Россика - картина "Аллегория победы Екатерины над турками" - Людмила Маркина - Собрание Третьяковки - 2008-12-14

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Добрый день. Татьяна Пелипейко у микрофона. И представляю, хотя, в общем, представлять нашим слушателям не очень даже нужно, слушатели прекрасно помнят, кто такая Людмила Маркина, зав. отделом искусства ХУШ - первой половины Х1Х века. Людмила Алексеевна, здравствуйте.

Л.МАРКИНА: Добрый день.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Здравствуйте, и спасибо, что пришли. И поговорим мы сегодня о теме, которая, которая, в общем, всегда присутствует в основной экспозиции Третьяковской галереи, но редко присутствует так активно и так объёмно, как это оказалось сейчас, а именно Россика. Вот расшифруйте-ка нам, что такое вот эта расширенная экспозиция Россики, пожалуйста.

Л.МАРКИНА: Во-первых, я очень рада, Татьяна, что вы прикоснулись к этой теме. Наконец-то до неё дошла очередь.

Россика – под таким термином этим «Россика» мы понимаем искусство иностранцев в России, хотя я должна сказать, что в западноевропейской библиографии, истории искусства есть немножко другое значение. Там, наоборот, напротив.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Там, наоборот, естественно.

Л.МАРКИНА: Под словом «Россика» понимается всё, что создано о России.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну, честно говоря, и мы скажем: «Германистика» там, или что-то иное, и будем воспринимать то.

Л.МАРКИНА: Ну да, да, да. Ну, так сложилось у нас, что Россика наоборот – иностранцы в России. А ведь они сыграли значительную роль в становлении искусства нового времени. Вы все прекрасно знаете Петербург и работы Трезини – Петропавловская крепость, и замечательные дворцы Растрелли, построенные также в новой северной столице. И, конечно же, большой был блок художников-станковистов, как бы мы сказали.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Вот здесь больше вопрос, потому что с архитектурой понятно: архитектор обязан приехать и работать на месте – в поле, на земле. А что касается художников, когда мы видим огромное количество вещей зарубежных авторов, будь-то в частных коллекциях, будь-то тогда в царских, в дальнейшем в государственных и в музейных. Ну купили, выписали, заказали все эти голландские натюрморты, все эти итальянские пейзажи. Зачем их делать в России? Но, тем не менее, что побуждало самих этих авторов ехать в Россию, и что на самом деле, и зачем их в таком количестве сюда зазывали?

Л.МАРКИНА: Начнём с того, что практика приглашения иностранных мастеров началась несколько ранее, ещё могло быть и на рубеже ХУП - начала ХУШ, но особенно после 1702 года.

Пётр Первый издал указ о приглашении иностранных мастеров в Россию.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Вот только не произнесите, пожалуйста, раньше времени некоторых фамилий этих иностранных мастеров. Поэтому мы пока даже поставим такую скобочку на теме Петра Первого, и зададим нашим слушателям сейчас вопрос, ответив на который правильно, они смогут получить призы. Я перечислю эти призы, позволю себе.

Это, во-первых, свеженький совсем каталог выставки Михаила Шварцмана, это его графика, которая представлена в зале в Толмачах, в новом зале, в параллельном Лаврушенскому переулке, и да, вот я его здесь как-то угнездила этот каталожище, очень тяжёлый, основательный такой.

Л.МАРКИНА: Вообще, я себя считаю героиней, потому что мне это пришлось всё тащить.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Но, тем не менее, этот каталог прибыл.

Далее, диск, посвящённый Боровиковскому. Вы знаете, что продолжается выставка Боровиковского на Крымском валу, в здании. И, вообще-то говоря, факт этой выставки он в какой-то мере посодействовал проведению этой расширенной композиции Россики, правильно? Потому что Боровиковский переехал из привычных себе залов, и, что называется, освободил пока местечко.

Значит, у нас есть здесь СD-RUM, и вот внимание, пожалуйста, здесь есть приглашение, приглашение, во-первых, на вернисаж Василия Ватагина, это будет 19 декабря, в 16 часов – это раз, а вот, во-вторых, парочка приглашений, кому-то она достанется, на вечер памяти Павла Михайловича Третьякова, и это будет уже в понедельник, то есть, завтра. Я об этом специально говорю. Собственно, все, кто может, хочет и понимает, что он по времени туда попадёт, вы это, пожалуйста, укажите в ваших ответах, в ваших sms-ках, потому что, как говорится, тут уже дело такое. Это будет 15 декабря, завтра в 17 часов, в Третьяковской галерее.

