История советской разведки в годы ВОВ - Александр Бондаренко - Цена Победы - 2016-02-06
06.02.2016
В. Рыжков
―
Добрый вечер, я приветствую аудиторию радиостанции «Эхо Москвы». Я Владимир Рыжков, и в эфире, как всегда в это время, программа «Цена Победы». Сегодня я веду ее один. И я сегодня буду рассказывать с моим гостем исключительно интересную историю, исключительно, я бы даже сказал, острую сенсационную малоизвестную, я бы даже сказал, почти неизвестную историю.Речь пойдет о советской внешней разведке времен войны. И не просто об истории советской внешней разведки времен войны, а о человеке, который то ли был спрятан, то ли был забыт, то ли был скрыт – вот сейчас попробуем разобраться со всеми этими загадками. Будем мы говорить о Павле Михайловиче Фитине, руководителе Службы внешней разведки 1939-1946 год, то есть, в годы войны. И гостем моим является Александр Бондаренко, историк, который, как я понимаю, подготовил и выпустил книгу о Павле Михайловиче Фитине. Правильно, Александр?
А. Бондаренко
―
Да.
В. Рыжков
―
Давайте с этого и начнем. Вот мы знаем, там, Рихарда Зорге, мы знаем, естественно, Берию, мы знаем всех других этих важных людей времен войны, в том числе из разведки. Почему так мало известна фамилия Фитин, Александр?
А. Бондаренко
―
Вы знаете, когда я начал работу над книгой, меня спрашивали, кто такой Фитин.
В. Рыжков
―
Вот об этом и речь.
А. Бондаренко
―
Я отвечал просто, чтобы было понятно. Я говорил: советский Шелленберг – и все понимали. Все вспоминали фильм «Семнадцать мгновений весны», Олега Павловича Табакова в роли Шелленберга, руководителя германской разведки – вот его знали, а нашего Фитина никто не знал.
В. Рыжков
―
Почему?
А. Бондаренко
―
Причин несколько. Причина первая – во-первых, секретность, которая окружала этих людей еще когда они служили в начале войны. Вторая причина – то, что он ушел при смене команд, а когда меняются команды, людей часто забывают.
В. Рыжков
―
Это 53-й или даже раньше?
А. Бондаренко
―
Нет, из разведки он ушел в 49-м году, в 53-м его, что называется, «скушали», а дальше уже пошла хрущевская фальсификация истории, до сих пор которая заставляет нас смотреть через хрущевские очки на события Великой отечественной войны. И вот эти события фактически оказались вычеркнуты. И человек, как у нас часто бывает, герой, заслуженный человек просто оказался забыт.
В. Рыжков
―
Вот я хотел спросить, Александр, не преувеличиваем ли мы его значимость, значимость Павла Фитина? Вот, может быть, он был заслуженный – я не хочу никого обижать, я просто задаю вопрос. Вот Шелленберга знают все, потому что там из-за фильма знаменитого и так далее. Может быть, ну, да, был человек, ну, исполнял свою функцию, ну, хорошо работал. Или это действительно была экстраординарная личность с экстраординарным вкладом в историю войны?
А. Бондаренко
―
Это была удивительная личность, во-первых. Потому что это самый молодой руководитель советской разведки.
В. Рыжков
―
Сколько ему было, когда его назначили?
А. Бондаренко
―
31 год. До этого он имел стаж службы в НКВД один год. То есть, биография у него совершенно не разведческая изначально.
В. Рыжков
―
Мы знаем, почему это случилось – потому что были уничтожены практически все кадры разведки, физически уничтожены, и брали просто людей, что называется, чуть ли не с улицы на Лубянку.
А. Бондаренко
―
Владимир, не совсем так.
В. Рыжков
―
Вот в этом и вопрос. Это человеку просто повезло, он занял пустые места после сталинского террора, или все-таки здесь было два фактора: везение плюс собственные качества?
А. Бондаренко
―
Знаете, слова «после сталинского террора» очень неточные – террор был ежовский. Это был 39-й год. Сталин еще руководил страной, слава богу. А здесь при Ежове очень здорово была ослаблена госбезопасность.Потом, списывать все на террор нельзя, потому что в разведке были предательства, были побеги. Когда бежал разведчик – а это вплоть до Орлова, Фельдбина – резиденты во Франции, он очень много знал, поэтому людей выводили оттуда, спасая от разоблачения. И вообще, органы оказались ослаблены, и тогда было принято решение всеми проклинаемым Берией: 800 человек молодых людей…
В. Рыжков
―
Это какой был год?
А. Бондаренко
―
Это 38-й год. Молодые люди с высшим образованием или незаконченным высшим, в основном коммунисты, прошедшие школу партийной работы – неплохая школа была, кстати – они были призваны из народного хозяйства в ряды НКВД.
В. Рыжков
―
Брали отовсюду? Вообще, какие были критерии отбора вот этого?
А. Бондаренко
―
Ну, я уже сказал.
В. Рыжков
―
Молодые, партийцы…
А. Бондаренко
―
Образование высшее или незаконченное высшее. И пришла, в общем-то, интересная хорошая плеяда, он оказался в ней. Он полгода заканчивал Центральную школу НКВД.
В. Рыжков
―
Ускоренный курс так называемый?
А. Бондаренко
―
Да – что было, то было. После этого на разных должностях в разведке, а потом Берия безошибочно ткнул в него пальцем и сказал: начальник разведки.
В. Рыжков
―
А вот что – что его выделило из восьмисот человек? Все-таки начальник внешней разведки – это ключевая должность.
А. Бондаренко
―
Безусловно.
В. Рыжков
―
С совершенно особыми требованиями. Почему именно он из восьмисот? Он же, я так понимаю, вообще из деревни.
А. Бондаренко
―
Он из деревни.
В. Рыжков
―
Сибиряк. Он из Тобольской губернии.
А. Бондаренко
―
Да. Ну, это переходило из разных губерний – она и в Челябинской была, и в Курганской одно время…
В. Рыжков
―
Ожогино, по-моему, село.
А. Бондаренко
―
Ожогино. До сих пор помнят, чтят. Я там уже несколько раз был по поводу этой книги. Там просто священная память.
В. Рыжков
―
Родня какая-то осталась у него там?
А. Бондаренко
―
Нет, в Питере, в Москве есть. Так что я даже дружу с его внуком.
В. Рыжков
―
Итак – крестьянский парень.
А. Бондаренко
―
Крестьянский парень, изначально занимался пионерской, комсомольской, партийной работой.
