Картина Владимира Любарова "Волейбол" - Наталья Александрова, Владимир Любаров - Собрание Третьяковки - 2008-09-28
К.ЛАРИНА: Добрый день еще раз. У микрофона Ксения Ларина. И сегодня в нашем «Собрании Третьяковки» художник и его куратор. Здравствуйте, дорогие друзья.
В.ЛЮБАРОВ: Здравствуйте.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Здравствуйте, Ксения, добрый день.
К.ЛАРИНА: Итак, художник Владимир Любаров. Володя, приветствую.
В.ЛЮБАРОВ: Приветствую.
К.ЛАРИНА: И здесь же Наталья Александрова, искусствовед, старший научный сотрудник Третьяковской галереи и куратор выставки Владимира Любарова, которая сейчас, к сожалению, завершается в Третьяковке. Но многие из наших слушателей успели побывать. Я говорю это специально, чтобы Володе было приятно, потому что мы за эти, сколько там? Две недели она была, или три?
В.ЛЮБАРОВ: Три.
К.ЛАРИНА: Три недели, мы получили очень много отзывов от наших слушателей, которые нас….
В.ЛЮБАРОВ: Все отрицательное было, да?
К.ЛАРИНА: Нет, благодарили за наводку. Потому что вот это очень уникально. Сейчас Наташа скажет поподробнее. Мы сегодня будем теоретизировать искусство художника. Наконец-то мы поймем, что он дает нам понять в этой жизни.
В.ЛЮБАРОВ: Я хоть понять-то должен, что я сделал?
К.ЛАРИНА: Конечно! А то мы только картинки смотрим. (Смеется).
В.ЛЮБАРОВ: Я только надеюсь на это.
К.ЛАРИНА: Но все наши слушатели, как один, отмечали особую атмосферу выставок Любарова. Это касается и этой выставки в Третьяковке, это касается и выставки, которая была в Воротниковском переулке, и в Еврейском Культурном центре была выставка. Да? Отдельная, и в ЦДХ была выставка.
Вот на самом деле мне кажется, что наши слушатели очень точно подметили подробности.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Я этому очень рада, только хочу сразу добавить, что я не была единственным куратором и, может быть, не была главным куратором этой выставки. Основную кураторскую работу проделала моя молодая коллега в Третьяковке – Евгения Полатовская. К сожалению, она сегодня просто вот не смогла прийти. Так что, может быть, она и как-то дораскрыла бы ваш вопрос. Но предмет вот этой атмосферы он был действительно нашей заботой. Я очень рада, что зрители это увидели.
Я старалась подойти так вот, как я подхожу как бы к себе.
Я давно знаю художника, прекрасно к нему отношусь. Но в связи с выставкой в Третьяковке для меня открылись какие-то совершенно неожиданные аспекты его творчества, абсолютно, может быть, и не чисто искусствоведческие, и не связанные со стилистикой или с какой-то хронологией его творчества.
И вот мне очень хотелось, чтобы вот этот неожиданный аспект увидели бы и зрители тоже. Если сказать очень кратко, знаете, мы неожиданно для себя нашли себя в персонажах Любарова. И, в общем, среди большого потока выставочного последних лет, замечательных выставок великолепных художников это был неожиданный для нас аспект этой выставки, как бы ее современность.
К.ЛАРИНА: Я не успела спросить у Володи, когда была на выставке: а чья была идея куклу поместить, которая сидела в самом…?
В.ЛЮБАРОВ: Александровой.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: И Володина, и Володина.
К.ЛАРИНА: Скажем для всех, что не идол.
В.ЛЮБАРОВ: Для тех, кто не знал, что есть кукла, которая меня изображает…
К.ЛАРИНА: То есть, это кукла, которая изображает собственно вот Владимира Любарова.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Сделано искусницей, замечательной художницей-кукольницей Ольгой Андриановой. Да, и дело все в том, что там, понимаете, разные аксессуары у куклы художника Любарова: она может сидеть и с пол-литрой с Любаровской, «Любаровкой» в руках, с граненым стаканом. Чаще всего она сидит с палитрой и с кистью.
К.ЛАРИНА: С палитрой и с пол-литрой! (Хохочет).
В.ЛЮБАРОВ: С палитрой – это на Третьяковке. С палитрой – в Третьяковке, а в мастерской – киряет вовсю.
К.ЛАРИНА: И репутацию художника. Даже кукла с пол-литрой.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Вот, благодаря этому, она имеет некий элемент автопортретности, в зависимости от самочувствия, так сказать, ее прообраза. И тоже нам показалась очень таким интересным аспектом.
К.ЛАРИНА: Ну что мы, с чего мы начнем? У нас заявлена картина, как картина сегодняшней передачи, картина «Волейбол».
Ну может быть, Володя несколько слов скажет об этой работе, это же цикл целый спортивный.
В.ЛЮБАРСКИЙ: А давайте Наталья Александровна начнет, а?
К.ЛАРИНА: А! Приятно послушать про себя, да? (Смеется).
