Роль инженерных войск в ликвидации последствий аварий на Чернобольской АС - Николай Топилин - Военный совет - 2016-04-23
А. Дурново
―
Так и есть, 12 часов, и почти уже 8 минут в столице, меня зовут Алексей Дурново, это «Военный совет». С большим удовольствием представляю своего сегодняшнего гостя: Николай Топилин, заместитель начальника инженерных войск Минобороны России по вооружению с 1989 по 1995г., генерал-лейтенант запаса. Николай Георгиевич, добрый день.
Н. Топилин
―
Добрый день.
А. Дурново
―
Говорить сегодня будем о событиях 30-летней давности. Тем не менее, по-прежнему очень важных, и печально памятных. Говорить будем о ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АС, и о роли инженерных войск в этой ликвидации. Я напомню, у нас есть телефон +7-985-970-45-45, на который вы можете в виде СМС посылать свои вопросы, так же можете воспользоваться аккаунтом @vyzvon в твиттере. Николай Георгиевич, я хотел разговор наш сегодняшний с вас начать. Вот вы новость о том, что произошла авария в Чернобыле, где встретили и как узнали, что именно вам будет поручена ликвидация?
Н. Топилин
―
Вы знаете, я находился за пределами России в Афганистане, выполняли мы свои боевые задачи. Как раз шел период подготовки инженерных частей, к выполнению операций по прикрытию государственной границы Афганистана, с Пакистаном. Естественно, там у нас связь радио не было в поле, пустыне, но вертолетчики, которые пролетали, они доложили, что на Чернобыльской АС случилась авария. Какая авария, в каком объеме, мы еще не знали. Это было 26 апреля. Уже к этому времени мне было предложено маршалом Агановым, начальником инженерных войск Минобороны приехать в Москву, на должность (неразборчиво) из управления, начальником одного из управления. Но приказа не было, и я выполнял задачи в Афганистане. Я, начальник инженерных войск, (неразборчиво) военного округа. В Москве я появился 6 июня, в соответствии с приказом министра обороны, и начиная с середины июня я был привлечен для выполнения задач по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АС.
А. Дурново
―
То есть, у вас получается фактически, как говорится, из огня в полымя. Из Афганистана, прямо в Чернобыль.
Н. Топилин
―
Ну, это вообще-то планида военных. И мы не жалуемся, и мы считаем, что это правильно. Когда государству нужно, когда государству трудно, государство применяет армию.
А. Дурново
―
А почему именно инженерным войскам получили дело ликвидации?
Н. Топилин
―
Там были не только инженерные войска. Инженерные, химические войска, тыл, транспорт… Но самыми подготовленными оказались инженерные войска. Потому, что мы и готовились к ведению боевых действий, с применением ядерного оружия противником и нами, и поэтому должны были действовать на зараженной местности, радиоактивно зараженной местности. Поэтому в соответствии с этим, наши ученые, промышленность наша готовила и технику, для действий в таких условиях на местности и на объектах в городе, в поле. И инженерные войска, были оснащены конечно прекрасной техникой, которая и использовалась на ликвидации Чернобыльской АС.
А. Дурново
―
А тогда давайте отделим вашу часть. Какие задачи ставились именно перед инженерными войсками?
