Судьба человека: еврейские мотивы Моисея Береговского - Елена Якович - Цена Победы - 2022-01-29
В.Дымарский
―
Добрый вечер. Программа «Цена Победы» в своем обычном составе. Владимир Рыжков, и я, Виталий Дымарский. Сегодня… Давайте сразу представлю нашу гостью, собеседницу Елену Якович – журналист, кинематографист, документалист, автор нескольких книг и, главное, автор… Для меня основное занятие Лены, может, она со мной не согласится – автор нескольких прекрасных документальных фильмов. И один из них позавчера вышел на канале «Культура», это была премьера в Международный день памяти жертв холокоста. Называется он «Мотивы Моисея Береговского». История удивительная. И мы поэтому решили позвать Лену сегодня в наш эфир, чтобы просто расширить знания об еще одном удивительном эпизоде, неизвестном для меня, во всяком случае, эпизоде Второй мировой войны. Хотя, эта история началась до войны, а продолжилась после войны.Итак, Моисей Береговский. Лена, давай просто тогда начнем с того, что ты расскажешь об этом человеке. А потом мы еще поговорим о других составляющих этого фильма, их там много.
Е.Якович
―
Во-первых, здравствуйте. Я рада вам всем. Знаете, я потом встречалась с некоторыми людьми, которые знали его соучеников по Киевской консерватории. А в Киевскую консерваторию он поступил в самый разгар Первой мировой войны. И пока они играли на виолончели, за окнами творилось бог знает что, сколько там раз власть менялась в Киеве, 18 или 22 раза… И они пожимали плечами, потому что говорили: «Ну, что вообще этот человек с двумя консерваторскими образованиями, Киевским и Петроградским…». Потому что он поехал потом учиться в Петроград, Петроградскую консерваторию, учился у учителя Шостаковича, там они познакомились и, надо сказать, эта связь не прерывалась всю жизнь. Вот зачем он носится с этими еврейскими мотивами? А он все ездил и ездил с этим НРЗБ фонографом в 20-е, 30-е… Потом были 40-е, потом наступила война и холокост. Когда он записывал, он не знал…
В.Дымарский
―
Просто чтобы было понятно. Он – собиратель еврейского фольклора?
Е.Якович
―
Да. Это был совершенно научный такой труд. И потом его за это посадили, но к этому мы еще вернемся. Он вернулся уже смертельно больным, все это доделал, доделал свой основной пятитомный труд, посвященный еврейской музыке народной. И получилось так, что он вынес из пламени холокоста голос народа и заплатил за это жизнью. Это если в общем.В принципе, он родился в местечке… Вырос он в местечке Термаховка в Украине. Отец его был учителем хедера. Его стали учить русскому языку, хотя семья была очень бедная. Чтобы он продолжил образование. Приехал в Киев, учился в консерватории в Киеве, потом в Петрограде. Потом уехал в Малаховку, где преподавал беспризорным детям. Был такой легендарный дом в Малаховке для беспризорных детей еврейских, которых привозили в основном с Украины. И этот детский дом прославился тем, что там преподавал Шагал. С Шагалом они не совпали, но дух Шагала витал над этим местом. Потом он вернулся в Киев. И тут начинается та самая глава его жизни, собственно, не глава, а вся жизнь, ради которой мы здесь.
В.Дымарский
―
Это конец 30-х годов?
Е.Якович
―
Он вернулся в 29 году. 29 год. И там, в Киеве, еще такой расцвет любви к разнообразию национальных меньшинств царит в СССР. И там существует институт еврейской культуры.
В.Дымарский
―
По-моему, он называл «Еврейской пролетарской культуры».
Е.Якович
―
Да. Я как-то всегда упускаю слово «пролетарской».
В.Дымарский
―
Для того времени это очень важное уточнение.
Е.Якович
―
Я знаю, просто очень длинно получается. Он поступает в замечательный институт еврейской культуры. В общем, оплот и центр изучения еврейской культуры всемирного значения. А Береговский уже занялся еврейской культурой, создал музыкальную школу для детишек, когда еще в конце гражданской войны в Киеве возникла еврейская культурлига. Тоже замечательное такое образование. Когда евреи попытались заменить религию высоким искусством. И они объединились, вся элита еврейская, и стали заниматься еврейским искусством. И такие культурлиги по примеру киевской потом образовывались и в Шанхае, и в Нью-Йорке, и в Париже, по всему миру распространились.
В.Дымарский
―
Это какой-то новый иудаизм?
Е.Якович
―
Это просто интеллигенция занялась еврейской культурой.
В.Дымарский
―
Ты говоришь – «заменитель религии».
Е.Якович
―
В этот момент религия уходила, а чем-то надо было заменить.
В.Дымарский
―
Ну да. То есть, в этом смысле заменить.
Е.Якович
―
Это не новая религия. А то, что просто религия не нужная… Но нельзя же быть только хлебом единым. Значит, нужно предоставить образцы высокой культуры. И в этот момент приезжает Михоэлс со своим театром в Киев, он записывает Михоэлса, записывает много интеллигентных и выдающихся людей. Пение всякое. Как записывает. На фонограф. Фонограф… На восковые валики. Мне эти валики хорошо знакомы, потому что на них одно время были записаны все наши голоса Серебряного века выдающиеся, и Ахматова, и все… Это хрупкие такие фоноцилиндры, на которых записывались… Такой диктофон того времени.И в этот момент происходит некая такая история, что в Петербург закрывают этнографическое еврейское общество. И в центре которого находился выдающийся этнограф Ан-ский. Все велики Ан-ского переезжают тоже в Киев, потому что надо их куда-то деть.