В.ЛЮБАРСКИЙ: Ну, я сначала послушаю.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Самое интересное в этой работе для меня лично как для музейщика, конечно, это то, что мы получили ее в дар от автора. Причем, в этот раз у нас как бы были какие-то такие уникальные интонации во всей ситуации, поскольку мы редко не отбираем дары сами. Вот в данном случае очень много народу потом смотрело Володино предложение, которое было сделано по нашей инициативе, и мы все согласились с его выбором, потому что Володя – щедрый даритель. В Третьяковке уже есть его подаренные работы. Они представляют как бы другой хронологический период, если можно.
А что касается «Волейбола» и второй картины, которая называется «Погребок», то мы их успели в этой ситуации принять на инвентарь Третьяковской галереи еще до выставки. И экспонировали их уже как нашу собственность, за что, конечно, мы очень благодарны.
К.ЛАРИНА: Это рубрика «ПУТЬ В ГАЛЕРЕЮ» была. Вы поняли?
В.ЛЮБАРСКИЙ: Вообще-то, это не мой дар. Это дар Московской строительной компании.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Но в ходе получения этого дара Володя уже вел непосредственные переговоры со своими спонсорами, от которых мы непосредственно это и приняли.
Вот о них, наверное, Владимир Семенович сам скажет.
В.ЛЮБАРОВ: В общем, я все уже сказал. Я благодарю их. В общем, подарили они. Это я, то, что называется, выбрал, что подарить. У меня была более легкая работа. Поэтому я думаю, что сейчас не очень много вот таких организаций, которые дарят Третьяковке картины. И поэтому мне кажется, что им огромное спасибо.
К.ЛАРИНА: Немножечко про картину-то расскажи.
В.ЛЮБАРОВ: За картину?
К.ЛАРИНА: А не про строительную компанию.
В.ЛЮБАРОВ: Понимаете, картина называется «Волейбол». Она из серии «Физкульт-Привет!».
Вот, если кто эту картину помнит, там очень такие немножечко дикие люди, которые все как бы немножко взлетели в воздух. И все пытаются поймать вот этот самый разноцветный детский мяч.
Но, если бы мне пришлось писать сочинение, я вот представил бы себе так: во-первых, это не деревенские люди. Это люди вот из провинциального городка какого-то. И они пошли просто отдохнуть на природе.
Здесь такие чахлые деревья, там просвечивают домики
где-то.
К.ЛАРИНА: То есть, почти пляжный волейбол, да?
В.ЛЮБАРОВ: Взяли бутылочку портвейна, наверное, они с собой, нехитрую закусочку. И вдруг, понимаете, откуда-то прикатился и мячик. И они так все, то, что называется…
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Взмыли вверх.
В.ЛЮБАРОВ: Вот какая-то в них такая радость, какая-то такая энергия их распирает вот здесь. Вы знаете, вдруг у людей что-то такое проснулось. И они в такой борьбе за этот мяч. Я бы так сказал: «немотивированная радость». Необъяснимый поступок – на черта им этот мяч? Ну, я не знаю, как еще рассказать.
К.ЛАРИНА: Вот Наталья Александрова к нам всегда приходит рассказывать о живописи советского периода.
Если, допустим, взять за основу живопись спортивную, вот которую мы сегодня рассматриваем, то «Волейбол» Любарова сильно отличается от «Волейбола», там не знаю семидесятых годов.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Конечно.
К.ЛАРИНА: Тогда были очень популярны эти картинки «Спорт в жизни советского человека». Да? Вот можно сформулировать разницу?
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Вы знаете, я точно сказала, что мы многие в Третьяковской галерее нашли себя в картинах Любарова, я имела в виду не какое-то персонифицированное сходство конкретное. Хотя, про себя я нашла каких-то очень близких персонажей.
К.ЛАРИНА: А я сколько нашла! Боже мой!
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Просто с удивительным сходством.
Вот. Но что касается картины «Волейбол», то тут вот я считаю, что, может быть, мы все, и не только мои коллеги, но вообще мы в целом, как народонаселение иногда проигрываем в имиджевом классе по сравнению с какими-то там мировыми какими-то требованиями гламурности. Но вот кураж, ощущение куража и воля к победе, я считаю, что это та национальная черта, которую Владимир Семенович счастливо нам открыл очередной раз своей живописью. Тот тонус, который, в общем, никогда Россия не теряет. Внутренний такой стержень, не взирая именно вот на имиджевый, может быть, проигрыш.
К.ЛАРИНА: Но спорт не делает их лучше – тоньше, стройнее.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: А полет?
К.ЛАРИНА: Румянее.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: А полет? Потом красота не во внешнем, а во внутреннем. Красота в сохранении вот этого какого-то внутреннего, целостного своего представления. Мы сейчас не упоминаем о том, что там замечательные балерины в этой деревне Перемилово, замечательные певцы.
Я просто хочу поставить акцент: вот среди многих выставок, их очень много сейчас прошло, замечательного материала мирового класса художников. И мы посмотрели творчество их девяностых годов. Но я бы хотела сказать, что вот Любаровские вещи они совершенно особняком стоят. Не просто каким-то позитивом, а своим вот, знаете, таким имиджевым выигрышем. Потому что перестроечные годы, девяностые годы ударили по всем, вот по всем. Более или менее прошлись по всей стране.