Н. Топилин
―
Инженерные войска участвовали с самого начала. Вот 26 числа, начальник инженерных войск Киевского военного округа Королев такой Александр Сергеевич. Уже где-то к обеду, со своими офицерами инженерных войск, выехал в район Чернобыля, для проведения первой разведки. И я вам скажу, что первые разведчики, состояние дел на 4-м энергоблоке – это были инженеры. Первый Панченко и Дорофеев прошли западной стороной 4-го энергоблока. И им была поставлена задача, посмотреть дороги или пути, как пройти к крышам. Потому, что когда произошел этот первый взрыв, то (неразборчиво) вот это все радиоактивное, оно осталось еще на крышах. Они нашли дорогу, разведали дорогу эту и на крыши, то есть и до крыш, и на самой крыше. А уже позже, была разведка для выполнения задач. То есть, разведывательная часть выполнялась инженерными частями то, что касалось выполнения задач инженерных. А задач таких было много. Если перечислять все задачи, то я вам скажу, что уже 28-го числа стоял под Киевом у нам батальон (неразборчиво). На его основе был сформирован отряд выполнения специальных работ, который оснастили бронированной техникой системой защиты или ослабления радиоактивного заражения, сорокакратным, и восьмидесятикратным. Эти машины могли работать на зараженной местности или на объекте, который имел большие уровни заражения. И ослабление шло… Вот допустим, если было 1000 рентген в час, то эта машина ослабляла в 40 раз – это получалось 25. Если с восьмидесятикратной защитой, то это получалось уже 12,5. Поэтому выигрывалось время работы на объекте. Менялись экипажи, работали они… Потому, что сначала даже не было допустимых уровней, сколько может человек выдержать, сколько ему предписывалось. Но вот первое время… 28-го уже приступили к работе. Потому, что развал получился такой что ни к 4-му энергоблоку не подойти, ни к третьему энергоблоку, который действовал и работал еще, его потом тушили, глушили. И вот эти машины выполняли эти задачи. Командир этого отряда, Тренин полковник, и ему были поставлены вот эти первые задачи. Уже 29-го числа он выполнял задачи по прокладке этих дорог. Должны были пройти, посмотреть, что же там творится. Вставал вопрос… Ну, давайте мы вернемся сначала, что вообще-то говоря, весь этап… Вернее вот это 26-го апреля у нас черный день мирного атома, когда он не подчинился, а вышел потому, что очевидно была нарушена деликатность обращения с этим мирным атомом, и он стал уже зверем.
А. Дурново
―
Не мирным в общем.
Н. Топилин
―
Да. Хроники событий аварии, различают вообще три этапа: это 26 апреля по сентябрь 86-го года. Характеризовался не стабильностью обстановки, отсутствием опыта получения данных по обстановке. Это самое главное. Не могли понять, не могли получить исходные данные, что же там творится. Ну, и соответственно принять решение по производству работ по ликвидации. И чрезвычайно опасные условия, или уровня радиации, высокий уровень радиации. Эвакуация значительного числа населения. Вообще-то говоря, всего из района опасной зоны 30-ти километровой, было эвакуировано 100 тысяч человек. Из самого города Припяти, это 49 тысяч человек. Из Чернобыля самого 12,5 тысяч, остальное с ближайших деревень, вот в этом радиусе. Второй этап можно рассматривать – это сентябрь 86-го, декабрь 87-го, стабилизация обстановки. Я вот обращаюсь по первому этапу, почему там не стабильно? Потому, что после первого взрыва, реактор продолжал дышать, и выбрасывать в атмосферу радиоактивные вещества на значительные высоты. И поэтому поднималось на значительную высоту, и ветром несло, вы знаете в Брянскую область, и в Белоруссию, и в Россию, и Московской даже области досталось. Второй этап – это 86-й сентябрь, и декабрь 87-го. Характеризуется стабилизацией обстановки, снижением уровня радиации. Планомерная работа по дезактивации объектов местности, и возведение саркофага. Уже в это время началось, 11 ноября первый саркофаг был сделан. И третий этап – 88-й год, 79-й, 90-й год. Это широкое применение войсковых формирований для (неразборчиво) местности, охваченных аварией, и завершение дезактивацией в запретной зоне 30-ти километровой. Вот я еще хочу подчеркнуть, что авария эта на Чернобыле, это не одномоментный был акт. Распространялся и во времени, и в пространстве. Это самое больное, и самое опасное было явление в этой аварии.
А. Дурново
―
А я правильно понимаю, что у вас же еще и опыта никакого не было вот к этому моменту?