В.Рыжков
―
Вот Моисей Береговский – это была его работа, он за это деньги получал?
Е.Якович
―
Это госзаказ.
В.Рыжков
―
Кто-то ему поручил?
Е.Якович
―
Да, это официальная ставка в Институте еврейской культуры. Все это он делает, строго говоря, по госзаказу. Это его работа. Вот. И в середине этих валиков Ан-ского потом найдется единственная запись голоса Шолом-Алейхема. Я не знаю, надо ли перескакивать сразу на то, что случилось с этими валиками, или я просто продолжу…
В.Дымарский
―
Да, валики – у них своя судьба.
Е.Якович
―
Да, у них там действительно очень многослойный будет архивный, что я называю, архивный детектив – что случилось с этими валиками, и как они чудом уцелели, как все узнали, что они живы.С 29 года он начинает ездить по разным местечкам. Не знаю, как. Узнавала, как… Мы проделали весь его путь. Надо сказать, что дороги в Киеве и сейчас непролазные, что было тогда – мне даже вообразить трудно. Видимо, они ездили, куда доходила железная дорога, а так они ездили на лошадях. Но он не один ездил, с экспедицией, с людьми, с этим тяжеленым фонографом, с валиками, и записывал по разным местечкам и профессиональных клезмеров, так называемые НРЗБ, это еврейский кукольный театр. Он занимался научной работой, народный фольклор.
Дальше, естественно, институт еврейской культуры закрывают. Часть людей арестовывают, кое-кого расстреливают. Но как мне сказал один исследователь, что по тем временам, это 36 год, что по тем временам было не так страшно, как то, что случилось с институтом польской культуры, где в живых остался только один человек. Потому что закрывают, но делают кабинет еврейской культуры. Там, естественно, летали все их картотеки и карточки. Но они на грузовике переезжают в освободившийся институт польской культуры, и там он продолжает работу. Тут наступает 39 год, появляется Львов. Он еще успевает по государственному заданию съездить во Львов, записать евреев Львова. И уезжает…
В.Рыжков
―
По советским понятиям он был культурный работник.
Е.Якович
―
Да.
В.Рыжков
―
У которого была работа – собирать фольклор, записать, хранить, систематизировать, анализировать и так далее.
Е.Якович
―
Он еще писал свои научные труды, был культурный работник, но очень высокого уровня, потому что он очень хорошо в этом разбирался. Его называют крупнейшим этномузыкологом 20 столетия. И мне это трудно…
В.Дымарский
―
Фольклор, в первую очередь, музыкальный.
Е.Якович
―
Знаешь, в чем дело… Там профессиональные музыканты… Там очень сложно, мы сейчас запутаемся. Он занимается тем, что является и профессиональной народной еврейской музыкой. Там есть нюансы. Но мы туда, наверное, не пойдем, иначе сойдем с ума.Дальше наступает война. Он уезжает с Академией наук в эвакуацией. В Бабьем Яру погибает его отец…
В.Дымарский
―
Академия наук киевская? Украинская?
Е.Якович
―
Уезжает в Уфу…
В.Дымарский
―
Но академия наук Украинская имеется в виду?
Е.Якович
―
Да, Украинская академия наук уезжает в Уфу, где Береговский за те два года, что он там существует, еще закладывает основы башкирской фольклористики, и сейчас в Пушкинском доме хранятся записанные им в Башкирии… И тут во время войны начинается некая его работа. Еще в поездах. Вот все люди, поскольку знали, что он этим занимается, начинают собираться песни гетто, холокоста.. И они к нему поступают. Уже не записанные на валики, а в виде нот, в виде текстов. Все это каким-то образом к нему собирается, потом возвращается он в Москву, защищает диссертацию в консерватории по еврейской музыке. Все там рыдали, потому что это 43 год. Это единственная и первая в мире презентация по клезмерской музыке. Возвращается в Киев, видит, как немцы…Это поразительная история, чудная хроника, как немцев ведут парадом по Киеву. Тогда по некоторым городам провели парадом пленных немцев. И вели их как раз по улице Мельникова, начинался их путь… Не нарочно, но так получилось – ровно с той улицы, где они гнали евреев в Бабий Яр, такая странная символика. И вот тут начинается один из для меня самых интересных… Хотя, говорят, с профессиональной точки зрения наименее интересный этап его жизни, потому что это уже человеческие документы, скорее, чем музыкальные. Еще война не кончилась. А он отправляется в местечко на территории Транснистрии. Транснистрия – это территория между Бугом и Днестром, которую Гитлер отдал румынам за участие Антонеску в войне на его стороне. Фактически Антонеску вернул себе территории…
В.Рыжков
―
Молодова нынешняя?
Е.Якович
―
Это часть Молдавии. И Винницкая область Украины. Это часть Молдавии и Украины. Какая-то граница, я не очень сильна в географии, проходит по Черному морю. Поэтому когда Одесса сдана… Сначала была не Одесса столицей, а потом стала Одесса столицей этого губернаторства Транснистрии. Туда приходят румыны.Значит, при румынах холокост был, но акций не было. Не было этого уничтожения поголовного евреев в расстрельных рвах, которыми они покрыли всю Украину. Румыны акций не делают. Но они сгоняют евреев в гетто, в такие резервации тип лагерей, где морят голодом. Там тиф, голод. Но шанс, как я говорила и говорю в фильме, Транснистрия – это территория ужаса и надежды, потому что там есть шанс выжить. И поэтому там выживает больше всего евреев, чем на всех оккупированных территориях Советского Союза. Треть людей остается в живых. Но еще там происходит кошмарная история, поскольку Антонеску депортирует евреев с тех территорий, которые раньше были румынскими, а потом стали советскими. И снова стали румынскими.
