Работа Владимира Лебедева "Примерка": тема НЭПа в изобразительном искусстве - Валентина Бялик - Собрание Третьяковки - 2009-01-25

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Добрый день. У микрофона Татьяна Пелипейко. Я с удовольствием приветствую Валентину Бялик, старшего научного сотрудника Третьяковской галереи сегодня в нашем эфире. Валентина Моисеевна, здравствуйте.

В.БЯЛИК: Здравствуйте.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И говорить мы будем о таком авторе, как Владимир Лебедев. Мы заявили одну конкретную работу для старта нашего разговора. Эта работа называется «Примерка». Но вообще-то, его творчество выводит нас не просто на конкретные его работы, но, честно говоря, на целую школу, к которой он в очень, в очень большой степени, что называется, руку приложил. Вот об этом мы, несомненно, поговорим. Но, наверное, мы можем сначала задать нашим слушателям вопрос и объявить призы с заданием.

Итак, призы у нас сегодня следующие: во-первых, ну, у нас ещё всё январь. У нас ещё пока праздники окончательно не завершились, поэтому у нас имеется календарь от Третьяковской галереи. У нас имеется номер журнала «Третьяковская галерея», где среди прочего у нас вот, правда, про Владимира Лебедева там нет. Но есть там у нас и про православную икону, и про собрание Иркутского музея, и про, так уже исторически немножечко назад, - про презов и элитов, и о Васнецове здесь есть, и даже о современном американском искусстве. Журнал, так сказать, идёт широко. Вот это вы можете выиграть, ну и такие знаменитые Третьяковские «билетики-вездеходы»-приглашения, которые можно использовать в любой день и в любом здании Третьяковской галереи, где вы захотите. На две персоны каждое такое приглашение. Ну, значит, вот это наши призы. Но внимание! Сейчас мы зададим вопрос, и попросим, чтобы ответ был чёткий и верный, а не приблизительный.

Скажите же, пожалуйста, господа, нам, что же такое ламповая копоть? Есть ещё английский термин, но я боюсь, что английский для знающих английский будет хотя бы наполовину подсказкой, поэтому я бы не использовала его, как минимум, пока.

В.БЯЛИК: Изящная подсказка… Чуть-чуть расширю. У меня вопрос звучит так: что за краска ламповая копоть?

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну хорошо. Да. Итак, пожалуйста, обозначьте нам, что же это такое в плане не просто цвета, но и технологии? – Позволю себе выразиться. Вот этот ответ извольте нам на наш номер sms присылать: +7 (985) 970-45-45 . Что же за краска «ламповая копоть», если вы желаете получить перечисленные нами призы.

Ну, а вот теперь работа Владимира Лебедева, которая называется «Примерка», и которая, может быть, она вот так выходит чуть-чуть в другую сторону от того, как он воспринимается традиционно, потому что традиционно все говорят: «О! Это детский иллюстратор книг». Мы вернёмся к этой теме, но всё-таки вот верно ли говорить: «Владимир Лебедев есть детский иллюстратор»? Хотя, конечно, это шедевральная вещь. Иллюстрации его именно для детских книг.

В.БЯЛИК: Это художник более широких применений своего таланта, это художник более яркий, более многогранный и более значительный, нежели действительно совершенно справедливо его блистательнейшие иллюстрации к детским книгам. И вот я с радостью, так сказать, потрясаю этими книгами из моей домашней коллекции.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ой! Как вам повезло!

В.БЯЛИК: Да. Но вы знаете, повезло не потому, что я уже такой безумный старожил этой книги, которые иллюстрировались в двадцатые годы. Но, тем не менее, в семидесятые годы было их повторение, и поэтому «Мороженое» Маршака с иллюстрациями Лебедева, знаменитый «Слонёнок» Киплинга 22-го года, его замечательный «Багаж» Маршака, к которому он обращался несколько раз, и, наконец, «О глупом мышонке» Маршака. Это тоже очень ранние иллюстрации – всё это я имею счастье так в своё время приобрести для тогда моих ещё маленьких детей. Но хотелось бы заметить, что в коллекции Третьяковской галереи, в отделе графики только 70 листов (70! – повторяю), его станковой графики. То есть, это: это тематические работы, это наброски карандашом и акварелью, это ню, в которых он был блистательным мастером. Причём, это и чёрно-белое, это и многоцветье нежнейшей акварели. То есть, ограничить представление об этом художнике только иллюстрациями – это будет неверно.

