимся среди варваров, которые не понимают нормального языка, не хотят никаких денег и норовят исподтишка в темноте кого-нибудь из нас зарезать. Как всё это ужасно! Мы не можем у них ничего купить по-честному…
В. Дымарский
―
Вот и вам… Вот вам и дубина народной войны.
М. Кузахметов
―
Это всё красочно… Ну, не это точнее, а злодейство французов подробно вообще расписаны в Отечественной истории, как они… Тоже в кино яркие эпизоды, как они вот вламываются в церковь к ужасу – да? – там простых русских людей, начинают отдирать там золото с иконостасов, как они там топчут ногами, попирают там свободы русского народа. Это всё тоже имело место. Но при всём, при том опять-таки, если судить по свидетельствам, как французы хотели, чтобы была какая-то цивилизация, и не получилось ничего. Вот реально там это для нас предмет гордости, что с коллаборационизмом Наполеону не повезло. Он пытался сформировать местное самоуправление. Он обещал всё, что угодно, но вот в тех городах, которые вроде бы были уже под французским контролем… Он же всё хотел разумно. Местное самоуправление. Что может быть лучше? Бюджет даже вам выделю где-нибудь там в Смоленске, в Минске. Ну, вы соберитесь там, вот какой-то городской совет реальный и принимайте решения. Вот вам деньги. Что там вам? Больницу починить? Дорогу построить там? Ну, и мне соответственно там будет польза. Я буду у вас зерно покупать. Не получилось ничего. То есть там доходило до абсурда. Наполеон вроде бы находил людей из местных для этого местного самоуправления, но надо было, чтоб солдаты принудительно их приводили на заседание городского совета. То есть все идет прахом. Это не Германия, не Австро-Венгрия, где вот принесли там ключи как… Да? Эта красивая история. Признали и распределили. А теперь, значит, мы вот такой-то процент от налогов будем отдавать нашему новому повелителю. И здесь история двусмысленная. Если бы это была бы такая гордая непокорность… Ну, как у нас теперь это? Гордые горцы, которые в горы ушли или в лес там партизанить. А это не так. Это скорее несчастные затравленные обыватели, которые не приучены принимать самостоятельные решения и которые просто ждут, как Бог решит, грубо говоря, вот как всевышний распорядится.
В. Дымарский
―
Но надо сказать, что Наполеон в своих планах российских, у него не было все-таки предусмотрено, что, наверное, плохо, отмена крепостного права.
М. Кузахметов
―
Ну, поначалу опять там… Потом-то Наполеон рассказывал, что, конечно же, он нес свободу и сразу же готов был всех этих людей из рабства освободить. Поначалу так буквально он не воспринимал. Ну, поясним почему. Да потому, что он не собирался Россию вообще-то завоевывать…
В. Дымарский
―
Да. И переделывать.
М. Кузахметов
―
Переделывать там. Да. Зачищать там…
В. Дымарский
―
Перестройку устраивать.