В. Рыжков
―
То есть, организатор.
А. Бондаренко
―
Очень авторитетен, очень обаятелен.
В. Рыжков
―
Все-таки личные качества, да – коммуникация…
А. Бондаренко
―
Когда каких-то комсомольцев по комсомольской путевке не приняли в институт в Кургане, он туда поехал – где-то двести с лишним верст, а по тем временам – конец 20-х годов…
В. Рыжков
―
Понятно.
А. Бондаренко
―
Добрался туда, пришел к руководству института, сказал: как же так? Приходит такой шкет – маленький (он невысоко роста), коренастый, но симпатичный. Вот он убедил этих профессоров, что людей надо взять по комсомольской путевке. То есть, какая-то сила убеждения была.
В. Рыжков
―
Лидерские задатки и качества.
А. Бондаренко
―
Да-да-да. Бездна обаяния.
В. Рыжков
―
Александр, а как – ведь это же тоже достижение – я смотрел его биографию, что он же в Тимирязевку поступил, да? Поступил в Тимирязевку в Москву, закончил инженерный факультет – то есть, это тоже достижение.
А. Бондаренко
―
Ну, понимаете, в те времена не было бюджетных и платных, поэтому как-то из народа людей брали – значит, у человека была подготовка.
В. Рыжков
―
Получил диплом, да.
А. Бондаренко
―
И был направлен, извините, в «Сельхозгиз».
В. Рыжков
―
Вот, это интересно, да. То есть, он в этом издательстве дорос чуть ли не до директора.
А. Бондаренко
―
До зама главного редактора издательства. Он изначально руководил одной из редакций.
В. Рыжков
―
Это уже 30-е годы, да.
А. Бондаренко
―
Он отслужил в 35-м году годичный курс армии как человек с высшим образованием, и вот с этой всей подготовкой, с этим опытом, постоянное участие в партийной и комсомольской работе…
В. Рыжков
―
Но до призыва бериевского он никакого отношения к органам госбезопасности не имел?
А. Бондаренко
―
В отличие от Шелленберга…
В. Рыжков
―
Он, что называется, на гражданке был, да?
А. Бондаренко
―
Да.
В. Рыжков
―
Он не был ни агентом… то есть, его буквально вырвали из народного хозяйства?
А. Бондаренко
―
В отличие от Шелленберга, который, будучи студентом уже – о чем он с гордостью пишет в книге «Лабиринт» - стучал и на преподавателей, и на товарищей, выясняя их настроения. Этот – совершенно никакого отношения. Дальше – партия приказала – есть – пошел.
В. Рыжков
―
У меня еще такой вопрос, чисто из любопытства. Вот смотрите, внешняя разведка, все-таки она предполагает работу за границей. Все-таки она предполагает знание языков, зарубежных культур. Он же совершенно этого ничего не знал. Вот как человек без языков, как я понимаю, да? Человек, который никогда не был за границей, человек, который понятия не имел, что такое, там, Версаль, чем Версаль отличается от Марселя, и Tour Eiffel от Tour de France, да? Вот как – у меня в голове не укладывается – как вот человек, совершенно не в теме, мог выстроить резидентуру в капиталистических странах, в Азии, и это все работало как часы. Как это может быть?
А. Бондаренко
―
Вы знаете, у меня в книге написано так, что у руководителей есть два способа работы.
В. Рыжков
―
Так.
А. Бондаренко
―
Первый способ – окружать себя умными людьми и прислушиваться к их советам. Второй – у нас он, к сожалению, гораздо чаще – это набирать дураков, на фоне которых будешь выглядеть звездой.Так вот, Фитин, он сразу же стал опираться на окружающих. У него оказалась жуткая ситуация, когда он пришел…
В. Рыжков
―
… там все было разгромлено.
А. Бондаренко
―
Там были люди – ну, опять немножко не совсем пусто. Там было сложнее. Пусто – это одно, а там были люди, которых вернули из-за границы, которые считались как бы стажерами, опытнейшие разведчики, там, Зарубин и…
В. Рыжков
―
Матерые профессионалы.
А. Бондаренко
―
Матерые, да.
В. Рыжков
―
Они, видимо, старше были, чем он?
А. Бондаренко
―
Старше. Но даже Судоплатов, его ровесник, извините, он в ЧК был с 14-ти лет. На равных они должностях. Но Судоплатов его признал. Когда Судоплатова должны были изгнать из партии, а после этого расстрелять, Фитин при единогласном голосовании вдруг сказал: я воздерживаюсь. А это ЧП. Говорят: а почему? – А я его не знаю, поэтому я ничего не могу про него сказать ни хорошего, ни плохого. Я воздерживаюсь.Судоплатов оценил, у него в мемуарах написано, что вот это был мужественный поступок, и что человека за это не схарчили. И вот, оказавшись с этими асами разведки – а, честно говоря, там и ножку могли подставить, когда, вы знаете, что такое – приходит молодой руководитель, никто…
В. Рыжков
―
Да не то слово! В 31 год! Из «Сельхозгиза».
А. Бондаренко
―
Да.
В. Рыжков
―
Из деревни Ожогино. А тут такие матерые сидят.
А. Бондаренко
―
А тут, которые прошли уже и командировки, и что угодно.
В. Рыжков
―
Да, и Париж, и Стокгольм.
А. Бондаренко
―
Да. А он им сказал, что, товарищи, вы же столько знаете – я буду у вас учиться. Помогайте.
В. Рыжков
―
Александр, по ходу вопрос. А почему Берия – я чисто вот из логики не понимаю – почему Берия не выбрал кого-то из этих матерых? То есть, почему он над этими зубрами поставил 31-летнего сельхоз-издателя? Ну, так, с их точки зрения, да?
А. Бондаренко
―
С их точки зрения.
В. Рыжков
―
Комсомольца.
А. Бондаренко
―
Вы знаете, в разведке есть всякие тонкости. Например, из нелегалов, вообще нелегальных разведчиков, которые считаются самыми умными, самыми опытными и так далее, только один руководил нелегальной разведкой – Коротков Александр Михайлович. Остальные – нет. Не тот опыт. Потому что у них своя, совершенно разная работа. Здесь должен был быть, извините, эффективный менеджер, как сейчас говорится, который мог организовать, который мог сплотить. Плюс – у Фитина тоже в чем сложность оказалась? Он приходит – в разведке три течения.
В. Рыжков
―
Напомните еще раз, когда это было.
