Мигель Сервантес - пасынок судьбы - Наталия Басовская - Все так - 2007-04-01
А.ВЕНЕДИКТОВ – Все так, это действительно «Все так»… «так, да не так», как писал Натан Яковлевич Эйдельман. Мы знаем «Дон Кихота», мы не знаем Сервантеса, конечно, Наталья Ивановна.
Н.БАСОВСКАЯ – Меньше знаем Сервантеса.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да, почти не знаем.
Н.БАСОВСКАЯ – А его жизнь настолько яркая, поразительная. Скажите «Сервантес», ответят одно: это автор «Дон Кихота».
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да.
Н.БАСОВСКАЯ – Между тем, этого недостаточно. О нем писали, и о Сервантесе, и о «Дон Кихоте», уже, там, спутав их решительно, Шеллинг и Гегель, Достоевский Томас Манн, Тургенев мечтал перевести «Дон Кихота» на русский язык, Набоков прочел потрясающий курс лекций в Америке о произведениях Сервантеса, о «Дон Кихоте». Художники, вдохновленные этим романом, создавали полотна – Хогард, Гойя, Доре, Пикассо. Композиторы: Мендельсон, Рихард Штраус, Рубинштейн. Невозможно… И как же получается, почему же пасынок? Вроде бы, любимец судьбы? А вот, что он сам сказал: «Не было в жизни моей ни одного дня, когда бы мне удалось подняться наверх колеса Фортуны. Как только я начинаю взбираться на него, оно останавливается». Емко, точно, про жизнь, в которой нищета, отрубленная левая рука, опять нищета, плен пять лет – жуткий плен – несколько побегов, все неудачные…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Жена ушла.
Н.БАСОВСКАЯ – Все неудачные.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Жена ушла.
Н.БАСОВСКАЯ – Ну, с женой все-таки потом они… все было хорошо.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Но это потом.
Н.БАСОВСКАЯ – Умер у нее на руках. Отлучен от церкви, заключен в тюрьму и там начал писать «Дон Кихота» - за семь лет до смерти. Вот, вот, Фортуна – опять поднялся. Знаменитый автор, гремит его роман… выходит фальшивка – продолжение «Дон Кихота», написанное неким типом, скрывшимся за псевдонимом, до сих пор не разгаданным. Удар, в котором, в этой фальшивке, в этом продолжении, насмешки над Сервантесом, оскорбления, даже то, что он калека и старец, почему-то подается, как унижающее его. Удивительная жизнь. И наконец, последнее к введению: в Москве, близ к станции метро «Речной вокзал» стоит памятник Сервантесу. При советской еще власти городские власти города Мадрида в знак какой-то дружбы – а это парк Дружбы – подарили копию замечательного и единственного памятника Сервантесу, отлитого в бронзе в XIX веке в Испании. Великолепная копия, великолепное лицо – то лицо, Сервантеса. И что же началось, едва ее поставили? Я это наблюдала систематически. Некие люди, наши сограждане, обязательно отламывали ему шпагу. Придумали поставить милиционера рядом, какое-то время он постоял. Пока он стоит, шпага есть. А потом ночью все равно исчезает. Обломок, появляется обломок. Поставили датчики – это я тоже наблюдала. Наивно, датчики на это, чтобы какой-то сигнал там был, может, кого-то это отпугнет? Нет. Так и стоит он по сей день с обломком… с эфесом шпаги отломанной в руке.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Ну, я должен сказать, что, может, и лучше.
Н.БАСОВСКАЯ – Что за жизнь…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Потому что жизнь такая была: все время с обломком шпаги.
Н.БАСОВСКАЯ – Совершенно справедливо, Алексей Алексеевич. Но давайте ее припомним. Все ли хорошо помнят страницы его биографии? Сервантес родился в 1547 году в городке Алькала-де-Энарес в 20 милях от Мадрида.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Провинциальный. Провинциальный.
Н.БАСОВСКАЯ – В семье провинциального дворянина, абсолютно обедневшая семья, ибо обедневшие рыцари, очень знатные – он Мигель Сервантес де Сааведра, а род Сааведра с XI века известен, как энергичный, заметный участник борьбы против мавров, знаменитой Реконкисты. И вот взамен той славы XI века нищета, о которой лучше Сервантеса никто не написал. Цитирую: «Несчастные эти – это нищие рыцари – щекотливо самолюбивые люди, воображающие, будто все видят за милю заплатку на их башмаке, вытертые нитки на их плаще, пот на их шляпе и голод в желудке». Как передано состояние вот этой униженности. Род, род, кровь, благородство в Испании наивысшие ценности. И вот, люди, обладающие всем этим, нищие. Неизвестно даже, хватило ли у его родителей денег – совершенно знатных, и отец, и мать; мать тоже из знатной семьи – на то, чтобы отдать его в школу. Даже неясно, учился ли он там систематически. Известно, что…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Отец даже, по-моему, ремесленником… лекарем подрабатывал.
