Картина художника Исаака Левитана "Осень в Сокольниках" - Галина Чурак - Собрание Третьяковки - 2009-09-06

А.ТРЕФИЛОВА: 12:11, начинается, как всегда, традиционно в это время наше «Собрание Третьяковки», Татьяна Пелипейко – добрый день!

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Добрый день!

А.ТРЕФИЛОВА: И сегодня у нас Галина Сергеевна Чурак в гостях, заведующая отделом живописи второй половины XIX века и начала ХХ. Здравствуйте, Галина Сергеевна!

Г.ЧУРАК: Добрый день! Я правильно перед микрофоном села, все нормально?

А.ТРЕФИЛОВА: Правильно, а чего ж? Вы же тут не первый раз. Вы же здесь уже…

Г.ЧУРАК: Мне кажется, что у вас новые микрофоны появились.

А.ТРЕФИЛОВА: Да?

Г.ЧУРАК: Да.

А.ТРЕФИЛОВА: Нет, нет, нет.

Г.ЧУРАК: Не так это, нет?

А.ТРЕФИЛОВА: Нет, нет. Микрофоны старые. Не знаю, нет, ну, т.е. относительно новые.

Г.ЧУРАК: …куда-то уходит… Хорошо. Ну, надеюсь, здесь все в порядке будет. (смеются) Все в порядке.

А.ТРЕФИЛОВА: У нас сегодня картина Левитана «Осень в Сокольниках» или «Осенний день в Сокольниках».

Г.ЧУРАК: «Осенний день…»

А.ТРЕФИЛОВА: А вот что, почему так вот?

Г.ЧУРАК: «Осенний день. Сокольники» - вот так она правильно называется.

А.ТРЕФИЛОВА: А почему мы ее «Осень в Сокольниках» все время называем? Народное?

Г.ЧУРАК: Ну так Вы привыкли, наверное. Так же, как Вы «Богатырей» называете «Три богатыря», «Неизвестную» Крамского Вы называете «Незнакомка». Ну, вошли какие-то традиционные…

А.ТРЕФИЛОВА: «Незнакомка» от Блока. Это все, после этого не вернуться.

Г.ЧУРАК: Но тем не менее, картина Крамского называется «Неизвестная». А в обиходе ее вот так вот, «Незнакомкой» называют. Да и много таких словесных, таких привычных штампов. Они вполне…

А.ТРЕФИЛОВА: Я Вам скажу больше: я читала в сочинениях в детских – был у меня такой период, когда дети писали сочинения, я работала в школе, и они всегда писали: «Осень в Сокольниках, время действия – вечер». Но это все-таки день.

Г.ЧУРАК: Да. Но время действия, если уж так говорить – не время действия, а состояние природы и время года, скорее – осень, оно вполне подходит тому времени, в которое мы сейчас с вами входим. Ну, лето этого года оказалось таким холодным и дождливым, что желтых листьев мало. А обычно в это время уже активно опадает листва. И вот такой осенний день в Сокольниках, или… именно вот такой вот осенний день…

А.ТРЕФИЛОВА: Как время суток, да, когда вроде еще день, а уже…

Г.ЧУРАК: Как время… как состояние природы.

А.ТРЕФИЛОВА: Уже почти вечер.

Г.ЧУРАК: Как состояние природы. Просто пасмурный день – низко ползут, или даже ветер гонит низко над землей тучи, вот такие рваные тучи, они живут, они меняют свои формы. И мы чувствуем, хотя не сильный ветер, но все равно ветер гуляет и по небу, и по земле, он сметает листья желтые к обочине дороги, и ветви высокие деревьев просто вершинами своими касаются этих облаков, потому что они очень низко нависли над землей. И вот такое состояние в природе… Ну действительно, ну наверное, все-таки предвечернее. Это никак утром не назовешь. И когда особой такой душевной тишиной наполнена природа, и эта фигурка женщины одинокой, которая идет, по этой гулкой ступает… по этой гулкой дороге, она вносит особое состояние и особое настроение – такого, и одиночества, и печали, и воспоминаний. Все сливается вместе, все соединятся здесь, в этой картине.