А. Бондаренко
―
Это был 39-й год.
В. Рыжков
―
Когда?
А. Бондаренко
―
Май.
В. Рыжков
―
То есть, до начала Второй мировой войны оставалось буквально 3-4 месяца.
А. Бондаренко
―
Да. И до начала финской войны…
В. Рыжков
―
То есть, он пришел накануне коренных событий мировой истории?
А. Бондаренко
―
Да.
В. Рыжков
―
Май 39-го. И вы говорите, три течения там было.
А. Бондаренко
―
Он приходит – три течения. Ну, каждый из нас считает, даже каждый солдат считает свой окоп главным.
В. Рыжков
―
Ну, конечно!
А. Бондаренко
―
Иначе плохо было бы, потому что если он знает…
В. Рыжков
―
Да, все правильно.
А. Бондаренко
―
Точно так же в разведке – три течения. Изначально враг был Польша. Уж какой сетью разведки она нас окружила, это надо смотреть в литературе – они даже с Дальнего Востока с тех позиций вели работу по Советскому Союзу. Поэтому была польская группа очень серьезная, очень авторитетные люди. Вторая группа – немецкая, так сказать.
В. Рыжков
―
Естественно.
А. Бондаренко
―
Которые понимали, что вот. Третья группа по эмиграции работала. А разведка у нас изначально работала, функции внешней контрразведки по спецслужбам противника. И вот наша разведка работала как раз изначально по вот этим, вот РОВС и прочие, Российский Общевоинский союз и другие такие организации, и вот эти три направления между собой конфликтовали: кто главный, откуда начнется. Можно было назначить кого-то из тех направлений, но значит, разведка пойдет по какому-то одному пути.
В. Рыжков
―
Взяли нейтрального человека со стороны?
А. Бондаренко
―
Да.
В. Рыжков
―
Арбитра.
А. Бондаренко
―
Да, который встал над этой схваткой.
В. Рыжков
―
И смотрел объективно.
А. Бондаренко
―
Да, который сказал: люди, я у вас буду учиться. Ничью он сторону не принял, у всех набирал информацию, его они зауважали. То есть, выделывания никакого не было.Плюс, вместе с ним из тех восьмисот сколько-то пришли в разведку. А что такое, когда твой товарищ фактически становится начальником - ну, вы знаете, это очень сложно. В армии сержантом кто-то стал – уже попробуй соблюди верный тон. Он сумел. То есть, его зауважали как начальника, его любили как товарища. То есть, когда какие-то личные вопросы, личная помощь – одно, когда нужно было приказать, металл в голосе появлялся.
И человек сумел вот так вот возглавить реально разведку. Он не только ее возглавил и эффективно руководил ею всю войну. Чтобы понять, что он эффективно руководил, достаточно сказать, что у так называемых соседей – в разведке соседями называют: военная разведка внешнюю, внешняя – военную, так вот, у соседей в военной разведке с 39-го по 46-й год, пока был Фитин, на внешней разведке сменилось пять начальников. Фитин был один, его никто не менял. Это доказывает его эффективность.
В. Рыжков
―
Александр, мне интересно, как была устроена система докладов. Вот сейчас у нас в нынешней Российской Федерации Фрадков – он напрямую входит к президенту и он является членом Совета Безопасности. То есть, доклад идет напрямую, как говорится, из первых рук главы СВР в первые руки президента страны. У Павла Михайловича Фитина, у него какая была система, он докладывал Берии, и потом Берия докладывал Сталину, либо напрямую ложилось на стол верховному? Какая была система у него взаимодействия с политическим руководством?
А. Бондаренко
―
Система была не такая, как в военной разведке. Если руководитель военной разведки был вхож в кабинет Сталина, Фитин там бывал считанные разы. Причем, сколько раз, не установить.
В. Рыжков
―
… журнал посещений?..
А. Бондаренко
―
Вы знаете, работая с этими журналами, я увидел, что они очень-очень…
В. Рыжков
―
С пробелами?
А. Бондаренко
―
С пробелами. Мало того, что я не нашел там ни одного разведчика, но даже милейший, к сожалению, покойный Николай Константинович Байбаков, который был сначала замнаркома, а потом нарком нефтяной промышленности, и который мне лично рассказывал, как он был у Сталина, в красках и в лицах, с 39-го по 46-й год он не упомянут там. Раньше как бы заходил, позже как бы заходил. Во время войны его не было. То есть, я понял, что эти журналы не очень достоверны.
В. Рыжков
―
Либо они с цензурой, либо с какими-то просто выпадениями сознательными, либо просто плохая организация.
А. Бондаренко
―
Кто Байбакова будет вычеркивать?
В. Рыжков
―
Возвращаясь к Фитину – почему он не был вхож, если он был настолько важен и эффективен? И почему был вхож начальник ГРУ, которые менялись каждый год? Казалось бы, логика где?
А. Бондаренко
―
Во-первых…
В. Рыжков
―
Или Берия ревновал – не пускал?
А. Бондаренко
―
Опять-таки, не надо Берию ругать зря.
В. Рыжков
―
Я не ругаю Берию, я задаю вопрос: почему начальник СВР сейчас вхож к президенту, а тогда не был вхож? У меня простой вопрос.
А. Бондаренко
―
Я объясню, почему я за Берию сразу вступаюсь. Его есть за что ругать, и расстреляли, видимо, за дело. Но у него столько заслуг, которые мы почему-то радостно забыли, что даже за него обидно. Хотя этот человек не только Фитина выбрал, он его вел, он ему помогал, и даже после войны он опять-таки был его добрым гением по большому счету. И Фитин в свое время его потом даже не сдал. Когда все предавали Берию, Фитин поступил порядочно. Но он не был замешан в бериевские преступления, поэтому его и не тронули не расстреляли.Так вот, не будем забывать, что когда Фитин принял разведку, она называлась 5-й отдел Главного управления госбезопасности НКВД СССР.
В. Рыжков
―
То есть, это был какой уровень, третий?
А. Бондаренко
―
Ну, получается.
В. Рыжков
―
НКВД, потом Главное управление, потом отделы.
А. Бондаренко
―
И потом вот этот отдел.
В. Рыжков
―
То есть, он по иерархии был ниже, чем нынешний глава СВР, да?
А. Бондаренко
―
Гораздо.
В. Рыжков
―
В ранге отдела просто?
А. Бондаренко
―
Да, просто начальник отдела.
В. Рыжков
―
И поэтому он не был вхож к генсеку, да?