Н.БАСОВСКАЯ – Занимался медицинской практикой.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Позорище, позорище для рыцаря.
Н.БАСОВСКАЯ – Чтобы как-то прожить. Так же, как в дальнейшем и Сервантес. Чем занимался Сервантес – не будем забегать вперед. Трагическое занятие для Сааведра, для представителя рода Сааведра. Но затем два года известно, как бы, точно: в Саламанском университете он изучал юриспруденцию. Но по-настоящему он учился, ну как Горький, по книгам. Только книги. Он читал подряд все – есть такой нюанс замечательный, его биографы сообщают: даже если бумажка, исписанная чем-то, валялась на мостовой, он поднимал и прочитывал. При виде письменного текста мальчик, вот, испытывал жгучее желание…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Дрожал.
Н.БАСОВСКАЯ – …с ним ознакомиться.
А.ВЕНЕДИКТОВ – И весь дрожал, да.
Н.БАСОВСКАЯ – Его учителями были также, как это интересно, как это знаково, представители той профессии, занятия, скорее, которые в Испании XVI века, наикатоличнейшей стране, стране инквизиции, была презираема, а именно, бродячие актеры. Люди, писавшие незамысловатые пьески на манер…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Т.е. Вы хотите сказать, что он шатался по улицам вместо того, чтобы учиться?
Н.БАСОВСКАЯ – Безусловно. Денег учиться не было. И в разговорах с этими актерами, в их пьесках он что-то искал для себя духовного. И нашел в этих площадных представлениях какое-то вдохновение… почему романтическое? Ибо первое, чем прославился маленький еще – юноша, подросток – Мигель: был объявлен конкурс для подростков и юношей, напишите лучшие стихи по случаю кончины королевы Изабеллы Валуа. Трагическая история: жена Филиппа II, подозреваемая в том, что к ней пылал страстью его сын дон Карлос, и вроде бы, она на эту страсть отвечала…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Это вот этот знаменитый… «Дон Карлос» трагедия, да.
Н.БАСОВСКАЯ – Да, опера и прочее, трагедия. И она безвременно умирает – не знаем, почему. Кто напишет лучшие прискорбные стихи или какие-то воспевательные стихи, по этому поводу? Победил Мигель Сервантес де Сааведра, написавший нечто очень трогательное, очень романтическое, очень возвышенное. Его объявили победителем. И тут его заметил один из очень немногих в его жизни благодетелей – кардинал Аквавива. И увез его с собой в Рим – писать стихи и продолжать образование. Ну радуйся! – вот она, Фортуна, вот, вот! Но не сама Фортуна от него отвернулась, он ее отвернул. Там, в Италии, где он должен был и имел возможность продолжить образование, в это время собиралась романтическая христианская армия дать бой туркам-османам на Средиземном море. За этим стояли вполне реальные интересы – Венецианской республики, которым турки на Средиземном море мешали торговать, папы римского, которому надо было поддерживать христианское знамя, Пий V, и испанский император Филипп II знаменитый тоже включился в этот союз. Они создали священную лигу против турок. И объявили набор добровольцев. Призыву Мигель не подлежал – как младший сын в семье, его нельзя было брать в армию. Доброволец. Во имя христианской идеи, во имя борьбы с неверными, воин, он становится под знамена этой священной лиги и отправляется воевать с турецким флотом. Кто повернул Фортуну? Здесь он сам. Да, пожалуй, наверное, и во всем остальном сам. Он просто был не такой, он для этого века был слишком искренним, слишком открытым, слишком… ну, несовременным. В конечном счете, всю свою жизнь он взывал к милосердию – в эпоху инквизиции. Это странно. Итак, воин-доброволец. К принцу и полководцу, тоже романтизированному, дону Хуану…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Дон Хуан Австрийский, да?
Н.БАСОВСКАЯ – Да.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Он бастард.
Н.БАСОВСКАЯ – Да, бастард.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Тоже, кстати…
Н.БАСОВСКАЯ – Незаконнорожденный сын…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Незаконнорожденный…
Н.БАСОВСКАЯ – Филиппа II
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да, да, да. Знаменитый полководец.
Н.БАСОВСКАЯ – Романтизирован в глазах публики, «он поведет нас, он великий воин, он отважный, защитник веры». И они все защитники веры. И происходит битва при Лепанто знаменитая.
А.ВЕНЕДИКТОВ – А Вы знаете, что его не допускали? Значит, он вдруг… обнаружено в архивах его письмо, отцу он пишет перед битвой, перед битвой: «Срочно вышли бумаги, свидетельствующие о незапятнанности моего вероисповедания». Вот…
Н.БАСОВСКАЯ – Т.е. проверяли.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Проверяли, потому что на борьбу с турками брали только по чистоте крови – рыцарей.