А.ТРЕФИЛОВА: Я Вам предлагаю сейчас немножечко прерваться, потому что уже сразу, как появилась фигурка женщины, сразу с ней вместе сейчас появится много вопросов. У нас есть призы, и есть, как всегда, вопросы для наших слушателей.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Да, призы у нас… число призов, точнее, разнообразие их у нас возросло в связи с тем, что открылось уже несколько новых выставок в сентябре в Третьяковской галерее и предстоят новые. Значит, вот каталоги этих выставок, которые открылись. Это, во-первых, Алексей Кравченко, большая выставка в Инженерном корпусе Третьяковки – Алексей Кравченко, который замечательный, очень сильный график и книжный иллюстратор – первой половины, скажем так, ХХ века, в 20-30-е годы он активно особенно работал. Но выставка шире – там есть его живопись, там есть его очень любопытные ранние живописные работы 10-х годов. И это не только из собрания Третьяковки, собственно говоря, работы, а из очень большого количества частных коллекций, галерейных, как галерея «Наши художники», и конечно, из архива семьи. Хорошая выставка, которая очень и очень заслуживает, потому что, ну, скажем так, это график уровня Фаворского, а знают его значительно меньше людей, чем знают Фаворского. Так что полюбопытствуйте-ка. И вторая выставка, которая… автор которой, наверное, мало знаком в России, но оказался тоже очень любопытным – это финский скульптор Кари Хухтамо. Основная часть этой выставки в зале в Толмачах, но самые большеформатные работы туда, естественно, просто не могли встать нормально – там залы довольно камерные – и поэтому они размещены, во-первых, на Крымском валу в холлах вокруг большой лестницы, а во-вторых, непосредственно на улице у основного здания Третьяковки – вот во дворике старого здания в Лаврушинском. Так что вот такая тройственная выставка – тоже каталог вам предлагается. И наконец, новая предстоящая выставка в рамках проекта «Золотая карта России» - теперь региональная программа «Музеи Подмосковья» пошла внутри этой программы. И приезжает музей Новый Иерусалим, который, как известно, не только историко-архитектурный, но еще и художественный музей, имеющий очень и очень любопытную коллекцию. Я думаю, что когда-нибудь они смогут рассказать о ней подробнее у нас, ну а пока имейте в виду, приглашаетесь вы на вернисаж, 9 сентября в 16 часов он состоится в Инженерном корпусе Третьяковской галереи, и у нас имеются пригласительные билеты. Вот это то, что вы можете выиграть, а вопрос… А вопрос связан, несомненно, с биографией нашего сегодняшнего героя и с тем учебным заведением, где он постигал… ну, я не скажу «азы», но где он, так сказать, совершенствовался в живописи – это Московское училище живописи. Вот кто же стоял, что за человек конкретный, стоял у основания этого учебного заведения. Не знаю, будем какие-то полуподсказки давать или..?

Г.ЧУРАК: Вы знаете, я думаю, что можно дать такую подсказку. Потому что…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Только не очень подробно.

Г.ЧУРАК: Да, очень широко мы ставим вопрос таким образом. Это очень московский человек, с такими, глубокими московскими корнями, это художник-любитель сам.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Сам?

Г.ЧУРАК: Сам художник-любитель…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Но…

Г.ЧУРАК: Коллекционер, он коллекционер, он коллекционировал акварели, рисунки художников и современных, и предшествующего времени – в основном, русских. А самое главное, он глава и, можно сказать, основатель большой художественной династии художников.

А.ТРЕФИЛОВА: Ничего себе подсказали…

Г.ЧУРАК: В нескольких поколениях.

А.ТРЕФИЛОВА: …просто все рассказали, Галина Сергеевна.

Г.ЧУРАК: Ну вот, у нас несколько таких, много таких есть династий.

А.ТРЕФИЛОВА: Но тем не менее. Давайте на этом пока…

Г.ЧУРАК: Тем не менее. Нам нужно назвать имя и…

А.ТРЕФИЛОВА: Имя, пожалуйста.

Г.ЧУРАК: …фамилию и имя этого человека.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Имя и фамилию – фамилии мало, ибо фамилия…

А.ТРЕФИЛОВА: Ибо после всего, что здесь сейчас произошло, нам фамилии мало, давайте еще имя.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Нам фамилии мало, нам фамилии мало, и фамилия известная – с разными именами.

А.ТРЕФИЛОВА: А на сайте у нас, на сайте «Эхо Москвы» висит репродукция – у кого есть Интернет, может посмотреть на «Осенний день в Сокольниках» Исаака Левитана. Ну и вот, идет там дама. Галина Сергеевна, насколько я понимаю, это единственное живое существо, единственный человек на пейзажах Левитана, да и тот не им сделанный.

Г.ЧУРАК: Нет, это, конечно, не совсем так, у него появляются фигуры людей, в его картинах, но не так часто. И он действительно не любил населять свои картины фигурами людей, какими-то событиями. И когда создавалась эта картина, как долго… ну, наверное, в течение нескольких месяцев, то уже картина была практически завершена, и его друг по Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества – так называлось в это время уже московское учебное заведение – его друг, который вместе с ним учился, это Николай Чехов…

А.ТРЕФИЛОВА: Брат Антона Павловича?

Г.ЧУРАК: Родной брат Антона Павловича Чехова. … предложил ему написать эту фигуру. И он написал, Николай Чехов написал эту фигурку женщины.

А.ТРЕФИЛОВА: Сам?

Г.ЧУРАК: Сам написал, да. Она, конечно, внесла сюда какую-то особую остроту такую и такую… элемент повествовательности, элемент рассказа. Не случайно эту картину, наверное, на протяжении многих десятилетий, помещали в школьные учебники, потому что благодаря, вот, этой повествовательности, которую вносит эта фигурка, о картине может начинающий человек, пишущий сочинение или изложение, или размышляющий о том, что есть пейзаж или о том, что есть соединение человека в пейзаже, соединение человека и пейзажа, может многое рассказать, многое может написать.

А.ТРЕФИЛОВА: А как он его убедил, Галина Сергеевна? Вот если художник написал картину и сделал пейзаж, и не было там никакой женщины, он же как-то себе представлял эту историю. Тут к нему приходит, ну пусть друг, Николай Чехов и говорит: «Надо все-таки подправить» - вот что это?

Г.ЧУРАК: Вы знаете, мы не были с Вами свидетелями того, как это было, но можно себе хорошо представить: это молодое, даже совсем юное, юношеское сообщество художников, которое жило в атмосфере любви к искусству, такого содружества художественного, творческого, влюбленности в природу, в пейзаж – это прежде всего относится к Левитану. Николай Чехов был более склонен к таким, жанровым моментам в живописи. И можно себе представить, как много и шуток, и забавностей всяких было, и легких вот таких отношений друг с другом в творческом плане, и что это, естественно, могли возникать вот такого вот рода и предложения, и соединения интересов художественных на одном полотне.

