Владимир Прокопчик - Военный совет - 2010-01-23

С.БУНТМАН: Добрый день. В радиоварианте «Военный совет» выходит как всегда в 12 часов с небольшим по субботам, на следующий день телевизионный вариант вы можете посмотреть на телеканале «Звезда». Так что, милости просим, плюс еще видеотрансляция у нас есть на сайте. Анатолий Ермолин, добрый день.

А.ЕРМОЛИН: Добрый день.

С.БУНТМАН: Сергей Бунтман, ведущие этой программы. Сегодня мы будем говорить об инженерных войсках. У нас в гостях Владимир Михайлович Прокопчик, временно исполняющий обязанности начальника инженерных войск Вооруженных сил, полковник. Владимир Михайлович, добрый день.

В.ПРОКОПЧИК: Добрый.

С.БУНТМАН: Давайте сразу определим, чем занимаются инженерные войска современные? Ну, нет, ну, не огромный рассказ, потому что займет целую передачу.

А.ЕРМОЛИН: Нет, ну почему? (смеется) Откуда есть пошли.

В.ПРОКОПЧИК: Вы знаете, изначально я хотел сказать такие вещи. 20 числа, когда ваши коллеги были у нас в одной из воинских частей, снимали материал про инженерные войска, я извинился перед ними.

С.БУНТМАН: За что?

В.ПРОКОПЧИК: За что. Кажется, за что же, да? За Петра I, который именно в январе-месяце, в крещенские морозы подписал указ о создании. Холодно, конечно, было, но, наверное, это не было причиной для того, чтобы не отмечать день инженерных войск. Как день рождения, так и родителей не выбирают.

С.БУНТМАН: Ну, естественно, да.

В.ПРОКОПЧИК: Ну, начнем с того, что инженерные войска относятся к специальным войскам и выполняют задачи инженерного обеспечения боевых действий или операций. Что же такое инженерное обеспечение, чтобы было ясно и понятно? Это вид оперативного или боевого обеспечения по выполнению определенного комплекса задач с использованием средств инженерного вооружения.

Инженерное обеспечение организуется с определенными целями – это создание благоприятных условий для повышения защиты войск, объектов от средств поражения с целью эффективного применения вооружений и техники и нанесения противнику потерь инженерными боеприпасами. Эти цели достигаются выполнением ряда задач. Когда я расскажу вам про задачи – всего 10 задач, – тогда, может быть, будет ясно и понятно, что такое инженерные войска в целом.

Вот, их 10 задач. Начинается у нас инженерной разведкой противника, местности и объектов. Это фортификационное оборудование рубежей, позиций и районов. Это устройство содержания инженерных заграждений и производство разрушений. Это проделывание и содержание проходов в минноразрывных заграждениях противника, разминирование местности объектов, подготовка и содержание путей движения, оборудование и содержание переправ через водные преграды, оборудование и содержание пунктов водообеспечения, скрытие и имитация войск и объектов и полевое энергообеспечение. То есть, видите, какой большой комплекс задач лежит на инженерных войсках?

С.БУНТМАН: Ну, практически обеспечивают все для того, чтобы войска функционировали.

В.ПРОКОПЧИК: Ну, все – нет, конечно.

А.ЕРМОЛИН: Тыл.

С.БУНТМАН: А, есть тыл. Нет, ну, то, что...

В.ПРОКОПЧИК: Ну, я сказал вначале, что боевое обеспечение – не тыловое, не техническое, а боевое.

С.БУНТМАН: Ну, в бою обеспечивают все. Фактически можно сказать, что инженерные войска – это первые.

В.ПРОКОПЧИК: Ну, слово «пионер», как бы, если...

С.БУНТМАН: Пионерные войска.

В.ПРОКОПЧИК: Да. Пионерные войска. Скажем, такие у многих армий так и называются «пионер». Как говорят, сапер приходит первый, уходит последний.

С.БУНТМАН: Ну, да. Не зря у вас и эмблема с топорами.

В.ПРОКОПЧИК: А, ну топоры – это дань традиции, скажем так.

С.БУНТМАН: Да, это дань традиции. Вот, сколько мы видим, когда и собирали и картинки, и так далее. Вот, например, рядовой или офицер пионерных войск, еще много-много лет назад, когда был первый юбилей отмечавшийся.

А.ЕРМОЛИН: А почему не скаутских? (смеется) Тот тоже разведчик, идет впереди, прокладывает путь.

С.БУНТМАН: Скаут – разведчик. А пионер – тот, кто просеку делает.

В.ПРОКОПЧИК: Вот, насчет разведчиков. Впереди разведчиков идет сапер. Так что тут, вот, пионеры – наверное, действительно, так оно и есть.

С.БУНТМАН: Да. Хорошо. Чем же пионеры, инженерные войска занимаются сейчас? Потому что насколько они сейчас, ваши войска именно переоборудуются, меняют свою структуру, меняют ли? Потому что есть некоторые и рода войск, и виды вооруженных сил, которым, в общем-то, не очень это нужно. Насколько меняется ваша структура, меняется система управления, модернизируется сейчас?

А.ЕРМОЛИН: Есть ли у вас реально какой-то новый облик? Сейчас модно об этом говорить.