Н.БАСОВСКАЯ – Крови и истинной веры.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Веры, да, естественно.
Н.БАСОВСКАЯ – Вообще, церковь выдавала характеристики в те времена не хуже, чем когда-то советские парткомы. С такой же четкостью, регулярностью и строгостью.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Испания.
Н.БАСОВСКАЯ – «Морально устойчив, в вере не колебался».
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да.
Н.БАСОВСКАЯ – (смеется) Просто перекличка эпох невероятная.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Я думаю, знаете, что еще там было – ведь это конец XVI века – ну, вторая половина XVI века – и все уже эти крестовые походы, они уже не существуют…
Н.БАСОВСКАЯ – Нет, конечно.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Они уже превратились для Италии, для Франции, для Англии превратились в мифологию, там уже идет уже…
Н.БАСОВСКАЯ – Это воспоминания.
А.ВЕНЕДИКТОВ – А испанцы, которые только что, там, меньше ста лет назад, победили мавров у Гранады…
Н.БАСОВСКАЯ – Да.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Затем объединили Испанию, затем пошли в Северную Африку, для них еще вот этот пыл христианский, вот это вот… не затронувший его разврат Возрождения, компромиссность владения, капитализм и империализм…
Н.БАСОВСКАЯ – Совершенно верно.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Вот – чистота крови и веры.
Н.БАСОВСКАЯ – Это страна, стоящая на страже.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Вот, да – стражник. Стражник, стражник.
Н.БАСОВСКАЯ – Посредством инквизиции…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да.
Н.БАСОВСКАЯ – Посредством жесточайшего абсолютизма и преследования всякого инакомыслия – евреев, морисков, этих принявших христианство…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Мавров.
Н.БАСОВСКАЯ – …мавров, иудеев.
А.ВЕНЕДИКТОВ – И отступников. Отступников от веры.
Н.БАСОВСКАЯ – И это, конечно, несовременно. Отступники – чем инквизиция еще может быть занята? Она неберет столько отступников, сколько захочет.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Не, вы представляете, вы готовитесь идти в бой, вы потомок рыцаря…
Н.БАСОВСКАЯ – Надо проверить.
А.ВЕНЕДИКТОВ – И нужно представить бумагу – я еще раз подчеркиваю, бумагу! Если такого уведомления не будет, то продвижение по военной части ему не светит. Получил бумагу. Получил бумагу и принял, вот…
Н.БАСОВСКАЯ – Итак, 7 октября при бумаге…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Он записался во флот, да.
Н.БАСОВСКАЯ – 7 октября…
А.ВЕНЕДИКТОВ – При бумаге.
Н.БАСОВСКАЯ – …1571 года он участвует в крупнейшем сражении. 275 турецких кораблей во главе со знаменитым флотоводцем Али-пашой. 217 со стороны этой самой лиги испано-венецианской, во главе с доном Хуаном Австрийским. Некий перевес численный у турок, но, конечно, не все решает перевес. Морское сражение – это, вообще, искусство, это очень много зависит от флотоводцев. Дело в том, что Сервантес, несмотря на любые бумаги, Алексей Алексеевич…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да, я понимаю.
Н.БАСОВСКАЯ – …должен был не принять участие в этом сражении, ибо накануне битвы, когда только сошлись эти флотилии, с ним случился жесточайший приступ лихорадки. Он был почти без сознания. Но узнав, что сейчас будет сражение, он выполз на палубу – шатающийся, как тот самый Дон Кихот, юноша с пылающим взором – и затребовал… вот его слова: «Я предпочитаю умереть, сражаясь за Бога и короля, вместо того, чтобы укрываться в безопасном месте». И он потребовал, чтобы его поставили не просто на битву, а в самое трудное, самое пекло, что и было выполнено. И там, в этом пекле, турецкая сабля лишает его левой руки.
А.ВЕНЕДИКТОВ – И две пули.
Н.БАСОВСКАЯ – Он получил три ранения, очень тяжелые ранения, но и казалось, больше никогда не вспомнит о своих воинских порывах. Ничего подобного. Это был Сервантес. Алексей Алексеевич, я смотрю на его лицо… сохранило время его портрет. Это лицо красавца абсолютного, с взглядом необычайно глубоким, умным, проницательным, совершенно не похожим на Дон Кихота и донкихотство в том, что мы имеем в виду. Вот вся его дальнейшая жизнь, о которой мы сейчас припомним, доказывает, что никакая ирония, никакая насмешка к Сервантесу не применима. Он соответствует своему портрету.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Более того, после битвы при Лепанто он, несмотря на тяжелые раны – действительно практически лишился… ну, не руки, кисти руки, все-таки, да?