А.ТРЕФИЛОВА: Это прямо у нас сейчас как продолжение предыдущей программы «Родительское собрание», где Валерий Панюшкин блестящую мысль сказал о том, что сейчас присутствует дух конкуренции, а раньше был дух сотрудничества. Вот я насколько понимаю, в Московском художественном училище был дух сотрудничества, а не конкуренции, да?

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Тут даже другой немножко подвопрос: вообще, насколько характерно было в тот период, и в более ранний период особенно, работа над живописным произведением в несколько рук?

Г.ЧУРАК: Ну, так уж популярностью…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну тем не менее.

Г.ЧУРАК: …популярным это не назовешь, но тем не менее, вот по отношению к одному из учителей Левитана – а первым его учителем был Василий Григорьевич Перов – то существует такая легенда – она особенно ничем не подтверждена, но существует такая легенда – что пейзаж в знаменитой картине Перова «Охотники на привале», по крайней мере, помогал писать Перову его друг Саврасов, с которым они вместе работали, преподавали в Московском училище живописи.

А.ТРЕФИЛОВА: А кстати о Саврасове: вот я читала, что ему как раз не понравилось вмешательство Николая Чехова в эту картину, и он считал, что фигура женщины испортила пейзаж, испортила работу.

Г.ЧУРАК: Ну, здесь можно по-разному относиться к этому: мы с Вами говори… вот только что я произносила, что в эту картину фигурка женщины внесла вот такой элемент повествовательности. Может быть, даже немножко элемент сентиментальности. А Саврасов действительно писал тоже чистые пейзажи и тоже редко населял их фигурами людей. Хотя у него есть такие пейзажи с фигурками людей – можно многое вспомнить. Но мы воспринимаем саврасовские пейзажи и пейзажи его ученика Левитана как чистые пейзажи, ничем, как бы, не дополненные, кроме вот этого отношения самого художника, видения самим художником природы, ее понимания, отношения к ней, стремления выразить свои чувства. И ведь не раз Левитан жаловался своим друзьям – это есть и в воспоминаниях, и есть в тех, к сожалению, кратко сохранившихся письмах после Левитана. Это особый разговор – его архив ведь практически не сохранился. Те письма, которые писались к нему – Чеховым, в частности – они не сохранились, они были сожжены братом Левитана по требованию, по просьбе старшего брата Исаака. И вот во всех этих таких документальных свидетельствах, когда мы обращаемся к этим воспоминаниям, письмам, как часто мы погружаемся вот в этот внутренний мир Левитана, необычайно сложный, необычайно тонкий. Это мир человека, чувствующего природу… вот слова здесь сложно даже подобрать. Он молитвенно относился к этой природе. Молитвенно относился к миру жизни природы. И я даже выписала для себя, когда я готовилась к сегодняшнему разговоры – это неизбежно: сколько бы ты, вообще, ни занимался тем или иным предметом, ты все равно, готовясь к разговору, что-то собираешь в памяти. И вот, я перечитала замечательные совершенно воспоминания Коровина о Левитане. Они вместе с Коровиным одновременно учились в этом Московском училище живописи. И Коровин очень тепло, необычайно трогательно пишет о Левитане. И рассказывает о том, как они подростками – а Левитан ведь поступил в Московское училище, когда ему было 13 лет. Примерно в том же возрасте начинал учиться в училище и Коровин. Они близко и очень быстро сошлись, они были разные по характеру люди, но оба были влюблены в природу прежде всего. И они отправлялись в ближнее Подмосковье, в те же самые Сокольники, в Останкино, в Мазилово, куда их всегда, своих учеников, звал, приглашал, настаивал, чтобы они непременно ехали туда и там писали пейзажи и этюды, их учитель Саврасов. И вот, Коровин вспоминает, как они, оказавшись среди… уехав, отъехав немного от Москвы и оказавшись в одиночестве среди такой, привычной подмосковной природы, как они воспринимали, как они сопереживали ее состояние и… по-разному сопереживали. «Что ты плачешь?» - спрашивал Коровин не раз у Левитана. «Я не плачу, я рыдаю». Вот потому что вот эти чувства, эти состояния человека, который так ощущает природу, они просто разрывали, как бы, его изнутри. А вот то, что я хотела бы прочесть – это очень коротко, и Вы не пугайтесь, что я замучаю Вас и замучаю слушателей.

А.ТРЕФИЛОВА: Ну что Вы!

Г.ЧУРАК: Вот Коровин. Коровин вспоминает о том, как они в начале лета тоже приехали куда-то в Подмосковье и увидели куст шиповника, только что расцветший. И вот, Коровин пишет: «У ручья мы увидели куст шиповника. Он горел на солнце своими розовыми цветами. «Исаак, смотри, шиповник! Давай поклонимся ему, помолимся». И оба мы, еще мальчишки, встали на колени. «Шиповник», - сказал Левитан, смеясь. «Радостью славишь ты солнце, - сказал я. – Продолжай, Исаак». «И даришь нас красотою…»

А.ТРЕФИЛОВА: Ну прямо как молитва какая-то, да?

Г.ЧУРАК: «…красотою своею. Мы поклоняемся тебе». Мы запутались в этой импровизации, в своем поклонении шиповнику, и посмотрев друг на друга, расхохотались. До чего глупо!»

А.ТРЕФИЛОВА: Я Вам предлагаю… Да. Я Вам предлагаю сейчас послушать, как великий все-таки Третьяков угадал в Левитане… наверное, великого художника.

