Чаадаев. Часть 4 - Александр Кибовский - Вот так - 2019-11-30
А.Венедиктов
―
Александр Кибовский, историк и в свободное время глава департамента культуры города Москвы. Напомним нашим слушателям, мы попытались сделать передачу о Чаадаеве. Сейчас это уже четвертая.
А.Кибовский
―
Одну пытались.
А.Венедиктов
―
Одну пытались.
А.Кибовский
―
Получилось 4.
А.Венедиктов
―
И мы доползли только до 1820 года, до Семеновского полка.
А.Кибовский
―
Я думаю, есть смысл напомнить — уже четвертая передача — некий адрес того, что было в студии предыдущие три. Что же можно там обсуждать, казалось бы. Но мне приятно, что мы давно не встречались и, тем не менее, это мне дало большой интересный опыт общения аудиторией. Знаете, Алексей, действительно, люди подходят, спрашивают, интересуются. И, таким образом, мне очень приятно, что, казалось бы, наш такой исторический экскурс находит большой живой интерес у самых разных людей. Все спрашивают, когда… Надеюсь, мы сегодня уже попытаемся подвести некий итог.
А.Венедиктов
―
Тем более, такой день — 14 декабря. Попробуем доползти до восстания декабристов.
А.Кибовский
―
Действительно, мы начали с простых вещей, с военной биографии Петра Яковлевича Чаадаева. Притом, что это человек является крайне известным, ему посвящены книги, диссертации, выяснилось, что его начало биографии, особенно военная служба совершенно неверно показана во многих исследованиях.И благодаря архивным документам, которые мы постепенно за 3 передачи смогли представить, мы выяснили и то, как он начинал свой путь жизненный, что да, он учился в Московском университете. Даже нашли дату его зачисления в 1808 году, но выяснили, что он не получил звания студента, потому что бросил в отличие от брата учебу. Потом мы нашли документы, как он поступал в Семеновский полк и был там подпрапорщиком, как благодаря своим…
А.Венедиктов
―
Бородино.
А.Кибовский
―
…Своим связям, сражению при Бородино, своему кумовству с Закревским, они с братом получили быстрее, чем все остальные первый офицерский чин прапорщика, что, в общем, им потом повредило в репутации среди офицеров полка, среди которых, напомню, были и будущие декабристы: Якушкин, Матвей Муравьев-Апостол. Как потом он перешел в Ахтырский гусарский полк, но совершенно не так, как это описывается во многих исследованиях, что он уже это сделал в Париже, когда война была завершена. И поэтому рассказы о том, как он лихим гусаром рубил саблей французов, колол пикой, топтал конями, как это литературно преподносится…
А.Кибовский: Чаадаев часто брал в долг и потом с большими скандалами отдавал
А.Венедиктов
―
Гусары так же НРЗБ.
А.Кибовский
―
Это было всё связано с гусарским Ахтырским полком, действительно. Но Чаадаев туда поступил позже уже, через месяц, как война завершилась.И потом мы, естественно, обследовали его служебный путь, как он выходил в отставку, о чем вообще никто не знал, когда война завершилась. Потом, когда возникли 100 дней Наполеона, он снова устроился на службу. И потом, как раз, когда он уже служил в Ахтырском гусарском полку, он попал на глаза тогда командиру, шефу полка Васильчикову. И, собственно, это предопределило его судьбу. Когда Васильчиков потом, со временем стал начальником отдельного гвардейского корпуса в Петербурге, то, собственно говоря, постепенно Чаадаев переходит из Ахтырского гусарского полка в лейб-гвардии гусарский полк, который стоит в Царском Селе. Он как раз знакомится с Пушкиным. И мы с вами тоже выяснили, сопоставив разные источники, что знаменитое посвящение «К портрету Чаадаева» звучало совершенно не так.
А.Венедиктов
―
По-другому, да.
А.Кибовский
―
Я даже позволю…
А.Венедиктов
―
Напомним, да.
А.Кибовский
―
Сейчас оно классически во всех собраниях сочинений звучит: «Он высшей волею небес рожден в оковах службы царской. Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес, а здесь он — офицер гусарский». И мы не очень понимаем, почему же он рожден-то? Совершенно обычное, нормальное рождение в богатой семье, под покровительством родных… студент.
А.Венедиктов
―
Почему «рожден в оковах»?
А.Кибовский
―
А почему «рожден в оковах»? Он не из каких-то военных поселений. И в итоге, подняв разные источники, где это четверостишье, у которого нет автографа Пушкина, а есть пересказ в разных интерпретациях. Мы пришли к тому, что, скорей всего, очевидно, оно звучало по-другому. «Он высшей волею небес живет в оковах службы царской» и тогда всё становится на свои места и понятен юмор поэта, что он вынужден влачить это существование в лейб-гвардии гусарском полку обычным офицером, пусть даже адъютантом высокого начальника, но в других античных временах он был бы великим деятелем.А в этом мы могли даже убедиться на обычной военной аттестации, где командование даже армейского Ахтырского полка признавало за ним высшую категорию, она звучала в это время так: «здравого и ко всему способного ума» — это была высшая степень признания интеллектуальных способностей в армейской иерархии того времени, потому что обычно там было просто « здравого ума», «посредственного», здесь это прямо пять с плюсом, что называется по той иерархии оценочной, которая была…
А.Венедиктов
―
Пушкину в этот момент 18 лет.