А. Бондаренко
―
Да. Хотя, что самое смешное, фактически все документы, что получала разведка, уходили в Кремль. Сталин требовал, чтобы все материалы разведки поставлялись в Кремль.
В. Рыжков
―
Он лично читал?
А. Бондаренко
―
Наверное, пытался. Но разведок-то у нас много было. Кроме внешней разведки и военной разведки была разведка флота, была разведка погранвойск, была разведка Коминтерна – можно еще продолжать список – все это шло в Кремль. Наверное, Сталин не очень доверял, с одной стороны, но это был стиль руководства вообще того, не советского, вообще.
В. Рыжков
―
Наверное это разумно, когда ты получаешь из разных источников информацию. Все это делают. У американцев тоже куча разведок.
А. Бондаренко
―
Гораздо разумнее, когда все-таки делаются аналитические выводы и передается. За это наша разведка очень долго боролась. Так вот, я вам скажу, возвращаясь к теме, что Черчилль, у которого была аналитика, сказал: нет, господа-товарищи (своим разведчикам), в коллективный разум я не верю, поэтому вы давайте все материалы мне. И этой дурости он научил еще Рузвельта. Ну, вот, сказав, что, нет, надо все смотреть. В итоге они в этом запутывались. Фитин очень долго настаивал, да и до Фитина настаивали, что необходимо аналитическое подразделение. В конце концов к 43-му году оно было создано.
В. Рыжков
―
До этого не было?
А. Бондаренко
―
Не было. Оно стало расти как на дрожжах по делу, и сейчас это мощное информационное управление, которым уважаемый Леонов Николай Сергеевич руководил всем известный сейчас аналитик.
В. Рыжков
―
Да.
А. Бондаренко
―
Один из руководителей. А так валили все материалы. Но хотя у нас в литературе там все фальсифицировано довольно здорово по истории разведки, и в полуофициальной литературе пишется: Берия ненавидел Фитина за то, что тот сообщал в Кремль о грядущем нападении немцев. Фитин сообщал, но Фитин подписывал внизу документы, а наверху стояла до февраля подпись Берии, потом подпись Меркулова...
В. Рыжков
―
Вот у меня как раз об этом вопрос, Александр, к вам. Смотрите, он пришел, Фитин пришел на Лубянку в мае 39-го года.
А. Бондаренко
―
Да.
В. Рыжков
―
Он успел сообщить Сталину о нападении на Польшу немецком? Знала наша разведка, или ему пока еще эти первые четыре месяца было не до того? Польский отдел провалил или не провалил, польский отдел узнал или не узнал про нападение? Или немецкий отдел, я не знаю, как, или оба этих отдела? То есть, знал ли Сталин, и вообще знали ли все, что 1 сентября будет нападение?
А. Бондаренко
―
Я вам скажу еще смешнее: разведка знала про это нападение, но она не знала про ввод наших войск грядущий.
В. Рыжков
―
Не знала?
А. Бондаренко
―
То есть, вот такое было отношение. А ведь в то время, еще в чем сложность была? Был Молотов Вячеслав Михайлович. Кроме того, что он был тогда председатель Совнаркома, он был еще нарком иностранных дел. У него были свои счеты к НКВД за репрессии всех его помощников…
В. Рыжков
―
Да и жена тоже.
А. Бондаренко
―
И жена. Но она попозже. И Молотов, видя эту свистопляску, которая шла в разведке при Ежове, при Ягоде и прочее, говорил: зачем все это надо? Это какие-то мальчишки, которые ничего не знают. У нас есть опытные дипломаты, давайте лучше доверять их информации.
В. Рыжков
―
Через них, да, в основном работал?
А. Бондаренко
―
Да, работал через них. И разведку отодвигали. То есть, разведке приходилось еще биться за свой авторитет. И получилось так, что только к 43-му году реально разведке стали верить. И в итоге, Курская битва – во многом успех обеспечен был именно усилиями разведки. Потому что в 42-м году летом, когда разведка кричала, что немцы собираются наступать на Сталинград, немцы собираются наступать на Кавказ, из Кремля говорили: нет, товарищи, немцы стоят во Ржеве, Ржевский выступ – немцы будут на Москву, это самое важное. Немцы еще подыграли дезинформацией, и поэтому вся информация разведки оказалась впустую. А когда ударили…
В. Рыжков
―
… по югу, там не были готовы.
А. Бондаренко
―
Да, там не были готовы, и оказалось, что разведка-то не так глупа. То есть, разведке приходилось еще биться за свое существование. И поэтому, кстати, Фитин принял 5-й отдел ГУ ГБ НКВД, Фитин сдал 1-е Главное управление МГБ.
В. Рыжков
―
То есть, он на две ступеньки поднял?
А. Бондаренко
―
Да, он фактически поднял разведку до того уровня…
В. Рыжков
―
До Главного управления.
А. Бондаренко
―
ПГУ так называемое, как оно при советской власти называлось, 1-е Главное управление.
В. Рыжков
―
Александр, если начало его работы 39-й год, 40-й год, вот о чем можно говорить, когда он первый результат стал давать, такой серьезный результат – аналитический, разведывательный? Когда пошла уже достоверная информация? И расскажите нашим слушателям вот эту историю: правда, что Фитин и внешняя разведка предупреждали не просто о нападении Германии на СССР, но прямо дату называли – 22 июня? Расскажите эту историю, это очень интересно.
А. Бондаренко
―
Во-первых, Фитин не просто сидел в кабинете это все время, потому что когда ты ездишь куда-то, где стреляют, а начальник, который сидит в кабинете, тебя начинает потом учить, ты можешь спокойно его спросить – у меня было такое: ты там был? Чему ты меня учишь? Фитин съездил в две командировки краткосрочные. Он был в Германии в 40-м году, он был в Турции в мае-июне 41-го перед самой войной. Причем, это самые ключевые места. Он уже знал, что делается, как люди в поле работают, и он себе зарабатывал авторитет.Ну, а то, что шла информация четко с датами нападения, с датами начала войны, это известно.
В. Рыжков
―
Это давал кто? Это давал германский резидент?..
А. Бондаренко
―
Это давали кто угодно.
В. Рыжков
―
Все давали? То есть, там немцы текли во все стороны?
А. Бондаренко
―
Да, господи, шла и из Лондона информация, Кембриджская пятерка очень результативно работала. Шла из Польши информация из оккупированной. Работала Красная капелла. Потом, разведка погранвойск тоже знала, что происходит у границ – войска собираются.