Ну что, это ваши призы. Теперь вы знаете, за что бороться.

А вопрос такой: назовите двух художников, сразу, причем, двух, работавших в России при дворе Петра Первого. Итак, вот такие художники числом два.

Пожалуйста, ваши ответы присылайте на sms: +7 (985) 970-45-45. Призы вас ждут, ежели вы дадите правильный ответ, повторяю ещё раз: два художника, работавших в России при дворе Петра Первого. Две фамилии в вашем ответе, в ваших sms-ках, пожалуйста.

Людмила Алексеевна, давайте теперь постараемся, не касаясь этих фамилий, о ситуации кратенько при дворе Петра Первого пояснить, значит ли это, что он был фактически первым из самодержцев, кто так вот всерьёз приглашал именно живописцев, именно художников, не архитекторов, я подчеркну, да? Не архитекторов, не представителей декоративно-прикладной какой-то сферы, приглашал работать в Россию. А папенька его, Алексей Михайлович – нет, например?

Л.МАРКИНА: Ну, вот так целенаправленно – нет. Я всегда говорю: Пётр Первый был во всём первый. И понятно, что вот то искусство нового времени, светское искусство, которое только складывалось в России. Оно не могло быть осуществлено традиционно русскими изографами, воспитанниками Оружейной палаты при Московском Кремле. Нужны были учителя, нужны были те мастера, творчество которых сложилось в Западной Европе, которые прошли, Западные страны Европы прошли и период эпохи Возрождения, и уже сложились стили - и барокко, и классицизм там, и так далее, и так далее.

Конечно, они должны были быть носителями, прежде всего, вот этой новой стилистики, новой техники.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Новой технологии, даже просто банально, и новых материалов.

Л.МАРКИНА: Новой технологии, совершенно верно. Конечно, потому что раньше вот эти даже про иконы я не говорю, которые писались на досках, там с помощью левкаса, и красок, которые растирались на яичном желтке, темперных. Но даже в переходную эпоху, когда появляются так называемые порсуны, от слова «персоны», и уже они часто пишутся не только на дереве, но и на холсте, но всё-таки ещё само, так сказать, мировоззренческие это такой переходный от иконы к портрету.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Хотя на самом деле, такая красотища!

Л.МАРКИНА: Безусловно. Я люблю этот вид искусства, и о нём можно даже говорить отдельно.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И, наверное, стоит. Как-то раз, я помню, привозили в Москву донские порсуны – портреты атаманов. Это такой наив! Это просто была прелесть!

Л.МАРКИНА: Замечательно! Замечательно!

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И у вас есть много чего.

Л.МАРКИНА: Да. И в других музеях Москвы.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Но, тем не менее, мы входим сейчас в один из залов основного здания, основной экспозиции Третьяковской галереи. Какой номер зала, чтобы народу легче ориентироваться?

Л.МАРКИНА: Мы говорим о Торелли сейчас?

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Мы сейчас говорим о Россике, расширенное вот это, включая Торелли.

Л.МАРКИНА: Ну так вот, сейчас это зал номер 8. Когда вы входите по лестнице, и сразу налево поворачиваете, это зал, где был Боровиковский. В связи с выставкой мы, конечно, весь зал освободили, и поместили произведения на Крымском валу. И встал вопрос: что же показать в этом зале? И мы, конечно, обрадовались, что такая возможность сделать доступными зрителям все произведения, которые чаще всего хранятся в фондах, и вот произведения Россики.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Именно. Вот сейчас входишь и – ах! И понимаешь, что ты этого не видел, или, если видел, то как-то вот очень давно и в чём-то временном, или по репродукциям. И вот эта замечательная «Екатерина».

Л.МАРКИНА: Да. Хотя я только скажу. Нет, всё-таки в нашей экспозиции, особенно в первых залах есть работы мастеров, скажем, там уже Ротари, ну и художник Грот – немецкий, Елизаветы Петровны придворный живописец. И так далее, и так далее.

А вот работ Торелли не было. Но я всё-таки, прежде чем мы говорить будем о Торелли, вы забыли хороший вопрос: а что же привлекало этих художников в Россию? Почему они сюда приезжали?