Н.БАСОВСКАЯ – Да, но она не действовала.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да, рука висела, как плеть, потому что еще одна пуля попала в плечо.
Н.БАСОВСКАЯ – У него просто не было действующей левой руки.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да. Тем не менее, его оставляют на военной службе, оценив его храбрость.
Н.БАСОВСКАЯ – Он себя оставляет.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Я сейчас скажу, почему его оставляют, похвалю начальников: ему увеличена – это зафиксировано в ведомостях – воинское жалование до 4 дукатов в месяц. Иными словами, начальство стимулирует его военную службу, несмотря на его однорукость. Впрочем, об этом с Натальей Басовской мы продолжим сразу после небольшого перерыва.
НОВОСТИ
А.ВЕНЕДИКТОВ – Дон Мигель де Сааведра Сервантес ранен тяжело, рука не действует, в битве при… после Лепанто, остается на военной службе, получает увеличение жалования, принимает участие потом в экспедиции на Корфу, захват Наварина, оккупация Туниса, гарнизонная служба – Неаполь, Генуя, Палермо, Мессина.
Н.БАСОВСКАЯ – Все-таки он собрался домой. Собрался домой на корабле «Эль Соль», имея все права, обязанности служить, но все-таки домой надо, попасть на родину.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Но через четыре года.
Н.БАСОВСКАЯ – Да. И корабль «Эль Соль», «солнце»…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да.
Н.БАСОВСКАЯ – Он вместе с братом, с Родриго… все, впереди счастье: увидит родных после тяжкой службы… ну, не знаю, насколько он удовлетворен, наверное, неудовлетворенность он чувствует, хотя при Лепанто турки-османы впервые были разбиты европейцами…
А.ВЕНЕДИКТОВ – И оставлены, экспансия была остановлена.
Н.БАСОВСКАЯ – Остановлены. Но полного переворота в их сложнейших взаимоотношениях на Средиземном море, Востока и Запада, конечно, не произошло. Потому что через 10 лет Сервантес опять будет участвовать в битве с турками. Но сейчас он плывет домой и кажется, все чудесно. Но корабль, как в современных приключенческих фильмах, захвачен пиратами. Пираты из Алжира. Кто такие, что это такое? Алжир – такое некое царство-государство, в это время пиратского свойства, формально вассал Османской империи, а в общем, сборище всякого сброда. Вот там сброд жил и процветал, как в самых колоритных пиратских фильмах. И туда прибывает Сервантес вместе с другими захваченными пленниками. Чем живет этот сброд? В том числе, торговлей. Выкуп. Все это так современно звучит – Боже, так мало новостей под этим солнцем… И что погубило Сервантеса, почему он провел долгих пять лет, более мучительных, чем для многих его сотоварищей? Его погубило то, что, по идее, должно было быть счастьем: у него были рекомендательные письма при себе, в частности, от Хуана, от Хуана Австрийского. И где воспевались его доблести – рекомендательные письма на родину.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Королю, королю.
Н.БАСОВСКАЯ – Да, королю. И эти жадные пираты вообразили, что вот она, знатнейшая, а значит, богатейшая птица, которая попала в их силки. И что его за рядовой выкуп они не отпустят ни за что.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Его брат попал вместе с ним.
Н.БАСОВСКАЯ – И брат Родриго – они вдвоем в плену. Рекомендательные письма стали губительным. Ну, плен был мучительным. Это были муки плена.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Пять лет.
Н.БАСОВСКАЯ – Это не придумка, это не символическое пленение. Часто спали в оковах – там были смены некоторые этапов и мест, но часто спали в оковах, подвергались всяческим издевательствам. Его отец, заложив все, тот жалкий клочок земли, который он имел, все, что он имел, предложил пиратам выкуп за двоих его сыновей. Отдав все и став совершенно, супер нищим. Они рассмеялись и сказали: «Здесь разве что за одного». И дальше мы можем не особо мучаться, что сделал Мигель. Мигель сказал: «Конечно, Родриго отправится домой».
А.ВЕНЕДИКТОВ – Младший брат.