Н. Топилин
―
Ни у руководства, ни у исполнителей, ни в войсках никакого опыта не было. Не было еще случаев катастрофы такого масштаба, не было. Войска обладали некоторым опытом преодоления зараженной местности, но тогда не применялась не дезактивация местности, ничего. Это испытание, или вернее проведение учений Жуковым на Урале, когда войска после воздушного ядерного удара просекали эпицентр, и шли дальше в наступление. Других опытов не было.
А. Дурново
―
Ну, то есть это все-таки не ликвидация, да? Это именно преодоление…
Н. Топилин
―
Нет, это не ликвидация, это было… Это одномоментно, проскочили, и все. Там их дальше дезактивировали, и все.
А. Дурново
―
То есть, фактически вы были первыми, кому пришлось на практике…
Н. Топилин
―
Советских Союз был первый. Инженерные войска были первыми.
А. Дурново
―
Вы были первыми, кому пришлось на практике вот это все осваивать.
Н. Топилин
―
Да, заниматься такими делами.
А. Дурново
―
Скажите пожалуйста…
Н. Топилин
―
Но имейте ввиду, что вот для ликвидации последствий, уже 26 числа была организовала правительственная комиссия, во главе Щербин, это первый заместитель председателя Совета министров. У Косыгина… То есть не у Косыгина, уже Косыгина не было. Он был первый зампредседателя. От науки был академик Мелехов, он представлял институт Курчатова, который занимается этими вещами. И большую роль там сыграл «Союз Спецатом», во главе с Самойловым. Он сейчас живой, я хочу сказать, что многие ушли ликвидаторы из жизни, и руководители в том числе, а этот товарищ живой. Я с ним недавно связывался. Так вот он очень высоко оценивал действия инженерных войск. Он сам действовал с нашими войсками, потому, что он знал и строительную часть этого блока, и науку, физику, которая происходила внутри.
А. Дурново
―
С какой главной проблемой вы столкнулись? Ведь да, я так понимаю, что наши слушатели по крайней мере точно, как вообще можно ликвидировать? Это же получается невидимый враг у вас, да?
Н. Топилин
―
Да. Это вот в этом была большая опасность. Это большая опасность, потому, что не осязаешь, не чувствуешь, не видишь. Если допустим… Еще руководитель допустим химических войск там, руководитель допустим академии наук, они понимали, что это такое. То солдат, он с трудом это воспринимал. Я не хочу приводить эти примеры, которые… Солдат мы останавливали, потому, что они кушали продукты зараженные, и рыбу ловили зараженную. Потому, что не представляли, что это такое.
А. Дурново
―
А ликбез проводили какой-то?
Н. Топилин
―
В обязательном порядке. Вы понимаете, там прежде чем вот собрали и привели войска, значит начальное образование, что такое реактивное заражение, как от него защититься – в обязательном порядке. Никого не допускали, чтобы выпустить вот без этого инструктажа, это в обязательном порядке было. Я хочу сказать, что вот это вот… Все-таки хочу отметить, что вот эти вот первые трудности, первая такая авария, привели к неоправданным потерям среди личного состава, пожарных подразделений, военнослужащих, и руководящего состава. Я хочу перечислить, безвременно ушли из жизни из-за переоблучения начальник химических войск Пикалов Владимир Карпович¸ начальник инженерных войск маршал Аганов Сергей Христофорович. Доктор технических наук, Гребенюк Александр Михайлович, это инженеры. Ведущий конструктор спецтехники (неразборчиво) завода Галков Виктор Григорьевич. Это наш 15-й центральный научно-исследовательский институт инженерных войск, вместе с (неразборчиво) заводом, увеличивал защиту вот этих инженерных машин (неразборчиво), и они работали там постоянно, и вот товарищ (неразборчиво) тоже нахватался. Потому, что ее не видно. Вроде как бы ты стоишь на чистом месте, а на самом деле там пятнами было заражение, пятнами. Командующий оперативной группой в Чернобыле Ермаков Анатолий Васильевич, я с ним учился вместе, и был вместе там в Чернобыле. Он второй раз приехал, завершил там службу, и через некоторое время… Хотя приборы контроля обучения у всех были у нас, но они не (неразборчиво), это просто… Его нужно было воткнуть прибор, и он показывает, сколько: норма, или не норма. Но я еще раз хочу подчеркнуть, трудно было уследить, трудно даже тех, кто знает. Он наступил, здесь есть гадость эта, или нет. Офицеры управления начальника инженерных войск погибли: Шинко, Фирсов, Федченко, полковник Сухов, 15-го (неразборчиво), и многие другие. Вот особенно это первые… Много понесли потерь.