Потому что, прежде всего, конечно, Пётр создал все благоприятные условия.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну, естественно. Потому что, ну представьте себе, если человек с именем, если это человек устоявшийся, то какого, простите, он потащится, да не на самолёте, а на перекладных через пол-Европы в неизвестную толком страну, с другим языком там, и прочее, и прочее, и прочее? Значит, либо ему дадут там условия, либо этот человек достаточно молодой, пока ещё встречающий затруднения в своей карьере на родине, который покорять мир отправляется куда-то в неизвестность.

Наверное, такое тоже возможно. Я не знаю, есть ли, тем не менее, такие факты среди художников?

Л.МАРКИНА: Абсолютно правильно. Конечно, в Петровскую эпоху приезжали мастера не первого, скажем, класса. Это вполне понятно – в далёкую Россию ехали мастера, которые действительно были достаточно молодые. Ну, хотя они всё равно были в тридцатилетнем, скажем так, возрасте. Уже всё-таки зрелые, не совсем. Имеющие определённый опыт за плечами. И мудрый правитель Пётр так издал указ, что было привлекательно? Ну, во-первых, материальные, конечно, блага. Они получали прогонные деньги, чтобы приехать. Им гарантировалась свобода вероисповедания. Им гарантировалось, когда контракт кончится, они могут уехать беспрепятственно на родину.

Опять же, бесплатно им давали мастерские, краски, дрова, свечи выдавали. То есть, вот такие были условия. А самое-то главное, вы знаете, они получали колоссальные деньги. И об этом мы всегда говорили. Но вот, когда я занималась одним немецким мастером – Гротом, и сравнила, что получал папа-Грот в Людвигсбурге, вот он униженно просил, 300 гульденов он в год получал. А его сын, когда приехал, он стал получать 1550 рублей.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Которые, как сопоставлять с этими гульденами?

Л.МАРКИНА: А вот я сопоставила, получилось 3 тысячи гульденов. Ну есть разница, правда? За что, так сказать, бороться.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Разница была.

Л.МАРКИНА: Но ещё я только можно одно скажу?

Сохранились письма, к сожалению, не художников, а учёных. Мы знаем петербургских учёных иностранных, которые в Петербурге обретались, и они писали: «Какой прекрасный воздух в Петербурге! Какая еда дешёвая. Мы бы сейчас сказали: экология их привлекала, в отличие от маленькой Германии, заселённой, и так далее.

Ещё что привлекало всегда и учёных, и художников? – Это возможность реализоваться, возможность творчески…

Тут действительно было всё. Вот нужно для учёного, или художника мастерскую, - пожалуйста!

Вот они пишут учёные: «Мне книгу там редкую выписывают». То есть, всячески создавалась атмосфера для работы.

И, конечно, в Европе, вот скажем, в Германии, где конкуренция была очень сильная, а тут приезжает в молодую, юную империю, и развернуться может во всю силу своего таланта. Понимаете?

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну вот, об одном из таких, я просто хочу успеть до НОВОСТЕЙ, прослушать небольшую историческую справочку, которую записала для нас ваша коллега, дабы просто понять, как картины попадали к вам, в Третьяковскую галерею. Какова их судьба непосредственно была, и это речь об «Апофеозе Екатерины», или «Аллегории на победу Екатерины над Турками» Торелли.

Картина, которую мы почти никогда не видим. Вот и сейчас она из фондов переехала.

Л.МАРКИНА: Ну, редко она бывает в экспозиции, к сожалению.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Редко бывает, где-то в экспозициях, или, может быть, на выставках.

Л.МАРКИНА: Большая очень, неудобно ставить.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Как обидно! Ох, обидно за большие картины! Ну, ладно.

Итак, мы сейчас слушаем, потом – о других подробностях.

ПУТЬ В ГАЛЕРЕЮ

Созданная в 1772 году картина Стефана Торелли «Аллегория на победу Екатерины Второй над турками и татарами» до 1828 года находилась в Эрмитаже. Собственно, она и написана была для императорской галереи, и поэтому хранилась в семейной коллекции.

А вот в 1828 году Николай Первый, император подарил её в только что организованный Румянцевский музеум. Это было замечательное совершенно учреждение. Создано оно было по завещанию графа Николая Петровича Румянцева, известного государственного деятеля, политического, прежде всего. И в то же время совершенно замечательного коллекционера, который собрал огромную по своему значению коллекцию как документов исторических, так и предметов старины и всевозможных редкостей, и в том числе собрание живописи было у него великолепное. И русские художники там были также представлены.