Наконец, ещё позвольте добавить, что Третьяковская галерея обладает, пусть меньшей, чем графика, но коллекцией его живописных произведений. То есть, он был мастером и портрета живописного. Так можно говорить о том, что художник очень многогранный и яркий.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Вот к этому мы вернёмся, а сейчас традиционная наша рубрика «Путь в галерею», которая рассказывает о том, как работы попадали. И вот оказывается, некоторые неожиданности в этом с точки зрения вашей коллеги, тоже научного сотрудника Третьяковской галереи Нины Белохвостовой. Давайте послушаем.

ПУТЬ В ГАЛЕРЕЮ

Н.БЕЛОХВОСТОВА: Надо сказать, Третьяковской галерее повезло: мы обладаем замечательной коллекцией графических работ Владимира Васильевича Лебедева обширной, разнообразной.

Лист «Примерка» 27 года, о котором идёт речь, - из первого ряда, один из лучших. Мы регулярно включаем его в нашу постоянную экспозицию. По образной, пластической выразительности этот лист – попадание авторов «в десятку». Но, конечно, надо сказать, что и Владимир Васильевич Лебедев – художник волей Божьей, и один из самых-самых наших замечательных и значительных художников, несмотря на то, что он по преимуществу график. Но ХХ век придал графическому искусству острому, быстрому, реактивному самостоятельный статус и выдвинул его на передовой рубеж. Много больших художников работало и раскрыло себя именно в графических техниках.

Но, возвращаясь к «Примерке» Лебедева, надо сказать, что, несмотря на то, что он создан как бы на злобу дня, его содержание не исчерпывается гротескно-сатирическим. Значительное произведение, пусть даже камерное, оно несёт в себе более ёмкий, обобщающий смысл, является как бы отображением, страницей извечной человеческой комедии.

И ничего особенно примечательного в истории поступления этого листа в нашу коллекцию нет. Она весьма благополучна и традиционна для своего времени. Единственно, мне хотелось сказать, что воспринимаемая как уже такая неотъемлемая составляющая нашего золотого фонда – мне казалось, что этот лист из старых поступлений тридцатых годов, что возможно ещё Бакушинский Анатолий Васильевич, такой острый знаток и собиратель графического искусства его приметил и приобрёл для коллекции. Но оказалось, что он был приобретён уже гораздо позже, уже у вдовы художника Лазо-Грабенко в

70-м году, в числе прочих замечательных листов Владимира Васильевича Лебедева. И с тех пор мы вот такие счастливые обладатели этого шедевра. Побольше бы таких историй в современной музейной практике.

СОБРАНИЕ ТРЕТЬЯКОВКИ

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну вот, оказывается, что действительно не собирала Третьяковская галерея в двадцатые, в тридцатые годы работы данного автора, работы, может быть, других художников его круга.

В.БЯЛИК: Дело в том, что, как уже было названо замечательное имя искусствоведа Бакушинского, который был в двадцатые годы заведующим отделом в Третьяковской галерее, устраивал совершенно потрясающие выставки, о чём у нас в залах графики была недавно своя интересная выставка. Так вот, Бакушинский, конечно, пристально наблюдал и за классическим рисунком, за его судьбой, чтобы он попадал к нам, и за современным. Но тут мы с вами ещё раз должны подчеркнуть, что Лебедев – это Ленинградская школа живописи, равно, как и много других блистательных мастеров. И поэтому просто нельзя объять необъятное. И вот интерес к сиюминутному, сегодняшнему искусству не то, чтобы руки не доходили, но просто специалисты предполагали, что у них ещё будет время приобрести работы этих мастеров.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А время стало поворачиваться жёсткой стороной для многих.

В.БЯЛИК: Вы совершенно правы. Время стало поворачиваться совершенно страшной стороной. И, собственно, ещё 22 июня, когда я имела честь рассказывать о творчестве Николая Тырса, мы упоминали, как, в

общем-то, эта Ленинградская школа художников-иллюстраторов, художников-графиков, как она была буквально раздавлена чудовищной статьёй, которая появилась 1 марта 36 года в «Правде», и называлась она «О художниках-пачкунах», где этих блистательных мастеров ассоциировали с такими страшными преступниками, даже их именем этим же называли: «Кампричакосы».