Вот с территории Буковины и Бессарабии он депортирует евреев туда, ближе к центру, в Транснистрию. И это ужасные тоже переходы многодневные, пешком, с переправой через Днестр. Вот Александр Гельман#, драматург, который родился в Дондюшанах в Бессарабии. Его гнали ребенком…
В.Дымарский
―
А он тоже говорит об этом в фильме, кстати.
Е.Якович
―
Да, он в фильме об этом говорит, сейчас мы к нему вернемся. И вот это движение, их вышло 12 человек. Двое погибли по дороге, его бабушка и только что рожденный братик. И вот из 12 человек к концу зимы 41-42 года страшно холодной из их семьи в живых осталось только двое, отец и он. Вот статистика выживания. Но все-таки все равно шанс есть.И вот Береговский ездит, совершает экспедицию, подробно ее описывает…
В.Дымарский
―
Это после освобождения?
Е.Якович
―
После освобождения. Но в Черновцы он попадает во время войны еще. Записывает там песни, потом передвигается по Транснистрии…
В.Дымарский
―
То есть, он понимал, это было известно, что это территория, на которой евреи – какое-то количество евреев – выжило. Он не случайно же туда попадает?
Е.Якович
―
Я с ним не разговаривала. Но он понимал…
В.Дымарский
―
С точки зрения, что это было уже известно, что помимо официальной информации очень много ходило информации такой…
Е.Якович
―
Подозреваю, что да. Но эта его экспедиция, он прямо по горячим следам туда едет. Причем то, что обычно не делается, но он описывает еще, в каком состоянии каждое местечко, кого он там встретил. Он же описывает, кто поет, когда поет, зачем поет. Он едет в одно гетто, самое крупное гетто Транснистрии, где был Гельман#. В Бершадь едет, начинает после Черновцов свое движение. Потом приезжает в Тульчин и Брацлав. И оттуда евреев сгоняли в такой страшный лагерь Печоры, Печорский лагерь, где морили голодом, куда был запрещен подвоз продовольствия. Потом он едет в Крыжополь и Жабокрич, Жабокрич – это местечко в Транснистрии, где все-таки немцы провели акцию. И все это описывает.Пытается издать сборник «Еврейские песни времен войны». Там он все уже тоже на валики записывает, когда уже двигается сам. Обращается, по-моему, к Маркешу за помощью, возникает какое-то странное еврейское сопротивление, потому что они говорят: «Это плохие стихи и музыка никакая», ученые говорят. Возможно, это его и губит. Потому что когда начинается борьба с антифашистским комитетом, его забирают. И отправляют в Озерлаг.
В.Рыжков
―
Я хотел спросить, а почему он на фронт не попал?
Е.Якович
―
Во-первых, он немолодой человек сильно к этому моменту.
В.Рыжков
―
По возрасту?
В.Дымарский
―
1892 года.
Е.Якович
―
Я сейчас запамятовала…
В.Дымарский
―
Кстати, я вам скажу. Я посмотрел перед нашей программой, посмотрел в интернете. Я впервые увидел… то ли они читали сначала справа налево… Просто как воспроизведены годы его жизни? Наоборот. 1961 – 1892. То ли с иврита это наоборот, я не понимаю. Ну, неважно. 1892.
Е.Якович
―
Мне кажется, что просто еще эвакуировали академический… Тоже не отправляли. Я думаю, что он и по возрасту не попал, и еще должен был следить за тем, что происходило. Вот такая история, если говорить о судьбе самого Береговского.
В.Дымарский
―
Его посадили уже в советский лагерь в 50-м году. Да?
Е.Якович
―
Да. Дело в том, что у него жила внучка его, замечательная переводчица Пруста Елена Баевская, которая жила в Вашингтоне в последние годы. Аккурат к тому моменту, как я стала делать фильм, она вернулась в Петербург, она – петербурженка. И, соответственно, вот прямо буквально сразу… Она была первая, кого я снимала, у нее куча воспоминаний про дедушку. И умер он просто при ней…Но она сказала: «У меня должны быть где-то лагерные письма дедушки». И она буквально… Протянула руку и достала эту связку лагерных писем внезапно. И мы их стали читать, их давно никто не касался, и вообще это удивительно, когда сохранились лагерные письма. Он там организовал хор заключенных…
В.Рыжков
―
Сколько лет он провел в заключении?
Е.Якович
―
Я думаю, что он… Освободился в 55.
В.Дымарский
―
В 55 освободился по здоровью. И потом пытался добиваться реабилитации. Первые две попытки были неудачные, и только с третьей попытки… И были ответы, что осужден правильно. Даже уже в 55 году. Только в 56 году, по-моему, была окончательная реабилитация.
Е.Якович
―
Да, в конце 56 года.
В.Дымарский
―
Окончательная реабилитация была.