И вот, когда Николай Петрович умер, по его завещанию был как раз и создан Румянцевский музеум. И его брат Сергей Петрович в этом музеуме создал специальный зал, посвящённый так называемым воспоминаниям семейным. Вот в этом зале как раз и демонстрировалась картина Торелли.

В 1861-м году часть коллекции Румянцевского музеума была перевезена в Москву. И, вероятно, как раз вместе с этой частью коллекции в Москву попала и картина Торелли.

Возможно, здесь она была выставлена и хранилась (это уж совершенно точно) в доме Пашкова. Так вот происходило всё до 1925 года, когда Румянцевский музеум был расформирован, и картина Торелли попала в собрание Третьяковской галереи.

С тех пор она и находится в нашем музее, но преимущественно находится в фондах, потому что картина огромных размеров, и практически она никогда не выставлялась и не показывалась зрителю.

ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну вот, самое главное, что эта картина сейчас осилила дорогу до экспозиции, её можно видеть.

Л.МАРКИНА: Можно я всё-таки напомню, во-первых, её размеры, - 205х347, почти два и три с половиной метра, чтобы было понятно слушателю, да?

Ну, и, конечно, продолжая путь, - однажды она у нас даже выезжала, демонстрировалась в экспозиции и выезжала за пределы – в Германию, в город Кассель, где была замечательная выставка, посвящённая Екатерине Великой. И мы с большими сложностями, но привезли эту грандиозную картину, и демонстрировали её в Германии. Это был 1998 год.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Кто такой её автор? Когда он попал в Россию?

Л.МАРКИНА: Вот, в отличие от Петровских иностранцев. Стефано Торелли – это был художник уже первоклассный, известный в Европе.

Ну, родился он, во-первых, в Болонье, знаменитый центр итальянской культуры, итальянского академизма в 1712 году.

Происходил он из семьи живописцев, и сначала обучался живописи у своего отца.

Затем переехал в Неаполь, и там учился у знаменитого портретного и декоративного мастера Франческо Солимьене. Он был учителем тоже известного художника Пьетро Ротари, приехавшего в Россию.

Потом Торелли перебирается в Венецию, где окончательно сформируется его творческая манера.

А потом начинается немецкий период его творчества. Он работает в различных землях германских: сначала его приглашает Август Третий, Саксонский в Дрезден в 1740-м году, а затем он работает в других городах. А затем приезжает в Россию.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А затем мы продолжим говорить и о нём, и о других представителях Росси, как мы это называем.

НОВОСТИ

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И мы продолжаем разговор с Людмилой Алексеевной Маркиной, главой отдела ХУШ - первой половины Х1Х века Третьяковской галереи, и говорим о так называемой Россике, то есть, о произведениях иностранных художников, работавших в России.

Между прочим, Людмила Алексеевна, пока мы тут с вами слушали НОВОСТИ, нам уже принесли результаты нашей небольшой викторины, и очень даже немало народу дали нам правильный ответ.

Л.МАРКИНА: Я очень рада.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Мы спрашивали о том, какие два художника работали в России при дворе Петра Первого? И ответов, что это были Каравак и Таннауэр, нам поступило немало, я сейчас только назову этих победителей. Это: (перечисляет имена и номера телефонов победителей). Все они соответственно получат уже призы, с которыми определились в общении с нашими референтами. Всё, спасибо за участие.

Вот, собственно говоря, это такие из исторических авторов.

Л.МАРКИНА: А можно я два слова о них всё-таки скажу?

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А как же? Тем более, что Каравак – это имя ещё как-то, может быть, чуть более на слуху, а Тоннауэр – здесь надо уточнять. Мы как-то итальянцев или французов лучше помним, а немцев – меньше почему-то.

Л.МАРКИН: Хотя они сыграли значительную роль в становлении нашего искусства и живописи. И вот Иоганн Готфрид Тонауэр был приглашён в Петербург в 1711-м, в 1710 он подписал договор, а в 11-м году приехал. И по пути в Петербург, в Смоленске, он встретился с Петром, и тот его сразу взял с собой в Прусский поход. И стал потом Тонауэр первым придворным живописцем в России. Потом его ученик, Никитин, становится тоже после возвращения из Италии одним из придворных живописцев, единственным на протяжении всего ХУШ века русским художником. Вот я всегда говорю: только Пётр был во всём первый и часто – единственный.