И я сама приезжала на дачу 80 километров от Москвы и в ужасе смотрела на непаханые поля, и в ужасе смотрела на людей, которые полупьяные валяются там, на станциях железнодорожных. Мы все это видели.
К.ЛАРИНА: Так и продолжаем видеть. В этом смысле мало что изменилось.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Вот удивительно, что Владимир Семенович увидел в деревне Перемилово совершенно не это, а ощущение такого, знаете, по русской пословице: жить, не тужить, не боясь каких-то перетрубаций, которые уничтожат меня физически, или погубят мою страну, не внедряются вот в нищету, которая является действительно убогостью. Понимаете? Вот этот самый поразительный внутренний его стержень, который может быть и производит такое впечатление.
Все это не любование, это не лесть этим людям. Это просто люди, которые живут, не тужат, и которые в силу своих, может быть, очень небольших возможностей, но, тем не менее, и летят за мячом, и занимаются балетом, и поют, и сохраняют какую-то, может быть, с большим юмором и теплотой описанную, но вот человеческую жизнь как таковую.
К.ЛАРИНА: Человеческое достоинство.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Совершенно верно.
К.ЛАРИНА: Точно вы все определили, потому что, если вспомнить…
В.ЛЮБАРОВ: Как интересно!
К.ЛАРИНА: Это очень важная вещь, кстати. Замечательно Наталья сказала. Вот, все-таки профессионал! Ты понимаешь? Вот не просто так картинки смотреть. Да? Профессионал!
Потому что в этой же параллельная жизнь, допустим, вот вы сейчас говорите: начало девяностых, когда снималось перестроечное кино. Ну, не буду там все говорить чохом всех.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Страшное.
К.ЛАРИНА: Но, в основном, это, конечно, была такая вот страшная, та самая чернуха, о которой мы часто вспоминаем. Да. Это такие вот монстры.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: И жили в страшной жизни в этой зоне терпимости, проблемы с уголовщиной и так далее, и так далее. И представление о России, которая спилась, погибла без сельского хозяйства, безо всего.
К.ЛАРИНА: Но они здесь тоже выпивают у Любарова на картине.
Н.АЛЕСАНДРОВА: Совершенно верно.
К.ЛАРИНА: И там мало чего делают, мало чего созидают. И не пашут, и не сеют.
Н.АЛЕКСАНДРООВА: Но, тем не менее, вот есть там разные серии.
«Физкульт-Привет» - одна из самых жанровых таких реалистических.
Серия «Наводнение» - самая такая библейская и самая философская. Они очень много думают. И их размышления связаны все-таки с созерцанием их жизни. Знаете, вот это состояние созерцания – это, наверное, самое потерянное у нас у всех.
Они все-таки приходят к каким-то личностным выводам. Они строят свою такую схему жизни, которая имеет третье измерение, внутри которого они ну обретают все-таки счастье.
К.ЛАРИНА: Ну, это полноценные люди?
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Абсолютно полноценные.
К.ЛАРИНА: Володя, это полноценные люди?
В.ЛЮБАРОВ: Полноценные, да.
К.ЛАРИНА: Все-таки у нас есть какое-то такое снисходительно-умилительное…
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Ксеничка, нет, мы забываем о том, что у нас были великие традиции, когда странного маленького человечка, лишенного, в общем, собственной семьи, выпивающего стакан чая вечером, потирающего руки от удовольствия, и переписывающего свою дневную эту, вывел Гоголь в «Шинели». И вот это крылатое, пафосное выражение, что «Мы все из «Шинели», мы о нем немножко забываем. Потому что, в общем-то, мерка, с одной стороны очень маленькая, а с другой стороны она-то и есть самая крупная. Понимаете? И я надеюсь, что, если выставка Любарова получит какие-то продолжения, и посмотрят где-то, из этого очень много выводов можно сделать на каких-то политических уровнях.
К.ЛАРИНА: А сегодня, кстати, можно еще на выставку попасть, или уже все?
В.ЛЮБАРОВ: Да. Сегодня выставка открыта до семи часов. Так что есть возможность у людей увидеть еще.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Пойти и увидеть еще раз.
К.ЛАРИНА: И полюбить этих замечательных персонажей.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Да. Во всяком случае, прикоснуться к нему.
К.ЛАРИНА: Давайте мы вопрос зададим уже нашим слушателям, поскольку у нас есть сегодня подарки, среди которых есть и каталог вот этой самой выставки Владимира Любарова. И еще у нас есть каталог выставки Лазаря Гадаева, которая сейчас проходит уже.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: К сожалению, тоже закрывается, безвременно ушедшего.
Есть такой вот очень интересный буклет Марии Ломакиной, ученицы Петрова-Водкина, выставка которой открылась на Крымском валу в экспозиции. И приглашение на замечательную, тоже надеюсь, интересную выставку Вячеслава Васильевича Калинина, представителя так называемого «Другого искусства». Художника, который выставлялся в свое время впервые вместе с Эриком Булатовым в далекие шестидесятые годы. И который на большой выставке подводит такой некий итог своему творчеству, начиная с шестидесятых годов.