В. Рыжков
―
Видели физически.
А. Бондаренко
―
Разведка не только видела, она и за линией работала, и агентура сообщала. То есть, воинские части, которые приходили, еще что – все это было известно. Но даты сдвигались. Потому что немцы хотели и в апреле...
В. Рыжков
―
У меня еще такой вопрос. Берия что-то скрывал от Сталина, или Берия все клал на стол, все, что добывала внешняя разведка?
А. Бондаренко
―
В принципе, когда там получился после визита Фитина к Сталину 17-го июня 1941 года…
В. Рыжков
―
То есть, получается, за пять дней?
А. Бондаренко
―
Да. Фитин принес Сталину…
В. Рыжков
―
А как он прошел к нему?
А. Бондаренко
―
Был вызван. А там был подготовлен – аналитики не было, как бы ни пытались утверждать, была информационная только работа. И вот Рыбкина и такой Журавлев, начальник германского отдела в то время, подготовили доклад сообщений Красной капеллы, это берлинская резидентура, сообщение о начале войны.
В. Рыжков
―
Александр, мы сейчас сделаем здесь небольшой перерыв на новости, остановимся на этом очень важном моменте, когда был сделан доклад о начале войны, и сразу после новостей вы нам подробно расскажете, что было в этом докладе, и как отреагировал на это Сталин. А сейчас перерыв на новости.НОВОСТИ
В. Рыжков
―
Добрый вечер. Я снова приветствую аудиторию радиостанции «Эхо Москвы», напоминаю, что я Владимир Рыжков, в эфире программа «Цена Победы». Мы сегодня какую-то совершенно удивительную историю для вас открываем. Павел Михайлович Фитин, совершенно неизвестное, к сожалению, имя, руководитель советской разведки с 39-го по 46-й год, человек, внесший очень большой вклад в Победу. И мы остановились на том – это одна из самых главных тем, знал Сталин или не знал Сталин, что 22 июня нацистская Германия нападет на Советский Союз.И до перерыва на новости мой гость Александр Бондаренко, историк, автор книги о Павле Фитине, руководителе советской разведки в годы войны, рассказал в том, что буквально в июне 41-го года, 17 июня был подготовлен доклад на основании массы донесений, там, Красной капеллы из Берлина и других донесений разведки, и пришел с этим докладом к Сталину. И что было дальше?
5 дней до войны.
А. Бондаренко
―
Доклад был ранее послан, вот этот календарь сообщений берлинской резидентуры, представлен, там четко говорилось, когда что начнется, что сделано, как Германия готова и так далее. И вот Фитина вызывают…
В. Рыжков
―
Он был один на один со Сталиным, или там был?..
А. Бондаренко
―
Нет, Фитина вызывают с Меркуловым, с наркомом госбезопасности.
В. Рыжков
―
То есть, они зашли вдвоем?
А. Бондаренко
―
Они зашли вдвоем. Сталин просит доложить об обстановке, Фитин рассказывает. Меркулов в основном молчит, или просто молчит.
В. Рыжков
―
Мы откуда знаем про этот разговор?
А. Бондаренко
―
Об этом разговоре, во-первых, написал в своих полурассекреченных записках сам Фитин. Во-вторых, в искаженном виде об этом говорят со слов Фитина. Почему в искаженном виде – я скажу чуть позже. Об этом многие мемуаристы пишут.После этого, поговорив, Сталин берет вот этот доклад, в папочку переплетенный, и говорит: кто источник? Фитин сказал, что это надежный источник, потому что он был в Германии год назад, он уже знал, что это за люди. Что самое интересное – я пришел к выводу, что в Германии Фитин попал под наблюдение гестапо.
В. Рыжков
―
Я даже не сомневаюсь в этом.
А. Бондаренко
―
Но что с ним было делать? Не будут же его арестовывать?
В. Рыжков
―
Следили, смотрели.
А. Бондаренко
―
Поэтому все было нормально. И он охарактеризовал источник как очень надежный. Сталин ответил: это дезинформация. Проверьте как следует. И вернул папку Фитину. Дальше начинаются легенды.Легенда первая – что на этом докладе была матерная резолюция Сталина. Что это не источник, а дезинформация, и еще хуже – пошлите его к такой-то маме, извините. Это официально такое считается, что есть, но, как мне кажется, это было сделано в 90-е годы, когда мы доказывали, что все советское безумно плохо.
В. Рыжков
―
А сам оригинал сохранился этого доклада?
А. Бондаренко
―
Да, доклад сохранился, в архивах есть, эта резолюция есть, но явно фальсифицирована, потому что я задал в книге элементарный вопрос: когда Сталин мог написать вот эту резолюцию? Извините, до разговора? – Зачем слушать? После разговора? – сказать – подождите, ребята, я сейчас вам напишу. Смешно. То есть, он просто отдал этот документ.
В. Рыжков
―
А могло быть такое, что прочитал, возмутился, написал резолюцию. Потом какой-то червячок сомнения, и – приглашу-ка я Фитина, пусть расскажет. Такое могло быть?
А. Бондаренко
―
Сталин все-таки владел собой, и вот так писать? Ну, не было других матерных резолюций Сталина. Сразу же Фитин отдал Зое Ивановне Рыбкиной, впоследствии знаменитой писательнице Зое Ивановне Воскресенской, вот эту вот бумагу, сказав, что (уже смягчив) что Сталин сказал, что надо с этим поработать. Еще более мягко – и Зоя Ивановна об этом пишет, как Фитин вернулся расстроенный, никаких этих резолюций Сталина она не упоминает.
В. Рыжков
―
Фитин был убежден, что информация достоверная, у него сомнений не было?
А. Бондаренко
―
У Фитина не было.
В. Рыжков
―
Он был уверен, что война начнется?
А. Бондаренко
―
Владимир, у Сталина тоже сомнений явно не было. Но был такой генерал Елисей Синицын, друг Фитина по Центральной школе и по службе. Фитин ему уже в июле, когда Синицын вернулся из Финляндии, рассказал, и он сказал, что Сталин говорил: проверьте тщательнее. Почему Фитин так говорил Синицыну? Потому что сказать, что хозяин заявил, что это дезинформация, видишь, что сейчас происходит – не смешно. Поэтому было так сглажено.Но, как я понимаю, были какие-то тайные договоренности между Сталиным и Гитлером, мы их не знаем. Точно так же, как мы, простите, не знаем договоренностей, которые вез в Англию Гесс. Они до сих пор засекречены. Поэтому, что там было, нам неизвестно.