Г.ЧУРАК: Великого, несомненно, великого художника.

А.ТРЕФИЛОВА: …и как эта картина «Осенний день в Сокольниках» попала в Третьяковскую галерею. Любовь Ивановна Захаренкова, хранитель, нам об этом как раз расскажет.

ПУТЬ В ГАЛЕРЕЮ

Л.ЗАХАРЕНКОВА: Картина Левитана «Осенний день. Сокольники» экспонировалась на второй ученической выставке Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Там ее увидел Павел Михайлович Третьяков. Она ему понравилась, и он купил ее за 100 рублей для своей знаменитой уже к тому времени галереи. Вроде бы, в этом нет ничего особенного, но необычно то, что Левитан тогда был еще учеником училища, начинающим, еще никому не известным 19-летним художником. А Третьяков его уже заметил. Павел Михайлович писал после этого Крамскому: «В настоящее время в Московском училище есть несколько талантливых учеников». И он называет среди них имя Левитана.

ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ

А.ТРЕФИЛОВА: 19 лет. Это одна из первых, вообще, известных картин?

Г.ЧУРАК: Ну, одна из первых, но не самая первая.

А.ТРЕФИЛОВА: А почему он выбрал, вообще, жанр пейзажа и так на нем и остался, в общем, на всю жизнь? Он что-то пробовал еще, может быть?

Г.ЧУРАК: Нет, он ведь начинал учиться у… я уже упоминала, что его самым первым учителем был Василий Григорьевич Перов. Но жанр не привлекал Левитана, ему это было неинтересно. Об этом он свидетельствует сам, об этом свидетельствуют воспоминания, и об этом же свидетельствует его, в конце концов, живопись. Его привлекал пейзаж, его привлекала природа. Одновременно существовала, вот, мастерская, жанровая мастерская, так ее назовем, Перова, и одновременно, в это же время, возникла и очень в школе в этой московской заняла важное место пейзажная мастерская Саврасова. Вот к Саврасову и потянулся Левитан. И нужно сказать, что Саврасов заметил тоже Левитана. И как говорят, выпросил у Перова, чтобы Перов отдал ему в его мастерскую Левитана.

А.ТРЕФИЛОВА: Краткие новости сейчас на «Эхе», и сразу после кратких новостей продолжим.

НОВОСТИ

А.ТРЕФИЛОВА: Продолжаем наше собрание. «Осенний день в Сокольниках» - ну, почти такой же как сегодня, мне кажется, день был – Исаака Левитана, мы сегодня эту картину рассматриваем со всех сторон. И Галина Сергеевна Чурак у нас в гостях, Татьяна Пелипейко, Анна Трефилова. Я Вам предлагаю немножечко поговорить об атмосфере. А тут у меня есть сочинения, между прочим. Сочинения пишут взрослые люди…

Г.ЧУРАК:

Т.ПЕЛИПЕЙКО: На заданную тему?

А.ТРЕФИЛОВА: Нет, не на заданную тему. Не на заданную. Лев Лещенко приходил к нам на станцию и по просьбе нашей программы написал такое небольшое, коротенькое эссе о своей любимой картине. Вот я предлагаю сейчас как раз и послушать, что же нравится ему.

ЛЮБИМАЯ КАРТИНА

Л.ЛЕЩЕНКО: Вы знаете, в принципе, я очень люблю мирискусников. Но по настроению, если так вот, мне нравится «Московский дворик» Поленова. Я думаю, что это мое детство – вот эти старые дворики… Я родился в Сокольниках в Москве, вот эти старые двухэтажные домики, дворики такие, где липы такие старинные были, неасфальтированные дорожки, земляные такие тропиночки, сарайчики, где мы держали дрова, там, и топили печку. Это все послевоенные годы мои – вот это, наверное, вызывает у меня такие светлые чувства и ассоциации к этой картине Поленова.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Красивый голос, а?

А.ТРЕФИЛОВА: Красивый голос. Нет, а какая хорошая мысль.

Г.ЧУРАК:

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Вах, какой красивый.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Нет, совершенно замечательно, я благодарна Льву Лещенко, что он так душевно и тепло относится к замечательной картине, тоже в русской школе живописной, пейзажной живописной школе. Вот как раз Поленов – это один еще из учителей Левитана. Видите, как все сходится: Перов, Саврасов, Поленов. Вот из всего из этого вырастала московская пейзажная… вообще так вот, шире: московская художественная школа. Достаточно сильно отличавшаяся от более такой, жесткой, более академичной петербургской живописной школы. Ну, это нас разговор, наверное, увел бы далеко в сторону, но все-таки хочется снова вернуться к самой картине, ради которой мы сегодня и встретились. И может быть, чуть внимательнее вглядеться в нее.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Кстати, можно на сайте это сделать.

А.ТРЕФИЛОВА: Там была шпилька, что нет картинки – есть она вам.

Г.ЧУРАК: И понять, почему Третьяков, уже действительно к этому времени маститый московский собиратель, к покупке которой, к каждой покупке которого внимательнейшим образом относилось московское художественное сообщество и вообще московское общество… русское общество, и питерское тоже.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: У мальчишки какого-то, ученика, покупает эту картину.

Г.ЧУРАК: Да, у какого-то ученика, никому не известного.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Кстати, сколько заплатил-то?

А.ТРЕФИЛОВА: Сто рублей. Нам уже рассказали.