К.ЛАРИНА: Вопрос – как мы сформулировали его, Володя?
Улицу и город?
В.ЛЮБАРОВ: Какая улица в картинках Любарова превратилась в город?
К.ЛАРИНА: Отвечаем на вопрос на sms: +7 (985) 970-45-45.
Вот, пока мы говорили, пришел вопрос, который, собственно, продолжает ткань нашей беседы с Натальей Александровой: «Владимир, скажите, пожалуйста, а вы любите своих персонажей?».
В.ЛЮБАРОВ: Вы знаете, что? Вот мне кажется, то, что я как бы… Вот многие люди ко мне подходят и говорят: чувствуется любовь.
Знаете, я работаю как художник, и мне кажется, что, если вот так вот активно чувствуется любовь, это не очень даже и хорошо.
Я должен, во всяком случае, я стараюсь быть немножечко отстраненным. Я к ним отношусь хорошо. Наверное, я им сочувствую. Хотя в действительности я им чаще всего даже завидую. Они спокойные, они самодостаточные, и никуда не рвутся. Они очень отличаются по менталитету от нас, городских. И я тоже вот хотел бы быть таким человеком, чтобы мне вот не надо было бы никуда бежать, чего-то хватать, за чем-то стоять – не знаю. Ну, не могу, видимо, самого себя победить. Вот я остаюсь городским человеком – там выставки делаю, не знаю. Ну, короче говоря, суечусь. Вот. Они не суетятся. Они смотрят на это небо, ходят по этой…
К.ЛАРИНА: Но живут-то мало. Почему они мало живут?
В.ЛЮБАРОВ: Ну, во-первых, там практически никакой медицины нет. Просто при мне умер дядя Лёша. Я его отвез в местную больницу. Мне сказали: там все нормально, а я уехал в Москву, а когда приехал через месяц, вот, а дядя Лёша умер.
Я, конечно, ничего не хочу сказать. Может быть, все так же было бы и в Москве. Но все равно, вы знаете, конечно, отличие очень большое, очень сильное.
Ну, сейчас, может быть, немножечко начинают там. Но пьют серьезно. Так не по-дилетантски, там, как я, а вот так вот – серьезно. Я помню, я приехал, и вся деревня запила. Понимаешь? Ни одного трезвого человека не было. Я ходил: «А ты шшоо?». И вот этот самый Лёша, которого я зато хоронил, говорит мне, показывает вот так вот пальцем: «Ну дай что-нибудь выпить, иначе я умру». Вот, а вы говорите. Конечно, поэтому тяжело. А в этой деревне чудные люди совершенно. Есть вот такое.
К.ЛАРИНА: Вот смотрите, с таким же успехом ты как профессиональный человек мог бы изобразить всю кошмарную правду этой жизни. Но ты этого не сделал. Почему?
В.ЛЮБАРОВ: Ксень, я честно скажу, я считаю, что я правду делаю. Я, в общем, не делаю картинки, чтобы они кого-то умиляли, чтобы они кого-то радовали. Вот я делаю то, что мне хочется. Но и вообще-то художник как бы и не может делать вообще все, что он видит, все, что он знает. Я делаю то, в чем я могу выразиться.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: «Витёк, который не любит приезжих». Там тоже есть такие. Это же все, я так понимаю, что это портреты этих реальных людей.
В.ЛЮБАРОВ: Ну, это такие, это портреты, но они как бы не буквальные, конечно, скорее, собирательные. Как вы говорили: мы там узнаем себя в персонажах.
Я как-то смотрю, все время наблюдаю. А работаю я без натуры.
К.ЛАРИНА: Ну, на самом деле, здесь очень многие узнаваемые персонажи. Вот почему Наталья сказала, что себя там у многих узнала. И так, мне кажется, может каждый сказать про себя. Потому что какие-то тайные вещи, которые обычный человек пытается задрапировать, скрыть, они у тебя в глазах видны, если говорить о портретах, о характерах.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Совершенно верно.
В.ЛЮБАРОВ: Я честно говорю: я совсем не льщу своим персонажам. Поэтому мне, в общем, даже иногда интересно, что люди так говорят и про любовь, и про то, и про другое, и про третье. Я им совершенно не стараюсь польстить, не сделать их красивее. Даже иногда стараюсь не показывать своим деревенским жителям, чтобы они не увидели и не обиделись. А поэтому это какое-то вот немножечко такое понимание того, что я делаю для меня, в общем, такое довольно неожиданное.
Вообще, мне там много разных историй рассказывают.
Совершенно потрясающую я узнал историю.
Там, в Симе, умер от ран Багратион. То есть, он на Бородине получил смертельное ранение. Там имение князей Голицыных.
Сима – это вот просто рядом с деревней Перемилово.
И вот, что я узнал? Значит, его там похоронили Багратиона. А потом Николай Первый сказал: «Это герой России выкапывайте, мы его на Бородине закопаем». Все это очень торжественно его выкопали, закопали на Бородине.
А потом, когда пришли советские времена, то этот памятник вместе с останками, это в 32-м году, взорвали.
Вот я не знаю, знает кто-нибудь про эту историю?