В.ПРОКОПЧИК: Мода на новый облик уже, наверное, должна проходить. Потому что год 2009-й прошел, переход на новую организационную структуру завершился. Она была двухэтапная – до июня-месяца и до 1 декабря. 2 этапа. Но инженерные войска не являются какими-то отдельно взятыми – они в общей структуре Вооруженных сил. Поэтому как менялись Вооруженные силы, так менялись и инженерные войска.

Да, действительно, мы перешли в прошлом году на новую штатную структуру. Все части и соединения инженерных войск стали частями постоянной готовности. Ну, это уже, как бы, все об этом знают, что такое сейчас постоянная готовность? Это в течение 1-го часа выход из пункта постоянной дислокации и возможность выполнения задач уже штатной численностью.

Основные усилия были сосредоточены именно на поэтапном выполнении этих задач. Были созданы в течение 2009 года группировки инженерных войск, которые способны выполнять задачи как мирного, так и военного времени. Поэтому, скажем так, несмотря на сложности и трудности, которые были у нас, хочу заверить, что задачи, поставленные министром обороны перед войсками, в этом году выполнены. И инженерные войска, скажем так, отвечают требованиям сегодняшнего времени.

С.БУНТМАН: Что это было, если материально? Что это было конкретно?

А.ЕРМОЛИН: Сильно сокращения вас затронули?

В.ПРОКОПЧИК: Ну, сокращения затронули и нас, как и все Вооруженные силы. Потому что установлен лимит 1 миллион для Вооруженных сил. Конечно же, в пропорциональном отношении инженерные войска тоже сократились. Но они сократились до достаточного состояния. Ведь, что изменилось? Если раньше были части, кадры сокращенного состава, которые не могли выполнять сразу же задачу боевую, то сейчас их стало, может быть, и меньше. Но в то же время они готовы выполнить в течение часа боевую задачу. Ну, это, конечно же, как бы и опыт пятидневной войны, которая у нас на Кавказе была. Она, видно, подвигла руководство страны и Вооруженных сил к тому, что нужно было менять, и менять это уже было закономерно. Инженерные войска изменились как и все Вооруженные силы.

С.БУНТМАН: Было ли достаточно средств, и материальных средств тоже? Потому что, знаете, мы говорим, может быть, даже слишком много о сокращениях, потому что сокращения – это тоже технический прием. Вот, вы сейчас говорили о частях постоянной готовности. А есть гораздо более затратные вещи, которые для того, чтобы современный облик появился у всех войск, в том числе и инженерных. Или не такие уж это и затраты?

В.ПРОКОПЧИК: Согласен с вами. Для инженерных войск особых затрат не нужно было, потому что основные затраты были на перемещение техники – не более того. Все остальное было в рамках лимитов, выделенных Министерством обороны. И мы не почувствовали то, что нехватка каких-то денежных средств. Единственное говорю, что это, может быть, где-то мы не успели передислоцировать технику, потому что это, все-таки, и железная дорога, это и свои возможности.

Но самая главная поставленная задача была министром обороны и начальником Генштаба – это чтобы во время реформирования, перехода на новую штатную структуру не снижалась боевая готовность войск. И это, естественно, вы заметили, раз вы ведете такую передачу, что в прошлом году были проведены маневры «Осень-2009», ну, наверное, самые крупные после советской армии, с передислокацией на территории Белоруссии. Все это прекрасно видели, и это уже было в новой штатной структуре. В том числе и выполняли задачи инженерные войска.

2 части 2-х округов были передислоцированы на территорию Белоруссии в составе группировки, которая была там, и выполнили успешно задачу в новой штатной структуре. То есть это подтвердило, наверное, то, что мы были на правильном пути. И те штаты, которые мы придумали для этих частей, они, ведь, были обоснованы уже практикой.

А.ЕРМОЛИН: У вас, наверное, велика роль взаимодействия. Несмотря на ту значимость, о которой мы говорили, вы все равно обслуживаете какие-то боевые структуры.

С.БУНТМАН: Обеспечиваете.

А.ЕРМОЛИН: Обеспечиваете (смеется) Хорошо. В наступлении либо в обороне. Вот, как это выстроено на земле? То есть какие у вас есть минимальные единицы, которые придаются, возможно, каким-то подразделениям. Вот, как это все? На тех же учениях как это выстраивалось?

В.ПРОКОПЧИК: Очень хорошо было. Ведь, допустим, в общевойсковых соединениях, бригадах, которые сейчас созданы вместо дивизий и полков, мы ввели инженерно-саперные батальоны. В каждом батальоне инженерно-саперные взводы. То есть это говорит о том, что общевойсковое соединение способно самостоятельно выполнять сейчас задачи. Если раньше создавались группировки, мы выполняли задачи те или иные общевойсковые, то сейчас они самостоятельные и самодостаточные стали. Все к этому шло. Чтобы общевойсковое соединение само могло решать задачи не только инженерного обеспечения, но и других видов обеспечения.

Поэтому придание сейчас как такового нету, придавать кому-то что-то. Ну, да, выполнять в интересах – конечно, однозначно. Но поменялись формы и способы ведения боевых действий. И вот эти общевойсковые соединения – они будут самостоятельны при решении всех задач, в том числе и инженерных.