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И это 36-й! А к тому времени, скажем, Вера Ермолаева уже два года, как была арестована, можем ещё имена вспоминать, и находить такие же проблематичные ситуации. А иногда – трагические ситуации.

И вот, с другой стороны, ведь, казалось бы, вот здесь мы берём даже вот эту работу «Примерка». Это несомненная сатира. Несомненная сатира эпохи ещё нэпа. И, казалось бы, она очень правильна с точки зрения любой идеологии. Хотя, прежде всего, хочется говорить о художественных достоинствах работы, но здесь никуда не денешься –

по-моему, она вписывается в правильную линию, или нет?

В.БЯЛИК: Но я бы всё-таки позволила назвать это не столько сатирой, сколько иронией, потому что в этом листе столько изящества, столько красоты, и такое разнообразие именно живописных, я бы сказала, приёмов, хотя он весь чёрно-белый, что назвать это эдакой злостной иронией, ну, просто лично я бы не решалась. Но, тем не менее, от нэпа, который, мы же знаем его границы, и он уже к 27-му году закончился. Но опять же, слишком небольшой временной промежуток. Его ещё нэп, не так пинают, не так распинают, как нечто отвратительное и безобразное. И поэтому здесь присутствует скорее такая ирония ситуации, ирония пластических приёмов. Не случайно я когда-то позволила себе сравнить две «Примерки», из которых одна – Дейнека и называется «На тёплые воды», где вполне, ну, я бы сказала, такая корпулентная дама примеряет платье, и гибкая молоденькая блондинка-портниха, стоя на коленях, там что-то подправляет.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Это у него каким годом у Дейнеки датировано?

В.БЯЛИК: Это 24-й год. У Дейнеки это 24-й, и это было помещено – внимание! – в журнале «Безбожник у станка».

(Смеётся). Вообще, вы знаете, рассматривать старые журналы – это очень интересное и полезное занятие, потому что из монографий потом могут уйти вот такие вот графические листы, которые тот же Александр Дейнека создавал огромное количество.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А работа Лебедева, кстати, она где-то публиковалась? Или она выставлялась? Что известно на этот счёт?

В.БЯЛИК: С некой периодичностью работа эта Лебедева она постоянно бывает в нашей экспозиции. На сегодняшний день любители искусства отправляются в Третьяковскую галерею, на Крымский вал. Они находят 11-й зал, а потом – зал 28-й, и они рассматривают работы Лебедева, которые под стеклом прекрасно представлены. Это именно вот эта вот графика. Ни одной книжной иллюстрации у нас в экспозиции сейчас просто нет. Более того, Лебедев именно у нас представлен, как станковист. Но хотелось бы сказать, что его вот эта изящная ирония она не только появляется в связи с нэпом, и в связи с этой «Примеркой». Ведь хотелось бы напомнить, что он был вольнослушателем Академии художеств, что он занимался в художественных студиях. И, будучи совсем молодым человеком, Владимир Лебедев начинал как кубист.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И, если поискать даже в Интернете, можно найти ну парочку хотя бы его работ в контррельефах, это чуть попозже его работы, которые они явно окрашенные…

В.БЯЛИК: У него живописные очень интересные натюрморты именно кубистического плана.

А вот эта его знаменитая серия «Прачка», а, если говорить точно, это не «Прачки» вообще, а «Гладильщицы», то эта серия насчитывает до 25-ти листов. И он начинал её и чёрно-белой, он потом делал её цветной.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И коллажи делал к ней.

В.БЯЛИК: А потом в Русском музее находится в экспозиции даже сегодня вот такой блистательный его цветной коллаж. И согласитесь, что вполне такая мировая тема, как вот эти вот «Прачки»-«Гладильщицы» они там, ну кто только их не изображал! У него они имеют особо острый, особо выразительный характер, благодаря именно кубистическому решению.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну что ж, отлично. И на самом деле, я тут краем глаза присматривала за ответами наших слушателей. И знаете что, на самом деле, если даже где-то вот так вот вторая половинка ответа, на которой вы, Валентина Моисеевна, настаивали, чтобы было какой именно тип краски технологический, очень много нам просто трактатов о том, как замечательно можно использовать копоть, сажу и так далее, и так далее, и так далее. Потому что, безусловно, даже ответы, которые неточны, они всё равно нам давали чёрный цвет, почему мы не стали говорить вот это самое английское, как оно звучит: (по-английски), естественно, но чёрный цвет, безусловно, опознали все, и все поняли, что вот это хорошая, кроющая такая матовая, чёрная акварель. И я с радостью назову тех, кто нам дал верные ответы. Это (перечисляет имена и номера телефонов победителей). Я поздравляю всех. Итак, это вот чёрная акварель действительно, такая действительно чёрная!