А.Кибовский
―
Он попадает полностью, как мы знаем, под влияние Чаадаева. Собственно говоря, это становится большой их дружбой. И, кстати говоря, забегая вперед, — Пушкин становится одним из первых читателей «Фолософических писем», о чем мы сегодня еще скажем. Но, конечно, огромное влияние оказывает личность, интеллект, мощь такая Чаадаева на формирующуюся личность великого нашего поэта.
А.Венедиктов
―
Будущего великого поэта.
А.Кибовский
―
Уже подающего большие надежды. Мы знаем, что, собственно, уже лицейский период является важнейшим в понимании его творчества и становления. И вот мы подходим к тому, что наступает 1820 год. Мы в прошлую передачу разобрали про портрет Чаадаева знаменитый: Чаадаев в гусарском доломане гусарского Ахтырского полка. И пришли к тому, что это все-таки не оригинальное изображение, и похоже, что это, скажем так, реконструкция середины 19-го века, когда образ Чаадаева стал после его смерти особенно популярен, и начали уже публиковаться его сочинения.Я напомню, что при жизни Чаадаева было издано только первое философическое письмо в журнале «Телескоп» в 1836 году, после которого его, собственно говоря, на год объявили больным.
Всё наследие, которое мы сегодня знаем, было опубликовано, вообще-то, было опубликовано только в 1935 году. Вот их было 8, они все 8 впервые стали доступны для читателей только в 1935 году. Первое письмо произвело фурор. И, собственно говоря, когда говорят, Чаадаев пострадал за свои «Философические письма», это не совсем верно. Потому что, во-первых, в печати появилось на русском языке только одно письмо. Кстати, напомню, что письма были написаны по-французски. И издатель журнала «Телескоп» Надеждин для адаптации — была целая эпопея, до сих пор спорят, то был переводчиком…
А.Венедиктов
―
Расскажешь, когда подойдем.
А.Кибовский
―
Но еще в 1820 году, соответственно, ротмистр лейб-гвардии гусарского полка, который служит адъютантом при командире отдельного гвардейского корпуса в Петербурге (должность очень престижная), более того, мы уже говорим о том, что уже в начале 20-го года в переписке с домашними начинают проскальзывать нотки желания оставить военную службу.
А.Венедиктов
―
А с кем он переписывался? Кто такие домашние?
А.Кибовский
―
Он переписывался в первую очередь с братом.
А.Венедиктов
―
Семьи-то нет.
А.Кибовский
―
Семьи, да, нет. Он потерял родителей. Понятно, что есть опекуны, и мы наши имя одного из них. Тоже мы об этом говорили в одной из предыдущих передач. В первую очередь, на него повлиял опыт брата, который служил с ним рука об руку, вернее, даже плечом к плечу в лейб-гвардии Семеновском полку и тоже участвовал при Бородино был, при Кульме.Такая военная карьера у них была достаточно близкая, пока Петр Яковлевич не перешел в ахтырские гусары, а Михаил, естественно, остался в семеновцах. Они владели огромным состоянием, им принадлежали большие поместья. И, собственно говоря, желание ими управлять — а все-таки они даже считались по тем временам не просто состоятельными, а очень состоятельными людьми, — и Михаил выходит в отставку для того, чтобы самому лично управлять имением.
В дальнейшем нужно сказать, что Чаадаев Петр Яковлевич относился весьма к деньгам неразборчиво, был всё время в долгах, причем одна из негативных сторон — это даже его почитатели признают, — он часто брал в долг и потом с большими скандалами отдавал. И единственный постоянный источник его, скажем, финансового очень, надо сказать, нескромного по молодости существования был, конечно, родной брат Миша, который, естественно, его деньгами постоянно ссужал, естественно, периодически высказывая сентенции по этому поводу.
А.Кибовский: «Семеновская история» стала переломным моментом в мировоззрении именно офицерской молодежи
Но брат Михаил выходит в отставку и, как раз переписывается об этом. Мы читаем его письма к Петру Яковлевичу, что он даже завидует его поступку и сам об этом думает. У него были мечты уже тогда уехать за границу, благо, состояние это позволяло. И потом частично он НРЗБ в заграничном путешествии.
И его сдерживает на службе очень серьезный мотив, о котором потом очень много будут судачить. И почему на этом акцентирую внимание? Ему генерал Васильчиков, который очень ценил своего адъютанта, признавая интеллект, прочил флигель-адъютантские вензеля и аксельбанты.
Кто такой флигель-адъютант? Понятно, что император как всякий большой человек, всякий большой начальник, тем более, в военизированном таком построенном обществе имел при себе своих адъютантов. И эти адъютанты не просто люди, которые выполняют какие-то текущие вещи. На них зачастую возлагаются разные специальные, специфические миссии.
И поэтому, если при Екатерине II звание флигель-адъютанта было скорее для круга фаворитов или, допустим, сыновей каких-то предыдущих фаворитов, скажем так, то при Павле I это уже на самом деле, слишком военизированная структура.
А.Венедиктов
―
Служба.
А.Кибовский
―
Это служба. При Александре I, которые декларировал, что «всё будет как при бабушке», это такой микст: с одной стороны, это как военная служба, с другой стороны, это почетное отличие. Допустим, практически все полковники лейб-гвардии Преображенского полка имели звание флигель-адъютантов, но они были все практически князья, графы и бароны. В общем, это золотая молодежь, и это дополнительное отличие. Допустим, сыновья графа Витгенштейна, они имели такие…
А.Венедиктов
―
Помнишь, в Окуджавы «Следом дуэлянты, флигель-адъютанты…». То есть это офицеры для поручений у императора.