А. Дурново
―
А среди солдат?
Н. Топилин
―
Среди солдат тоже были, но гораздо меньше. Потому, что в начальный период шли только офицеры инженерных войск. Потому, что они должны и дороги проложить эти, все разгрести, все это убрать, и дезактивировать. И потом солдаты инженерных войск, сержанты в основном. Это они проделывали и пробивали стены, прокладывали эти трубы там, но они работали в этой сильно зараженной местности.
А. Дурново
―
А существовала ли какая-то профилактика? Вот как-то…
Н. Топилин
―
Да, да. Вы знаете, вот я не знаю, но на подводных лодках ядерных заходишь там, меряешь, сколько ты, на тебе (неразборчиво), и выходишь. Обнимаешь эту женщину, прибор показывает, сколько ты получил в лодке. Дезактивация, обработка (неразборчиво), и выходит как бы из зоны, в чистую зону. Ну, там чистая – это была условно чистая. Там почти сплошь и рядом было загрязнено. Грязи было много. Но мы ставили части, выбирали места, чтобы наименьший уровень… Это можно определить и по розе ветров конечно, куда разброс шел. Поэтому с Гидрометом, в очень тесном конструктивном диалоге были постоянно. И вот там проходилась дезактивация людей, техники. Техника работала так, экипаж сняли, второй поставили, и пошли.
А. Дурново
―
Скажите пожалуйста, алкоголь действительно спасение в этой ситуации, или это миф?
Н. Топилин
―
Ну, по микрофону вроде неудобно, но частично очевидно это есть, это правда. Но когда получил уже солидную дозу, трудно выводить. Она легко заходит, и не выходит, и влияет на наши органы.
А. Дурново
―
То есть, все-таки не совсем получается, да?
Н. Топилин
―
Я потом вам все скажу.
А. Дурново
―
Хорошо, договорились. Я напомню, что у нас в гостях Николай Топилин, заместитель начальника инженерных войск Минобороны России по вооружению с 1989 по 1995гг., генерал-лейтенант запаса. Мы говорим о роли инженерных войск в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Я напомню, что ваши вопросы можете присылать в виде СМС на номер +7-985-970-45-45, а так же через твиттер, где работает аккаунд @vyzvon. Вот хотел я вас как раз спросить про то, как вы размещались, и про технику отдельно. Но у нас остается всего-то минута до рекламы, и новостей, даже немножко меньше. Поэтому я думаю, мы на вторую половину нашего разговора эту часть перенесем. Сейчас прервемся, ровно через 5 с половиной минут снова в этой студии «Военный совет» продолжится.НОВОСТИ.
А. Дурново
―
12.35, продолжаем наш разговор. Николай Топилин, заместитель начальника инженерных войск Минобороны России по вооружению с 1989 по 1995г., генерал-лейтенант запаса. О роли инженерных войск в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АС мы сегодня говорим. Николай Георгиевич, еще раз здравствуйте. Я хотел у вас спросить, какие все-таки задачи стояли именно перед инженерными войсками?