Мы вернёмся буквально через 5 минут к Владимиру Лебедеву и к его кругу, и ко всему прочему, и поговорим и о его техниках, безусловно, которые он использовал.

У нас в гостях, напомню, сегодня в «Собрании Третьяковки» старший научный сотрудник галереи Валентина Бялик.

НОВОСТИ

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И ещё раз напомню, что в гостях у нас сегодня Валентина Моисеевна Бялик, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи. А у микрофона – Татьяна Пелипейко.

Валентина Моисеевна, вот теперь хочется, наверное, подробнее о его… Мы говорим о Владимире Лебедеве, о его книжных опытах поговорить. Тем более что разобрались мы, наконец, с ламповой копотью. Я надеюсь, что наши слушатели не станут сами экспериментировать для получения такой хорошей чёрной краски, тем более что и ламп, на которых есть копоть, уже теперь не найти – они сами по себе антиквариат.

Ну, а вот, что касается Лебедева. Ведь, если мы смотрим и станковые работы, и опыт политического плаката, и Окна РОСТа в Петербурге ещё, в Петрограде, прошу прощения, а не в Петербурге. Да, исторически. Он публиковался в каких-то журналах в ещё ранние свои годы. Когда же он именно книжной иллюстрацией занялся? И что его как бы в это вовлекло?

В.БЯЛИК: Ну, схвачу за ниточку ваши слова о его политических плакатах и напомню, что уже человеком зрелого возраста во время войны он принимал участие, создавая плакаты для Окон ТАСС. То есть, такая злободневная работа, и необходимая работа в период Великой Отечественной войны не прошла мимо этого мастера.

Что же касается его интереса к детской книге, то здесь мы с вами должны, мягко и деликатно улыбнувшись, как бывает, когда вспоминаешь что-то светлое и прекрасное, вспомнить, когда в России расцвела книжная детская иллюстрация. То есть, мы должны вспомнить художников «Мира искусства».

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Естественно, когда, собственно говоря, сам господин Лебедев ещё находился в столь нежном возрасте, что, в общем-то, мог только читать эти книжки и рассматривать иллюстрации, будучи ребёнком.

В.БЯЛИК: Совершенно верно. И тот неоценимый вклад в культуру, и русскую изобразительную, ну, а если хотите, может быть, даже и в мировую культуру, которую внесли художники «Мира искусства», создавая свои иллюстрации. Это и Александр Бенуа, и Добужинский, и Билибин, и Нарбут, несомненно, то всё это Лебедеву было знакомо. Но я не случайно упомянула о его кубистических опытах, потому что это человек, идущий очень в ногу со временем, будучи совершенно молодым человеком, уже начинает работать. В 1911 году, то есть, 20-летний художник уже принимает участие в работе детского иллюстративного журнала «Галчонок». Ему это было интересно. Более того, он отчётливо понимал, будучи, подчёркиваю, совсем молодым человеком, что книга – для него дорога была книга, как самоценность, не просто, как предмет, а как некий институт, который соединяет в себе текст, мысль автора и в то же время изображение художника. Для него было важно понимание книги, как целостного единства. Он это воспринимал, как живой организм, все части которого взаимно обусловлены и пронизаны общим ритмом.

Итак, именно 20-летний художник начинает работать сначала в журнале, а уже в 1918 году он принимает участие в альманахе «Ёлка», где тоже были работы, многие произведения для детей. Этот альманах составляли Бенуа, Чуковский. И было это, как вы, несомненно помните, под редакцией… Ну, помните! Не из своей жизни, а из литературных источников, под редакцией Горького это было.