Г.ЧУРАК: Сто рублей.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Т.е. немного? Немного.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Нет, конечно, немного заплатил. И вдруг он выделяет среди того, что было на выставке – а действительно, нужно еще вот что себе представить…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Что там было.

Г.ЧУРАК: …что эти ученические выставки Московского училища, они начали устраиваться по инициативе Перова. И они устраивались в рамках передвижных выставок. Вот открывалась передвижная выставка, и в каком-то отдельном помещении, примыкавшем к выставке передвижников, устраивалось отделение ученическое.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну т.е. как и сейчас, в общем, иногда делают? Бывает.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Да. И можете себе представить, что, вот, допустим, одновременно на передвижной выставке были такие картины – годом раньше – как Куинджи «Украинская ночь», на следующий год, 78-й год, картина Шишкина «Рожь». В 79-м году, т.е. в год, когда появилась и эта картина, Поленов «Московский дворик», который только что упоминался. На следующий год – «Заросший пруд» Поленова и «Бабушкин сад». Вот в каком окружении вдруг появилась эта маленькая картинка. Ведь и нужно сказать, что все то, что я Вам сейчас назвала, и плюс к этому многое другое, Третьяков сразу с выставки передвижной купил для своей коллекции. И вот среди вот этих совершенно классических, замечательных, уже признанных имен и таких, классически завершенных произведений – и пейзаж там, и жанр был, и портрет, допустим, там, впервые в 77-м году на выставке… в 78-м году впервые выставлялся Репин со своим «Протодьяконом». Наверное, тоже могут многие в памяти вызвать этот своеобразный образ. И этот… И «Протодьякон» был приобретен Третьяковым сразу с выставки. И вот среди вот этого богатства такая маленькая, скромная, за сто рублей картинка Левитана. Но которая вошла как такое, непременной страницей, и какая-то очень трогательная и очень чистая страница пейзажной живописи, истории пейзажной живописи, и без нее мы уже не мыслим ни историю самого развития Левитана, ни историю московского и русского пейзажа в целом.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А вот историю пейзажа как раз Вы упомянули…

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Вы меня извините, я немножко, несколько слов все-таки скажу об этой вот картине. Она действительно сильно отличалась от многих работ, даже тех, которые я назвала и которые вы можете сразу себе представить…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Из тех, которые на выставке были?

Г.ЧУРАК: На выставке. Чем она отличалась? Не только своим небольшим размером, какой-то скромностью…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Федор Васильев был маленький очень.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Неяркостью красок. Но она отличалась еще как бы незавершенностью. Вот если вы смотрите… конечно, в репродукции это не так заметно. Но вы смотрите на дорогу – когда стоите у самой картины – вы видите, что краска положена очень легко, таким легким очень, прозрачным слоем. И сквозь эту, очень неплотно положенный… неплотно положенный красочный слой виден грунт, просвечивает холст. Словно у художника краски не хватило, да?

А.ТРЕФИЛОВА: Ну, это как-то нехорошо.

Г.ЧУРАК: Но это совершенно намеренно сделано. Посмотрите, как это…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Т.е. если это сравнить с Шишкиным, где вот просто ботаническая иллюстрация огромного формата, биология вся абсолютно четкая, а в живописи…

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Ну, мы не будем сравнивать и не будем говорить, что одно лучше, а другое хуже – просто разное.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Нет, нет, но мы говорим о разности этого.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Да, это просто разное. И действительно, на одной и той же выставке «Рожь» Шишкина завершенная, и вот эта вот, как бы незаконченный этюд словно. Листья кленов, они только намечены кистью. Само движение кисти передает форму этих кленовых листьев.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: А не ругались? Ведь это же нарушение правил, вот то, что просвечивает холст. Профессора, там…

Г.ЧУРАК: Недоумевали. Недоумевали. Потому что больше всего ценилось в живописи, ну, и в пейзажной тоже…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Фотографичность такая еще, да?

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: …завершенность, завершенность. Она не обязательно была графичной, но завершенность. Тщательная такая, вот, и выписанность, и объемность. А здесь вот все как бы в полутоне.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ведь Поленов уже сам гораздо свободнее, Поленов, который на него влиял.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Очень сво… конечно, он очень свободен. Но тем не менее, его манера живописная, она тоже немножко другая по отношению к этой картине. И эта картина воспринималась как этюд. И вот за это и поругивали Третьякова, и недоумевали, что он какого-то неведомого ученика незавершенную картину приобретает для своей коллекции.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Т.е. для Левитана она была завершенной? Принципиально.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Для Левитана принципиально она была завершенной. Вот у меня отры… у Вас на сайте этого нет, а у меня этот большой тяжелый альбом, который я сюда несла для себя, прежде всего.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Там фрагменты.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Нет, это не фрагменты. Это маленький этюд вот этот вот. Этюд, он себе… «Желтые листья, опавшие листья».

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну это просто импрессионизм – то, что Вы там показываете.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Да.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Скажите мне, пожалуйста, Галина Сергеевна… потому что просто вот то, что Вы видите в каталоге, другие не видят, поэтому нам немножко сложно. А все-таки кто… вот эта женщина, она какая-то реальная? Откуда и куда она идет? Что это за дорога, что это? Она гуляет?

Г.ЧУРАК: Она идет из глубины…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Что происходит?

Г.ЧУРАК: Не будем здесь искать какой-то абсолютной привязанности к реальности…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Ну она известная? Она настоящая? Она вымышленная?