Н. Топилин
―
Значит, задачи стояли… Они возникали. Вот правительственная комиссия, вместе там был блок научный, который вырабатывал, что же надо делать, то есть идеологию. После идеологии, утверждалась идеология, спускали в войска. Что войска могут сделать для выполнения этой идеологии. Вот и самое главное конечно среди этих, задача была узнать, что же там творится в этом блоке. Ведь там в самом начале, с 27 числа начали тушить и водой, и свинцовой крошкой с кислотой, и все это там… Ничего не получалось. Потом идеологи 3 мая решили, что нужно пробить 3 стены четвертого блока (неразборчиво), и подать туда, залить… В жерло залить жидкий бетон. Но как ты к нему подойдешь, когда там завалы сплошные? Вот одна из главных задач для инженеров была – пробить. 3 мая была поставлена задача, сформирован был отряд, для проделывания проходов в этих стенах. Чтобы понять, как это делать, там строился пятый блок, пятый энергоблок строился. На нем посмотрели, как эти стены расположены, рассчитали удлиненные заряды, и провели на полигончике там же… Вот я говорю, тут по-суворовски действовали. Рассчитали, провели, наметили, сделали проходы, и потом на полигоне взорвали. Отверстия получились нормальные в таких же стенах приблизительно, для того, чтобы проложить трубы жидкого бетона. Подготовка шла… 4-го выезжали туда наши офицеры инженерных войск на БТР, с оптическими приборами, при этом присутствовал и давал пояснения главный инженер проекта, начальник строительства, это было тесное взаимодействие, и чертежи. Вот они посмотрели, и потом стали готовить войска, стали готовить заряды, стали готовить электросети, сети управления взрывом, и радио… То есть, связь. И 9 мая затвердели подрыв. Делали проходы, и произвести последовательно три взрыва. Было намечено с 14 до 16, к 14 часам все было готово, в 16 поступила команда взорвать. Взорвали, когда осела эта вся взвесь и пыль, через 6 часов были установлены трубы, и подали первый бетон. Я скажу, что это была один из главных моментов, что прекратил дышать реактор. Уменьшил сначала интенсивность, и потом полностью прекратился. Это была главнейшая задача, и ее выполнили. До этого посмотреть, что творится в жерле 4-го энергоблока, не возможно было. Самое главное, не было этих дронов летающих, которые сейчас летают. Вот это было самое необходимое. На вертолете нельзя зависнуть и смотреть, там долго не зависнешь. Так наши инженеры… У нас был раньше изобретен инженерных тросомет реактивный. Расположили его, и перекинули через жерло энергоблока, и потом по этому тросу подали видеоаппаратуру, и контрольные приборы. Наконец-таки ученые смогли посмотреть, что же там творится. А когда пробили вот эти три стены (неразборчиво), уже заткнули собственно это жерло. Одной из главных задач, так же было обеспечение (неразборчиво). К 30 апреля мы навели мост, под руководством полковника Язовских, впоследствии генерала, через реку Припять, и обеспечили эвакуацию населения.
А. Дурново
―
А куда эвакуировали?
Н. Топилин
―
Ой, вы знаете, это разные районы. Это Украина, это другой вопрос.
А. Дурново
―
Как можно дальше в общем, правильно?
Н. Топилин
―
Да. Как дальше, вы понимаете, если роза ветров показывает, что здесь до Московской области дошло, то тут конечно надо влево, вправо уходить. И до Беларуси дошло. Это 30 апреля мост был наведен. 6 мая эвакуация была закончена. 100 тысяч людей. Из них с Припяти 49, 12,5 тысяч с Чернобыля, и остальное вот с ближайших деревень, населенных пунктов. Очень сложными и первоочередными задачами, на первом этапе было обеспечение проходов в завалах, очень тяжело. И вот тот отряд, который 28 апреля прибыл у нас в Ранное, населенный пункт такой – Ранное. Под руководством этого полковника (неразборчиво), они много сделали. Они обеспечили всем работу, они разобрали эти завалы, растащили их. Про разведку я вам уже говорил, это возглавлял и генерал-лейтенант Королев Александр Сергеевич, его офицеры, Пенченко и Андреев. Вот они первые зашли, и на крышу нашли дорогу. Для доступа в реактор, и заливки жидкого бетона, конечно необходимо было пробить три стены они, ребята наши сделали это. Отличились здесь офицеры Ворона, Галясов Олег Иванович, Гаваза, Самохин, Саломахин. Это доктор наш, он делал все расчеты для пробивки зарядами. Работали… Опасно же было! Вот эта пробивка этих стен 4-го энергоблока, самая опасная была вещь. Там нужно было разместить определенным образом эти удлиненные заряды, чтобы отверстие получилось нужной конфигурации. Там работал командир инженерной роты, штурмовой роты Гельзын, и командир взвода. Это была очень опасная работа. Два сержанта, работа была сделана. Группировка инженерных войск к сентябрю состояла уже 26 инженерных батальонов. Около 8000 человек, и 900 единиц техники. Это была самая главная техника по ликвидации последствий.