Е.Якович
―
Да. Он организовал там хор среди заключенных, поскольку Озерлаг… Они строили бессмысленный и бесконечный БАМ. Это был, как выяснилось, самый большой лагерь в СССР за всю историю ГУЛАГ, потому что он был разбросан по лагпунктам со столицей в Тайшете, и там тоже в фильме об этом много говорится. И съемки этих страшных мест тоже есть.И он, естественно, на лесоповале нашел и артистов Большого театра, и литовских музыкантов, и они организовали хор. И в основном содержание этих писем, помимо грустной переписки с семьей, заключается в том, чтобы они поменьше клали в посылки, но главное – ноты присылали для хора. Причем он пишет: «Песен про вождей не присылайте, мы их исполнять все равно не можем». Я сначала думала, что не хотят, но нет. Им запретили как заключенным, это немножко другая оптика. А он добавляет: «Мы их исполнять все равно не можем». Вот такая судьба.
В.Рыжков
―
Что он успел сделать за те шесть лет между освобождением и кончиной? Я так понимаю, что он писал труды научные.
Е.Якович
―
Он успел сделать главное. Он написал свой пятитомный труд, который я сейчас не назову. Но по факту…
В.Дымарский
―
Я назову. «Еврейская народная…», нет, не то. Сейчас найду.
В.Рыжков
―
Видимо, это было опубликовано уже после перестройки, да?
Е.Якович
―
Это начало публиковаться в Киеве и Москве, дочка его пыталась… А потом вышел такой Слобин, профессор, издал том «Еврейские народные песни». И он как раз попал на новую клезмерскую волну в Штатах, и…
В.Рыжков
―
Это перестройка? Или в Советском Союзе?
Е.Якович
―
Я думаю, что было на рубеже перестройки. И у них не было нот ни у кого, и они все стали играть. И его играют сейчас по всему миру. И тот Игорь Полесицкий, скрипач, который живет во Флоренции, который ездил с нами в Калининдорф, где погибли все его предки, играл на могиле… Он говорит, что это их Библия просто, Береговский. Он успел издать… Не издать, написать свой труд. И от греха подальше отправить его в Институт истории искусств рядом с Исаакиевским собором. В Питере. И там они лежали-лежали, потом…
В.Дымарский
―
Мне кажется, это вообще очень интересная тема. Не только еврейская. Это вообще творчество в гетто, в лагерях, на территориях оккупированных.
Е.Якович
―
Да, конечно. Хочу на минутку вернуться к Гельману, потому что это потрясающий рассказ. Вот он живет, он родился в Румынии. К сожалению, я не все могла взять в фильм. Вот он родился в Румынии в местечке Дондюшаны у вполне себе состоятельных родителей. Его отец – какой-то там чиновник в каких-то там румыно… И вот растет этот ребенок. Приезжает румынский король, останавливается в Дондюшанах. Он помнит, как папа поднимал его над головой, чтобы он мог увидеть румынского короля. И вот на станции Дондюшаны – казармы. Там живут сначала румыны, потом туда заходят советские. Живут советские. Начинаются какие-то высылки, раскулачивание. И становится не до детей взрослым. И дети очень радуются, потому что ими никто не занимается, но привозят кино какое-то. Потом советские уходят, тут уже немцы страшнее советских. И они говорят: «Не волнуйтесь, мы вернемся через две недели».Через две недели приезжают немцы, вполне себе симпатичные. Купаются у колодца, кормят их конфетами, потому что это не каратели, а просто идет армия. Она совершенно не собирается с ними вытворять… А потом приходят румыны. И через две недели… Причем они стоят на месте и ничего не происходит. А над ними эти страшные ветра истории, и они переходят из рук в руки, из рук в руки. И не знают, что накатывается эта страшная гибель, которая уже рядом с ними. Это рассказ его, конечно, поразительный.
Я там по дороге встретила много людей, которые прошли через Печоры. Нашла человека, который выскочил из подвала расстрельного в Жабокричах, его привезли из Винницы, он москвич, но каждый год едет в Винницу. И он рассказывал там все это. И он помнит, как приезжал Береговский с фонографом. Он фамилию его не помнил, но описал, рассказал, как записывал этот человек. И потом мы нашли песню его мамы.
В.Дымарский
―
Что такое фонограф? Это какой-то большой аппарат?
Е.Якович
―
Фонограф – такая штука с трубой…
В.Рыжков
―
Давайте мы сейчас сделаем так. Нам надо уйти на новости. Я напомню, что мы рассказываем об очередной удивительной судьбе, очередной удивительном человеке, Моисее Береговском. О котором только что вышел документальный фильм. Но все подробности дополнительные к нашему рассказу мы расскажем после выпуска новостей через пару минут.НОВОСТИ
В.Дымарский
―
Еще раз добрый вечер, мы продолжаем программу «Цена Победы». Мы – это Владимир Рыжков и я, Виталий Дымарский. И продолжаем также беседовать с Еленой Якович, документалистом, журналистом, выпустившим буквально позавчера… Состоялась премьера в Международный день памяти жертв холокоста, фильм под названием «Мотивы Моисея Береговского». И напоминаю, это фильм об этом удивительном человеке по фамилии Моисей Береговский, который всю свою жизнь посвятил… Тяжелую жизнь, лагерную в том числе, посвятил необычной культурологической функции, он был собирателем еврейского фольклора. В том числе – и в годы войны.Лена, мы сейчас еще перейдем ко второй как бы параллельной детективной истории, касающейся фонографических валиков. Но у меня вообще такой вопрос возникает. Я думаю, что в конце концов не только еврейский фольклор возник во время войны. Никто никогда этим не занимался, что несмотря на страшные условия… Я в начале первой части пытался на эту тему поговорить. Несмотря на страшные условия, вот этот вот… Народная реакция такая, низовая что ли, она проявляется и в каких-то частушках, песнях, стихах и так далее?