Н.БАСОВСКАЯ – Конечно, Родриго. «А я останусь». И провел еще – вот набралось полных… ну, там 3 с лишним года – в этом ужасном плену. Он становится вдохновителем и организатором побегов. Его дух несокрушим, соответствует его облику, его лицу, его внутреннему ощущению воина, воина-романтика, писавшего стихи, сражавшегося при Лепанто – все соответствовало… его поведение находится в полной гармонии с его идеями. Он организовывает побеги – один, другой, заговоры, находит людей, которые готовы за деньги, за что-то, им попробовать помочь. И каждый раз какой-нибудь срыв. Чаще всего, предатель, предатель, который выдает его и всех организаторов. А схваченный Сервантес всегда говорит: «Я один. У меня не было сообщников. Это был только я». Те, кто помогали побегам – следующему, допустим, побегу. Были такие благодетели, христиане, относительно состоятельные, которые давали деньги на то, чтобы вызволить пленников. Но они пугались, что «если будете схвачены, вы нас выдадите». Сервантес холодно и отстраненно говорил так, что обладал, видимо, невероятной силой внушения, они верили: «Я не выдам. Если меня даже разрежут на куски, ваши имена никогда не будут известны». И они продолжали помогать. Подтверждением вот этой какой-то мистики его личности, магии его личности, являются отношения некоего Гассана-паши, злодея, свирепого, рабовладельца, к Сервантесу. Он испытывал что-то мистическое, какое-то чувство к нему. Он несколько раз призывал его для того, чтобы вынести свой приговор, после очередной затеи с побегом. Какие были приговоры? Выколоть глаза, посадить на кол, отрубить голову – вот, выбор такой.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Отрезать уши…
Н.БАСОВСКАЯ – Вот, отрезать уши. И каждый раз он шел с готовностью, что это будет. И стоило паше этому посмотреть на него, вглядеться в эти его глаза, которые сегодня с портрета на нас так смотрят, удивительным образом, он говорил: «Нет, пусть живет, в плену, в цепях, в оковах…» А потом даже заявил: «Пока этот испанец вот здесь, у меня в плену, мои богатства, мои корабли, моя земля будут в безопасности». Это что-то образовалось мистическое.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Я должен сказать, что, вот, была одна попытка побега в 1577 году… тоже, вот Вы говорите, мистическое, есть просто…
Н.БАСОВСКАЯ – Есть мистика.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Есть доказательства того, что все сообщники Сервантеса, которые были менее виновны, значит, они были выведены все на площадь, включая Сервантеса. Значит, улюлюкала толпа, естественно. Значит, и расправа была такая: им сначала отрезали уши, потом повесили. Но вдруг Гассан-паша сказал: «Приковать Сервантеса на пять месяцев к каменному полу в одиночной камере, это будет наказание». Толпа начала протестовать. Начала протестовать против Гассан-паши, что, в общем, невозможно. Необъяснимое решение…
Н.БАСОВСКАЯ – Никто никогда этого не объяснил.
А.ВЕНЕДИКТОВ – И тогда Гассан-паша поднял руку и сказал: «И сто ударов плетью». И это все, на что он пошел. Почему, почему все сообщники, которые играли гораздо меньшую роль в организации побега…
Н.БАСОВСКАЯ – Это объяснить нельзя. Я бы сказала так: это просто надо запомнить, что была у этой личности… ведь он только подходил к тому, чтобы начать писать «Дон Кихота». Он еще не писал никакого «Дон Кихота». И благотворители, в итоге, выкупили Сервантеса. Это не помешало ему еще раз, спустя 10 лет после Лепанто, в 1581 и 1582 годах, сражаться у Азорских островов с одной рукой. Не юному, пережив эти муки плена, эти страдания, физические, в том числе… Несокрушимый дух, несокрушимый характер. Надо немножко сказать о его личной жизни. После…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Самое оно, самое время, да.
Н.БАСОВСКАЯ – Была ли она у него? Была. Прославившись еще раз в сражении у Азорских островов, овеянный романтикой этого плена – мифы, легенды все-таки пришли – этот легендарный человек появляется в Испании, в том числе, в кругах аристократии – дамы от него в восхищении. У него происходит в 80-е годы некий роман с некой очень знатной дамой – от романа рождается дочь Изабелла. И он всю жизнь – он, а не дама – растит эту Изабеллу и заботится о ней в силу своих небогатых возможностей…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Единственный ребенок.
Н.БАСОВСКАЯ – А 12 декабря 1584 года он все-таки вступил в брак с донной Каталиной Воцмедиана – тоже из такого же знатного и такого же нищего рода.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да. Ему было 37, ей было 19, полностью ее звали Каталина де Паласьос-Салазар-и-Воцмедиана.
Н.БАСОВСКАЯ – И все-таки донкихотский поступок.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Донкихотский поступок.
Н.БАСОВСКАЯ – Что он сказал относительно брака? Это потрясающе, очень маленькая цитата: «Один древний мудрец,- писал Сервантес, - говорит, что в целом мире есть только одна прекрасная женщина, и советует каждому мужу, для его спокойствия и счастья, видеть эту единственную женщину в своей жене». Он так и делал.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Ну, действительно, род был небогатый. Я сейчас просто хочу сказать, что она получила в приданое – обратите внимание, да?
Н.БАСОВСКАЯ – Да.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Два знатных рода. Он известный – да, не очень богатый, но известный.