А. Дурново
―
А что за техника?
Н. Топилин
―
Вот инженерная машина разграждения, она на базе танка «Т-72», у нее имеется бульдозерное оборудование, шириной бульдозерное оборудование приблизительно 4-15, 4-25, и кран-захват. Это рука гидравлическая, она до 2 – 2,5 тонн брала любой предмет, глыбу допустим развалившегося бетона, и в сторону влево, вправо раскидывала, и могла грузить. И имела защиту, вот эта машина «ИМР», она имела защиту 40 крат, или 80 крат. А вот наши ученые потом 15-го (неразборчиво) довели до 200, и даже машинное руководство, тысячекратная защита. Нормальная. Что такое машинное руководство? Это вот эти «ИМР» работают… Ну, танки собственно, шасси танка работает, а машинное руководство стоит чуть подальше, и оно управляет всеми. Потом рабочие машины дали назад, поменяли экипажи, а оно стоит руководство, и работает, управляет работой.
А. Дурново
―
А что касается облака, вот его ликвидацией вы занимались?
Н. Топилин
―
Облако, оно высаживается, делаются осадки. И потом чем дальше, тем оно превращается в ноль. И вот на этом следе, сначала было обеспечить очистку защитной зоны 30-ти километровой, это самая главная была задача. Потому, что даже штаб там размещался нашей оперативной группы, вот в этой запретной зоне, в Чернобыле.
А. Дурново
―
А скажите…
Н. Топилин
―
Вот еще интересно, дайте… Если минутку мне позволите?
А. Дурново
―
Конечно.
Н. Топилин
―
Вот элементарная простая задача, как вывести эти глыбы, и кто будет грузить, и кто будет рулить, кто будет везти? Автомобиль имеет защиту, вот кабина там 10 крат, больше нету, все. А глыбу, или там какой-то прибор-агрегат бросили, у него идет фон где-то 500 рентген в час. Не возможно. Так вот наши инженеры, саперы, свою машину плавающий транспортер «ПТС-2», сделали его защиту кабины – 1000 крат. И грузили по 12 тонн, и вывозили в могильники, захоронение. Большой озабоченностью ученых вызывало весеннее половодье. Я не знаю, мы будем касаться вопросов, но инженеры выполнили задачу, чтобы защитить саму Припять… Вот при весеннем половодье все же смывало у ручейки, ручейки в реку, притоки… Так вот, ученые потребовали от нас, военных, сделать защитные и фильтрующие дамбы.
А. Дурново
―
В это возможно вообще? У вас были ресурсы на это?
Н. Топилин
―
У военных если прикажут, всегда ресурс будет. Чего там рассуждать? Для этого было выделено два инженерных полка, два инженерных батальона, и они задачу по защите рек «Припяти и Днепра собственно, и водохранилища выполнили. Это колоссальная была работа. Что интересно? Вот вы про облако спросили, если облако интенсивное выпадает, то получается рыжий лес. Вот стоял смешанный лес, да? Когда на него интенсивно выпали эти осадки радиоактивные, он стал рыжим, и представлял… Он фонил, представлял большую опасность. Так вот инженерные войска ликвидировали этот лес, и захоронили. Потому, что он представлял большую опасность.