А.ЕРМОЛИН: А что происходит в связи с тем, что меняется, в принципе, модель войны. Сейчас заговорили об умных войнах, о том, что сейчас практически не будет – и мы это очень часто наблюдаем – линии фронта, что все совсем меняется, все совсем по-другому. Как вы в этой ситуации находите себя, какие новые способы изобретаете?

В.ПРОКОПЧИК: Да. Об этом сейчас много говорят – об изменении форм и способов ведения боевых действий. Но это подвигает нас, как бы, практика, которая существует сейчас – война в Ираке, в Югославии – говорит о том, что, наверное, будут меняться форма и способы. Там, действительно, меняется. Может быть, не будет тех танковых клиньев, которые раньше ходили по полигонам, будет немножко по-другому. Может быть, наш солдат никогда не увидит противника, сидя в окопе. Может быть, и так. Поэтому приоритеты сейчас, может быть, не сухопутные войска, больше авиация, высокоточное оружие.

Но есть и наша ниша инженерная в этом деле. Если брать все новые войны, которые могут быть, скажем так, то одна из задач, о которой я говорил, инженерное обеспечение – это скрытие и имитация войсковых объектов, которые сейчас приобретают большое значение. И в той передаче, которая была у нас 21 числа в одной из частей, ваши коллеги снимали средства имитации и скрытия, которые сейчас идут на вооружение.

А.ЕРМОЛИН: Сразу хозяйство Семибаба вспоминаю. «Побежали, побежали, побежали самолеты».

В.ПРОКОПЧИК: Нет, мы, конечно, немножко подальше ушли и по времени, и по качеству от этого. Есть очень хороший задел, и у нас есть производственные возможности промышленности. Есть у нас организации и фирмы, которые работают вместе с нами по этому вопросу, и мы продвинулись очень хорошо. И там когда выступал по телевидению зам. командира полка, он говорил, что главнокомандующий сухопутных войск, когда, пролетая над полигоном, увидел развернутый С-300, он сказал: «Кто? У меня не было по плану этого». Оказалось, что это был надувной макет. И по техническим характеристикам он, как бы, в различных диапазонах точно такой же, как и настоящий.

С.БУНТМАН: Вот Артем спрашивает у нас – я напоминаю, можно задавать вопросы, комментировать с помощью SMS +7 985 970-45-45: «Развитие и создание новой техники имеется? Или «доедаете» советское прошлое?»

В.ПРОКОПЧИК: Тут скажем так. Кризис повлиял на всех, это понятно. Поэтому выставлены какие-то определенные приоритеты, в том числе и по технике. Доедание – это тоже имеет свое значение, потому что техники у нас еще достаточно и, в принципе, укомплектованность, если брать по-простому, техникой и вооружениями у нас 100%. Но если говорить о новых или перспективных, то да, их намного меньше, чем хотелось бы.

Приоритеты сейчас выставляются таким образом, что войска будут эксплуатировать ту технику, которая является еще достаточно хорошей по своим тактико-техническим характеристикам. И сейчас, в основном, денежные средства, которые по Гособоронзаказу выделены для инженерных войск, будут переориентированы на научные разработки, создание новых средств. И по нашему плану, по нашему планированию, по концепции развития инженерных войск до 2015 года мы будем заниматься именно разработкой средств новых. И даже уже не новых – слово «новые» уже не подходит – а перспективных. И как начальник Генштаба говорит: «Лучше, чем в лучших армиях», вот так, что в этом плане.

С.БУНТМАН: То есть иначе нечего, в общем-то, и браться.

В.ПРОКОПЧИК: Иначе да, нечего браться за это. Спасибо тем старым кадрам науки, которая создала эти средства, которые мы сейчас эксплуатируем. Они достаточно надежные, но необходимо уже меняться.

А.ЕРМОЛИН: А куда движется инженерная мысль? Как-то, я думаю, слушателям легче представить, там, какие-то новые ракеты нужны, стрелковое даже оружие. А, вот, о чем вы думаете?

В.ПРОКОПЧИК: Когда я вам сказал про 10 задач, нам, вот... Да, конечно, сравнивать, допустим, скажем по-простому, танкистов или пехотинцев, которые только танк или БМП, то у нас около 800 наименований, 1200 номенклатур. Это большое количество. И если мы, допустим, будем брать что-то одно, упустим другое, очень сложно будет потом восстановить.

Часто общаюсь с представителями промышленности. И так получается, что мы должны поддерживать в том числе и промышленность, потому что наукоемкость – она говорит о том, что если сегодня мы не закупим, то можно потерять в какой-то степени те или иные технологии. Поэтому нам приходится по всему комплексу инженерное вооружение закупать. Может быть, это, конечно, не в достаточном количестве. Но я в начале вам сказал, что приоритеты-то идут совсем иные сейчас – на авиацию, военно-морской флот, высокоточное оружие. Ну, достается и нам немножко. И скажу так, что нигде мы еще не потеряли тех заделов, которые у нас есть.

Что новое? Ну, что новое... За эти годы, скажем так, до вот этой очередной перестройки Вооруженных сил у нас научный потенциал работал в направлении создания новых средств. И сейчас уже в 2009 году мы приняли на вооружение достаточно хорошие средства, особенно это по поиску взрывоопасных предметов, машину обеспечения разминирования, противовертолетную мину. То есть, есть у нас заделы и мы надеемся, что в те периоды, которые нам утвердил министр обороны – это до 2015-го создание научного задела и до 2020-го обеспечение инженерных войск уже новыми, перспективными средствами.