Г.ЧУРАК: Нет. Она настоящая женщина, но она неведомая нам. Это просто, как бы мы сказали, стаффажная фигурка, которая, вот, вписана в этот пейзаж…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А вот композиционно эта фигура важна здесь, на Ваш взгляд? Потому что ведь очень интересна сама: вот эта изогнутая дорога, да, изогнутая почти симметрично – вот там как будто зеркало… вот эти деревья…

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Вот когда она есть, когда она есть, то мы понимаем, что она важна, конечно. Она важна. Взгляд останавливается на ней…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: А может, просто привыкли, Галина Сергеевна? Может, просто привыкли мы к этому, что она там есть? Без нее будет пусто.

Г.ЧУРАК: Если бы не было ее, мы бы, наверное, чуть иначе, как-то иначе воспринимали этот пейзаж. Но она есть, и мы вынуждены с ней…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Смириться.

Г.ЧУРАК: Хотим мы, не хотим, но мы считаемся с ней. И воспринимаем этот пейзаж как единое целое. И неважно, что написал эту фигурку не Левитан. Забудем даже об этом. Потому что вот все вместе и создает то состояние в природе, то ее настроение, которое стремился выразить Левитан.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А если ему…

А.ТРЕФИЛОВА: Сейчас, Танюш, извини. Осталось, может быть, эскиз или что-то… как это могло бы выглядеть без нее? Как он сам это задумал.

Г.ЧУРАК: Нет, другого эскиза нет.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Нет? Т.е. только в воображении можем представить.

Г.ЧУРАК: …к этой картине. Я могу сказать другое: картина эта, в общем, была популярна еще в старые времена, в дореволюционные времена, и популярна была, как и сейчас она популярна. И в какой-то момент – это уже 80-е – 90-е годы, еще при жизни Третьякова, ученики Московского училища – уже следующее поколение, пришедшее вслед за Левитаном, они приходили по разрешению… Третьяков разрешил это, и они копировали многие картины в залах Третьяковской галереи, в залах у Третьякова. Копировалась учениками и эта картина. И нам иногда попадаются вот такие вот старые давнишние копии с этой картины Левитана. Очевидно, что это не Левитан, но очевидно стремление приблизиться ученика следующего поколения к тому, что сделал Левитан…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Галина Сергеевна, кстати, а вот сейчас вот, если в Третьяковку удается попасть в выходной день, там много студентов работает в старых как раз залах и что-то копирует. Вот интересно, приходят, присылают преподаватели копировать Левитана сейчас? Или это в основном, там, вот все в залах Венецианова большей частью?

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Нет, нет, присылают и копируют, и работают с этой живописью…

А.ТРЕФИЛОВА: А почему ты так, Тань, думаешь, что Левитана сейчас…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Нет, просто к слову.

Г.ЧУРАК: Я в Вашем вопросе чувствую, что некое доверие к этому художнику…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Нет, интересно, как преподают, скорее. В этом плане.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Как преподают – это, наверное, вопрос…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Ну вот про недоверие я бы все-таки поговорила, Галина Сергеевна. Потому что оно существует. Мы с Вами говорили до эфира, что многие относятся к Левитану, как к школьной программе, так сказать, достаточно так, спокойно…

Г.ЧУРАК: Я Вас перебиваю, простите, но это ведь не только к Левитану относится, это относится ко многим и другим… ну, если мы говорим о живописи, ко многим другим художникам, которые, как бы, навязли на глазах. Потому что из одного учебника в другой их…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Мне кажется, заслужить место в учебнике – это тоже отдельная история. Не все попадают в учебники.

Г.ЧУРАК: Не все попадают. Но не всегда…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Не все попадают в Третьяковскую галерею!

Г.ЧУРАК: Не всегда вот такая тиражированность идет на пользу художнику. Даже такой простой и всегда на памяти лежащий пример: знаменитая картина Шишкина «Утро в сосновом лесу», которую…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: (смеется) Конфета.

Г.ЧУРАК: Интеллигентному человеку кажется, что ее нельзя любить, ее не нужно любить, эту картину. Ее можно только ругать.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Но как это? Мне кажется, интеллигентный человек сам должен понимать, что ему хочется, а что нет.

Г.ЧУРАК: Но не Шишкин виноват в этом. А виновата вот эта растиражированность ее.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Эффект конфетной коробки.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Да. Растиражированность ее. Не только на конфетных коробках, но иногда…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Но послушайте, «Мадонна» и, там, я не знаю, Леонардо да Винчи тоже везде есть, на всех шоколадках. Это не портит его отнюдь.

Г.ЧУРАК: Нет, нет, извините меня. Вы думаете, Мадонну так же глубоко понимают, как нужно понимать ее?

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Ну мне кажется, что к ней все-таки относятся не так, как к «лесу» Шишкина. Я хочу сказать, что появление на конфетной обертке разумному человеку, интеллигентному, как Вы сказали, оно не должно его смутить совершенно.

Г.ЧУРАК: Ну вот я… Я тоже так считаю, что не должно смутить. Но тем…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Мало ли кто чего где нарисует.

Г.ЧУРАК: Но тем не менее, каждая вот такая вот капелька на протяжении многих десятилетий, она делала свое дело. И Шишкин…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Но Левитана на обертках не было. Насколько я помню. Но в учебнике был, да.

Г.ЧУРАК: Но тем не менее, Вы с каким-то недоверием относитесь к нему. Я надеюсь, что когда мы на следующий год…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Я как раз очень люблю Левитана.