Н.БАСОВСКАЯ – Да ничто не получила.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да, ничего, да. Два матраса, подушку, две лестницы, две кастрюли, два кухонных горшка, статуэтку девы Марии из алебастра, статуэтку девы Марии из серебра, изображение св. Франциска, распятие, 6 мер муки, 45 кур, 4 улья и небольшой участок земли, засаженный виноградниками и оливковыми деревьями на сумму в 5 тысяч реалов. Ничего.
Н.БАСОВСКАЯ – Как тут не вспомнить про те пуговицы…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да.
Н.БАСОВСКАЯ – Еще раз у него эта тема пуговиц возникала. Что «как волнуется нищий дворянин – вдруг заметят, что одна пуговица у него деревянная, другая стеклянная, третья из металла». Это позорище страшное. Но купить одинаковые пуговицы – а это товар для него дорогой – он не может. И здесь-то приближается Сервантес к тому, чтобы начать писать свое великое произведение, в общем-то, в такой трудной ситуации жизни. Ему уже близко 40, чуть за 40…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Для XVI века это старость.
Н.БАСОВСКАЯ – Калека, семью не обеспечивает, сестра на его обеспечении, дочь Изабелла вот эта внебрачная…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Семья своя.
Н.БАСОВСКАЯ – …жена… И они нищие. Женщины шьют одежду по заказам богатых людей. Потому что прокормить их своим литературным трудом он не может. Он пытается, он пишет произведения – не «Дон Кихота». И все они не пользуются спросом. На манер античного театра пишет нравоучительные пьесы, где-то на задворках организовывает в Мадриде этот маленький театр – он бездоходен. Т.е. тяготение к театру вот это, в детстве заложенное, остается. Он пишет нравоучительные пьсы, на манер античности, чтобы публика пришла на спектакль – вот актеры расскажут благородные вещи, и публика облагородится.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да.
Н.БАСОВСКАЯ – Когда говорят иногда, не надо его сравнивать с Дон Кихотом, потому что сравнивать не надо, просто он и есть, в другом обличьи, он в Дон Кихоте замаскировался. Как это случилось, что он начал эту маскировку? Он был посажен в тюрьму, и там нашел место и время – на три месяца – начать писать «Дон Кихота».
А.ВЕНЕДИКТОВ – Скажем только, что король ему дал все-таки государственную службу: собирать налоги.
Н.БАСОВСКАЯ – Оскорбительную для гуманиста службу.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да и…
Н.БАСОВСКАЯ – Быть мытарем, опять-таки…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да.
Н.БАСОВСКАЯ – Гуманист, ведь он гуманист. Гуманизм в наикатоличнейшей стране – это очень сложно. Взывать к милосердию в царстве инквизиции – ненормально. И вот, ему дают должность, единственную, которую ему предлагают – сборщика налогов. Выколачивай, в том числе, из бедняков, выколачивай, забудь о своем милосердии. И вот, недовыколотил кое-где. Оказался нечестный…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Недосдача.
Н.БАСОВСКАЯ – …нечестный кассир, еще что-то – недоколотил… Недосдача. Со всяким другим могло обойтись – ну, заплатил бы он эту… готовы были принять эту мелкую сумму.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да.
Н.БАСОВСКАЯ – Но у него этой суммы нет, а еще, с другой стороны, из богатого и жадного монастыря выколотил то, что монастырь не хотел платить. Боже, как же несовременно он поступает!
А.ВЕНЕДИКТОВ – Не себе, не себе выколотил, да.
Н.БАСОВСКАЯ – Да, не в духе XVI века в Испании. Перед монастырем надо пресмыкаться, на бедняков надо плевать. Он делает все наоборот. Монастырская братия так озверела и осверепела, что посмела его отлучить от церкви, человека глубоко верующего, который закончит свои дни членом ордена францисканцев.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Ордена францисканцев, да.
Н.БАСОВСКАЯ – Его отлучают от церкви – это просто в бессильной злобе, как говорится – ах, ты честный? Ну, мы своими средствами, своими, предоставленными нам от имени Господа, как бы. И вот, он в тюрьме за недоимки и там начинает писать «Дон Кихота». Что это такое?
А.ВЕНЕДИКТОВ – Тюремные стены вдохновляют.
Н.БАСОВСКАЯ – Сколько написано о «Дон Кихоте», сколько всего! С ума сойти это все прочитать, и сам сойдешь с ума, как якобы сошел с ума этот самый идальго.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да.