Что же касается «Слонёнка», то это 22-й год. 22-й год и многочисленные опыты, о которых мы с вами говорили: опыты кубизма, опыты коллажа, умение воспринять иллюстрацию, как, прежде всего, выразительная плоскость листа. Художник не стремится прорвать эту плоскость листа. Он отчётливо понимает, что ему не нужны здесь визуальные эффекты. И даже обложка она собой, вы видите, представляет, хотя и чёрно-белого слонёнка. Весь он чёрный, и только одно ухо и одна нога у него даны тонально. И вокруг него в безумном хороводе, так сказать, поражённые ударами его могучего хобота, разлетаются кто? - Все! Вы посмотрите, в какое жалкое ничтожество превращается крокодил.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Тут одновременно какие-то и крокодилы, и комары, и мухи, и пальмы там мимоходом….

В.БЯЛИК: И все они подвергаются его справедливым, скажем так, ударам, потому что мы же понимаем, что Слонёнок не какой-то отъявленный хулиган. Он же не герой (простите за вот такой вот ход сравнения), но он же не герой графических листов Лебедева, которые называются «Панели революции», когда художник изображал эдакую пену общества, выброшенную на панель. Так вот, этот слонёнок у нас совсем не такой. Он не хулиган, он просто в данном случае выступает за сохранение собственного Я.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну, и с другой стороны, здесь, конечно, абсолютное знакомство с опытом авангарда, что рукой, что глазом.

В.БЯЛИК: Конечно.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И одновременно с этим это совершеннейший фигуратив. То есть, здесь нет абстракции, здесь нет просто линий, которые мы можем видеть в замечательных авторских книгах, где сотрудничали непосредственно там поэты и художники эпохи авангарда. Но здесь мы видим, что здесь этот опыт есть, и, тем не менее, каждый элемент рисунка он узнаваем, он предметен.

В.БЯЛИК: Вероятно, это связано с тем, что Лебедеву казалось, что найденная им пластическая манера она более образна, и, если хотите, даже более многословна, нежели вот такой голый кубизм, ну хотя бы, как у Эль Лисицкого в его иллюстрациях к детской книге «Про два квадрата».

Ну там хотя бы про два квадрата, согласитесь, а здесь – про фламинго.

Вот именно, потому что это про слонёнка ему хотелось дать более развёрнутый рассказ. Но он действительно не уходит в мелкие подробности, он не уходит в некую детализацию, которая, кстати, сегодня нас пленяет в «Азбуке» Бенуа. А сколько мне приходилось читать негативных отзывов советского периода об иллюстрациях Александра Николаевича Бенуа. То есть, то, что тогда отрицали, сегодня нас пленяет, потому что тот быт, те детали, которые изображал Бенуа, сегодня навсегда утрачены. Так вот, воспитанный на классических иллюстрациях, но отчётливо осознающий время, в котором он работает, Лебедев именно выбирает вот такую форму: образную, немногословную, лапидарную. И не случайно, позвольте вам напомнить, его совершенно замечательные слова о том, что «Дух двадцатых годов я старался пронести через всю мою жизнь».

Вот эта энергия, это молодой задор, вот нет этого многословия, никто не бубнит, никто не сидит в углу и

что-то такое скучно говорит. А вот майстрия – вот что такое Лебедев!

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И вот он становится главным художником в детской редакции Госиздата тогда Петрограда, это ещё не Ленинград, а, может быть, уже?

В.БЯЛИК: В конце 24-го года, когда Детский отдел Госиздата, впоследствии ставший Детгизом, когда во главе этого стал Самуил Яковлевич Маршак, то Лебедев был приглашён именно возглавить художественную редакцию.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: То есть, он уже был знаком по своим работам ему?

В.БЯЛИК: Конечно, конечно. И просто хотелось бы назвать эти имена, что его ближайшие соратники: Тырса, Лапшин, а с середины двадцатых годов – Пахомов, Самохвалов, Оффенбах, позднее – Шишмарёва, Юдин, Чарушин, Курдов, Юрий Васнецов, Басманов. Ведь я убеждена, что человек жив не пока он жив, а пока его помнят. А пока у нас более принято ну широкими зрительскими массами более воспринимаемая всё-таки станковая живопись. Почему я всегда так страдаю, что моего Лансере как-то меньше знают, чем какие-то огромные живописные полотна. Так вот, графика, которой занимались все эти художники, она тиха, она немногословна, но их имена мы должны, конечно, помнить.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Но помнить мы должны то, на каком фоне существовала тогда их редакция и развивалась детская книжная иллюстрация. Потому что, когда мы видим работы самого Лебедева, я думаю, если проанализировать работы его коллег, или его соратников и учеников, мы увидим, что это эволюция печатной графики такой она совершилась очень быстро. Она, может быть, заняла менее десятилетия, потому что и в работах самого Лебедева вот такой формальной лихости и одновременно лаконизма и выразительности он позволяет себе уже вот так работать. Он работает тоже замечательно. Но его работы тридцатых годов иные.