С.БУНТМАН: Вот, скажите. За последнее десятилетие, последние 15 лет. Дело в том, что начали сталкиваться с очень многими как и в мире сталкиваются с, возьмем хотя бы тот же самый терроризм. Все новые и новые какие-то штучки, примочки придумываются для уничтожения людей и на войне тоже. Ваша задача – это все знать, и знать средства для определения и предотвращения. Потому что когда вы говорите и о разминировании, я не знаю, тут что-то скачет, что-то звучит, что-то вылетает, что-то подрывает. Вы должны, ведь, в курсе быть всего этого постоянно?

В.ПРОКОПЧИК: Да. У нас создан в 2003 году 66-й межвидовой учебный центр методический. Он находится здесь недалеко, и в том числе в передаче 20-го числа мы были в этом учебном центре, были съемки. Учебный центр занимается именно анализом происходящего в мире во всех Вооруженных силах именно по самодельным взрывным устройствам. Но, наверное, у нас тоже опыт большой. Все-таки, чеченские войны – они дали нам огромное количество материала.

С.БУНТМАН: Вот я имел в виду как раз чеченские войны, где очень много неожиданностей.

В.ПРОКОПЧИК: Этот учебный центр кроме того, что готовит у нас вожатых минно-розыскной службы, то есть собак и солдат, которые по поиску взрывоопасных предметов, у нас там идет переподготовка офицеров инженерных войск именно по боевому и, в том числе, гуманитарному разминированию. В процессе обучения мы полностью их снабжаем информацией по всем возможным вариантам применения самодельных взрывных устройств. У нас есть огромная база данных, мы ее постоянно восполняем. Потому что, ну, как и мы, так и они, террористы не стоят на месте. Ну вот, это техника наша инженерная показывает.

С.БУНТМАН: Напоминаю слушателям, что у нас идут съемки для телеканала «Звезда».

В.ПРОКОПЧИК: Я хочу еще сказать, что в этом методическом центре очень много делегаций иностранных было. Очень много.

С.БУНТМАН: Я прошу прощения, Владимир Михайлович. Мы сейчас прервемся. Вот с этого места мы продолжим.

НОВОСТИ

С.БУНТМАН: Мы продолжаем нашу программу. Анатолий Ермолин, Сергей Бунтман ведут эту передачу и у нас в гостях Владимир Михайлович Прокопчик, временно исполняющий обязанности начальника инженерных войск. Мы остановились как раз на обучении, на освоении тех новостей, которые нам поставляют и самопальные устройства, самодельные. Знаете, у меня всегда странная такая фраза журналистская есть, клише такое «неустановленное взрывное устройство». Я говорю: «Как же оно взорвалось, если его не установили?»

В.ПРОКОПЧИК: Подразумевается совсем другое.

С.БУНТМАН: Подразумевается, конечно, совсем другое. Вот, установить, что это такое – это, ведь, огромная работа. Что это и с чем мы сталкиваемся.

В.ПРОКОПЧИК: Да, согласен. Если продолжить, опыт тот, который мы накопили, он большой. Этот опыт хотят услышать, увидеть и зарубежные специалисты. Центр посещало очень много делегаций. И на 2010-й год у нас запланировано посещение... В том числе когда пишут желание, то первое желание, для чего инженерные войска, то это узнать возможности, способности инженерных войск по предотвращению взрывов и по разминированию самодельных взрывных устройств. Мы поддерживаем тесные связи с нашими коллегами с инженерными войсками белорусских Вооруженных сил и на Украине. Вот я уже не говорю про западные. Западные – да, желание у них есть.

Пока сейчас у нас нет хорошего такого опыта, что ли, ведения международных переговоров. Но, по крайней мере, мы в этом плане работаем. Опыт их, который сейчас в Афганистане и в Ираке, он тоже, как бы, бесценен. Потому что за этим стоят жизни людей, жизни солдат. Чем больше мы изучим, тем больше мы подготовим офицеров, солдат, тем меньше пострадает их во время боевых действий. Ну, сейчас даже не боевых действий, а даже в мирное время.

С.БУНТМАН: А вот здесь какой?.. Понятно, что человек и обученность человека, и его талант, и интуиция – тут масса всяких факторов есть. А чисто техническая сторона? Потому что когда мы видим, когда показывают всякие вещи, даже будет теракт или заложено устройство, когда ходят эти и роботы, и колпаки всевозможные есть, и обмундирование, и человек уже превращается сам в такой мини-танк. Вот, насколько важен этот фактор как раз?

В.ПРОКОПЧИК: Ну, конечно же, он важен. Раньше, конечно, все брали руками. Самые лучшие приборы – это человеческая рука. Когда ощущаешь рукой, тогда и понимаешь лучше.

А.ЕРМОЛИН: И самый дешевый.

В.ПРОКОПЧИК: Да, и самый дешевый. Ну, был когда-то. Сейчас уже, наверное, нет. Вот, применяем мы, конечно, собак. Почему? Потому что в какой-то степени собака лучше реагирует, чем какой-либо прибор. И это уже проверено на практике 100%.