Ну, а Луи Каравак – это представитель Французской школы, из Марселя. Тоже потомственный такой декоратор, художник, который приехал в 1716-м году.

Я бы очень хотела, чтобы мы каждому из этих персонажей посвятили особую страницу. Ведь их биографии тоже очень интересны.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Я думаю, что это вполне можно запланировать на будущее. Ну, а сейчас вот мы всё-таки возвращаемся, наверное, к Торелли, потому что эта картина наиболее сейчас заметная в этой расширенной экспозиции Россики в Третьяковке, уже, хотя бы по размеру, да и потом вообще Екатерина как-то во всех видах.

Т.МАРКИНА: Но всё-таки, хотя бы несколько слов – мы забыли о том, что не всю биографию мастера мы рассказали.

Итак, он работал в Германии. Мне здесь хотелось бы сказать, что в 1759-1761-м году художник обретался в Любеке, это знаменитый Ганзейский город. И видите, сколько лет он там работал. Там он выдал свою дочь замуж за генерал-губернатора города Франца фон Шассо, и я думаю, что, благодаря родственным связям, художник получил очень выгодный заказ: он написал 10 больших аллегорических картин для Зала аудиенций городской ратуши. Я видела эти работы, они потрясающе сохранились до сих пор, и удивителен вот этот ансамбль барочного зала, он фантастический.

Ну, а в 1762-м году Торелли приглашает Иван Иванович Шувалов, замечательный в прошлом фаворит Елизаветы Петровны, дипломат, стоявший у истоков организации Академии художеств. И он как раз пригласил Торелли в качестве профессора Петербургской академии.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Вот это, кстати, особо важно: не просто работать, не просто быть каким-то примером.

Л.МАРКИНА: Вот, и теперь мы с вами упустили, ну сознательно немножко я об этом просто раньше не говорила, мы говорили о тех положительных чертах, о том, что получали представители Россики, но они были обязаны, обязательно в пункт контракта входило обучение русских мастеров. Вот для чего, собственно, ещё приглашал Пётр.

А после того, как в 1758-м году была организована Академия трёх знатнейших художеств, конечно, первыми педагогами тоже были иностранцы. И Торелли также исполнял роль профессора-руководителя Исторического класса.

Но зато вот эта вот должность его была не такая долгая, в 1768-м году он был уволен из Академии, но получил звание Придворного живописца.

Ну, и уже теперь, непосредственно к картине.

Торелли приехал осенью 1762-го года в Петербург, а в это время Двор находился в Москве, на коронации, происходившей 22-го сентября. И появляется в Москве Торелли только где-то в январе, или в феврале 63-го года. А двор был почти до весны 63-го года.

Я думаю, что, конечно, он был свидетелем замечательного представления: «Торжествующая Минерва», которое придумал Сумароков, а поставил Волков, первый руководитель и организатор труппы ярославских актёров. И, наверное, вдохновлённый отчасти и этим спектаклем, художник пишет чуть позднее несколько картин, где он изображает Екатерину в виде Минервы.

Но начнём с того, что он писал и её Коронационный портрет 1763-го года, который хранится в собрании Государственного Русского музея, где она представлена в знаменитой короне Позье, с вот этим уникальным платьем, затканным двуглавыми орлами. Это платье коронационное хранится у нас в Оружейной палате Кремля.

Ну, а вот эту работу «Аллегория на победу Екатерины над турками», конечно же, художник…. Это связано с победами в первой Русско-турецкой войне 1768-1774-го года.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: А работа сама, какого года?

Л.МАРКИНА: А работа 72-го года.

Но я вам хочу сказать, что, тем не менее, какие-то вещи, вот удивительным образом художник предвидел. Ведь празднование Кучук-кайнарджийского мира, который был заключён 10-го июня 74-го года, происходило в Москве в

75-м году. И тоже описывают, как Екатерина на золотой колеснице въезжала. Это были восемь лошадей запряжённые, в окружении «екатерининских орлов», великих полководцев. Это было действо такое уникальное, замечательное, длившееся в течение целого дня. А Потёмкин шёл и бросал монеты в народ, так сказать, таким образом. Ну, и там было на Ходынском поле знаменитом, где были поставлены Казаковым, по его проекту, временные такие постройки. Это тоже было торжественное празднование на Ходынском поле. – Целая серия мероприятий.