М. Кузахметов
―
… Drang nach Osten. Да. И заселять ее французскими колонисты. Ничего подобного. Он этого не делал и в Австрии, и в Пруссии, которые доставили ему много зла и хлопот, а потом, кстати, предали его все эти Габсбурги и Гогенцоллерны всё равно. Он хотел добиться от Александра I исполнения условий хотя бы Тильзитского мира. В очередной раз для Наполеона всё это оказалось, конечно, катастрофической ошибкой, на планов завоевания России, а соответственно и каких-то радикальных реформ, ну, вот таких вроде бы логичных – да? – там – отменить крепостное право, сделать всех крестьян свободными. Это же будет для экономики… Это ж только лучше для экономики. Поначалу таких не было. Это потом он уже стал лихорадочно принимать какие-то решения, рассылать там какие-то манифесты, декреты. Ну, ещё раз повторимся, во-первых, линии фронта в нашем понимании не было. Все боевые действия идут вдоль только одной дороги, а это по сути тонкая ниточка такая вот на карте и с небольшими допущениями вправо-влево. А далеко ушёл, так крестьяне тебя там и зарезали. А в письмах, ну, раз уж мы упоминаем там, – да? – как французы пишут про эту варварскую страну, а это же не дороги, это направление. Опять-таки для нас это до сих пор какой-то не всегда понятный мне предмет гордости. Вот мы, мол, какие! Русский народ не победить! Смотрите, какая у нас огромная гигантская лужа и в ней «Камаз» завяз. Как это весело и смешно. И люди все это выкладывают – да? – теперь социальные сети, хохоча. Хотя это должно было бы быть поводом для ужаса, для писем там, для жалоб там. Если уж местная власть не может починить там мост, переправу, ну, в общем, французам приходилось этим заниматься. Тоже на всякий случай упомянем, это тоже вызывало изумление русских обывателей, там остались воспоминания очевидцев, с каким они искренним восхищением наблюдали, как французские знаменитые саперы, они там, кстати, отличались, французские саперы, они могли быть бородатыми в фартуках таких, красивые. Ну, как? Красивые как мужественные – да? – такие мужчины большие и сильные. Для сапера это было важно. Это не какой-то там снайпер, который может быть худеньким. Ну, как там егеря. Да? А это должен быть физически сильный человек, который с помощью топора и других инструментов может быстро соорудить переправу, например. И всё вот это во французской армии здорово работало. И это русских обывателей, которые там либо по жердочкам переходили ручьи, либо у них мост каждую весну сносило там во время ледохода, либо вообще не было там, а на лодках переплывали какую-то реки. Они с восторгом смотрели. Пришли саперы и быстро там, с бешеной скоростью восстанавливали, если разрушенная переправа или просто строили. И в последствии через Березину в ледяной воде, будем рассказывать потом, строили переправы и спасали тех, кто спасся из Москвы от морозов.
В. Дымарский
―
Я думаю… Да. Ну, я думаю, что эти письма французов, они всё-таки… Ну, это половина правды. Наверное, конечно, и так тоже встречали. Но вот говорят же… Ну, говорят? Есть тоже исторические свидетельства, что все-таки французов на первых порах особенно встречали, может быть, и с какой-то даже надеждой на ту самую свободу, которую они несли с собой.
М. Кузахметов
―
А мы поясним. Россия – это империя. И если на западе Российской империи это сравнительно недавно присоединенные территории, вот где проживали когда-то поляки или если это католики, ну, конечно, там совершенно другие настроения. Там Наполеон легко мог набрать несколько тысяч добровольцев даже без особых принудительных рекрутских наборов, которые охотно вступали в армию. Еще раз повторимся, в армии Наполеона максимальным контингентом по национальному составу были поляки. Ну, которым что Наполеон обещал? Независимость. Не просто уже герцогство Варшавское да еще и там… Ну, все любят там. В границах там… И какого-нибудь такого года, чтобы там от моря до моря там было – да? – там. Ну, и опять-таки это Речь Посполитая. Это значит вместе с Литвой. И там охотно… Ну, там Понятовский был лидером, тоже для поляков национальный герой.
В. Дымарский
―
Герой.
М. Кузахметов
―
Да. Принял потом героическую смерть. Оказался преданным Наполеону до конца. Ну, конечно, это была одна история. А потом приходит, например, в той же Беларуси… пересекает Белоруссию с запада на восток, и совершенно другая история. Вроде бы и хотелось бы набрать, если не рекрутов, то хотя бы каких-то… Ну, там все время нужны вспомогательные – да? – какие-то части, как у немцев потом они назывались хиви, там коллаборационисты. А не получается ничего. Как с ним разговаривать? На каком языке? Деньги не нужны. Боятся. Запуганы. У них единственная авторитет у этих крестьян – это местный священник, поп. Да. А он говорит: «Пришли враги, басурмане. Они против православия. Нам всем конец. Поэтому будем просто молиться». Ну, вот уже классическая история. А еще же все неграмотные. Какой манифест им не напиши там, даруем там конституционные свободы, а кто его прочтет там? Кто там что поймет? Ещё раз напомню, даже попытки Наполеона принудительно устраивать местное самоуправление, ну, заканчивались прахом, потому что надо было этих людей сторожить, чтобы они не разбежались, обыватели, которых заставили, видите ли, принимать какие-то решения по городскому самоуправлению. Ну, там единичные были случаи, когда кто-то с прожекторами добирался до французских властей там из прогрессивной общественности. Нет! Воспринимали исключительно как врагов и злодеев.