Нет, я потом проверял. Это все правда. Я потом зашел в Интернет, значит, проверять.
А памятник Багратиону, который стоял там, в Симе, я думаю: «А где ж тогда памятник? Это ж там был памятник чугунный?». – Его просто-напросто перелили на металлолом. Памятник, который делал какой-то известный скульптор. И вот я начинаю понимать, что я живу вот в этом мире. И вот то, что я делаю, это вот отражается как-то вот, понимаете, вот в этом странном мире.
Иногда меня спрашивают: «Почему такой тусклый колорит?»
Я понял, что тусклый колорит у меня происходит не оттого, что я в деревню приехал, а потому что я провел до 16-ти лет жизнь в коммуналке. Собственно говоря, даже до 20-ти. Просто там уже была не коммуналка, а была маленькая коммуналка в большой и серьезной коммуналке. И вот эта вот тусклая лампочка, и вот этот вот тусклый свет, понимаете, вот они, как бы отразились.
Вообще, ко мне иногда приходят люди и говорят: вот как ты переехал в деревню? Мы тоже там хотим чего-то делать.
Вот невозможно повторить чужую судьбу. Вот у меня такая судьба была. И вот эти вот там стены облупленные, я их всю жизнь видел. Поэтому они мне родные. Да, про евроремонт я не смогу изобразить.
К.ЛАРИНА: Давайте, мы пока остановимся, послушаем Новости, а потом вернемся в программу «Собрание Третьяковки». Я уже назову наших победителей, которые правильно ответили на вопрос, который мы вам задавали, и продолжим наш разговор с Владимиром Любаровым.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: Напомню, что сегодня в «Собрании Третьяковки» художник Владимир Любаров и искусствовед Наталья Александрова.
На примере картины «Волейбол» мы говорим сегодня о творчестве Владимира Любарова. Выставка его еще сегодня работает в зале в Толмачах, который за основным корпусом Третьяковки находится. И сегодня до 7 часов, да, Володя?
В.ЛЮБАРОВ: Да, да.
К.ЛАРИНА: Можно еще успеть встретиться с персонажами Владимира Любарова, в том числе есть там персонажи из «Щипка»?
В.ЛЮБАРОВ: Конечно.
К.ЛАРИНА: Наш правильный ответ – улица, которая стала городом в творчестве Владимира Любарова, - это улица Щипок московская.
В.ЛЮБАРОВ: Совершенно верно.
К.ЛАРИНА: Наши слушатели (перечисляет имена и номера телефонов победителей). Правильно ответили и получают призы от программы «Собрание Третьяковки».
«Обожаю Любарова, - пишет нам Людмила- Знаю его картины и творчество по Интернету. Чувствую кровное и необъяснимое родство с его персонажами». Вот видите, все-таки это вот чувство какое-то очень точное.
Н.АЛЕКСАНДРОВА (Смеется): Сразу возникает. Да, да. Как ни странно, у самых разных людей. Как ни странно. Потому что там, на вернисаже, меня удивило, что настолько разные люди, я не хочу сказать известные люди. Но там, начиная с какой-то интеллектуальной действительно российской элиты, были люди, действительно связанные со спортом. И как бы и с религией. И всех этих людей Любаровское творчество каким-то вот необъяснимым образом, я боюсь, что и они тоже себя находят в его картинках. И в этом смысле оно вот является, в отличие от очень многого актуального искусства, отсутствует вот элемент такой деструктивности. А он прямо противоположен по заряду, что, конечно, редчайшее свойство применительно к современному такому острому искусству, которое, в общем, в основной массе, конечно, деструктивно.
К.ЛАРИНА: Ну уж, коль у нас сегодня живой художник присутствует в передаче, то сам Бог велел нам немножечко рассказать вообще о том, что было до сегодняшнего дня в жизни Владимира Любарова. Но мы-то знаем. Я знаю, поскольку вот мы с Володей подружились уже достаточно давно. Наталья Александрова знает просто потому, что она обязана знать всю биографию художника. Но у наших слушателей, конечно, есть вопросы. Просят рассказать и про учителей, и про то вообще, с чего все начиналось. Как возникли вот эти первые образы деревенские. Давайте немножечко об этом вспомним, Володя.
В.ЛЮБАРОВ: Ну, значит, до начала девяностых годов я был иллюстратором книг, был главным художником журнала «Химия и жизнь», и вообще практически не покидал город Москву.
Сейчас я не буду распространяться, что меня подвигло поехать в деревню. Я вначале думал, что я просто покупаю домик, чтобы жить там.
К.ЛАРИНА: Подожди. А вот до всего, вот до «Химии и жизни», ведь это же какие-то были мечты о большом искусстве. Или ты мечтал быть художником журнала «Химия и жизнь»?
В.ЛЮБАРОВ: Ксения, я проиллюстрировал сто книг, поэтому я не очень-то мечтал. Я, в общем, так сказать, работал.
К.ЛАРИНА: Как книжный иллюстратор. Да?