А. Дурново
―
Я вот сейчас вас прерву на секунду. Вы знаете, что больше всего… Нам довольно много приходит вопросов, но чаще всего задают вопрос о том, вот вы можете оценить… Сейчас же… Причем это по сей день, это актуальный вопрос. Продукты из тех областей, по которым прошло облако, сейчас безопасны? Вот об этом вообще можно… Это можно оценивать сейчас?
Н. Топилин
―
Оценивать надо приборами. Я что вам хочу сказать, вот я там ездил и 86-й год, и 87-й… Пшеницу ведь никто не убирал… Вот я на 87-й год… 86-й мы там не замечали, мы там… Не до этого было а в 87-м уже поспокойнее стало, и я посмотрел, пшеницу никто не убирал. Она вся околосилась, упала, и на следующий год такие были колосья… Плотные, мощные… Отчего – не знаю, это биологи должны были объяснить, но пшеница стояла замечательная. Конечно, самый сильный абсорбент – это грибы. В тех местах ни в коем случае нельзя собирать ни грибы, ни ягоды… Потому, что ну не могли мы все очистить, даже вот за прошедшие годы все равно остается. И грибы, и прочие вещи остаются опасными. Конкретно конечно надо проверять приборами. Так на глаз… А гриб, он берет на себя все, это очень опасно.
А. Дурново
―
Ваш труд по ликвидации был каким-то образом награжден, как он был оценен вообще?
Н. Топилин
―
Значит я скажу, что начальник инженерных войск, вернее начальник химических войск получил героя Советского Союза. Двоих нельзя было награждать, начальник инженерных войск почему-то орден Ленина. Офицеры, которые работали там долго, получали от правительственной комиссии, (неразборчиво) получали грамоты, иногда денежные премии. Мне лично не удалось ни того, ни другого, и не нужно. Потому, что мы работали, выполняли задачу по защите своей родины.
А. Дурново
―
Скажите пожалуйста, вот из той истории, какие были сделаны выводы, и насколько сейчас востребован ваш опыт 30-летней давности?
Н. Топилин
―
Вообще-то говоря, Чернобыльский опыт или авария, много дала нам. И военным, и государству. Государству наверное… И проекты, институты стали больше уделять внимание разработке, а в разработке этих проектов атомных станций, системам обеспечения безопасности. Лучше затратить больше средств для устройства систем обеспечения, чем потом ликвидировать аварии. Столько судеб человеческих затронуто… Это не только допустим там грунт куда-то там убрать, или железо захоронить, там чего-то еще сделать. Судьбы людские… Ведь люди покинули насиженные свои места родные, потому самое главное – это нужно больше уделить внимание системам обеспечения безопасности, и от их объектов, атомных станций.
А. Дурново
―
Ну, вот с тех пор в мире был только один случай, это была Фукусима, она была после цунами. Говорят, я много раз слышал, что Чернобыль и Фукусима – совершенно не сравнимые вещи.
Н. Топилин
―
Конечно, нет. Чернобыль показал, как он распространяется, на какие территории. Это не зря немцы запретили строительство, но они уже после Фукусимы. Но я скажу, когда мы провели… Я вам краткие выводы не все сказал еще, сейчас скажу дальше. Я скажу что во-первых инженерные войска, особенно инженерные войска Киевского военного (неразборчиво) с честью выполнили не Чернобыльской АС свой служебный долг, трудились на совесть. Не было трусов, паникеров, и показали высокую выучку. Они останутся в истории, как истинные патриоты своей родины. Авария показала, что масштабы аварии, скоротечность процессов, огромные негативные последствия показали необходимость иметь в стране специальные мобильные соединения. И я вам скажу, уже 88-й год в вооруженных силах, в инженерных войсках было создано 4 бригады. Они занимали район один от Москвы и до западных границ, бригада специального назначения, она имела мобильные батальоны, которые вот при таких условиях могли бы летать своим ходом, и выполнять задачи. Но были оснащены всем уже. И конечно нужно такие соединения и части, они у нас были созданы, нужно обеспечить робототехникой. Дронами, как сейчас называют, летающими. Если бы они там были тогда, потерь было бы меньше, время меньше, и быстрее бы ликвидировали. Чтобы этой робототехникой и дронами управлять с больших расстояний, чтобы человеку не было самому большой опасности. Ущерб минимизирован благодаря мужеству прежде всего офицеров и солдат инженерных войск, полков гражданской обороны… Кстати, полки гражданской обороны, тоже мы вооружали, оснащали нашей инженерной техникой бронированной, частей и подразделений химических войск. Вот вкратце, что я хотел сказать. Есть еще какие вопросы?