Г.ЧУРАК: Я надеюсь, что когда… Ну, Вы выражаете такое, широкое, наверное, мнение, Вы озвучиваете его.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Ну многие говорили: «ну что вы, вот, Левитана, это же неинтересно. Мы же все про него знаем».

Г.ЧУРАК: Они, ну, как бы знают. Знают, как бы, какую-то поверхностную канву. Но…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Почему он попросил сжечь свои письма? Почему он попросил сжечь письма?

Г.ЧУРАК: Вы знаете, они были очень интимные, очень личностные. При том, что у Левитана была такая, широкая, в общем, широкая аудитория, так скажем, переписки – он с разными людьми переписывался. Но интимнее и больше всего с Чеховым он переписывался. И вот эти чеховские… письма, обращенные к Чехову, в частности, он просил сжечь. Хотя не только эти письма погибли. Письма к Кувшинниковой, его переписка с ней.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Это еще при жизни его сожгли?

Г.ЧУРАК: Нет, это… он, как бы, оставил…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Т.е. выполнили волю?

Г.ЧУРАК: …такое завещание, завещательное пожелание своему брату.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: А как Вы считаете, можно было это не выполнить? Ну Кафку же не сожгли. Хотя он тоже просил.

Г.ЧУРАК:

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну есть и другие истории, конечно, но…

А.ТРЕФИЛОВА: Ну есть, когда сами все сжигали, да, но…

Г.ЧУРАК: Есть, когда сами все сжигали. Но в данном случае он… эта просьба была обращена к брату. Но тем не менее, действительно, все… несмотря на все на то, что вот так вот, к сожалению, погиб архив Левитана, мы многое знаем о Левитане, прежде всего через его произведения, через воспоминания. Благодаря письмам Чехова, обращенных к Левитану и упоминаниям о Левитане, множественном упоминанием о Левитане в письмах Чехова. Это были два очень близких друг к другу человека. Вот мы упоминали…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Они через брата познакомились, да? Через Николая?

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Да, через Николая познакомились. Но это знакомство произошло очень быстро, когда семья Чеховых собралась в Москве и тоже очень сильно бедствовала… Это особый разговор о том бедственном состоянии, положении, в котором пребывал Левитан, когда он учился…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: И кстати, Третьяков ему неплохо помогал, покупая его картины, потому уже за гораздо более… за гораздо большие деньги.

Г.ЧУРАК: Ну, это уже позже, это уже позже было. Это было позже.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Вообще, Павел Иванович лишнего не тратил, когда мог.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Когда он учился в Московском училище – ну, это тоже известное и общее место, что он мог не иметь, вообще, пропитания в течение нескольких лет.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: А он ведь так и не получил диплом, да?

Г.ЧУРАК: Извините, нескольких дней. И вот в делах училища сохранились – это не только по отношению к Левитану, но и по отношению к другим ученикам, но в частности и по отношению к нему – сохранились документы, когда Левитану выдавались такие, коротенькие деньги – по 15, по 30 рублей – на краски, на холсты, еще раз на краски, для окончания картины. У него совершенно не было денег.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А кстати, обучение там было платное или нет, в этом Московском училище?

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Оно было платное, но его… но учеников могли освобождать от платы. И кстати сказать, братьев Левитанов… ведь Адольф, старший брат, тоже учился в Московском училище. И Адольфа, и Исаака в какой-то момент освободили от платы. А потом плату за них, стипендию даже, которую получал Исаак Левитан, он получал от графа Долгорукова.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Вот кстати, давайте мы на вопрос-то ответим, раз мы опять про училище. Забыли совершенно.

Г.ЧУРАК: Да.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Да, к нам поступил уже…

А.ТРЕФИЛОВА: А между тем, ответ есть.

Г.ЧУРАК:

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Безусловно, поступил длинный список победителей, поскольку там полтора десятка народа, с Вашего позволения, не буду всех зачитывать, чтобы не была радиограмма радистки Кэт…

А.ТРЕФИЛОВА: Но всем позвонят сейчас, а может, уже позвонили.

Г.ЧУРАК:

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И вот, собственно говоря, поступил ответ, и все, кто правильно сказал, что это был Егор Маковский.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Да, это замечательная фигура, Егор Иванович Маковский. Действительно, художник-любитель, а вот эта идея…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А сколько мы знаем Маковских потом-то! Это все дети, потомки и т.д.?

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Да, да, да. Владимир Маковский, Константин Маковский, Николай Маковский, Елена Маковская – это все родные братья и сестры. А потом следующее поколение Маковских и еще следующее поколение Маковских, которые были или художниками, или архитекторами. Минувшей зимой в Русском музее была замечательная выставка…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А сам Егор, собственно говоря, на какие средства он создал это училище, чем он занимался?

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Он был… Можно сказать, что не один создал…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну конечно.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: …возникло такое… существовало такое в Москве сообщество, дружественное сообщество людей, любивших искусство, каким-то образом… ну, встречавшихся друг с другом, и каким-то образом слегка хотя бы покровительствовавшее молодым талантам, молодым художникам. Тем, что помогали устраивать выставки, приобретали у них картины. И родилась идея создать московский художественный класс – так начиналось это, с московского художественного класса. Который был организован в 1883 году. И по подписки собирались деньги на содержание этого класса. Через десять лет этот художественный класс стал московским – в 43-м, 1843 году – Московским училищем живописи, потом это стало Московское училище живописи и ваяния, и т.д.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Галина Сергеевна, а почему… Левитан ведь не получил диплом этого училища?