Сталин относился к Фитину с большим уважением.
В. Рыжков
―
Он потом вспомнил этот эпизод с докладом?
А. Бондаренко
―
Подождите, подождите, вряд ли он вспоминал, смысла не было говорить: ну, извини, дорогой…
В. Рыжков
―
Ну, да.
А. Бондаренко
―
Так все-таки вот эти, для меня уже пустые, журналы посещения Сталина мне одну тайну открыли. В тот самый день, только вечером, у Сталина (и это записано) побывал опять-таки нарком Меркулов, кто-то из его замов, и начальник Управления кадров Министерства госбезопасности. Но уже без Фитина. И вот тут я прихожу к выводу, что Фитина должны были перевести на какую-то другую должность. Кадровик – не сталинская номенклатура, делать ему у Сталина нечего.
В. Рыжков
―
Из-за чего? Не поверил?
А. Бондаренко
―
Нет, наоборот. Были тайные договоренности. Был хороший мальчик, который четко докладывал: будет война.
В. Рыжков
―
Делал свою работу.
А. Бондаренко
―
Да. Военная разведка делала чуть-чуть аккуратнее. Давали подлинные документы, все с милыми приписками: возможно, это дезинформация английских или германских…
В. Рыжков
―
А СВР докладывал, как есть.
А. Бондаренко
―
А эти докладывали как есть. Фитин докладывал так напрямую. И было сказано, наверное, что, слушайте, хороший парень, но товарищ не понимает. Найдите ему хорошую должность. Потому что если репрессировать – извините, кадровик был бы не нужен. Или если куда-то там загнать, тоже не нужен. Можно было сказать Меркулову: ну-ка его куда-нибудь опером в район. А здесь именно найти хорошую должность, что пусть наберется опыта, молодой неопытный, и так его сдвинуть хотели скорее всего.
В. Рыжков
―
Получается, ему тогда было 33 года?
А. Бондаренко
―
Да, 33 года. Он родился 28 декабря 1907 года, то есть, в самом конце.
В. Рыжков
―
Хорошо, идем дальше. Предупреждал, резидентура работала, повышал авторитет разведки. Вот эта история с Курской дугой – я прочитал, что вроде как у британцев они это взяли. Мы знаем, что британцы умели уже расшифровывать секретные коды немцев, вот эта машина у них была Энигма знаменитая. Вот здесь у меня такой вопрос – мне кажется, что англичане иногда специально как бы сливали аккуратно, чтобы не подставить свою дешифровальную машину, но чтобы союзники знали. Вот здесь какова была…
А. Бондаренко
―
… игра определенная.
В. Рыжков
―
Не игра. Здесь «игра» - плохое слово, потому что все-таки мы союзники. Скорее взаимодействие, как выстраивалось?
А. Бондаренко
―
Опять-таки игра была определенная, потому что если мы даже с вами союзники, но у меня есть агент, я же вам не буду его сдавать.
В. Рыжков
―
Ну, да. Но, с другой стороны, англичане, конечно же, какую-то информацию стравливали, сливали.
А. Бондаренко
―
Естественно.
В. Рыжков
―
Когда понимали, что речь идет о судьбе войны.
А. Бондаренко
―
Им было нужно передавать, была договоренность союзническая.
В. Рыжков
―
Была?
А. Бондаренко
―
Конечно.
В. Рыжков
―
И Фитин работал с англичанами, Фитин работал с американцами, да?
А. Бондаренко
―
При Фитине были впервые установлены контакты между разведками.
В. Рыжков
―
Вот об этом я и хотел спросить. Официально?
А. Бондаренко
―
То есть, он встречался даже, и, по-моему, Донован прилетал в Москву, они встречались на конспиративных квартирах. И американцам особенно это безумно нравилось, потому что принимали по-русски.
В. Рыжков
―
Ну, естественно – с блинчиками…
А. Бондаренко
―
… с коньяком, с икрой и прочее.
В. Рыжков
―
Как положено, да.
А. Бондаренко
―
Раньше бы за это могли вообще за связь с вражеской разведкой во времена Ежова и репрессировать. Здесь начались вот эти контакты.
В. Рыжков
―
Насколько эффективно было это взаимодействие? Вот в Курской дуге англичане помогли?
А. Бондаренко
―
Там больше помогла Кембриджская пятерка.
В. Рыжков
―
То есть, все-таки наша агентура.
А. Бондаренко
―
Так наша агентура работала на этих дешифрованиях. То есть, наши знали.
В. Рыжков
―
Просто у нас был гость один в эфире, который говорил о том что Черчилль тоже догадывался, что наши знали, и что не очень этому препятствовал – все-таки союзники. Не попадалось вам такое предположение?
А. Бондаренко
―
Знаете, с Черчиллем я ни разу не беседовал, он мне не говорил.
В. Рыжков
―
Я тоже давненько его не видел.
А. Бондаренко
―
Ну, вот, да, старик умер, кстати.
В. Рыжков
―
Если кто не знает.
А. Бондаренко
―
Да. А ситуация была такая, что, что они хотели нам давать, они давали.
В. Рыжков
―
Вот это я и хотел…
А. Бондаренко
―
Да, да.
В. Рыжков
―
По Курской дуге это важная была помощь, я так понимаю, да? В 43-м году.
А. Бондаренко
―
Опять-таки, разведка не пользуется, не ограничивается одним источником информации.
В. Рыжков
―
Естественно, да.
А. Бондаренко
―
Поэтому то, что давали ребята из Кембриджской пятерки, вот эти дешифрованные материалы, это было одно. Пришли, ТТХ танков немецких – они прислали.
В. Рыжков
―
Это когда «Тигры» новые появились, да?
А. Бондаренко
―
Да. Но в то же время и войсковая разведка наша работала, и немцы сделали нам прекрасный подарок – они взяли «Тигр» и послали на Ленинградский фронт в лесисто-болотистую местность тяжелый танк.
В. Рыжков
―
Он завяз.
А. Бондаренко
―
Утопили в болоте.
В. Рыжков
―
А мы вытащили.
А. Бондаренко
―
Естественно. И мы его обработали, как могли. То есть, плюс партизаны работали, что-то туда шло.
В. Рыжков
―
А вот у меня вопрос, Александр такой: как было организовано в годы войны взаимодействие разных наших разведок? Вот как вы говорите, соседи, они друг другу помогали? Ревность не мешала? Войсковая разведка помогала? Информация сходилась в какой-то центр, обрабатывалась у того же Фитина или у Меркулова, у кого-то из них?