А.Кибовский
―
Конечно. И самое важное: они несут дежурство при императоре вместе с генерал-адъютантами, и в этом отношении это тоже важный момент. То есть они имеют прямой доступ к монарху. Вот монарх является источником всего: законодательной, исполнительной, судебной власти. И поэтому стать известным лично государю, да еще быть в прямом общении с ним — это, конечно, огромный ресурс. И это, конечно, мечта заветная любого гвардейского офицера.
А.Венедиктов
―
Ты сказал вензеля…
А.Кибовский
―
Отличием этих офицеров являлись два внешних отличия (до 17-го года): у них на эполетах стоял вензель императора, который его пожаловал. То есть даже, если он носит мундир своего полка, это сразу показывает, что это не просто ротмистр лейб-гвардии гусарского полка, если, он, допустим, в вице-мундире. Это совершенно резные вещи. Флигель-адъютант — это… И, как сказал Козьма Прутков, «нет адъютанта без аксельбанта» — афоризм. Это касается флигель-адъютантов и генерал-адъютантов тоже.И это, конечно, в мнении общества высшее желание, которое только может быть, потому что, получив флигель-адъютантское звание, ротмистр гвардии, скажем так, чин уже интересный…
А.Венедиктов
―
Лейтенантик.
А.Кибовский
―
Не совсем как бы лийтенантик, следующим у него уже будет полковник…
А.Венедиктов
―
Ну, майор, короче говоря.
А.Кибовский
―
Если говорить, ротмистр и капитан — это один чин. Но капитал гвардии и ротмистр, они по петровскому знаменитому старшинству, Петром Великим еще установленным, имеют два чина по отношению к армейским. То есть ротмистр гвардии — это подполковник. А если он еще хорошо послужит здесь, то и полковник при выходе в армейский пол или к статским делам, на гражданскую службу. Поэтому это уже немало. Но, конечно, если ты становишься флигель-адъютантом, это, знаете, совсем другая история.И Васильчиков обещает Чаадаеву, что еще немного и все будет. Тем более, понятно, что гвардеец Васильчиков, более того, царь к нему благоволит в этот момент. Надо сказать, что Васильчиков, судя по тому, как дальше развивались события, был под большим влиянием Чаадаева. Вот как граф Витгенштейн фельдмаршал под влиянием адъютанта Павла Пестеля, и это тоже сыграло свою роль, то точно так же, судя по всему, Васильчиков был сильным образом очарован этой интеллектуальной мощью и энергетикой Петра Яковлевича Чаадаева.
А.Венедиктов
―
И это его сдерживало, рывок.
А.Кибовский
―
Это сыграло роковую роль, я считаю, в судьбе Чаадаева. Потому что именно это и остановило выбор Васильчикова на нем, когда потребовалось курьера к императору, когда произошла вот та самая семеновская история, которая, в том числе, показана вот в том фильме художественном, который…
А.Венедиктов
―
Вот-вот…
А.Кибовский
―
Вот мы ждем, 18 числа будет премьера, с 26-го начнется уже проказ по всем кинотеатрам. 26-е декабря — это 14 декабря по старому стилю. Это, собственно, сам день рокового восстания. «Семеновская история», без которой нет понимая, в принципе, движения декабристов, поскольку, действительно — это вот в фильме, я считаю, что сделан правильно на этом акцент — стала переломным моментом в мировоззрении именно офицерской молодежи.То есть были какие-то дворянские собрания, обсуждения, дебаты. Но «семеновская история», которая совершенно показала растерянность высшей власти перед лицом буквально одного не то что полка, даже поначалу просто батальона, конечно, подсказала, собственно, декабристам, которые были в рядах гвардии в этот момент, путь дальнейшего движения. Поэтому, кстати говоря, очень важно понимать, как декабристы — допустим, восстание Черниговского полка, — каким образом, вообще-то, Муравьев-Апостол оказался на Украине из гвардии? Вот, собственно, после семеновской истории они оказались разбросаны по армейским частям.
А.Кибовский: Это был обман, но это была мощнейшая пружина, на которой держалось восстание 14 декабря
А.Венедиктов
―
Подожди. Надо про «семеновскую историю» и при чем тут Чаадаев и при чем тут император, к которому куда-то надо посылать офицера.
А.Кибовский
―
Семеновская история, конечно, ее затмило восстание на Сенатской площади, поэтому она не так широко представлена в наших учебниках. Но я должен сказать, что это очень рубежный момент. Мы об этом говорили подробно, когда рассматривал в свое время портрет Якова Потемкина, командира Семеновского полка…
А.Венедиктов
―
И рассказывали про полковника Шварца, который сменил его.
А.Кибовский
―
Да, Петр Ефимович Шварц, который сменил командира семеновцев. В чем суть? Семеновский полк — в двух словах напомню — это полк из Петробригады. Это имеется в виду два первых гвардейских полка, которые сформировал сам Петр Великий в селе Семеновское и Преображенское под Москвой, которые являлись самыми главными полками гвардейской пехоты со всеми привелегиями, со всеми почестями, которые были даны в их адрес.Преображенский полк — это 1-й полк, Семеновский — это 2-й полк. Но под влиянием заграничных походов, под влиянием командира Якова Потемкина сформировался совершенно особый дух, совершенно особая корпорация этих офицеров в Семеновском полку, с которой был связан, в том числе, Петр Яковлевич неразрывно, которая включала, в том числе, многих будущих видных деятелей декабризма. Опять же повторим: Муравьев-Апостол, Якушкин — это всё офицеры лейб-гвардии Семеновского полка. Князь Трубецкой. Это всё здесь.