Е.Якович
―
Ты знаешь, я – не специалист по фольклору, не могу ответить тебе на этот вопрос.
В.Дымарский
―
Я понимаю, это просто мои такие… Я не слышал, чтобы кто-нибудь когда-нибудь этим занимался.
Е.Якович
―
Поголовное истребление народа… Там много таких песен, где «и миру не было до этого дела», «расскажите миру, как наш НРЗБ превратился в кладбище». Там все время есть этот посыл, что «с нами такое творят». При том, что там очень конкретные вещи называют – кто над ними издевался, иногда это очень слабые какие-то стихи, но просто они очень пронзительные. И все равно есть это обобщение «а мир молчал». Оно там есть. В нескольких песнях четко.
В.Дымарский
―
А ему не удалось раздобыть, тем более, если ему присылали, ему не удалось раздобыть, и было ли это… Например, тот же самый еврейский фольклор, но, скажем, в лагерях? Даже в самых страшных?
Е.Якович
―
Лагеря были на территории Европы… Кто мог… Между прочим, кто-то этим занимался. И песни лагерей все-таки… Его заслуга в том, что он в полном объеме спас музыкальное наследие уничтоженного народа. Но при этом еще попали туда песни Холокоста. Он занимался конкретно фольклором евреев Украины. Конечно, ему не присылали из лагерей… Как это могло из Советского Союза дойти? Но такие как раз есть песни, на Западе этим занимаются.Дело в том, что я хочу рассказать, как вообще возникла эта идея. Дело в том, что тексты этих песен, записанных военных, попали в Канаду в такое… Сейчас расскажу, как попали, это когда мы про архивный детектив будем говорить. Попали в Канаду к профессору Анне Штерншис. И они вместе с Псоем Короленко придумали такой проект Yiddish Glory, где эти тексты они напели на другие мелодии. Они собрали интернациональную команду музыкантов и стали об этом рассказывать и петь по всему миру. И вот в 19 году этот проект был номинирован на «Грэмми». И тогда ко мне пришла продюсер Викторина Петросян и сказала: «Лен, давай делать фильм». А я думаю – ну что, я буду делать фильм про фольклор? Но тут за этим стали такие пронзительные… Это достойное занятие, я просто не специалист по этому. Но тут за этим встали такие человеческие трагедии и такие интересные повороты этой темы, военные и прочие, что я, конечно, стала это делать. Вот так это возникло. И это прямо Yiddish Glory, по всему миру существует.
В.Рыжков
―
Давайте напомним тем, кто к нам подключился после новостей, напомним, как называется ваш фильм, что он вышел на «Культуре», что, может быть, кто-то захочет найти и посмотреть в записи это кино.
Е.Якович
―
Дело все в том, что он называется «Мотивы Моисея Береговского», но у «Культуры» нет на него прав, так что в записи – вряд ли. Но, может быть, будут фестивали, будем как-то повторять. «Мотивы Моисея Береговского».Тут возник вопрос, что такое фонограф. Вот мы переходим к детективу…
В.Рыжков
―
Вот расскажите про технику. Потому что я, честно говоря, представить себе это по жизни не могу. Это тяжеленая железяка, к которой надо еще таскать эти восковые валики. И следить за тем, чтобы эта железяка не ломалась. И каким-то образом хранить эти валики, как-то их упаковывать, сортировать. Вот расскажите про технику, как он все это делал.
Е.Якович
―
Как он все это делал – понятия не имею. Знаю, что вообще-то их надо хранить при определенной температуре, но тут они, видимо, чудом уцелели. Но вообще это первое звукозаписывающее устройство, прародитель граммофона и патефона. Такая штука здоровенная, местами красивая, местами попроще. С громадной такой трубой, куда произносится… Валик крутится, и за счет каких-то… Придумал это все Эдисон, фонограф Эдисона. И все это заграничная история была, и валики эти заграничные, поэтому их надо было еще получать.Про то, что эти валики существуют, все насмерть забыли просто. То есть, ученые какие-то знали. Но, в принципе, что эти валики пережили и Гитлера, и Сталина – это поразительная история. И при всей их хрупкости уцелели, и все это до нас донесли… Их нашли в 90-е годы в подвалах церкви, где находился музыкальный фонд, спецхран музыкальный Академической библиотеки имени Вернадского в Киеве, которая при Академии наук. Как всегда нашелся человек просто, такая Людмила Шолохова, она их обнаружила, поинтересовалась, что это. Ей рассказали. Она выучила даже идиш для этого, и стала составлять каталог всего этого.
Во всем мире это открытие наделало много шума. Тут же начали все предлагать услуги, все еврейские общины, как это расшифровать, как это считать… Еще там обнаружился голос Шолом-Алейхема, и кого угодно. И мелодии «Купите папиросы», которую потом Яблоков вывез… Он всегда говорил, что это он сочинил, но я сама слышала в коллекции Береговского, как мелодия попрошаек времен Гражданской войны. Вот этот знаменитый мюзикл «Папиросина» на Бродвее и фильм по нему. Эта мелодия тоже есть в коллекции Береговского. Вот.