В.ЛЮБАРОВ: Да. Я как книжный иллюстратор, как дизайнер работал. И организатор, в какой-то степени. Потому что я организовал вместе с Аркадием Стругацким и другими замечательными писателями первое в России частное издательство «Текст», и там как бы вот проявлял себя как организатор. Мне это сейчас уже немножко даже и странно.
Ну, и главный художник журнала «Химия и жизнь». Там тоже работал с такими замечательными художниками. Это такой был небольшой, в общем, оазис, потому что мы относились к Академии наук, и вот эта самая партийная элита не очень сильно нас допекала. Пока мы, конечно, там не…
К.ЛАРИНА: Это остров свободы был?
В.ЛЮБАРОВ: Был такой да островок свободы, но я не знаю. Многие тогда проводили аналогию с Театром на Таганке, но просто Театр на Таганке значительно более известен, чем журнал «Химия и жизнь». Хотя очень много людей вот сейчас приходят на выставку и говорят: «Журнал «Химия и жизнь» в то время помогал нам как-то жить». Был некой пищей, потому что, в общем, пища была, честно говоря, довольно скудная.
К.ЛАРИНА: А то, что было, параллельно же происходило в стране, если говорить об искусстве, о живописи – официальной, неофициальной, параллельно была и «Бульдозерная» выставка, и много чего еще другого. Вот как-то соприкасались? Круг общения один или разные?
В.ЛЮБАРОВ: Да, я соприкасался. Круг общения у меня был, но живописью я тогда не занимался, поэтому бульдозерами меня не давили. Да, я, конечно, извиняюсь…
К.ЛАРИНА: Нет, я не про это. Я просто хочу, чтобы народ понимал еще контекст, что тогда вокруг происходило вот в этой жизни.
В.ЛЮБАРОВ: Нет, это, конечно, было начало перестройки. Была очень интересная борьба, потому что, в общем, художники, они вот сейчас актуальные художники, и те художники, в общем, имеют очень смутную близость. Понимаете? Это были просто художники, у них не было выработанных каких-то критериев, как сейчас, в общем, в актуальном искусстве. И они просто были не партийными, не идеологичными, они делали то, что хотели. Ничего антисоветского там не было. Там было по голосам, я помню, говорили, то есть, это была жуткая буря, пока, наконец, разрешили на четыре часа делать выставку в павильоне «Пчеловодство» на ВДНХ. Лично я был. На четыре часа!!! Там не было ничего опасного для этого строя, ничего! Просто это было живое искусство, понимаете?
К.ЛАРИНА: И запретный плод сладкий.
В.ЛЮБАРОВ: А почему запретный? Ну знаете, вот глупости хватало. Так же, как взорвали могилу Багратиона, героя России – ну потому что царский генерал.
Понимаете, вот эта череда глупостей, абсурдов, которые я как художник, в общем, отстраненный от жизни, воспринимаю, я их передаю в картинках. И почему-то эти картинки вот считается, что это любовь. Но, наверное, это одновременное объяснение моей любви к миру, к жизни, к людям. Но такое своеобразное, я надеюсь.
К.ЛАРИНА: А когда живописью начал заниматься?
В.ЛЮБАРОВ: А живопись поперла в деревне. Я сейчас тоже для себя объясняю так: Москва – она вот графика для меня. Вот она графичная, понимаете? – Тут мало зелени, тут не видишь цвета неба, темп такой.
А в деревне, во-первых, ты видишь цвет. Ты каждый день видишь небо, каждый день видишь траву, и она с тобой говорит. Понимаете? Это асфальт, он мертвый. Да? Вот ты идешь по траве, а она как бы с тобой общается. Я уж не говорю там про птичек и про журчащую речку Шую, в которой ледяная вода всегда минус 10 градусов (?) в самую большую жару, вот у меня прямо под домом течет речка, в которой периодически бобры строят плотину и периодически они там делают маленькое наводнение.
Н.АЛЕКСАНДРОВА (смеется).
В.ЛЮБАРОВ: Вот. И, конечно, может быть, любовь эта вот поперла, понимаете, из меня. Потому что я так посмотрел так недавно – никакого там вот этого драйва, почему я не очень даже и люблю, так сказать, вот показывать и говорить про иллюстрации. Вот я нашел себя в живописи.
К.ЛАРИНА: Вот эти все очаровательные пухлые женщины, и вот эти вот рефлектирующие мужички они все вот родились именно в Перемилове?
В.ЛЮБАРОВ: Да. Они родились в Перемилове. Да, они все из Перемилова.
К.ЛАРИНА: И потом пошли путешествовать по миру. Так, они были, уже и в Амстердаме появились, я помню девушки замечательные, и мужички такие же. Потом в «Местечке» появились, и в «Щипке». И так далее, и так далее, и так далее. И они все так быстро размножаются почкованием. И они вписались, кстати, в эту европейскую культуру.
В.ЛЮБАРОВ: Дело в том, что вначале то, что я делаю, понравилось как раз Европе. Я был уверен, что в России это вообще на дух не будет восприниматься.
К.ЛАРИНА: А почему? Какой был бог, я не знаю, как это назвать? Искусствовед лучше знает, наверное.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Я думаю, что игра.