И в полку были исключены телесные наказания.
А.Венедиктов
―
Притом, что солдаты были не дворяне.
А.Кибовский
―
Солдаты были не дворяне, солдаты были обычные из сдаточных, из бывших крепостных, которые рекрутами поступали, служили. Но, пройдя с боями войну 12-го года…
А.Венедиктов
―
Служили 25 лет.
А.Кибовский
―
25 лет царской службы И это была, кстати, одна из причин, которую декабристы, подымая полки гвардии на восстание 14 декабря… что Константин, если он придет на трон, обещал сократить службу до 15 лет. Это было сильнейшим мотиватором для гвардейцев, которые встали на сторону восставших. Вообще, конечно, это был обман, но это была мощнейшая пружина, на которой держалось восстание 14 декабря.Соответственно, они служили в гвардии. Но, понимаете, из глухих деревень, добившись этого гвардейского статуса, это были отборные люди, прошедшие с боями всю Европу, люди, которые были отличены при Кульме прусским королем специальным знаком отличия «Кульмский крест», который являлся символом гвардии вплоть до 1917 года, и это люди, уже имевшие понятие о своей чести и достоинстве. И офицеры это всячески культивировали. В них был заведены ланкастерские школы грамоты, то есть их стали учить грамоте. И это, кстати, тоже сыграло злую шутку в представлении Александра I о причинах восстания в Семеновском полку.
В общем, этот полк, который был элитным в прямом смысле слова, офицера стали составлять свои какие-то понятия о доблести, чести… Вообще, гвардия в этом отношении стала совершенно другой, чем она была до походов за границу. Это касалось не только Семеновского полка.
Но тут произошло следующее. Подросли великие князья Николай Павлович и Михаил Павлович, младшие братья императора.
А.Венедиктов
―
Будущий Николай I.
А.Кибовский
―
Будущий Николай I, который тогда и не подозревал об этом и его младший брат Михаил. И им по возрасту в 1918 году даются эти бригады гвардейские в командование, в управление. Эти молодые ребята, они сверстники тех, кто стоит перед ними в строю, но они не успели побывать на войне, и это всегда, кстати, было неким элементом внутренних комплексов, в том числе, у Николая I. В 14-м году он-то приехал к армии, но уже всё завершилось. И мальчишки, которые сверстники на 2, 3, 4 года его старше, они уже в орденах, наградах, они уже все обстрелянные и овеянные порохом грандиозных, великих побед, а он как бы лишь приехал посмотреть на это всё. И это, конечно, дало свои результаты.У них свои представления о том, как должна быть устроена армия. И вот эти слова Константина Павловича, цесаревича, который в Варшаве управляет польскими войсками, что эти войска ничего не умеют, кроме как побеждать — это передавали как анекдот, но это действительно так. И они начинают подтягивать в их понимании. И Семеновский полк им прямо колет глаз в очень. Потому что они достаточно быстро добиваются этого в других полках, даже в Преображенском, хотя в Измайловском это едва не кончилось большим ЧП. В том же 1820 году своей грубостью Николай Павлович привел к тому, что 52 офицера в тот же вечер подали рапорт на увольнение из полка.
А.Венедиктов
―
Именно Николай, не Михаил?
А.Кибовский
―
В Измайловском полку Николай был, это была его бригада. И офицеры все просто — ну, они же не могли взывать императора на дуэль…
А.Венедиктов
―
Нет.
А.Кибовский
―
Они не могли другим образом выразить свое непочтение. Они просто после той грубости, которая была допущена в отношении полка и в отношении офицеров и командира полка, 52 офицера написали в один вечер, подали рапорт на увольнение. Историю замяли, попросили рапорты забрать. Но этот сам шаг начинал уже будоражить.
А.Кибовский: Он их гоняет на учения беспрестанно. Грубость, которой раньше вообще не было в полку принято
Кроме того, надо понимать, что у Александра I уже есть сигналы о том, что есть какие-то общества. Мы думаем о том, что ну там как сказал… оставить без внимания. Ну, что значит, без внимания? Это он приказал не принимать никаких мер. Но для себя-то он в голову заложил.
И вот 16 октября вечером 1820 года происходит следующая история. 1-я гренадерская рота 1-го батальона — это рота его величества, шефом которой является сам император и который числится в списках этой роты. А Александр I Семеновскому полку отдавал предпочтение особое. Мы об этом говорили, это была некая личная мотивация: просто светло-синий цвет воротника мундира очень хорошо подходил к его глазам. И вот почти на всех портретах, если вы посмотрите, он в мундире гвардии Семеновского полка. Он был красавец, элегантный мужчина, и ему очень шел этот семеновский мундир. И вообще, он многих знал по именам, крестил, понятно, через поручителей детей этих солдат, он знал по имена фельдфебелей. Этот полк был очень близкий. Он числился с рождения…
А.Венедиктов
―
А рота — это совсем…
А.Кибовский
―
А рота… он же не может числиться в полку, он дожжен быть записан в какую-то роту. И вот 1-я гренадерская рота 1-го батальона — это рота его величества, в которой числится сам император по списку, и он шеф этой роты. Это, вообще, самые близкие его люди. Когда великие князья стали подтягивать, и Семеновский полк… император очень не сразу сдавал, то есть остальные полки он сдавал, а Семеновский он держал до последнего.И вот в апреле 1820 года — просто немножко предыстория. — он все-таки соглашается под очень большим нажимом генерала Потемкина, этого замечательного героя войны, командира полка освободить от должности командира полка. Он командует гвардейской бригадой, но полком он перестает командовать, а на его место назначается, что является, наверное, самым неожиданным поворотом, Федор Ефимович Шварц, которого мы упоминали, совершенно человек из обычной среды. Многие думают, что он какой-то немец. Есть даже версия, что он еврей. Но это совершенно всё не так. Федор Ефимович Шварц урожденный смоленский дворянин. Но воспитания — это даже признавали те, кто защищал его — он, конечно, посредственного.