Но киевляне сказали: «Нет, никому мы это не отдадим». Некие оборонщики, физики придумали какой-то совершенно уникальный аппарат, им в 90-е годы особо делать было нечего. Они придумали аппарат, который бесконтактно эти ролики считывает. Говорят, я не специалист в этом, но говорят, что ему до сих пор нет аналогов. Они издали шесть дисков с коллекции Ан-ского до войны. И дальше, видимо, финансирование кончилось, и это все застопорилось…
В.Рыжков
―
Сколько всего сохранилось валиков от Береговского?
Е.Якович
―
1200. Включая коллекцию Ан-ского, я думаю. Часть из них разбилась по дороге.
В.Дымарский
―
А это правда или нет, я прочитал просто в интернете перед программой, что немцы их вывозили?
Е.Якович
―
Вот это было… Когда они исчезли, существовали разные версии. Кто-то говорил, что немцы их вывезли. Кто-то говорил, что Сталин их сжег. В общем, или немцы сожгли. В общем, история эта была такова. Есть такой ученый Ефим Меламид. Он умер от ковида… Просто некоторые люди, мы теряли людей по мере фильма, как всегда, и я всегда их упоминаю. И он установил, что эти валики никуда не делись, а просто умная Академия наук отвезли их с собой в эвакуацию. Они съездили себе в Уфу и вернулись. И находились на попечении Береговского уже в кабинете еврейской культуры, который находился в здании университета. Но когда начался совсем погром, во времена космополитизма, то Береговского арестовали, а валики эти Академия наук просто спрятала в подвал спецхрана. И они их тупо забыли. «Тупо» - это просто мое словечко. Просто прятали-прятали… Так много вещей уцелело и сейчас вернулось в академию Вернадского. Вот что с ними произошло. И в 90-е годы просто обнаружилось, что они себе целехонькие. Частично разбиты.
В.Дымарский
―
А ты слышала эти валики?
Е.Якович
―
Конечно, я их слышала. Они звучат у меня в фильме.
В.Дымарский
―
Я имею в виду качество звука.
Е.Якович
―
Вот качество звука и есть. Они же аутентичного производства. Какие-то хуже, какие-то лучше, часть из них… Например, Михоэлс плохо звучит, там Двора Шмулевич… Там у меня чем ценен еще этот фильм, что под каждый сюжет подложен валик из мелодий… Из того самого места. При этом я звонила Миле в Нью-Йорк, она просила их в этом институте.. Они занимались уже этой работой, поскольку они готовят… Они мне просто присылали.
В.Рыжков
―
Лена, а простой вопрос. А все валики расшифрованы, оцифрованы и опубликованы?
Е.Якович
―
Я не знаю…
В.Рыжков
―
Или какая-то часть не тронута?
Е.Якович
―
Я не знаю. Какие-то не подлежат просто реставрации, это очень сложно. В каких-то очень плохой звук. Но издали к моменту, когда я вступила в проект, задолго до этого, было издано… Их можно послушать на сайте библиотеки Вернадского, они издали шесть дисков. И как раз остановились перед войной. И сейчас вроде они продолжают. Конечно, это не будут все 1200. Это же на самом деле довольно утомительное еще слушание, они отбирают, что более показательно, что интересно. Это же не профессионалы там поют.
В.Рыжков
―
А вот научный аппарат на этих валиках сохранился? Береговского? Кто записан, когда записан, где записано, что записано? Это позволяет со временем создать полный каталог…
Е.Якович
―
Каталог создан, от руки написанный. Вот Мила Шолохова перед тем, как уехала в Америку, издала толстенный каталог. Он нам помогал находить, я с ней была на связи, она – чудный человек. И мы все время с ней… Каталог создан. Там жива еще Ирина Сергеева, которая представляет нам эти валики прямо в процессе фильма. Я не знаю, кто сейчас там этим занимается, потому что Мила прям вот действительно… Там дальше что произошло?Создали немцы в НРЗБ, уже не знаю, как это сказать, волосы дыбом встают… Создали институт изучения еврейского вопроса во Франкфурте. Чем занимался этот институт – я не знаю, это целая отдельная тема. Видимо, она довольно интересная и ждет… И Розенберг вместе с культурными ценностями вывозил кучу еврейских культурных ценностей, вывозил во Франкфурт, где они потом оказались в депо, когда начались бомбежки, и где их обнаружили американские войска.
Вот и считалось, что там эти валики. Но валики не уехали, а часть документов, которые остались от Института еврейской культуры, документы культуры… Увезли в Германию. Американцы их обнаружили. И отвезли вместе с литовскими, которые воют сейчас, что им бы хорошо это вернуть, с белорусскими – все, что им попалось, они увезли в этот Институт… Еврейский институт по идишу. И просто чудо, что Мила пришла туда работать, и она нашла там бумаги Береговского, потому что она знает его почерк.
В.Дымарский
―
Каталог она составила?
Е.Якович
―
Она составила его в Киеве. Но ей кое-что нужно было прояснить. Каталог составила она. И он был издан. Но, приехав в Америку и поступив на работу, она нашла дополнительные материалы по еврейской культурлиге, по Береговскому. То есть, это так по миру…
В.Дымарский
―
То есть, это миру все еще рассредоточено?
Е.Якович
―
Да. Тем не менее, того, что в библиотеке Вернадского… Ей было бы достаточно… Это большой мотив. Это все описания, все инвентарные книги, и, главное, все валики. Я их, конечно, слышала. Но мне их, конечно, никто не крутил на аппарате. Это просто довольно… Они могут рассыпаться. Много раз это делать нельзя. Даже когда я записывала Ахматову и Мандельштама в литературном музее, тоже мы имитировали, что они крутятся… они не ставят оригинальные валики, это делают только специалисты, их не касаются. Технические специалисты высокого уровня.