В.ЛЮБАРОВ: Ну я не знаю. Ксения, ну мы привыкли: деревенское искусство – это такое желание польстить, и желание польстить дому - он ровно выстроен, желание польстить человеку – он красивый, стройный. Понимаете, деревенское искусство….
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Или наоборот – в грязных и рваных штанах.
В.ЛЮБАРОВ: Да. Или наоборот унизить. Совершенно верно.
Понимаете, вот. Поэтому я не ожидал, что здесь вот это
как-то будет востребовано. А на Западе я очень хорошо воспринимался.
К.ЛАРИНА: Это первый успех он был у художника Любарова?
В.ЛЮБАРОВ: Да, первый успех. Недавно приезжал дилер мой, который в Германии, который в меня вообще вселил. Ну я же делал картинки просто в деревне, да? Откуда я знал, что кому-то это надо? Это такой был иррациональный поступок. Значит, я уж тоже думал тогда: когда деньги буду зарабатывать? А оказалось, что этот иррациональный поступок он оказался вполне даже рациональный.
К.ЛАРИНА: Давайте отдавать себе отчет, что перед нами профессиональный художник. А то сейчас возникнет ощущение у аудитории, что как там, знаете, знаменитая бабушка, которой 80 лет, никогда в жизни не брала кисти в руки, и вдруг в 80 лет начала писать гениальные картины.
Все-таки здесь же был путь в профессии.
В.ЛЮБАРОВ: Ксения, тем не менее, люди все равно считают, что между профессией художника-иллюстратора это такая же огромная разница, как я не знаю – между футболистом и волейболистом. Это очень большая разница. Это совершенно разные задачи.
То есть, конечно, я, честно говоря, и сейчас до сих пор с литературностью в своих работах пытаюсь бороться.
К.ЛАРИНА: Что это значит? Их некая иллюстративность, или что?
В.ЛЮБАРОВ: Ну, я не знаю, опять же это лучше…
К.ЛАРИНА: Сейчас Наташа скажет.
В.ЛЮБАРОВ: Может быть, они и нравятся в какой-то степени, потому что они тоже наполнены сюжетом, литературностью. Понимаете, я вот с этим борюсь. Безуспешно надо сказать, да.
К.ЛАРИНА: А это считается недостатком, Наташа, в живописи?
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Я даже не очень могу так вот точно определить, о чем говорит Владимир Семенович, потому что, конечно, графика в его жизни и живопись в его жизни – это несомненный рубеж.
Ну, во-первых, он никак упорно не хочет сказать, и, наверное, вынуждена буду сказать я о том, что у него все-таки помимо этого было и замечательное образование в Московской специальной художественной школе, где он учился в ряду сейчас уже всемирно тоже известных художников, и наших тоже с вами персонажей, таких, как Татьяна Назаренко, Наталья Нестерова, Люба Решетникова. Это все его однокашники. Потом была замечательная у замечательных людей учеба в полиграфии, где, наверное, он и стал формироваться вот в крине «Графика». Потому что там был Андрей Гончаров и там были самые известные, хитовые графики советского времени, которые замечательно ему давали, грубо говоря, всю школу Фаворского в каком-то большом таком ареале.
Очевидно, вот там этот взгляд графический на Москву и на собственную жизнь он каким-то образом сформировался. Но вот попадание в Перемилово, как оказалось, я даже, честно говоря, хотела узнать у Владимира Семеновича, как это произошло? Почему именно Перемилово? Может быть, он специально рай земной искал и остановился на этой деревне? Или все-таки это как-то случайно получилось?
В.ЛЮБАРОВ: Нет, это случайно, это случайно. Такого…
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Где хоть это находится? Вы скажите нам.
В.ЛЮБАРОВ: Перемилово находится… Уже приезжают. Мне мои соседи говорят, что ты знаешь, уже приезжали и спрашивали художника. Я говорю: «А что, уехали?» - Уехали.
Значит, это граница Ярославской и Владимирской области и Ивановской. То есть, это вообще такое…
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Угол.
В.ЛЮБАРОВ: Это такой угол, медвежий угол.
Дело в том, что как бы и начальство из этих областей оно туда не доходило. Вот, когда я там покупал, там вообще проехать было невозможно, там надо было ехать на тракторе, а я на «Москвиче» проезжал.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: И застрял? Да?
В.ЛЮБАРОВ: Ну я застрял, да. Но понимаете, ну понравилось мне там. Сейчас долго это говорить.
Это, конечно, случайно получилось. Но вот само место это – дикое совершенно место.
Ну вот я уже рассказал, что они взорвали эту самую…
Там настолько другая жизнь, чем вот та жизнь, к которой я привык, что она не потрясти меня не могла: какой же я к черту был бы художник, если бы меня вот эта вот жизнь не потрясла?
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Прошел мимо.
В.ЛЮБАРОВ: Да. Если бы я прошел мимо. Это точно было бы…
И, конечно, мне было очень трудно себя ломать из графики в живопись, очень было трудно. И я очень много работал.
Стучат снизу: «Семенович! Ты что? Опять работаешь? Давай, давай, спускайся!». У меня наверху, на втором этаже мастерская.
-Давай, давай, по рюмочке надо выпить!