Н.БАСОВСКАЯ – Официально открыто, прямо пишет Сервантес, что он решил сочинить веселую пародию на рыцарские романы – все, он ставит перед собой эту скромную цель. Как если бы сегодня кто-нибудь придумал написать веселую пародию на дамские романы – с цветочками-василечками, с сердцем, нарисованным на обложке, и пронзенным стрелою, обливающемся кровью. Вот пародия на нечто несерьезное, устаревшее, глупое. Пора перестать бредить – за этим глупым серьезные соображения, о которых Вы уже намекали, Алексей Алексеевич, совершенно справедливо. Испания отстала, закопошилась на феодальных нормативах, в то время, как в других странах Западной Европы все это кончилось. Отчего это с ней случилось? Да из-за американского золота. Потому что испанцы оказались первыми в Великих Географических открытиях. А почему оказались первыми? Да потому что 500 лет Реконкисты, они за 500 лет привыкли жить, непрерывно колонизуя, осваивая новые земли. Когда зашли, дошли до Геркулесовых столпов – куда дальше идти? Дальше море-океаны. И они поплыли по морям и океанам. Много тут причин, но это в упрощенном виде примерно так. И этого золота столько, что в то время, как в Англии назревает промышленный переворот, во Франции тоже большие усовершенствования в мануфактуре, в сукноделии, Голландия вообще уже живет в капиталистическом производстве – здесь богатые землевладельцы пасут своих овец, объединение дворян-скотоводов под названием Места, у нее привилегии. Они ведут нерациональное хозяйство, но защищены королевскими патентами. В образе идальго Дон Кихота, который мечется среди этих ветряных мельниц, есть и образ Испании, отставшей от века очень сильно. Но есть там и другое. Есть образ самого Сервантеса, который со своими благородными призывами, устремлениями, то смешон, то ненавистен. Итак, он начал писать – ну, все, сейчас будет наконец счастье? Ну должно же случиться счастье, потому что роман пошел.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да, сметали с прилавков, да?
Н.БАСОВСКАЯ – Он понравился.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да, да, конечно.
Н.БАСОВСКАЯ – Он понравился. Кто-то, не самого, там, далекого ума, смеется – смеяться над Дон Кихотом странно, разве что, сквозь слезы – но кто-то смеется, кому-то показалось, что это правда забавно. Что он мельницы путает с врагами, с чудовищами, бурдюк проткнул, думая, что это дикий вепрь, а оттуда вместо крови полилось вино. Заступился за избитого пастушонка, так в ответ его избили еще больше. Освободил каторжников, сочтя их невинными пленниками, которых ведут, ну, допустим, в алжирское рабство – они его и поколотили. Ах, как смешно! Не смешно – трагично. Понимал ли он сам это? Я думаю, что да. Но не так, как мы понимаем это сегодня. Он пытался за иронической улыбкой вот этой спрятать истинное страдание. Как мне кажется, призывал смеяться для того, чтобы не плакать. Высказывал благороднейшие вещи. Ну, например, из наставлений Дон Кихота для Санчо губернатора: «Пусть слезы бедняка найдут в сердце твоем больше сострадания, чем дары богатых. Когда придется тебе судить виновного, смотри на него, как на слабого и несчастного человека». Если начать говорить это абсолютно всерьез, без малейшей отстраненности – ну точно скажут «сумасшедший». Может быть, лучше и сказать, что идальго-то слегка свихнулся. Когда-то в одной из пьес Шварца – сейчас точно не скажу… в «Драконе» - притворяющийся безумным бургомистр говорит: «Люди… я сошел с ума, я сошел с ума! Люди, возлюбите друг друга!» Вы чувствуете, какой бред? Это так же маскировался Шварц. И вот здесь эта маскировка. Он безумец, он выпал из рассудка. И потому такие благородные вещи, на всякий случай, чтобы не побили, он высказывает под флером этой самой иронии. А что происходит в жизни? Все-таки вот она, слава, вот она. Значит, сейчас придут и деньги. Книги летят. И вдруг, за 7 лет до смерти Сервантеса некто тот самый, о ком я уже упоминала, аноним, пишет и издает под своим именем продолжение «Дон Кихота», в котором поносит Сервантеса. А цех его коллег драматургов и поэтов во главе с баловнем судьбы Лопе де Вегой…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да, да, да.
Н.БАСОВСКАЯ – …очерняет всячески литературный стиль, качества «Дон Кихота». Отчего? Да от ревности же, конечно. Лопе де Вега, безусловно, был талантливым человеком. Наши слушатели его знают, это очень хорошо. Некотопрые его пьесы шли и у нас, но ведь сравнить их масштаб и «Дон Кихота» нельзя. Но раз он был талантливым человеком и хорошим литератором, он видел, что такое «Дон Кихот», а если не видел, то чувствовал, и сдержать свою ревность не мог. Итак…
А.ВЕНЕДИКТОВ – «Нельзя писать хуже Сервантеса. Сервантес – худший писатель».
Н.БАСОВСКАЯ – Это ужасно, это унижает Лопе де Вега. Да, он понимал, тысячу, так тысячу пьесок…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Да.