А. Дурново
―
Да, есть еще вопросы. Во-первых, вас многие наши слушатели благодарят, вот как раз за то, что произошло тогда, за ликвидацию. А я хотел у вас спросить. Скажите, современная ядерная энергетика безопасна? Это же вечный вопрос, по сей день актуальный. Безопасно вот сейчас?
Н. Топилин
―
Значит по тем сообщениям… Я… Это не моя епархия конечно, но по тем сообщениям, которыми мы пользуемся, после Чернобыля Советский Союз и Россия… Россия в данном случае, гораздо больше уделила внимания больше расходует средств на безопасность атомных станций. Атомная станция – это наше будущее, очевидно 100, 150 или 200 лет. И так как Германия отказалась, я думаю, что это не правильно. А чтобы атомные станции работали, и атом был мирным, надо его во-первых уважать, а во-вторых, обеспечить безопасность.
А. Дурново
―
Я вас хотел еще спросить о психологическом моменте. Вот именно в этой области были какие-то проблемы во время ликвидации? Все-таки условия боевые, но противник очень необычный.
Н. Топилин
―
Да. Не чувствуешь, не видишь, не слышишь. Я вам скажу, конечно я в своей работе… Это не только в 86-м году было, в 87-м, да и в 88-м, в 89-м, и в 90-м. Вплоть до того, когда вот мы разделились. Не было трусов среди инженерных войск. Конечно учили солдат, требовали, чтобы они выполняли меры безопасности. Трудно выполнять меры безопасности, если будешь трусить… Ну, я вам только скажу один случай, но без фамильно. Вот наш инженер сидел вот так, как мы с вами. Друг против друга, в Чернобыле. Инженеру, начальнику инженерной службы оперативной группы, у него задач выше крыши. Утром встает в 6 часов, и побежал. У него машины должны выйти, задачи должны быть выполненными, задачи точно поставленные, ремонт произведен, все. У него задач выше крыши. Он утром встал, и только в обед прибежит, покушает. Покушал, и ушел. Его товарищ, один товарищ прибыл, и никуда не ходил. Ему и задач таких не было, чтобы там бегать. Задачи-то были внутренние, но он не ходил, и сидел на месте. Я вам скажу, что у нас там было… Вот в Чернобыле минимум 2 раза в сутки, в день мокрая уборка помещений. Приходила бабушка, старушка, и мыла полы. Ну, полы были из досок сделаны, и вот такие щели, понимаете? Вот здесь сидел инженер и бегал, а там сидел другой товарищ, я не называю его должности. Через неделю он вдруг заболевает. Врачи стали обследовать, острая лучевая болезнь. Сразу взяли инженера: где он был, что он делал, куда ходил? Он говорит я уходил утром, он сидел. Приходил на обед, он сидел. Уходил с обеда, он опять сидит. Все обследовали… Он никуда не ходил. Один умный говорит: слушайте, а где он сидел-то? Вот здесь. Стул убираем, в этой щели крапинка. Как ходили в ботинках рубчатых, так и принесли. Бабушка как мела, так и замела в эту щель, как раз под стулом. Или ты будешь бояться, и никуда не ходить, но тебе же судьбой назначено, то ты и получишь, понимаешь? Поэтому, это такое дело.
А. Дурново
―
Спасибо вам большое, к сожалению время наше подошло к концу. Николай Топилин, заместитель начальника инженерных войск Минобороны России по вооружению с 1989 по 1995г., генерал-лейтенант запаса. Спасибо большое!