С.БУНТМАН: Быстрее, вовремя.

В.ПРОКОПЧИК: Ну, да. Конечно же, есть у нас и средства, которые предназначены для защиты. Но надо немножко понимать, что, все-таки, инженерные войска не предназначены работать по самодельным взрывным устройствам. Для этого у нас есть ФСБ, которая этим занимается тоже очень досконально. Мы, все-таки, предназначены для боевых условий.

А.ЕРМОЛИН: У вас конвейерная система.

В.ПРОКОПЧИК: Ну, не конвейерная, почему? Избирательная тоже.

А.ЕРМОЛИН: Ну, в массовом, скажем так.

В.ПРОКОПЧИК: Поэтому мы предназначены больше для боевых условий. А для боевых условий у нас есть тоже и созданные специальные средства защиты, «Дупло» называется, костюмы, которые выдерживают взрывы определенного количества тротила. Есть у нас специальная техника. Вот я сказал, что мы принимаем на вооружение машину обеспечения разминирования – она проходит сейчас испытания у нас. И в том числе она пойдет у нас в этом году в закупку.

Плюс большое количество разнообразных средств разведки. Это миноискатели на различных принципах. Тоже очень хороший задел, с ленинградской фирмой «Радиоавионика». Поэтому мы не стоим на месте в этом. Все ради того, чтобы защитить солдат.

А.ЕРМОЛИН: А как эти машины работают? Это манипуляторы? И вообще, какую тактику вы чаще используете разминирования? Ведь, много есть сейчас и, в основном, профессионалы ставят на неизвлекаемость.

В.ПРОКОПЧИК: Да, но опять тут давайте разделим. Извлекаемость, неизвлекаемость – это, все-таки, прерогатива ФСБ. Если мы работаем, то мы в боевых условиях больше. Или же идет сплошная чистка местности.

А.ЕРМОЛИН: Ну вот, возьмите противотанковую мину – их тоже ставят на неизвлекаемость. Что, ФСБ будет обеспечивать это?

В.ПРОКОПЧИК: Ну да. Поэтому эта машина – она, во-первых, бронирована. Во-вторых, манипулятор. В-третьих, она дистанционно управляема. То есть да, чтобы солдату не брать в руки боеприпасы. Любой боеприпас, который вышел со ствола, не взорвался, любой боеприпас, который где-то горел и был разлет после взрыва баз и складов... По идее, это уже опасный предмет. И везде есть риск. Поэтому для того, чтобы эти риски минимизировать, уменьшить, приходится сдавать... Ну, не приходится, нужно создавать средство, которое обеспечит наших военнослужащих защитой.

С.БУНТМАН: Ну и потом, конечно, ФСБ занимается и везде занимается этими новыми способами подорвать человека или много людей. Но есть такая истина, наверное, все-таки, что то, что сегодня было кустарно, завтра может, если это удачно для убийства людей, может быть использовано. Так что здесь и контакты, обмен информацией.

В.ПРОКОПЧИК: В этом учебном центре мы постоянно принимаем у себя специалистов ФСБ. У них есть свой центр, где наши офицеры обучаются у них. То есть у нас взаимодействие, о котором мы говорили, очень хорошо спланировано и работает.

С.БУНТМАН: Ну, мы немножко сейчас сузили проблему, потому что и когда мы говорили об учебных центрах, ими, естественно, не исчерпывается, ими не начинается обучение военнослужащего инженерных войск. Вот, что такое сейчас современный военный инженер-офицер, младший командный состав? Кто вам нужен из рядового состава, с какими качествами? И как сейчас система обучения построена и реформируется?

В.ПРОКОПЧИК: Ну, система обучения, скажем, осталась та же, но изменились программы.

А.ЕРМОЛИН: А сколько вузов сейчас?

В.ПРОКОПЧИК: У нас осталось 2 вуза – это Нижегородское и Тюменское высшие военные инженерно-командные училища. В прошлом году в соответствии с распоряжением правительства и приказом министра они стали филиалами созданной Костромской военной академии войск РХБЗ и инженерных войск. Наверное, это вы знаете. Помимо этого у нас военный институт инженерных войск, который является структурным подразделением общевойсковой академии, здесь находится в Москве, готовит офицеров с высшим образованием.

Сейчас у нас проходит обучение около 700 курсантов в 2-х этих училищах, о которых я сказал. Помимо этого у нас развернута сеть подготовки младших специалистов инженерных войск – это 2 учебных центра. Один находится в Волгограде, другой находится на Дальнем Востоке, которые готовят для Вооруженных сил младших специалистов по 15 специальностям, которые востребованы в войсках. Что меняется? Меняется программа обучения. Потому что переход на 1 год службы в Вооруженных силах подразумевает под собой, чтобы солдат был быстро и качественно обучен. Поэтому в учебных центрах введены циклы подготовки.

Если раньше подготовкой занимался командир учебного взвода, командир роты, что, в общем, в принципе, было очень накладно на него, трудности какие-то – кроме руководства нужно было еще обучать. То сейчас созданы циклы обучения, где есть преподаватели. Преподаватель – он сам уже профессионал. Это дает возможность готовить солдат наших, военнослужащих быстрее и качественнее.