А.Венедиктов
―
Так он гвардеец или он не гвардеец?
А.Кибовский
―
Он командиром Ярославского гренадерского армейского полка. Он был участником войны 12-го года, за Бородино — «Владимир с бантом». Вот у него боевая биография прямая, но его слава как муштровка уже гремит по армии.
А.Венедиктов: А
―
а, то есть он был известен как...
А.Кибовский
―
Это креатура Аракчеева, это всем известно. Ярославский полк гренадерский он довел до полного строевого совершенства. После него осталось кладбище могил солдатских, которые так и называли «шварцевы могилы».
А.Венедиктов
―
Александр Кибовский, историк у нас в эфире. Мы продолжим после новостей.НОВОСТИ
А.Венедиктов
―
Александр Кибовский, историк. Мы продолжаем. Остановились на Шварце.
А.Кибовский
―
И вот Шварцу сначала дают потренироваться лейб-гвардии гренадерский полк, это молодая гвардия, 2-я гвардейская пехотная дивизия. Так полк попроще, что называется. Еще недавно он не был гвардейский. То есть только в 1813 году его сделали гвардией. Он там добивается жесткими мерами суровых результатов. И вот тут приходит мысль, что это тот человек, который как раз нам и нужен.
А.Венедиктов
―
А кому мысль-то приходит — великие князья?
А.Кибовский
―
Естественно, что великие князья и креатура, опять-таки подчеркиваю, Аракчеева — для того времени это крайне важный момент. Но всем понятно с самого начала, с первых моментов, что Потемкина, конечно, это оскорбляет. И когда выходит приказ о назначении Шварца командиром, происходит очень интересный момент. Он, естественно, приезжает. Все офицеры собираются на квартире Потемкина, перед его кабинетом. Поскольку надо сдать, принять… Приезжает Шварц, только что назначенный. Ни с кем не здоровается, никаких разговоров вообще, спокойно стоит просто в стороне. Выходит Потемкин из своего кабинета, прощается со всеми офицерами. Ни слова… не замечает Шварца и уходит в кабинет. То есть даже этим движением было показано полное пренебрежение Потемкина и его оскорбление фигуры нового командира.Дальше, когда подписывается документ — а самое интересно, что после этого же должен сдать полк Потемкин Шварцу, три дня идет сдача полка, — ни разу Потемкин и Шварц между собой не общаются. Казначей полка ходит от одного к другому и таким выступает дуплом между Машей и Дубровским. И, в конце концов, полк сдается в полном порядке, всё подписывается. Ни одной встречи, ни рукопожатия, ни слова между Потемкиным и Шварцем не происходит. Но все всё же понимают. Всё это, как вы понимаете, очевидно офицерам. Более того, офицеры все уже образованные, прогрессивные, лучших фамилий, огромных состояний.
И Шварц начинает закручивать гайки. Причем гайки закручивать самыми жесткими мерами. И это видят и офицеры, но это начинают очень сильно чувствовать на себе солдаты.
Он их гоняет на учения беспрестанно. Грубость, которой раньше вообще не было в полку принято. Он устраивает так называемые десятичные смотры, то есть это каждый кроме обычных нарядов, еще надо постоянно к нему по 10 человек от роты водить к нему на индивидуальный осмотр. Он, таким образом, добивается результата. То есть этих 10 человек готовят с утра до вечера каждый день. Люди перестают ходить на заработки, они сразу несут материальные потери. Потому что работы солдатские на стройках, на перевозке даже каких-то грузов, зачастую артельный военный промысле, который издавна был в Петербурге…
А.Венедиктов
―
Разрешен.
А.Кибовский
―
Разрешен. В свободное время солдаты имели право артелями работать на разных подрядных работах, и это была существенная часть. Капиталы гвардейских полков достигали огромных сумм. И они хранились у командиров. И есть же случаи, если посмотреть мемуары декабристов, там проигрался, видимо, офицер в карты — артель могла принять решение на уплату долга с последующим возвращением. Это была важная статья вообще в отношениях внутри полка. Потому что зачастую там молодой парень, мальчишка 18 лет, он уже прапорщик… Фельдфебели матерые усатые, они их как детей воспринимали…
А.Венедиктов
―
Дяди.
А.Кибовский: Люди перестают ходить на заработки, они сразу несут материальные потери
А.Кибовский
―
Тот же самый Муравьев описывает, что когда они были в походе 12-го года №они нас, мальчишек двух ротных командиров — мальчики совершенно — клали между собой зимой, закрывали шинелями солдаты их всех обкладывали», чтобы они просто не померзли ночью. Во время наступления, преследования французов. Мерзли же не только французы, наши солдаты тоже мерзли.В общем какое-то такое отношение семейное, отеческое, оно в полку начинает разрушаться. Шварц начинает выписывать солдатам — он полгода прокомандовал: 43 ветерана Семеновского полка были выписаны — формулировка «за дурное поведение» — выгнаны в армейские полки. То есть их переводят в армию. Они теряют высокий оклад, звание гвардейца, их из Петербурга отправляют в Финляндию. А у него тут семья: жена, дети. Это не один, не два — это 43 человека. Это солдаты.