И вот на этой картине мы с вами и видим Екатерину-Минерву, торжествующую Минерву, празднующую эту победу.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Со всеми сопутствующими этим аллегориям античными фигурами, символами, образами и так далее.

Л.МАРКИНА: Вы знаете, есть такая некоторая, не знаю, понимал ли её художник, ну, что касается Екатерины, действительно, она в центре, на колеснице, запряжённой розовыми конями, и её венчает, фигура Славы венок над ней распростёрла. Рядом - ещё одна фигура, трубящая в трубу. Там опять же Зевс-Орёл, который миртовую ветвь несёт, и так далее. То есть, целый, ангелы там, или пути, как называют в ХУШ веке, то есть, целый, ну такой, как мы говорим, синклит этих аллегорических фигур.

И она вот в виде Минервы с характерным таким головным убором- плюмажем. У неё типа такой кирасы на груди, и её полководцы представлены в виде римских воинов – тоже в доспехах, в латах, в шлемах. И удивительно точно изображённые физиономии, их можно всех почти определить. Ну, скажем, Алексей Орлов.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: То есть, не просто какие-то абстрактные воины, это всё совершенно портретные вещи, и в этом плане тоже.

Л.МАРКИНА: Нет, нет, это конкретные персонажи. Алехан, как его называли, - Алексей Орлов, из братьев Орловых, который прославился при битве в Чесме. Он разбил турецкий флот в Чесменской бухте в ночь с 6-го на 7-е июля 1770 года.

Так вот, он получил увечье – у него был шрам на щеке, и это всё видно даже на таком небольшом изображении.

Кстати, вот я тоже хотела бы обратить внимание – придёте в зал, обязательно посмотрите: картина огромная.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Вот я глядела, а на шрам не обратила внимания. Придётся пойти второй раз непременно!

Л.МАРКИНА: Картина насыщена большим количеством персонажей. И вот я ещё, на что обращаю внимание: Екатерина ещё изображается так, что её серьга, вот поворот головы и вот маленькая, миниатюрная серьга, это видно, что она движется. Понимаете, вот он её и так, казалось бы, так не разглядеть. Понимаете? Особенно хорошо видно, когда деталь какая-то, фрагмент картины воспроизводится, тогда на эту деталь обращаешь внимание.

Ну, я всегда думаю, вот художник, который владел таким видением декоративно-монументального искусства, тем не менее, он, и вот такие детали свойственны миниатюрной живописи, тем не менее, вот изображает, что ли, в работе.

Ну, итак, кто же, как я уже сказала, это Алексей Орлов, это Румянцев, это Панин, это Долгоруков, Репнин, и Фёдор Орлов. И многие из них получили, даже за свои победы удостоились титулами. Например, вот Пётр Александрович Румянцев, он отец Николая Петровича, о котором уже говорили. Пётр Александрович во время войны командовал армиями и одержал победы при Рябой могиле, Ларге и Кагуле, занял оба берега Дуная. И в день празднования Кучук-Кайнарджийского мира его нарекли Румянцевым-Задунайским.

Или вот Долгоруков Василий Михайлович, который в 1771-м году наголову разбил армии крымского хана, и он получил титул Долгорукова-Крымского. Ну, и так далее.

Ну, и тот же Орлов Алексей Григорьевич – Орлов-Чесменский.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну, кстати говоря, это и в дальнейшем практиковалось, вошло в традицию определённую.

Л.МАРКИНА: Да. А впереди военной процессии на серой лошади гарцует Григорий Орлов, замечательный, известный фаворит Екатерины.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Вот интересно, художнику выбирать, кто именно будет гарцевать впереди, в тот момент, пока пишешь картину, дело долгое, знаете, фаворит смениться может. Он успел попасть?

Л.МАРКИНА: Успел, успел, да. И, надо вам сказать, что он – единственный, вот я, говоря о полководцах, хочу ещё такую деталь важную подметить: все они были кавалерами ордена Святого Георгия Первой степени. Этот орден учредила Екатерина в 1769-м году.

А вот фаворит этого ордена не имел, и здесь он представлен без этой орденской ленты. Зато у него бриллиантовый портрет императрицы на груди, которым она его пожаловала.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Ну, я думаю, в момент пребывания в фаворитах все они именно такие вещи ценили куда выше, чем ордена. Другое дело, что всё меняется в жизни.