В. Дымарский
―
Мы… Как мы договорились подробнее уже начнем о Бородинском сражении говорить в следующий раз. Но сейчас просто в качестве, если хотите, ну, не то, чтобы вступления… Ну, да, в какой-то степени. Само место, место встречи изменить было можно или нельзя? В том смысле, обе стороны понимали, что именно там состоится решающее сражение?
М. Кузахметов
―
Ну, вот кратко – да, – предысторию, почему Бородино…
В. Дымарский
―
Почему Бородино?
М. Кузахметов
―
Вот Кутузов…
В. Дымарский
―
Полей много в России.
М. Кузахметов
―
Вот Кутузов, ещё раз напомним, это не Наполеон. Он верхом, ну, хотя в кино показывают, на лошади не ездил. Всё в основном там… Ну, он без роскоши там. Ему не нужна какая-то шикарная карета, но вот в какой-то повозке там. Чтобы осмотреть все возможные варианты, которых вообще было немного, было совершенно понятно, что вот она дорога главная, новая смоленская… К ужасу французов это всё равно не дорога была. Но хоть что-то. Некое подобие там дороги. Вот её надо защищать, потому что явно французы идут к Москве. И никто вообще не заикался, что мы Москва сдадим. Об этом речи не шло вообще. Само собой, что будем до последней капли крови защищать. Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва. Как сказал бы комиссар Клочков, если бы там среди них оказался. Выдуманный, как мы теперь знаем, персонаж из газеты «Красная звезда». Ну, так вот… То есть это был реальный человек. Но что он сказал непонятно, потому что все же умерли…
В. Дымарский
―
… неизвестно.
М. Кузахметов
―
… кроме людей, которых потом нашли среди полицаев. Ну, так вот. Возвращаемся к Кутузову. Там надо было что-то делать, уже находить. А, ну, напомним на всякий случай, вдруг кто-то из наших радиослушателей недостаточно хорошо знаком с географией, это ж все равнина сплошная. Вот каких-то естественных рубежей не осталось типа Немана, где можно было хоть как-то с помощью этой естественной преграды вредить. И дальше водные преграды да и во Второй мировой войне могли сыграть серьезную роль. То есть как минимум обречь врага на многочисленные жертвы. Ничего подобно, в общем, на пути к Москве такого серьёзного не осталось. И решение было принято, ну… ну, вынужденное. Правда. Почему именно при Бородино? Да потому, что уже вот всё, отступать дальше уже страшно. Государь там тоже негодует. Александру I же удобно. У меня же теперь Кутузов. Даже если он проиграет, так это ж он виноват. Я же не заставляю его где-то вот именно здесь, но требую от него каких-то решительных мер. Это, кстати, это очень удобно. Требую от Вас решительных действий. Требую принять решительные меры к сопротивлению. И дальше вот Кутузов вот… ну, он там… Вот военный совет. Тоже классика, как… как сказал бы опять Лев Толстой, наш классик, что он с мудростью там не погружался, потому что всё это не главное. Но случайное решение. Не худшее, наверное, было. Не лучшее. Но вот при Бородино так вот пересекалось всё.
В. Дымарский
―
Ну, а подробнее о Бородино, как мы уже сказали, в следующий раз. Программа «Всё так плюс». До встречи!