Г.ЧУРАК: Нет, он получил диплом, но получил диплом внеклассного художника.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Учителя чистописания?

Г.ЧУРАК: Который не давал даже ему права преподавать рисование.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: А почему?

Г.ЧУРАК: Преподавать живопись в учебных заведениях.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Плохо учился?

Г.ЧУРАК: Нет, он не плохо учился…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Или просто ушел, не завершив курс?

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Он… да, он ушел, не завершив… Ведь он поступил в училище в 73-м году, а диплом получил в 83-м году, т.е. вот эти десять лет…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Т.е. он брал академические…

Г.ЧУРАК: …десять лет жизни в училище были какие-то длительные перерывы из-за невозможности просто ходить в училище, потому что нечем было…

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Бедность?

Г.ЧУРАК: …не в чем было ходить. Из-за бедности. И… ну, нужно сказать, что не только Левитан – многие вот так вот заканчивали, таким путем заканчивали училище. Но это ведь ровным счетом ничего не значит.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Ничего не значит. Вот я тоже хотела сказать.

Г.ЧУРАК: Абсолютно ничего не значит. Потом, Левитан, начиная с 91-го, по-моему, года, он начал преподавать… Нет, с 98-го, незадолго до смерти уже своей. В 98-м году он стал преподавать в училище. Его просили, чтобы он вошел в состав преподавателей, профессоров Московского училища. И вот этой первой, ну, так, условно назовем ее первой картиной, от этой ранней картины до картин последних, которыми завершается путь Левитана, ну, можно сказать, что одной… что такой, последней, незавершенной картиной художника была картина «Озеро», и художник называл ее еще «Русь». Она находится в собрании Русского музея, и мы надеемся, что мы ее получим для выставки персональной Левитана, вот, в 10-м году.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Вы планируете уже на 10-й год выставку, да?

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Да, да. Мы очень активно работаем, как раз Любовь Ивановна Захаренкова, она курирует эту выставку, она…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Т.е. когда нам ориентировочно ждать этой выставки?

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Наверное, осенью.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Осенью 10-го года? Через год примерно.

А.ТРЕФИЛОВА:

Г.ЧУРАК: Осенью 10-го года, осенью 10-го года.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: А много, сколько приблизительно картин Левитана в Третьяковке?

Г.ЧУРАК: Ну, мы так рассчитываем, что это будет где-то в районе 150 произведений. Это будет и живопись, и графика, и рисунки, и акварели. И еще очень рассчитываем – это сложный очень момент – очень рассчитываем на то, что в выставке будут участвовать пастели Левитана. Это особая, вообще, сфера его интереса, которая проявилась в 90-е годы. Это особый вид тоже живописного… живописно-графического такого искусства, которое очень сложно экспонировать, очень сложно транспортировать, но мы надеемся, что мы сможем собрать эти вот произведения, которые находятся частично и у нас, и в Русском музее, и в других музеях, и в частных коллекциях. И Левитан во всей своей, вообще, во всем разнообразии своего пейзажного творчества предстанет.

Т.ПЕЛИПЕЙКО:

А.ТРЕФИЛОВА: Галина Сергеевна Чурак. Вот как раз, собственно, и подошел финал нашей программы, у нас остались анонсы от Якова Широкова. Галина Сергеевна, спасибо Вам огромное! Татьяна Пелипейко, Анна Трефилова. Счастливо!

Я.ШИРОКОВ: Очередная выставка в рамках проекта «Золотая карта России» открывается в Третьяковской галерее в четверг. На этот раз посетители музея смогут познакомиться с одной из коллекций Историко-архитектурного и художественного музея «Новый Иерусалим». Экспозиция посвящена русской усадебной культуре XVIII и XIX столетий. Сюда, в частности, войдут фарфор русских и немецких заводов, а также портреты работы мастеров той эпохи. Выставка открывается в Инженерном корпусе в Лаврушинском переулке.

Там же, кстати, открылась выставка Алексея Кравченко, гравюра, рисовальщика, живописца, участника объединения «Четыре искусства». Работая в первой половине прошлого столетия, эпоху бурную и богатую на стили и направления, он в то же время больше тяготел к классике. На выставке представлены как произведения из музейных фондов, так и малоизвестные – из собрания семьи и частных коллекций. Большой раздел отведен живописи, в том числе, работам, созданным в поездке по Индии и Цейлону. Виды Подмосковья и зарубежных городов, портреты друзей и близких, натюрморты, пейзажные и жанровые зарисовки, этюды обнаженной натуры.

Тем временем, сразу на трех площадках галереи развернулась выставка скульптуры финского автора Кари Хухтамо. Работы мастера, чей любимый жанр – так называемое «мобиле» или подвижные конструкции, дополнены рисунками и печатной графикой.

В Государственном историческом музее открылась выставка иконописи Болгарии. Шедевры последних семи столетий из частных собраний музеев, многие из которых выставляются впервые. Особо организаторы обращают внимание на иконы XIV века. Некоторые из них являются произведениями константинопольской школы и отражают взаимоотношения с Византией. Другие раскрывают специфику местных художественных мастерских.

Еще есть время, чтобы успеть на выставку, посвященную 20-летию со дня падения Берлинской стены. Она проходит в Манеже. Документальные фотографии, представленные здесь, зафиксировали не только процесс разрушения символа послевоенного раскола Европы, но и его строительства. Кроме того, видеоматериалы и интервью очевидцев помогают восстановить настроения германской столицы в те годы, когда ее разделяла стена.