Вообще, как существовала эта художественная редакция на фоне власти?

В.БЯЛИК: Сначала она существовала совершенно замечательно. Существуют воспоминания о том, как молодые поэты, как они замечательно мигрировали из одной редакции в другую, и всюду пили чай, и всюду вели разговоры. И как они себя уютно чувствовали именно в Детской редакции.

Надо сказать, что вот работы Лебедева просто хотелось бы напомнить, что вот 22-го года – это «Слонёнок», 23-24 годы – это «Русские сказки» и «Мороженое» Маршака, 25 год – это «Азбука», «Охота», и Маршака «Цирк». И, кроме того, «Вчера и Сегодня». Я бы хотела ещё напомнить вот, что очень важно, что эти художники во главе с Лебедевым они относились к детской книге как к возможности расширить представление ребёнка о мире. Они включали некий познавательный элемент в свои книжные иллюстрации. Неслучайно о некоторых иллюстрациях в некоторых книгах, которые иллюстрировала Ермолаева, прекрасная дама и красивая дама с такой страшной судьбой, так вот, Марина Цветаева, будучи в эмиграции, в Париже, она писала, что «Это лучшие детские книги, которые создавались во все времена», ибо постепенно художники выходили за рамки только рисунков, они давали, ну то, что сегодня бы назвали «интерактивное изображение». Это к книгам были приложения, где нужно было с помощью ножниц и клея делать общие объёмы. Это было очень интересно. Кстати, «Вчера и сегодня» Маршака – ведь оно же тоже это движение от керосиновой лампы к электричеству, это движение там от конки к паровозу. И Лебедев очень пластично и очень выразительно вот эту вот новую жизнь и показывал. И все это…

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И сегодняшнему ребёнку, и не только ребёнку, и взрослому, наоборот, это будет на фоне обычных, бытовых как бы предметов сегодняших – это показ старых. Время тоже заставляет иначе воспринимать все эти вещи.

В.БЯЛИК: Вы совершенно правы. Время заставляет на всё это смотреть иначе, но ведь сегодня, согласитесь, ну, в силу сегодняшних реалий, мы утратили даже некий предметный мир, ну просто элементарно его утратили, и возвращение его ну, хотя бы, в виде старых фотографий, в виде воспоминаний. Оно рождает такой ассоциативный круг, который заставляет вообще блестеть теплотой глаза и становится тепло на сердце.

Что же касается Владимира Лебедева, то я бы хотела обратить ваше внимание на его замечательный «Багаж» - книгу, которую он иллюстрировал много-много раз. И начинал, вы посмотрите, как он находится, просто непосредственно делает наброски товарных вагонов – вполне реально, вполне конкретно.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну вообще, это просто технический учебник.

В.БЯЛИК: Да. Замечательно. Делает он это совершенно с натуры. А потом постепенно, как он видоизменяет свою композицию: то он этот багаж выстраивает совершенно там горизонтально. Вот вам, пожалуйста: «Диван, чемодан, саквояж»...

Т.ПЕЛИПЕЙКО (смеясь): «Картина, корзина, картонка и маленькая собачонка». Опять-таки, рисунок для

какого-нибудь вот такого вот трактата по истории интерьера и предметов быта.

В.БЯЛИК: Да. Это совершенно верно. Сегодня, кстати, очень интересный.

Итак, некий протокол. Но постепенно. Или вот вам, пожалуйста, две эти собачки. Любители собак, как они будут пленены изображением вот этих двух персонажей. Но постепенно всё это у него собирается в некую потрясающую фантасмагорию, где уже нету тональности, что нас пленяет в «Примерке, в этом графическом блистательном листе с таким тонким движением от жемчужно-серого - к глубокому, глубокому чёрному.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Здесь станковая работа. Здесь его за шкирку возьмёт издательство и скажет: «Так, ну-ка, ты, конечно, человек творческий, но разложи-ка это нам на три краски».