С.БУНТМАН: Насколько вам нужны призывники?

В.ПРОКОПЧИК: Призывник? Что такое призывник? Это в дальнейшем будет являться резервом, так? Контрактник – ну, если так, по-простому брать, то он может долго служить, потом уйдет, уже будет пожилым, скажем так. А призывник – он, обучившись нашей профессии, мы его будем призывать на сборы когда-то, будем его поддерживать, его знания. Это будет резерв для Вооруженных сил на случай какой-то конфликтной ситуации. Потому что, наверное, стопроцентно контрактная армия, наверное, не может быть – должно, все-таки, быть и призывное что-то.

С.БУНТМАН: Но в какой пропорции примерно инженерным войскам, так, навскидку?

В.ПРОКОПЧИК: Сколько необходимо?

С.БУНТМАН: Да. Ну, в идеале? Вам нужна половина призывников, чтобы поменять резерв? Меньше, больше?

В.ПРОКОПЧИК: Ну, если так, то я сказал бы, все контрактники – это было бы идеально, конечно. Когда были все контрактники, когда ты спокоен, когда ты знаешь, что это его техника, он постоянно на ней работает... Ну, тот опыт, который сейчас имеется у нас, в том числе в инженерных войсках, говорит о том, что контрактник, который сейчас служит на технике, на которой необходимы конкретные знания, это дает свой результат. Командиры взводов, рот говорят о том, что да, контрактник – это хорошее подспорье для того, чтобы повысить боевую готовность части. Но нельзя и забывать, что у нас не все специалисты 100%. Есть простые саперы, скажем так, которым необходим простой солдат, которого можно очень быстро обучить и не в учебном центре, а в процессе боевой подготовки. Поэтому смешанное комплектование такое – наверное, оно оправдано.

С.БУНТМАН: Скажите, пожалуйста, а есть ли у вас так называемые неуставные отношения? Бывают ли случаи? Насколько они часто бывают? Именно в инженерных войсках. Потому что как-то раньше в советское время говорили: «Вот, никуда не может – пойдет в инженерные войска».

А.ЕРМОЛИН: В строительные.

В.ПРОКОПЧИК: В строительные. В стройбат, говорят. Но мы не стройбат, хотя, многие путают иногда инженерные войска.

С.БУНТМАН: Еще одно важное уточнение к началу нашей передаче – специально спровоцировал его. Ну вот, скажите пожалуйста. Потому что здесь, когда мы думаем об этих вещах, здесь, в основном, причины – или незанятость, или безделье, невыстроенность взаимоотношений. Вот, у вас что есть, как вы с этим боретесь?

В.ПРОКОПЧИК: Вот, опыт, который говорит о многом. Когда военнослужащий занят постоянно, когда он находится в поле – это уже опыт и анализ – говорит о том, что в это время в воинских частях прекращаются неуставные взаимоотношения, потому что солдат постоянно в поле, он чем-то занят. Когда солдат не занят, когда у него мысли начинают в другом направлении двигаться, может быть, тогда какие-то неуставные взаимоотношения. Поэтому сейчас, вот, год 2010-й начался и поставлена задача, что учить, учить, еще раз учить. И, в основном, это полевые занятия, полевые выходы, лагеря, лагерные сборы. Поэтому я считаю так. Что чем больше солдат будет с винтовкой, с автоматом, скажем так, по-нашему с лопатой, будет находиться в поле, тем меньше будет этих неуставных взаимоотношений.

С.БУНТМАН: Ну да. Когда, действительно, занимаются настоящим делом.

А.ЕРМОЛИН: Давняя мудрость командира взвода: если ты бойца не займешь, то он тебя точно займет.

С.БУНТМАН: Да. Ну, и командир взвода тоже должен быть занят.

А.ЕРМОЛИН: Ну, в этом, конечно, 100% истины, что чтобы этого не было, надо заниматься боевой подготовкой. Но, вот, если говорить о реальном участии в реальных боевых действиях – ну, как бы они не назывались – скажите, а у вас потери были за последние годы? Именно боевые потери?

В.ПРОКОПЧИК: Боевые потери были у нас, но они не такие большие. Это, все-таки, контртеррористическая операция, которая уже отменена в Чеченской республике. А там именно инженерно-саперные подразделения принимают непосредственное участие. Ежедневно выходят на проверку в инженерную разведку маршрутов движения колонн. Саперы идут всегда впереди. Рано-рано утром, вставая, с собаками, на БТРах с миноискателями идут в разведку. Вот это и есть боевая задача, которую выполняют ежедневно по проводке колонн. А других боевых задач иных не было кроме как еще грузинская война так называемая. Боевых потерь тоже не было там.

А.ЕРМОЛИН: А, вот, как эксперту вам такой вопрос, но совсем из другой области, сразу предупреждаю. Вот, как вы, как специалист, считаете: что нужно сделать для того, чтобы обеспечить безопасность того же Сапсана, потом «Невского экспресса»? Реально это сделать? И что для этого делать надо с инженерно-технической точки зрения?

В.ПРОКОПЧИК: С инженерной? Насчет Сапсана?