Н.БАСОВСКАЯ – Таких пьесок тоже и Сервантес-то написал десятки, а может быть, сотни. Но они канули. Ну, у Лопе де Вега проскочили, несколько штук остались. Но числом-то здесь не возьмешь! А создать вот это ощущение, которое исходит от «Дон Кихота» - это величайшее искусство, мастерство непередаваемое – то ли смеяться, то ли плакать, так многие поколения людей воспринимают эту совершенно гениальную вещь. И все-таки, удар был страшным. Когда вышло это фальшивое продолжение, где его откровенно оплевывали. И Сервантес должен был бы, кажется, от горя умереть. А он был воин. Вот он был воин и на поле брани, и в жизни. Он просто скорее дописал свою вторую часть. Слава этому плагиатору! У меня такое ощущение, что он мог бы ее и не дописать. Он уже болел, он плохо себя чувствовал, у него было столько всяких проблем, житейских – надо думать о хлебе насущном. И тут – он воин, он снова… у него снова правая рука готова к бою… он где-то писал, что «лишив меня левой руки, Бог заставил мою правую трудиться сильнее и сильнее». Он мобилизовал свою правую руку и, как воин, он заканчивает эту вторую часть, в упрек и прямо пишет о плагиаторе, навсегда его заклеймив, что он о нем думает, насколько примитивную штуку этот написал человек. Публика разобралась. Редкий случай.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Вот, редкий случай.
Н.БАСОВСКАЯ – Расхватывали подлинного «Дон Кихота»… А он сам уже эту публику и воспитал. Сервантес, конечно, сопоставим с Шекспиром и Рабле, своими современниками. Это первый ряд величайших художник этих переходных эпох. Но с испанской спецификой это придает особую, какую-то щемящую силу всему, что он делает. Милосердие, давайте смеяться, чтобы не плакать. Вот как он пишет о черни, чтобы понимать, что он всегда и до конца себя чувствовал Сааведра: «Чернь – это неуч, пусть даже он будет князем». Вот князь – это тоже чернь. Т.е. это мысли возрожденческие, но высказанные в таких адских условиях, в такое адское время и в таких чудовищных обстоятельствах личной жизни. Не случайно масса специалистов сравнивает «Дон Кихота» и Франциска Ассизского, этого истинно святого человека XIII века, не случайно. Сам Сервантес за три года до смерти вступил в орден францисканцев. Орден, в который, между прочим, вступили в свое время Данте, а также Рабле.
А.ВЕНЕДИКТОВ – А также Лопе де Вега.
Н.БАСОВСКАЯ – Франциск Ассизский… Да, но это разное. Я его в этот ряд ровно… Я субъективна. Я субъективна.
А.ВЕНЕДИКТОВ – (смеется) Я понимаю, я понимаю.
Н.БАСОВСКАЯ – Как в известном фильме: «Я врал, я врал. Я вру». Я субъективна. И я хотела бы закончить, вот, размышления о щемящей личности…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Можно, можно… подождите…
Н.БАСОВСКАЯ – … Сервантеса словами Владимира Набокова. Но сначала Вашими.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Значит, его религиозность – вот, он дописывает вторую часть…
Н.БАСОВСКАЯ – Истинная религиозность.
А.ВЕНЕДИКТОВ – И одновременно… вот это не видно, во второй части это не видно. Но он истинно религиозен, более того, под его влиянием его обе сестры и его жена, они постригаются в монахини. Под его влиянием, по его требованию – очень важно. Под его влиянием. Вот в доме царит… вот как это совмещалось с книгой…
Н.БАСОВСКАЯ – Как ему удалось разделить в своем сознании…
А.ВЕНЕДИКТОВ – Вот, вот!
Н.БАСОВСКАЯ – …в своем нравственном мире инквизицию и злодейство, которое она порождает, и истинную веру в церковь. Я думаю, что то самое слово, которое так подходит к нормальному восприятию «Дон Кихота», нам объяснит – некая мудрость. Вот, Владимир Набоков, мне кажется… он взялся прочесть курс лекций о Сервантесе. Он начал этот курс в Соединенных Штатах Америки, в зале, где сидело 400 или 500 студентов, с того, что публично разобвал книжку «Дон Кихот» на английском языке, в связи с мерзостью перевода. Студенты были все внимание. И вот его слова о Сервантесе и о Дон Кихоте, об обоих: «Мы более не смеемся над ним». Ей Богу, имеются в виду оба. «Его герб – жалость, его знамя – красота. Он олицетворяет все благородное, одинокое, чистое, бескорыстное и доблестное». Владимир Набоков критически настроенный человек, не сентиментальный, не восторженный, но взявшись глубоко окунуться в Сервантеса, он пришел к этим прекрасным мыслям и прекрасным словам.
А.ВЕНЕДИКТОВ – Наталья Басовская и Алексей Венедиктов в программе «Все так!»