А. Бондаренко
―
Информацией обменивались, потом были все-таки распределены четко еще какие-то границы.
В. Рыжков
―
Кто за что отвечает.
А. Бондаренко
―
Да. Потому что в этой ситуации можно было начать работать друг против друга. В частности, вот эти знаменитые радиоигры. В конце концов их передали Смершу, которым руководил Абакумов, об этом подробно рассказано в моей книге «Военная контрразведка 1918-2010», там об этом. И там я как раз несколько дезавуирую слова Судоплатова, который писал, что Абакумов там под себя подмял игры, а надо было, чтобы мы. Нет, надо было, чтобы вело одно ведомство. Ну, пара игр осталась у внешней разведки…
В. Рыжков
―
Политические задачи они согласовывали, какую дезинформацию проводить?
А. Бондаренко
―
Не политические. Тут работал Генштаб, и как раз военной контрразведке с ним было легче, дезинформации составлялись на уровне Генштаба. То есть, это все было очень четко продумано.
В. Рыжков
―
Дезинформация противника?
А. Бондаренко
―
Да. И поэтому вот эта сходилась информация, что-то чем-то проверялось, военная разведка, потому что войсковая разведка давала на одном уровне, агентурная на другом, но к сожалению, пересечения не всегда приносили пользу, потому что вот провал Красной капеллы именно по вине того, что…
В. Рыжков
―
Наши фактически подставили?
А. Бондаренко
―
Да. Потеряли связь. Ослабленная разведка и все-таки неопытный Фитин в начале войны привели к тому, что мы потеряли связь с резидентурами. Потому что как-то считалось, что у нас передатчики в районе Минска, еще где-то, все там великолепно. Через неделю были в Минске немцы, никаких передатчиков, потом искали возможность из Англии связываться, через Скандинавию. То есть, если бы Фитин поработал несколько лет до этого в руководстве разведки, я думаю, таких бы провалов не было, и результаты были бы, и Победа, может быть, пораньше была бы. Поначалу приходилось учиться и завоевывать доверие. Но люди работали, и вот эти контакты с союзниками нельзя сказать, что были очень плодотворные, с одной стороны. А с другой стороны, когда меня спрашивают, кто у нас самый лучший разведчик, я честно говорю: не знаю.
В. Рыжков
―
У нас – имеется в виду, где?
А. Бондаренко
―
В Советском Союзе, например.
В. Рыжков
―
Почему? Все так хороши, или все так плохи? Или просто все так неизвестны?
А. Бондаренко
―
Да нет, человек выполнил свою задачу, у человека были какие-то контакты, у человека… куда-то входил и прочее, прочее. Человек вернулся, может быть, даже получил звание Героя Советского Союза, как Вартанян, грубо говоря, там повезло, что их открыли, эту пару замечательную. Но человек вернулся и человек исчез. Еще на его адрес будут письма приходить, и никто не будет догадываться, что это разведчик был, никто не будет проверять связи…
В. Рыжков
―
Вы имеете в виду, что режим секретности очень большой?
А. Бондаренко
―
Абсолютно. Потому что иначе…
В. Рыжков
―
Никто ничего не знает. А мы сейчас ничего не рассказываем лишнего? Я шучу, конечно. Про Фитина – это уже не секрет?(смех)
А. Бондаренко
―
Я не знаю, как Вальтер Шелленберг к этому отнесется, но старик, по-моему, давным-давно умер.
В. Рыжков
―
Вопрос такой, тоже интересную вещь вы сказали, что в начале войны мы потеряли связь с ключевыми резидентурами. Вот у меня как раз вопрос: работал ли Фитин и советская разведка с Берлином в годы войны? Был ли там условный Штирлиц, который ездил на чем, там, На Хорьхе, и рядился в полковника. Работали ли мы с Парижем, оккупированным немцами? Работали ли мы, там, в Бухаресте, в Будапеште и так далее? Или на протяжении всей войны, можно сказать, что это была просто черная зона, полный провал и так далее? Как все это строилось вообще?
А. Бондаренко
―
Официально известно, что единственный наш агент в гестапо – это Брайтенбах, который был тоже вот как раз из-за взаимодействия двух разведок раскрыт, Вилли Леман, раскрыт и казнен – ну, фактически он исчез. Связи выходили на связь с Германией, с Берлином и посылали наших людей, и с англичанами, но там не очень результативно получалось. То есть, резидентуры работали. Инициативные выходили на связь, то есть…
В. Рыжков
―
То есть, какие-то люди там, в Париже, в Бухаресте, в Белграде, даже в Варшаве?
А. Бондаренко
―
Да-да.
В. Рыжков
―
Кто-то был, да?
А. Бондаренко
―
Люди были. Насколько связь была, сложно сказать, но и потом, я вам повторю то, что я говорил, что реально разведка единственная, пожалуй, сфера человеческой деятельности, где не хвалятся своими успехами. Если в других говорят: ух, мы сделали то и сё, то в разведке все это сохраняется в тайне. То есть, тихо, аккуратно, что ребята сделали, выполнили – все.Поэтому, как мне когда-то сказал один разведчик: смотри, если даже в руководстве гитлеровского Рейха у нас кто-то был, мы никогда в этом не признаемся, потому что это надо делить ответственность за преступления Рейха. Поэтому люди выполняли свои задачи, исчезали, погибали, все что угодно было, но мы знаем далеко не все, потому что это может навредить.
В. Рыжков
―
Но тут есть обратная сторона. Потому что, с одной стороны, если разведка не хвалится своими успехами, это, конечно, похвально и красиво, но с другой стороны, это создает ей героический миф, ореол. Потому что тогда, если мы не знаем, что они сделали, мы можем им приписать невероятные достижения, которых на самом деле не было. Здесь как бы две стороны медали.
А. Бондаренко
―
Ну, и пускай. Люди работают спокойно.
В. Рыжков
―
Люди работают.
А. Бондаренко
―
А что про них рассказывают…
В. Рыжков
―
Тогда следующий вопрос про Фитина. Я, когда готовился в передаче, читал его биографию. Меня поразило – как несчастно у него все было после войны. Ведь он вниз, вниз, вниз, вниз, понижение, понижение, понижение…
А. Бондаренко
―
Да.
В. Рыжков
―
Ну, как? Ну, все-таки…
А. Бондаренко
―
Владимир, вот это легенда.