Л.МАРКИНА: Да, и от орденов они тоже не отказывались. Другое дело, что действительно это было… Вот тоже показатель – это было честно: он не принимал участия в военных действиях, он не получил военную награду. Всё было, так сказать, как положено.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: То есть, как говорится, бриллиантовый портрет – это тебе за иные заслуги, но всякие награды за службу – только по, так сказать, - собственной службе.

Л.МАРКИНА: Да, конечно. И, если говорить в целом об этой работе, то это, конечно, соединение барочных черт и вот уже классицистических.

Во-первых, и сам выбор, обращение к античной как бы истории, как такой архетип выбирает художник – это Минерва – римская богиня искусств, талантов, покровительница ремёсел.

Но в послеантичную эпоху Минерву часто отождествляли с Афиной, и сообщали ей черты богини мудрости, справедливой войны и городов.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Это её любимая символика Екатерины-то была, она, по-моему, очень принимала этот образ Минервы в отношении себя.

Л.МАРКИНА: Абсолютно правильно. И то же мы видим в обширной иконографии Екатерины, которая насчитывает свыше 500 видов, как бы я сказала. Здесь мы видим вот эту новую и часто встречающуюся, но именно Торелли был, я бы сказала, апофеоз, вот он создал образ Екатерины как Минервы. Не законодательницей, как у Левицкого, не на троне, как у Рокотова, и не уже старушкой, гуляющей в парке Царскосельского парка, как у Боровиковского.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Да, но в сторону скажем: на выставке у вас там прелестные два варианта этой картины. Это чудо!

Л.МАРКИНА: Да, да, да. Из Русского музея привезли, и наши из Третьяковской галереи.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: И главное, что там, конечно подтекст: смены фона при, казалось бы, одном персонаже.

Л.МАРКИНА: Вот там как раз и Румянцевская колонна-обелиск. Чесменская колонна, в раннем варианте 94-го года, и вариант 1810-х годов – обелиск в честь побед Румянцева как раз изображает Боровиковский.

Ну, и что бы я ещё хотела – несколько слов о биографии Торелли.

Во-первых, вот я уже назвала основные его работы. Кстати, в этом же зале висит ещё одна работа, изображающая коронацию Екатерины, того же художника Торелли.

Хотя, я уже сказала, сам он не был свидетелем непосредственно коронации: он позже приехал.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Опоздал!

Л.МАРКИНА: Был свидетелем другой художник – Де Вельи и русский мастер Махаев. Они делали рисунки и гравировали для коронационного альбома эти изображения. Тогда фотографий не было, и вот художники фиксировали это событие таким образом. Ну, и на основе рисунков тех мастеров, которые видели воочию это событие, несколько позднее Торелли было приказано создать эту сцену, передать её в Успенском соборе. Тоже она очень интересная эта картина, поэтому тот, кто придёт в зал галереи, я думаю, с большим интересом будет рассматривать там дополнительные детали.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Слушайте, вам надо просто поставить какую-нибудь табличку, (вот я возвращаюсь к «Апофеозу»), и расписать, кто, где гарцует. Это настолько интересно!

Л.МАРКИНА: Вы знаете, табличка есть, где всё расписано, есть аннотации, так что, надо взять в руки аннотацию, и прямо около картины постараться найти, кто есть кто.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Вот, кстати говоря, когда вы говорите и об учении, и о влиянии, а на собственно российских художников, как-то через этих приезжающих мастеров барокко успело повлиять, или так вот – впрыгнули уже почти сразу в классицизм, или в какие-то подходы к классицизму?

Л.МАРКИНА: Нет, безусловно, вы знаете, в чём особенности развития русского искусства? Вот это то, ещё Белинский говорил, что «Мы бывает, за тридцать лет проходим то, что другие страны за три века проходят». Вот это особая концентрация, спрессованность нашей культуры.

И, когда мы только начинали в Петровскую эпоху осваивать вот эти стили, они как бы одновременно на русскую почву, вот разные мастера, представители различных школ и различных стилей, национальных школ.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Это простите, Петровский постмодернизм какой-то получается.

Л.МАРКИНА: Ну, отчасти – да, может быть, и так можно назвать, да.

«Великий метаморфозец», - так называли сами современники это время Петра Первого.