А.ЕРМОЛИН: Ну, это я как бывший разведчик-диверсант вас спрашиваю, в прошлом. (смеется)

В.ПРОКОПЧИК: Тогда я вам не расскажу. (все смеются)

А.ЕРМОЛИН: Расскажите слушателям. А я заткну уши.

В.ПРОКОПЧИК: Я так понимаю, что, сказав о таких вещах, могут послушать, сказать: «И противодействие сделать».

С.БУНТМАН: А, ну, конечно. То есть мысль пойдет дальше.

В.ПРОКОПЧИК: Да, мысль пойдет дальше, а это, наверное, будет неправильно.

С.БУНТМАН: Но, в принципе, эта задача путей сообщения?

В.ПРОКОПЧИК: Ну, почему же только путей сообщения? Я так думаю, это общая задача всех.

А.ЕРМОЛИН: Сейчас выделены большие суммы. Вот, премьер говорил о том, что там какие-то миллиарды выделились или, там, сотни миллионов рублей.

В.ПРОКОПЧИК: Ну, наверное, предотвратить на всей железной дороге России теракт невозможно, в принципе. Он всегда может быть. А те значимые какие-то вещи, тот же Сапсан – это есть какой-то показатель государства, что, вот, новое что-то. Я так думаю, был совершен именно на него, не на «Невский экспресс». Это значимые какие-то вехи в нашей стране. По-видимому, здесь комплекс должен быть задач. Техническая составляющая – может быть, не такая она и большая. Больше должна быть иная. А раз, как вы говорите, как разведчик, должны понимать это. (все смеются)

С.БУНТМАН: Скажите, пожалуйста, Владимир Михайлович, а офицеры, инженеры, военные инженеры. Довольно сложная по всей стране социальная ситуация и меры о жилье, социальном обеспечении как вы решаете в своих войсках сейчас? Тоже ключевой год 2010-й?

В.ПРОКОПЧИК: Да. Если бы в инженерных войсках был свой комплекс строительный, то я, наверное, отвечал бы, да, вот я там строю. Но так как я не строю и войска наши не строят, а они в общей системе обеспечения Вооруженных сил жильем, поэтому я хочу сказать, что те приоритеты, те рамки, о которых говорил президент РФ, министр обороны – они выполняются. Сейчас мы закрыли в 2009-м году по многим городам, где находятся наши гарнизоны, наши военнослужащие, позакрывали 100% по жилью, в том числе по постоянному.

Да, увольнялись люди, потому что штатные сокращались должности, но ни один человек не был оставлен. Тюмень, Нижний Новгород, Тверь, Хабаровск. То есть мы позакрывали эти города, где у нас компактно были военнослужащие. Сейчас, как бы, я в то же время являюсь председателем жилищной комиссии, управления своего. Могу сказать, что квартиры идут постоянно. То есть не квартиры, а жилой фонд, который нам выделяется. Условно, квартиры.

Так как у нас Нахабинский гарнизон, который находится рядом. Там находится... Ну, когда-то говорили, что гарнизон инженерных войск. Там находится очень много наших частей, то есть институт, учебные центры. Там много военнослужащих. И вот сейчас мы буквально распределяем квартиры, сдано 2 дома на 260 квартир. Строится еще один дом. То есть мы гарнизон закроем военнослужащими, которые уволены. И уже начинаем создавать фонд служебного жилья, о котором говорил президент. Кроме этого, принято решение было в прошлом году о строительстве еще 2-х домов, уже, скажем, не только для инженерных войск, а уже для главного штаба сухопутных войск, чтобы закрыть по военнослужащим, требующим увольнения. У нас на распоряжении много находится. Находящиеся в распоряжении – это не очень хорошо, они просто ждут жилья.

Хочу сказать, что, в принципе, проблем-то нет таких, которые, можно говорить, (НЕРАЗБОРЧИВО). И все военнослужащие у нас или в служебном, или в постоянном живут. Ну, просто хотят улучшить условия и иметь, как бы, постоянное жилье. Ну, это разве плохо?

С.БУНТМАН: Некоторое время тому назад было ощущение, что идет на пик некоторое социальное обеспечение, как раз в связи с реформой и в связи с проблемами реформ Вооруженных сил. Как вы считаете, сейчас пройден этот пик?

В.ПРОКОПЧИК: Я думаю, что пройден.

С.БУНТМАН: То есть реально начинают люди ощущать?

В.ПРОКОПЧИК: От чего же пик этот был? Наверное, от незнания.

С.БУНТМАН: Волнение, незнание.

В.ПРОКОПЧИК: Незнание информации, отсутствие информации.

С.БУНТМАН: Да, еще такая напряженность ситуации, такая, промежуточная.

В.ПРОКОПЧИК: Ну, потому что реформа началась очень резко и быстро. И это, наверное, правильно. То есть ее можно было растянуть на годы, как, вот, иногда говорят: «Вот, смотрите, в американской армии чтобы вывести дивизию – это несколько, много лет». Нет. Может быть, у них это так – у нас по-другому. И это, наверное, правильно. Нам некогда стоять на месте и ожидать. Только так, быстро, резко, но спланированно должно быть. Конечно, спланированно и обеспечено.

С.БУНТМАН: Была высокая степень запущенности очень многих проблем. И из этого надо выходить достаточно интенсивно.