В.БЯЛИК: Вот, вы видите, он это всё раскладывает на три краски. Но как он замечательно передал шубу дамочки. Вот, кстати, по пропорциям, по силуэтам, ну это тот самый нэп, о котором мы так вскользь сказали, но что заявлено, кстати, в нашей с вами сегодняшней встрече.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Но, тем не менее, он использует текст. Конечно, текст и компонует его вместе с рисованой частью листа.

В.БЯЛИК: Но это, кстати, идёт от «Мира Искусства» - соединение, вообще лист, белый лист бумаги, соотношение по пятну текста, какое пятно оно занимает, и вот эти изображения – это шло ещё от «Мира искусства».

Следует заметить, что вот эта блистательная серия, которая в семидесятые-восьмидесятые годы у нас была создана, «Художник делает книгу». Это было не только про Лебедева, это и Добужинский, и Нарбут представлен, и Чарушин, и так далее. Увы, что сегодня нет тех энтузиастов, которые расширили бы эту серию. И для того, чтобы сегодняшний и взрослый, и ребёнок – банальность, но ведь в душе каждого взрослого всё-таки живёт ребёнок. И как бы ни было у кого-то трагично детство во время Великой Отечественной войны, или в послевоенные годы, всё-таки про детство вспоминают с теплотой. И вот повторение этих детских книг, конечно, могло быть полезной и благородной задачей.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А вообще, как сейчас с такими репризными вещами? Как вы говорили, в семидесятые годы, хоть что-то вышло повторно. Потому что понятно – да, где-то в музеях там, в научных отделах библиотек хранятся оригиналы двадцатых годов.

В.БЯЛИК: Во-первых, вы знаете, в домах многих, где дети, это всё хранится. Но просто всё это, конечно, делала группа энтузиастов, во главе с Юрием Ярчуком. Это замечательный искусствовед очень глубоких, широких и фундаментальнейших знаний. И это была его инициатива – создать вот такую блистательную серию. Хотя вот, если мы с вами посмотрим на «Мороженое», то мы с вами тоже увидим вот эту эволюцию. Вот не могу снова не вернуться к нэпу. Посмотрите на эту замечательную… Этот плакат сделан для Окон РОСТа, где дама, причём, господин – это воплощение такого понятия, как «буржуй», все элементы буржуя имеются: цилиндр – пожалуйста. Сигары – это не нос Буратино, сигара – пожалуйста. Посмотрите на его штиблеты, на его гамаши, на перчатку – то есть, всё это здесь. И вот такая вот пышнотелая дама, в огромной шляпе. Нет, в период нэпа уже шляпки были маленькие очень, забавно маленькие. Но здесь она тоже даёт представление о такой «пышнотелой моде».

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Да, но одновременно с этим вот эта пышнотелость дамы она позволяет замечательно совершенно играть геометрическими фигурами, там: круг, сектор круга, полукруг, цилиндр, или пирамида – это всё там есть.

В.БЯЛИК: Татьяна, вы совершенно правы. То есть, мы ненароком снова возвращаемся к опыту кубизма, что вполне характерно для этого художника.

Ещё хотела бы обратить ваше внимание на его фотографию. Надо сказать, что Лебедев ведь был человеком большой внутренней культуры. Это был человек, несмотря на ажиотаж работы, всегда при белой рубашке и при галстуке.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Он всё-таки из другого времени. Хотя он был моложе, скажем, людей из Серебряного века значительно, но, тем не менее, он успел сформироваться до этого разлома.

В.БЯЛИК: Засученные рукава рубашки показывали нам крепкие, мускулистые руки, что говорило о его, в общем-то, понимании значения физической культуры. То есть, вы действительно очень верно сказали: это человек уже нового времени, человек новой формации. И то, что он создал, это, конечно, очень яркое слово в нашей культуре.

А вот, а вы посмотрите сюда. Это «Мороженое» Маршака. И вот он может с листом творить всё, что угодно. Вот один листок, где они, посмотрите, ну, как мухи

какие-то – в разные стороны мороженщики со своими деревянными ящиками движутся.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Это издали прекрасная абстрактная композиция. Смотришь в близи каждый элемент – это фигурка со своей не только правильной анатомией, невзирая на вот эту крохотность и определённую условность, но и абсолютно со своим характером.