В.Рыжков
―
А физически это все сейчас хранится в фондах Академии наук?
В.Дымарский
―
В Киеве?
Е.Якович
―
Да. И нам было позволено все это снимать.
В.Дымарский
―
А есть… Я не знаю даже. То есть, никто не является продолжателем как бы этой работы сегодня?
Е.Якович
―
Боюсь, что нет… Почему-то этот институт физический, они как-то этим занимаются, это их дело. Мила с ними была на связи, они мне присылали все эти мелодии. Там действительно поразительно. Нашли мелодию Дворы Шмулевича, который в Жабокриче был. Нашли эту пронзительную песню «Резня в Жабокриче», которая описывает просто кошмарную историю, как там сходили с ума женщины. И кончается: «Расскажите всему миру, как наш Жабокрич превратился в кладбище». И это в очень плохом качестве. И мне это Псой Короленко напел специально. То есть, сыграл НРЗБ, а потом он подхватил и спел, это одно из самых сильных мест в фильме.Мы находили прямо по людям это.
В.Рыжков
―
А скажите, когда он вышел из лагеря, 55 год, и у него еще было 6 лет жизни, и он написал пятитомник, и вы сказали, что это сейчас классика мировой этнографии, применительно к еврейскому фольклору. Он как это? Он получил работу? ОН сумел устроиться?
Е.Якович
―
Нет, он все сам делал.
В.Рыжков
―
А он на каком материале писал? Валиков же не было.
Е.Якович
―
А это поразительная история.
В.Рыжков
―
Как можно написать пять томов, не имея первоисточника под руками?
Е.Якович
―
А у него был личный архив. И там находились такие пластинки на ширинографе… Но это не имеет отношения, он по-другому как-то… Я про его технологию работы очень плохо представляю. Но у него был большой личный архив, его записи, которые он делал, поскольку он в принципе работал… Он большой ученый, он к этому моменту защитил кандидатскую, он с этим работал всю жизнь. И вот это все, естественно, конфисковали при аресте. Ночь длился обыск, эти бессмысленные для них бумажки на идише они забрали туда. Каким-то образом Береговский, который никого не сдал… И Анна НРЗБ, и Ефим Меламид, и они свидетельствовали, что какие-то бессмысленные вопросы, бесконечные вопросы-ответы, ночные допросы эти бесконечные. Никого не сдал.Но он каким-то образом убедил следователя, что им это вот все не нужно, потому что оно на идише и просто засоряет им. И написал прошение, чтобы это вернули. Они свалили это в мешок. И его жена, Сара Иосифовна, пришла во двор этой их киевской Лубянки, и ей кинули этот мешок и сказали: «Забирайте свое барахло». Она забрала свое барахло и бережно, разумеется, это хранила. И когда Береговский вернулся, он на основании выкинутых с Лубянки писал этот пятитомник.
Когда он его закончил, он… Не захотел оставлять это на Украине. По каким причинам – я не знаю. То ли он уже понимал… Он очень хотел это передать в институт. И началась переписка с институтом истории искусств. Он не успел.
В.Дымарский
―
С каким институтом?
Е.Якович
―
Институт истории искусств в Петербурге. На Исаакиевской площади. Там, где все работали. Это знаменитый, легендарный, прекрасный… началась переписка. Мне все там показывали в Институте истории искусств. Потом дочь туда передала эти вещи. И они тоже там были спрятаны. Я уже не смогу сейчас воспроизвести историю, как они там… Но вот эти пять томов от его руки лежат там, мне их доставали и показывали. Вроде, из них два тома изданы… В общем, это все еще ждет продолжения.
В.Дымарский
―
Продолжения расследования, я бы сказал. Вопрос по поводу… Имеется в виду, наследие Береговского, которое отдали в мешке, это записи рукописные?
Е.Якович
―
Да.
В.Дымарский
―
То есть, про судьбу валиков он ничего не знал?
Е.Якович
―
Еще раз говорю, он умер почти до моего рождения. И я в принципе не знаю, что он знал, что он не знал. Он все, что у него было, отдал туда. Уже закончив этот труд, хотел, чтобы оно там хранилось. А про судьбу валиков, наверное, не знал, потому что его дочь не знала про судьбу валиков. Как говорит Лена, и все знают, она говорила очень странные вещи про их уничтожение. Видимо, это от него шло. Основная мысль, что они погибли и уничтожены, шла от дочери Береговского, которая безмерно много сделала для сохранения его наследия. Видимо, она от него это узнала. Тут у меня только косвенные сведения.Но ему валики как таковые не нужны были для этого труда. Он совсем другим делом занимался. Нет, есть и перепечатанные экземпляры этого пятитомника, они в другом месте хранятся. Это вообще был такой всемирный проект.
В.Дымарский
―
Она недавно вернулась в Россию, я так понимаю, жила в Америке.
Е.Якович
―
Она жила в Америке.
В.Дымарский
―
А когда она узнала, что эти валики обнаружены? Сразу, когда их обнаружили в 90е годы?
Е.Якович
―
Я не знаю, когда она узнала, что эти валики обнаружены. Но я знаю, что в первый раз она взяла их в руки, это был очень волнительный момент, это в фильме есть. Она без конца слышала от мамы… Тот момент, когда мы вошли, и она взяла их в руки. Это был такой… То, что она с детства от мамы слышала про них.