В. Рыжков
―
Ну, смотрите, все-таки, он был руководителем всей внешней разведки Советского Союза. Потому куда-то в Свердловск, потом куда-то в Казахстан, потом еще. Почему он не вышел в министры, условно говоря? Почему он не пошел вверх?
А. Бондаренко
―
Он вышел в министры.
В. Рыжков
―
Казахстана?
А. Бондаренко
―
Да.
В. Рыжков
―
Но не Советского Союза.
А. Бондаренко
―
Простите, Казахстан была крупнейшая союзная республика.
В. Рыжков
―
То есть, вы не считаете, что его судьба сложилась неудачно после войны? Расскажите.
А. Бондаренко
―
У нас очень любят легенды. У нас историю фальсифицируют с огромным удовольствием и снизу, и сверху. Особенно сверху. И хрущевская точка зрения, что, вот там Берия мерзавец, который ничего хорошего не сделал, хотя на Урале – я сейчас три раза летал по этой своей книге «Фитин» на Урал, о Берии вспоминают очень тепло по атомному проекту. О нем очень высокое мнение. И даже если говорить о Берии еще – кто организованнее всех войну начал? Пограничники. Войска, погранвойска НКВД. То есть, Берия совсем не такой урод, как у нас любят преподавать. Но пошла легенда со времен Хрущева, что Фитина съел Берия за то, что Фитин сообщал Сталину о начале войны, а Сталину не нравилось. Но, как мы говорили, Берия подписывал, а потом Меркулов, эти документы. Другая версия потом, уже после Хрущева – что Хрущев съел. А на самом деле – ну, система у нас, конечно, хорошая была. Сейчас еще лучше. И на людей, на близких людей все так облокачивалось.
В. Рыжков
―
Так.
А. Бондаренко: В 46
―
м году сменился нарком госбезопасности – вместо Меркулова поставили жесткого Абакумова, товарищ Сталин поставил. Началось дело врачей, и потом Ленинградское и прочее, прочее.
В. Рыжков
―
Ну, а Фитин причем? Он занимался себе внешней разведкой, и занимался бы.
А. Бондаренко
―
Но Фитин был в команде Меркулова. Реально он был в команде Берии, Берия занимался атомным проектом исключительно, причем, с подачи Фитина, о чем мы еще сможем поговорить. Берия был не хозяин. Хозяин был Меркулов, его сдвинули, и вместе с Меркуловым ушла его команда. Абакумов привел свою. В разведке началась свистопляска.
В. Рыжков
―
Это не была опала, это просто была смена команды?
А. Бондаренко
―
Это была смена команды. Потому что, ну, вот все описывается как опала, но почему-то, не знаю, людям не хватает терпения дочитать в 4-м томе «Очерков истории внешней разведки», есть такой шеститомник, выходил в начале 90-х, причем, писался в основном разведчиками, этих людей я знаю кое-кого, переиздали сейчас в 2015-м. И там полурассекреченные – они не все рассекречены, записки Фитина, и заканчивается так, что: атомным проектом я занимался еще 5 лет после моего ухода из разведки.
В. Рыжков
―
То есть, до 51-го, получается.
А. Бондаренко
―
Да. Тут я, так сказать, делаю стойку – что, значит, он занимался, и начинаю анализировать его службу. Германия – он был недолго там замом нашего представителя. Что такое Германия? Это добыча урана, урановые рудники, потом это было акционерное общество «Висмут» знаменитое. После этого его переводят замом начальника управления госбезопасности на Урал в Свердловск.
В. Рыжков
―
То же самое. Потом в Казахстан.
А. Бондаренко
―
Подождите. Так когда я приезжал на Урал в первый раз по книге «Фитин», мне там дали документы (это еще я делал эту книгу), мне дали документы о том, как была эта амнистия, вот чем Фитину заниматься, и когда я потом сказал: люди, так вот он же чем еще занимался, атомной – и там тоже люди почесали затылки и говорят: так слушай, будем искать. Сейчас они хотят, чтобы книгу серия ЖЗЛ переиздала третий раз «Фитин», только уже с дополнением о том, как реализовывался атомный проект.И вот, после того, как он побыл до 49-го года там замначальника этого управления, его делают наркомом госбезопасности Казахстана. Вторая по размеру союзная республика.
В. Рыжков
―
И, кстати, и урановые рудники, и редкие металлы и все то же самое.
А. Бондаренко
―
И полигон ядерный.
В. Рыжков
―
Да, совершенно верно, в Семипалатинске, да. Это тоже не случайно?
А. Бондаренко
―
Да. Его туда переводят, он избирается делегатом 19-го съезда партии. Извините, это уже высшая партийная номенклатура тогда была. То есть, он идет вверх. После смерти Сталина Наркомат госбезопасности ликвидируется. Берия, который его ненавидел как бы, назначает его кем? Начальником управления МВД по Свердловской области. Опять-таки, Урал – опорный край державы, он там этим же занимается. И его снимают с должности после ареста Берии. То есть, у него все шло неплохо, и он мог еще и дальше идти. Ему было 45 лет, генерал-лейтенант. Его уволили без пенсии, потому что у него 15 лет выслуги. Так получилось, что его подкосило вот это…
В. Рыжков
―
А дальше - у нас остается совсем мало времени - я так понимаю, что дальше он уже просто работал по хозяйственной части.
А. Бондаренко
―
Дальше он отбился от того, что он враг народа, все-таки не смогли на него это повесить. И он был в госконтроле сначала, потом руководил комбинатом в Обществе дружбы народов СССР с зарубежными странами, общался с разведчиками – информация есть. К сожалению, после того, как только книга вышла, и она не только вышла в серии ЖЗЛ книга «Фитин», но и была сразу переиздана через 3 месяца, что не так часто бывает, ко мне посыпались куча материалов – и про его встречи с Абелем, вернувшимся из-за границы, и про атомный проект и многое-многое другое. Так что, дай бог, может, удастся еще и переиздать.
В. Рыжков
―
Спасибо огромное. Мне кажется, это был очень интересный рассказ об очень интересном человеке Павле Фитине, руководителе советской разведки в годы войны. Мой гость сегодня был Александр Бондаренко, историк. Вы можете про Фитина прочитать в его книге серии ЖЗЛ.А вам, Александр, я желаю самого доброго, продолжать ваши изыскания. И открывайте нам новые яркие фигуры. Спасибо вам огромное!
А. Бондаренко
―
Спасибо, буду стараться.
В. Рыжков
―
Спасибо!
А. Бондаренко
―
До свидания.