Грубость. Он позволяет себе наказывать (но хоть не пороть) тесаками Георгиевских кавалеров, что, вообще-то, по статусу запрещено. Но он так казуистично, что «да, мы их не шпицрутенами гоняем, не палками, а тесаками вот так…
А.Венедиктов
―
Плашмя.
А.Кибовский
―
Да, плашмя. Считается, что это само по себе даже просто физически оскорбительно. Георгиевских кавалеров никогда… было запрещено с 1807 года, когда знак отличия военного ордена появился для солдат, они были освобождены от телесных наказаний.И 16 октября происходит инцидент в манеже на учениях. Шварц прибывает к полку. Идет команда смирно. 2-я рота проводит учения. Это видит весь полк. Один солдат, не успев — а он в это время справлял нужду (это все в делах записано) не успевает вовремя встать в строй. Вбегает в строй. Шварц не ленится — полковник гвардии Семеновского полка! — слезает с коня, берет его за рукав, плюет ему в лицо. И дальше ведет его вдоль строя, заставляя всех солдат передней шеренги плевать ему в лицо. Вот это как? Простой пример.
И это становится катализатором. Вечером рота его величества, та самая рота, о которой мы сказали…
А.Венедиктов: 1
―
я.
А.Кибовский
―
Выходит. Они говорят: «Ну, так больше уже нельзя». Он самовольно строятся в коридоре, вызывают командира роты.
А.Венедиктов
―
Без офицеров.
А.Кибовский
―
Без офицеров сами. Фельдфебель пытается их разогнать. Они, тем не менее, заставляют вызывать к ним командира роты. Это вечер 16 октября. Заявляют требование: «Всё, готовы в огонь и воду. Уберите Шварца». И подают претензию на командира. Приходит командир, понимая прекрасно, во что это может вылиться, — капитан Кашкаров. Ну, вообще, это ЧП, потому что самовольное поведение роты. Он просит роту разойтись, успокоиться, что он передаст их вопросы. Всё, рота расходится.Там интересный эпизод. Фельдфебель, который там был, он на выходе Кашкареву дает записочку про зачинщиков. Эту записочку потом не нашли. Там его спрашивали. НРЗБ «Я вот выявил главных — я подал». Кашкарев говорит: «Я не придал значения, потерял». Но это смешно, понятно, что Кашкарев эту записку просто специально уничтожил…
А.Венедиктов
―
Судя по фамилии, не шибко знатный.
А.Кибовский
―
Это не совсем так. То есть вопрос-то не в титуле, а вопрос зачастую в состоянии. Все-таки служба требовала больших средств. Там не было нищих. Я не зря сказал, что у Чаадаева при поступлении в Семеновский полк состояние было колоссальное. И вообще, если мы возьмем, совсем уж таких, бедных в этих полках точно не было. Понятно, что лейб-гвардии гусарский полк был самым роскошным. Там на жалование не жили. Жалование уходило просто на, скажем так, элементы светской жизни, которые были положены: на подарки, участие в разных мероприятиях. На это не жили. Надо быть жить чем-то другим. И, в общем, многие проживали на этой службе всё свое состояние, чтобы быть на уровне, как это требовал гвардии гусарский полк. Но и Семеновский полк тоже был, поверьте, весьма не простым для офицеров. Это не для Шварца, который жил на жалование.Кашкарев всё это докладывает командиру батальона Вадковскому (тоже декабристу).
А.Венедиктов
―
Это Федор Вадковский?
А.Кибовский
―
Это брат его старший. Член тоже тайных обществ. Он не был в полном погружении, как, соответственно, брат. Вадковский говорит: «До утра оставляй. Утром разберемся».
А.Венедиктов
―
Разошлись.
А.Кибовский
―
Ну разошлись и разошлись Вадковский тоже для проформы докладывает Шварцу, командиру полка. Шварц говорит: «Ну, ладно, утром разберемся».И вот дальше происходит следующее. Утром начинается разбор этой ситуации. Снова собирается рота уже официально. Рота подтверждает, что неожиданно уже для всех, свои требования. Более того, там уже начинаются разговоры «не выдавай». Это уже 17 октября. И дальше начинается тревога. Докладывают, естественно, начальнику корпуса Васильчикову, адъютантом при котором служит Чаадаев, что такое ЧП произошло.
А.Венедиктов
―
Васильчиков — начальник корпуса чего?
А.Кибовский
―
Отдельного гвардейского корпуса, все гвардии. А начальником штаба у него — кто бы вы думали? — Александр Христофорович Бенкендорф.
А.Венедиктов
―
Так!..
А.Кибовский
―
Будущий замечательный начальник, основатель жандармского движения в России. А никто не хочет шумиху поднимать. Тем более, императора нет в столице. Император на конгрессе в Троппау…
А.Венедиктов
―
На всеевропейском конгрессе. Троппау — это в Чехии, где они регулярно после Венского конгресса…
А.Кибовский
―
Продолжают делить Европу. Как Пушкин: «…когда не наши повара орла двуглавого щипали». У них там, естественно всем заправляет, это всё понятно. Понятно, что до Троппау далеко, и все пытаются эту историю замять. Но Шварц НРЗБ Бенкендорфу как бы войти в эту тему. Он то же самое устанавливает, что рота, по-прежнему, заявляет свои требования. Но он вызывает эту роту из полка пройти уже к штабу гвардейского корпуса.