В.Рыжков
―
Лена, а скажите, это же действительно получается фигура такого всемирного масштаба? По крайней мере, для мирового еврейства, потому что Украина была местом, где была огромная диаспора еврейская, были тысячи местечек, где был чудовищный холокост… И фактически он записал голоса мертвых, голоса тех, кто погиб. И он не просто записал и это чудом сохранилось, он еще это все осмыслил, систематизировал, написал пятитомник. Вот насколько его имя известно за пределами России и за пределами Украины?
Е.Якович
―
Очень известно за пределами России и пределами Украины.
В.Рыжков
―
Пример вот… В Израиле насколько?
В.Дымарский
―
Только хотел спросить, извини, Володь. Ты говоришь – и Канада, Америка… Но ни разу не произнесла слово «Израиль». В Израиле?
Е.Якович
―
Потому что я этим вопросом в Израиле не занималась. Мне кажется, он больше всего известен в Америке. Так мне сдается, могу ошибаться. В Канаде просто… В Америке он очень известен. Это все, что я могу сказать. И поскольку был издан… Но, когда я говорила со Слобиным, он давал мне интервью, он сказал, что и в Европе стали петь Береговского, и что германские музыканты к нему обращались, польские, тякие-сякие… Я думаю, что это Америка и Европа. Насчет Израиля я просто сказать ничего не могу. Мы в Израиле фильм не показывали, я была только на концерте Псоя и Ани в Израиле. Пришли какие-то люди полурусскоговорящие… Не могу сказать, чтобы это вызвало какой-то ажиотаж. Мне так не показалось, что для Израиля он значимая фигура. Хорошо бы, чтобы он здесь был значимой фигурой, потому что это наша история, потому что фильм, который все-таки сделан, мне кажется, что он не очень будет понятен на Западе, он очень сложный. Там очень много наших… Там куда ни плюнь – кругом наши реалии.Например, в Нью-Йорке я встретила соседку по коммунальной квартире Береговского, в 46 году. Вот если BBC какое-нибудь искало соседку Береговского в 46 году по коммунальной квартире… А меня просто везла моя подруга. Говорю: «Про Береговского делаю.» Она: «Про Моисея?». «А ты откуда знаешь?». Она, в принципе, увлечена. Говорит: «Моя мама жила с ним в коммунальной квартире в 46 году». Вот правда. Поехали снимать. Вот так там все время. Игорь Полесицкий, который собирался в Амстердам… Я к чему это говорила, что когда я пишу «коммунальная… соседка Береговского по коммунальной квартире в 46 году». Вот как объяснить это? Как они возвращались в этот Киев разоренный, она рассказывала, как они жили в одной комнате, в двух…
Или Полесицкий, который сказал мне на следующий день: «Знаешь, мы едем на Украину». Говорю: «В смысле, вы едете на Украину, вы же в Амстердам собирались?». «Ну, ты как-то меня всколыхнула, я, пожалуй, поеду». Я говорю: «Ну тогда скрипочку с собой прихвати, чтобы не просто так мы ехали». И вот мы ехали по этим дорогам в Калининдорф, по непролазным совершенно. Вообще украинские дороги, надо сказать, это одно из самых сильных впечатлений, даже с нашими не сравнить. Мы три шины прокололи, пока ехали в Калининдорф. Но там, в этом Калининдорфе, уже нет ни одного еврея. Они все там лежат, где он пел над этим памятником. И там такой учитель истории, абсолютный украинский человек, плохо говорящий даже по-русски. Говорит, но все-таки с сильным акцентом. Всю свою жизнь учитель истории занимается тем, что он занимается историей этого местечка, естественно, занимается про евреев… Собирает все фотографии, письма, рассказывает всем своим ученикам, ходит читает на этих бесконечных могилах и колодцах, куда их сбрасывали в степях… Поставил памятник советскому воину, в последние эти наши времена, когда на Украине это не очень поощрялось.
И у него стоит монумент, где сплошняком выписаны все евреи, разумеется, потому что других там не было, они так же уходили на фронт, среди предков Полесицкого там тоже есть… Он находит своих предков. И все время пытается на этом концентрироваться.
Поэтому это дает какую-то надежду. Не могла я об этом не сказать.
В.Дымарский
―
Ну да. Ну да. Да, насколько это доступно, поскольку это Украина, учитывая ситуацию сегодняшнюю, насколько это доступно тем же российским исследователям будет, чтобы доступ к этому был.
Е.Якович
―
Я не знаю, насколько. У нас очень много в Питере есть военного… Есть, чем заняться.
В.Дымарский
―
Все-таки в России тоже осталось много чего.
Е.Якович
―
В Институте истории искусств. Там как раз есть то, чего в Украине нет, военный сборник.
В.Дымарский
―
Как житель города Петербурга обещаю заняться еще и этим тоже.
Е.Якович
―
Его рассыпали, этот сборник. Начался космополитизм.
В.Дымарский
―
Хорошо. Спасибо большое. Я говорю спасибо Елене Якович, журналисту, документалисту. Посмотрите фильм, если сможете, как говорит Лена. Думаю, что со временем все-таки можно его найти. И спасибо за этот рассказ, это удивительная история. И еще много удивительных историй Елене Якович как сюжетов для ее фильмов. Всего доброго, спасибо.