В.ПРОКОПЧИК: Да. Оно просто в одночасье вылезло все наружу и показало нам, что есть проблемы, они были. И поэтому руководство решает их, и их нужно решать быстро. Если мы пойдем опять же по пути долгого стояния и решения определенных немножко задач, то мы опять сорвем эту всю нашу реформу армии.

А.ЕРМОЛИН: Вы отслеживаете? Вот, офицеры, которые уходят в запас, как они в гражданской жизни себя находят?

В.ПРОКОПЧИК: Отслеживаем, конечно же. Да, я понимаю, что тут можно было, как бы, в пример привести войска РХБЗ, потому что они специфические. У них каждый офицер в принципе своем, как бы, остается, или в научно-исследовательский институт уходит. Потому что там они, как бы... Во-первых, то, что специалисты, это раз, а во-вторых, они единичны такие.

У нас немножко не так. У нас офицеры тоже, имея специальность нашу, которую получают в наших училищах, в институте нашем, в бывшей академии, они тоже востребованы. Даже я хочу сказать, что знание разминирования – это тоже очень важно. Но, в основном, уходят, скажем... Я не видел еще офицера, который ушел за последние годы – я 3 года в управлении – чтобы он не нашел себя в этой жизни. Да у нас сейчас был праздник, приходили ветераны в управление, мы встречались. В институте у нас мероприятие проходило, начальник института проводил. Я хочу сказать, что все нашли место в этой жизни.

А.ЕРМОЛИН: Это про Москву. А в регионах если?

В.ПРОКОПЧИК: А в регионах тем более.

С.БУНТМАН: То есть там даже больше требуется такого рода специалистов?

В.ПРОКОПЧИК: Конечно, да.

С.БУНТМАН: А что самое главное надо сделать за 2010-й год? Вот, мы все время говорим о 2010 годе.

В.ПРОКОПЧИК: 2010-й год. Вот, 2009-й год, оргштатные мероприятия завершились, 1 декабря министру обороны доложили: «Штатные мероприятия завершились». Созданы общевойсковые, танковые – ну, не важно, какие подразделения, укомплектованы и в постоянной готовности. Ну, у них там есть люди, солдаты, которых необходимо учить. Поэтому приоритеты в 2010 году стопроцентно будут на обучении. Но на обучении не только солдата, обучении офицера. Как говорит начальник Генштаба: «Неуч не может учить неуча». Поэтому сейчас у нас с понедельника начинается комплекс сборовых мероприятий как высшего руководства Вооруженных сил, так и понижается до последнего офицера. Самое главное, что на кадрах показано, это боевая учеба.

А.ЕРМОЛИН: А не чувствуете вы потерю профессионализма в связи с достаточно мощным сокращением, увольнением людей?

В.ПРОКОПЧИК: Что дало сокращение? Сокращение дало из 100 человек, необходимо было 50. Был отбор. Ушли те, которые, первое, не хотели служить. А те, которые хотели служить, была проведена полностью аттестация всего офицерского состава как органов управления, так и в частях. И были отобраны лучшие офицеры. Им была предложена служба в Вооруженных силах, и они будут служить, и достойно – я уверен в этом.

С.БУНТМАН: И процесс переобучения – это очень важная вещь, о которой и начальник Генштаба говорил, и министр все время. Что это, действительно, создание новой армии, оно и в этом тоже. Это не значит, что набрать каких-то новых людей. Это совершенно новая система обучения.

В.ПРОКОПЧИК: Да. Это опираться на тот потенциал, который был.

С.БУНТМАН: Да. Но поворот в мышлении необходим. Поворот в мышлении очень серьезный нужен профессиональный.

В.ПРОКОПЧИК: Поворот мышления – да. Ведь, новые формы и способы выдвигают и новые требования к тому же офицеру. Мы по-другому должны воевать, должны понимать это. Даже обеспечивать действия инженерных войск – они будут иными совсем, чем были раньше. Ну, на это и есть поле, где будет постоянно совершенствоваться наша учеба.

С.БУНТМАН: Вот вы говорили, что после маневров, которые были в прошлом году, можно сделать определенные выводы. Но только из регулярного и обучения, и как будет проверяться и система связи, принятия решений, и взаимодействия. Это только можно не на единичном событии понять.

В.ПРОКОПЧИК: Нет. Только в комплексе.

С.БУНТМАН: Конечно. И в этом отношении 2010-й год – это тот самый год приведения в порядок уже того, что создано.

В.ПРОКОПЧИК: Да. Когда я в начале говорил, что мы обеспечиваем, а мы не можем сами себя – мы не сами себя обеспечиваем, мы обеспечиваем кого-то. Поэтому все наши полевые выходы и занятия в поле будут совместно с общевойсковыми подразделениями.

С.БУНТМАН: Ну, естественно: и от вас зависит, и вы зависите от всего.

В.ПРОКОПЧИК: Ведь, успех зависит от действий всех, а не одного человека, не одного организма.

С.БУНТМАН: Спасибо большое, Владимир Михайлович. Владимир Михайлович Прокопчик, временно исполняющий обязанности начальника инженерных войск Вооруженных сил. Спасибо, это была программа «Военный совет», и мы продолжаем наши изыскания и знакомство с Вооруженными силами России современными. Спасибо.