А.Венедиктов
―
Бенкендорф.
А.Кибовский
―
Бенкендорф. И рота выходит полного состава, по-моему, 167 человек было в тот момент в этой роте, которые вышли и пошли через весь город к этому штабу.
А.Венедиктов
―
Через город, это не через двор.
А.Кибовский
―
Нет, они идут по Петербургу по улицам.
А.Венедиктов
―
Маршируют.
А.Кибовский
―
Они идут в фуражках и шинелях, что странно, потому что как бы все понимают, что это идет какой-то наряд, потому что в караулы ходили в парадной форме. Тут они чего-то идут… В общем, прошли в походной форме. Эти люди доходят до штаба.И тут Васильчиков совершает, наверное, роковую ошибку, которую он потом и пытался оправдать, в том числе, спихивая некоторые моменты на Чаадаева. Илларион Васильевич приказывает зайти им в манеж, где проходят учения в плохую погоду
А.Венедиктов
―
Крытое помещение.
А.Кибовский
―
Они заходят туда, соответственно. А там уже стоят две роты в полном вооружении гвардии Павловского полка, другого полка. Где Васильчиков им объясняет, что они все бунтовщики. Более того, что интересно, Чаадаев НРЗБ тоже присутствует при этом. И когда Васильчиков едет туда, он ему говорит: «Это же солдаты, я знаю этот полк. Надо с ними уметь разговаривать». И Васильчиков говорит: «Я всё знаю, я служил в авангарде, я всё умею, я сам боевой генерал».Но в итоге, как НРЗБ тот же самый Чаадаев, когда они приехали, он просто перешел на крик, истерики и возмущения, объявил солдат бунтовщиками. И в итоге их под конвоем лейб-гвардии Павловского полка их отправляют пешком опять-таки через город на глазах у всех в Петропавловскую крепость. Рота покорно идет, никаких проблем, никакого неповиновения. 167 человек приходят и сдаются в Петропавловской крепости коменданту Сукину, который потом будет уже содержать и декабристов в тюрьме.
А.Венедиктов
―
Да-да, фамилия знакомая.
А.Кибовский
―
Да, знакомая. Генерал, потерявший ногу в битве еще при Фридланде, бессменный комендант четверть века Петропавловской крепости. И, соответственно, считается, что инцидент исчерпан. Это уже конец 17 октября. Уже вечер.
А.Венедиктов
―
Пока весь день… туда прошли, обратно.
А.Кибовский
―
Пока разбирались. И всем кажется, что инцидент исчерпан. Вот тут начинается обычная, к сожалению, для нашей системы расхлябанность в плане того, что каждое мелкое движение приводит потом к обратному результату. Роту-то арестовали. Она в крепости. А на завтрашний день этой роте заступать в караул. Взял бы себе ум начальник штаба или Васильчиков назначить другой полк — никаких проблем.
А.Венедиктов
―
Что такое заступать в караул? Что это означает?
А.Кибовский
―
От каждого полка есть наряды на разные караульные места, самые разные: во дворце, военные ведомства. То есть есть целая иерархия постов, и каждый полк, естественно, раз он стоит в Петербурге, он несет гарнизонную службу, в том числе. И надо такому случиться, что на следующий день (17 — это воскресенье, 18 — понедельник) заступать в караул именно роте его величества.
А.Венедиктов
―
С оружием.
А.Кибовский
―
С оружием.
А.Венедиктов
―
Это именно арестованной роте.
А.Кибовский
―
Да. А роты нет. Ну, казалось бы, как поступил любой другой командир, понимая ситуацию? Ну, просто взял бы волевым решением переметил бы с Преображенского на Измайловский… поменял бы каким-то образом это дело. Нет, вместо этого наряд не меняется. А раз он не меняется… А люди уже все спят, отбой уже произошел. Командир говорит: «Так, а теперь по 20 человек из каждой роты первого батальона подымайте, будите, одевайте. Заступаем в караул наутро».
А.Венедиктов
―
Семеновский.
А.Кибовский
―
Семеновский. И уже было легший спать полк — всё успокоилось, они не знают, что рота арестована; ну ушла рота и ушла, вернулась, не вернулась, никто же не проверяет — полк снова… батальон — подъем. Естественно, идет команда. Сначала командир полка, потом дежурный офицер, командир роты, дежурный по роте… Как и сейчас, та же история. Все казармы перебужены, все снова проснулись, начинают одеваться, собираться и так далее.
А.Венедиктов
―
Что случилось то? Да?
А.Кибовский
―
«А почему нет роты-то? А чего я-то?» Как обычно. «Да, — говорит, — роты нет». — «Как нету?» И тут вторая история. Когда эту роту отправляли в Петропавловскую крепость, подошел, естественно, командир роты, говорит: «Как быть-то? У нас музыканты еще, барабанщики, их тоже?» — «Барабанщики зачем? Они же не выходили». Их обратно. Эти музыканты возвращаются в свои казармы. И унтер офицер говорит: «Да вот арестовали. Поэтому вы собирайтесь, а роту арестовали». — «Как арестовали?!» — «Ну, вот так, они вчера против Шварца высказали…». — «Так и мы против Шварца. И уже весь батальон подымается в солидарность. И начинают требовать уже командира батальона. Вадковский приезжает. Уже полная буча. Это ночь уже с 17-го на 18-го октября. А это уже не шутка. И они кричат: «Верните роту!».
А.Венедиктов
―
Сколько человек?