В.БЯЛИК: А уже в самой книге, вот посмотрите – но я не скажу, что здесь три краски, которые требует типография, здесь их больше, но, конечно, вот этот вот такой муравьиный бег, здесь чуть-чуть замедлился для того, чтобы очень выразительно дать цветные изображения на листе.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Вот и на самом деле, как долго существовала вот так вот хорошо и весело эта художественная редакция? Потому что нам придётся в ближайшие пять минут подвести итоги каким-то образом этому.

В.БЯЛИК: Получившие, в общем-то, я бы сказала, смертельный удар от той самой статьи 1 марта 36 года в газете «Правда», эти художники каждый собирал свои силы по-разному. Тырса, как мы знаем, увлёкся небезуспешно работой в фарфоре, на фарфоровой фабрике, кто-то ушёл в такое глубокое творческое подполье, а кто-то начал работать по-другому. Я намеренно не принесла послевоенные иллюстрации Лебедева, которые у меня есть. Они очень хороши, они всем нравятся, потому что так всё понятно.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Да, потому что мастерство, как народная мудрость говорит, никуда не денется.

В.БЯЛИК: У девочки чулочки в резиночку, и держатся они, конечно, на тех самых резинках, которые прикреплялись к лифчику, именно детской части одежды. И всё-всё есть. Но вот этого звонкого, этого яркого, этого динамичного духа двадцатых годов нет. И, коль скоро наше время ограничено, разрешите замечательные слова в конце, пусть художник завершит разговор сам о себе:

«Я не живописец, не колорист – это мне не дано. Я не жалею, что отдал живописи столько сил и времени, она иногда приносила мне радость. Но я всегда понимал, что главная моя сила не здесь, а в станковом рисунке и в искусстве книги. Вот там, кажется, мне удалось сделать нечто такое, что, может быть, останется в русском искусстве».

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну, и, что касается именно станковых работ, понятно, что вот в книжной графике уже в сороковые там, в послевоенные ли годы, был обязан, либо не работать там, либо делать так, как тогда стали требовать. Но это, казалось бы, станковые вещи они делаются дома, они могут храниться дома, они могут уходить к частным коллекционерам. Вот позволял ли он себе там ещё что-то?

В.БЯЛИК: Вы знаете, он позволял себе проявить свою всегдашнюю мейстрию, потому что вот темы акробатки, балерины ню, они встречаются и в послевоенный период, и, как всегда, сияет бумага. Если это акварель, то тонкие перламутровые оттенки, я имею в виду чёрную акварель, если это многоцветие, то это невероятные цветные переливы сияющего женского тела.

Надо сказать, что в высшей степени деликатно, в высшей степени красиво, с огромным восторгом перед красотой женщины он создавал свои цветные «Обнажённые». И я очень рада, что в фонде нашем графическом галереи такие листы тоже имеются.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А уцелело ли что-то от школы тогдашней Ленинградской, которую создали вокруг детской иллюстрации? Я имею в виду вот такое сообщество, содружество. Оно как-то продолжало ли, в то время – да, не могло существовать. Но вот в более поздние времена от него были ли какие-то новые всплески, или их ученики хотя бы?

В.БЯЛИК: Это очень трагический рассказ, потому что Вера Ермолаева, Александр Введенский, Даниил Хармс, Николай Олейников, Николай Заболоцкий, Владимир Стерлигов, Густав Клуцис они были арестованы, многие из них были расстреляны, а кто-то просто погиб в лагерях. Поэтому Ленинградская школа она естественно, в общем-то, существовала, но это уже другие имена, это другое время, это уже совершенно другие люди.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: То есть, это не прямая уже такая вот филиация, которая могла бы идти от этого?

В.БЯЛИК: Если будет возможность и время, то, может быть, мы найдём возможность поговорить о Ленинградской школе именно на другом этапе, и обратиться уже к шестидесятым, семидесятым годам. И наблюдать эволюцию.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: То есть, к Стерлиговской группе, да?

В.БЯЛИК: Подумаем!

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Подумаем! Благодарю!

Валентина Бялик, старший научный сотрудник Третьяковской галереи была в нашем эфире. Мы сегодня говорили о Владимире Лебедеве, о графике, о книжной иллюстрации и немного о времени.

Спасибо! Всего хорошего!