Так вот, эти художники – тот же Таннауэр был барочный мастер, а Каравак – представитель французского рококо. А вот классицистические уже черты, где-то, начиная с шестидесятых годов ХУШ века, вот как раз, собственно, Академия, там классицизм, академизм – это всё уже насаждается разными художниками, и в том числе и итальянцами, и французами.

Но я хочу сказать, что постепенно, когда уже появляется отечественная школа, появляются свои кадры, роль Россики, она всё меньше, ну, как вам сказать? Она уже не играет той важной роли, как, скажем, в первую половину века. И Торелли был одним из немногочисленных художников, вот я совсем забыла вам сказать, ну всё-таки успею, наверное, что он был не только портретистом, мастером вот таких аллегорических, станковых композиций, а он был ещё и замечательным монументалистом. Его декоративные плафоны в Зимнем дворце. Особенно они сохранились в Китайском дворце в Ораниенбауме, там прекрасный зал Муз, где они. Но, к сожалению, сейчас, насколько мне известно, Ораниенбаум ещё закрыт Китайский дворец, но я думаю, что реставрация будет закончена, и можно будет увидеть его работы.

И в этом особенности, кстати, Итальянской школы. Вот итальянцев, как музыкантов, оперных певцов-итальянцев приглашали в другие страны Европы, так и представителей вот такого монументально-декоративного искусства. Они были признанные мастера, и приезжали в ту же Германию и в другие страны Европы.

Так вот, хочу сказать, что Торелли полностью, я бы сказала, реализовался в новой для него стране. И скончался он в Петербурге.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Так он и не стал уезжать. Он так и работал здесь.

Л.МАРКИНА: Да, он здесь прожил до конца своей жизни. Конечно, я уже сказала, у него учились русские мастера в руководимом им классе. И нельзя точно сказать, как это повлияло на каких-то русских художников, но, безусловно, его искусство было значимо, оно ценилось при дворе, оно было тем образцом, к которому стремились, и, конечно, оно опосредованно повлияло на многих художников, работавших в это время в России.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Спасибо Стефано Торелли, один из главных героев нашей сегодняшней передачи, которая посвящена Россике, то есть, художникам-иностранцам, работавшим в России, и благо, что сейчас всем, кто окажется в Москве, - до какого времени будет эта расширенная экспозиция Россики у вас?

Л.МАРКИНА: Да. Я вас приглашаю до 18 января, работает выставка Боровиковского. И я очень прошу, приходите! Приходите на выставку сначала, потому что не ждите, когда она будет закрываться, когда будут очереди стоять в зимние каникулы. Приходите!

И вот, где-то после 18-го, ещё неделю будут залы с Россикой функционировать. А потом приедут, и уже экспозиция сменится.

Т.ПЕЛИПЕЙКО: Так что, не пропускайте.

Я благодарю Людмилу Маркину, заведующую отделом искусства ХУШ - первой половиныХ1Х века Третьяковской галереи.

Ну, и несколько слов о том, какие предстоят проекты Третьяковке и нескольким другим музеям.

ВХОД ПО ПРИГЛАШЕНИЯМ!

Третьяковская галерея собирается отпраздновать юбилей анималиста Ватагина – 125 лет со дня рождения. Автор, между прочим, был биологом. Изображение животных было для него, прежде всего, делом научным. Однако выходило так хорошо, что его скульптура, живопись и графика выставляются не только в естественнонаучных, но и в художественных музеях.

В подготовке юбилейной выставки участвовали семья Василия Ватагина и Дарвиновский музей. Там много лет работал художник.

В самом Дарвиновском, естественно, тоже будет выставка о Ватагине. Тут она, помимо авторских произведений, будет содержать больше биографических сведений.

А в Кремле готовится тем временем выставка искусств блистательной Порты. Речь о произведениях мастеров Османской империи.

Основа коллекции – дипломатические дары турецких султанов русским самодержцам. Здесь: оружие, конское убранство, доспехи, ткани прочее, что изготовлялось в знаменитых придворных мастерских в Стамбуле.

А музей Александра Сергеевича Пушкина на Пречистенке покажет русский интерьер. В нескольких залах будет воссоздано убранство городских особняков Пушкинской поры первой половины Х1Х века.

Причём это будут не только бальные залы и парадные гостиные, но и детские, кабинет, будуар, и даже столовая и лакейская. Экспозицию составят подлинные предметы быта и интерьеров эпохи.