А.Кибовский
―
По делу проходило по 1-му батальону 727 человек. Весь батальон на ушах, все кричат: «Мы тоже против Шварца!» И дело уже приобретает гипертрофированный размер. Тот понимает, что дело приобретает достаточно специфический оборот. Более того, они посылают солдат в другие роты. Единственный, кто пытается удержать — будущий декабрист Муравьев-Апостол Сергей Иванович, который как раз командир 3-й роты, и он свою роту удерживает всеми силами. Она единственная, которая еще пока не прогнулась. Но уже солдаты других рот набегают в их казармы и говорят: «Чего вы не с нами?»Офицеры не знают, что делать. Полная растерянность. Тот пытается найти полкового командира Шварца. И вот тут самое интересное, что Шварц реально понимает, что пахнет жареным, ему этого император не простит. Он просто сбегает. Более того, группа солдат пробирается — а уже темнота, ночь — под покровом темноты к его квартире, пытаются его найти. Они не находят его, бьют его окна камнями. И Шварц просто-напросто сбегает из полка и прячется потом на квартире своего друга в городе. Полк остается без командира.
И дальше по цепной реакции уже весь полк выбегает в полковой двор.
А.Венедиктов
―
Уже не батальон.
А.Кибовский
―
Уже с батальоном выбегают все, потому что они начали выбегать во двор. Вадковский не знает, что делать. Командира полка нет. Солдаты увлечены. Там уже возникают свои собственные лидеры (оппозиционные к существующим военным порядкам). Там уже прибавляются новые требования. И дальше докладывают уже… ночью поднимают Бенкендорфа и Васильчикова. Все в растерянности, потому что такого не было никогда. И вот тут начинается первый раз поворот сознания, в том числе, этих офицеров, будущих участников восстания: власть абсолютно не знает, что с этим делать.Васильчиков — это очень интересно — командир гвардейского корпуса вместо того, чтобы самому поехать, отправляет Бенкендорфа, едет к генерал-губернатору Милорадовичу и просит его со словами: «Граф, кроме вас больше некому. Солдаты только вас могут послушаться». И он его уговаривает. Генерал-губернатор не отвечает за гвардию, у него немножко другая задача. И Милорадович потом скажет свою знаменитую фразу: «У меня здесь 60 тысяч гвардейских штыков. А что у вас?» когда будет это междуцарствие в 1825 году. Едет в Семеновский полк и начинает их пытаться уговаривать.
А.Венедиктов
―
То есть это не первая поездка на Сенатскую.
А.Кибовский
―
Абсолютно…
А.Кибовский: У Чаадаева при поступлении в Семеновский полк состояние было колоссальное
А.Венедиктов
―
То есть на Сенатской он повторял.
А.Кибовский
―
Они пытались прибегнуть к тому же, что один раз сработало.
А.Венедиктов
―
Мы-то все знаем, что он поехал на Сенатскую уговаривать.
А.Кибовский
―
В общем, дальше уговорами Милорадовича, уговорами офицеров, уговорами всех удается полк немного угомонить в обещании того, что утром приедет сам Васильчиков, командир гвардейского корпуса и сделает лично инспекторский смотр, на котором есть процедура, что на инспекторском смотре солдаты могут заявлять свои претензии. Такая у них возможность.
А.Венедиктов
―
Протокол.
А.Кибовский
―
Протокол. В общем, как-то они умудряются эту ситуацию нивелировать. Утром, действительно, уже 18 октября приезжает Васильчиков. Буза продолжается, причем такая, напряженная атмосфера. Хотя внешне все типа успокоились.
А.Венедиктов: 1
―
я рота в Петропавловской.
А.Кибовский: 1
―
я рота в Петропавловской. Повиновение восстановлено, но потихоньку Васильчиков начинает уже на них наезжать просто сходу, что «вы бунтовщики, что это такое?!» Он уже без уговоров начинает жестко гнуть свою линию. И кончается это всё тем, поскольку они говорят: «Верните нам 1-ю роту» — и хотя Вадковский просил, предлагал: «Давайте мы вернем...», — у нас же как: «Мы не можем проявить слабость». Это и по сей день вы знаете, у нас мотивационный такой момент: «Нет, будем жать до конца».И когда ситуация уже заходит практически в тупик — причем за это время впервые в истории нашего Отечества — они начинают стягивать войска в казармам Семеновского полка: артиллерию, Орлова, естественно, с конной гвардией… То есть репетиция 14 декабря в действии. То есть они понимают уже, что НРЗБ. Они потихоньку начинают подтягивать войска на случай, если ситуация закончится плохо.
Но тут Васильчиков допускает один изящный пассаж, который в итоге эту ситуацию и завершает. Он говорит: «Ну, раз вы такие все… хотите за 1-ю роту, ну вот и идите к ней в Петропавловскую крепость». И эту идею как-то вдруг подхватывают, и весь полк строится и через весь город в полном порядке идет в Петропавловскую крепость, все 3 батальона. И сдаются там добровольно Сукину в плен, как бы под арест. И, короче говоря, это спасает ситуацию. Но все прекрасно понимают, что удача повернулась в этой ситуации. И вот тут возникает необходимость: а кто же императору сообщит об этом интересном событии.
А.Венедиктов
―
Кто доедет.
А.Кибовский
―
Кто доедет первым. И вот тут возникает фигура Чаадаева. И вся история с поездкой в Троппау, которая, конечно же, обросла совершенно легендами, мифами и повлияла во многом на его дальнейшую судьбу.
А.Венедиктов
―
Александр Кибовский. И мы на этом прервемся. И потом продолжим, потому что об этом надо говорить подробнее.