К.ЛАРИНА: А что, как в Амстердам-то попал?
В.ЛЮБАРОВ: Ну, во-первых, у меня жена Катя – она специалист по Голландии. И поэтому, нужно сказать…
К.ЛАРИНА: Хошь-не хошь…
В.ЛЮБАРОВ: Нет, дело в том, что я искренне полюбил Голландию и голландцев. Вот у меня просто какая-то слабость к ним. Это просто жена, ну то, что называется, помогла мне и натолкнула. А я уже и в этом году был в Амстердаме.
Ну, вот я не знаю, я обожаю их. Я все-таки надеюсь, что продолжение серии… В той серии всего 13 работ, которые я сделал в Амстердаме. А я все-таки сделаю продолжение серии.
А это какое-то, понимаете, как вот Перемилово, какое-то особое место, так же вот Амстердам. Вот там просто радуешься, удивляешься, и хочется взять кисточку, потому что словами-то я не могу это дело выразить, а кисточкой все-таки чего-то такое получается.
К.ЛАРИНА: А «Щипок»? Городские жители? Получается опять те же.
В.ЛЮБАРОВ: Что?
К.ЛАРИНА: Мы их все узнаем.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Едины во всех …
В.ЛЮБАРОВ: Вы знаете, ну я не нарочно. А что такое Щипок?
Понимаете, ведь я очень люблю городки, которые находятся рядом с деревней. Это Юрьев-Польский и Переславль-Залесский. Это такая, особенно Юрьев-Польский, прямо настоящая провинция. И сейчас тоже….
К.ЛАРИНА: Ты смотрел фильм «Юрьев день»?
В.ЛЮБАРОВ: Нет.
К.ЛАРИНА: Вот посмотри фильм «Юрьев день», который снимался как раз в Юрьеве-Польском. Это Арабов написал сценарий.
В.ЛЮБАРОВ: Я знаю, я знаю. И я даже знаю, что Арабов родом из тех мест. Нет, не родом, у него там дача.
К.ЛАРИНА: Да, у него там дача. Он хорошо знает этот быт. И он написал замечательный сценарий. Фильм снял Кирилл Серебрянников. Очень такое тяжелое, очень мрачное, тяжелое кино. Действительность этого маленького городка.
В.ЛЮБАРОВ: Они просто картинки мои не видели.
К.ЛАРИНА: Она не столь прекрасна, как на картинках Владимира Любарова. Это ровно наоборот: совсем другая сторона вот этого стекла, другая. Кто что видит.
В.ЛЮБАРОВ: Ну, слава Богу, есть все-таки две стороны. Она не одна.
И в этом Юрьеве-Польском я обожаю. Там, кстати, «Золотой теленок» снимался.
К.ЛАРИНА: Серьезно? Вот Швейцеровский фильм, да?
В.ЛЮБАРОВ: Да, да. «Золотой теленок» там снимался. Ну, не весь там снимался, но, во всяком случае, там много снималось.
Поэтому я его обожаю не меньше, чем свою деревню.
К.ЛАРИНА: Он изобразил город. Я просто, почему так услышала, сразу вздрогнула, потому что, когда я этот фильм смотрела, я думала: Боже мой, неужели такое бывает? Потому что он настолько вот беспросветен по картине, по быту, по людям, по пейзажам – беспросветен абсолютно!
В.ЛЮБАРОВ: Там на центральной площади тюрьма.
Не здание там обкома КПСС, горкома. Нет, дело в том, почему я? – Ко мне же регулярно залезают. В прошлом году у меня…
К.ЛАРИНА: В дом, да?
В.ЛЮБАРОВ: В дом уже все, что могли, вынесли: вынесли печь из бани. И одного гада я посадил. Так мне приходилось в это самое… в суд. В суд, и тюрьма там тоже рядом.
К.ЛАРИНА: Но там кремль очень красивый. Да?
В.ЛЮБАРОВ: Конечно, потрясающий!
Вообще, это потрясающий город, который в Х1 веке Юрием Долгоруким был основан. Замечательный! Но это настоящая провинция такая русская. С русским вот этим характером.
К.ЛАРИНА: А там время вообще движется? Скажи мне свои наблюдения художника, или оно у вас стоит?
В.ЛЮБАРОВ: А там оно стоит. Поэтому я туда приезжаю, чтобы продлить и свою жизнь в том числе. Понимаете, день, вот если приехал с утра, и там к вечеру выходишь, то день кажется, когда смотришь, думаешь, что длинный день. Другое время.
К.ЛАРИНА: Володя, я думаю, что после вот выхода этого фильма Юрия Арабова и Кирилла Серебренникова, мне кажется, что Владимир Любаров должен и свой взгляд на этот замечательный город представить.
В.ЛЮБАРОВ: Тоже снять фильм? Нет?
К.ЛАРИНА: Нет, фильм не надо, а вот нарисовать все, что ты видишь своими глазами.
В.ЛЮБАРОВ: Я там обожаю людей: там люди совершенно другие - они совершенно бескорыстные. Нет, серьезно. Ну ладно, а то меня обвинят в приукрашивании действительности.
К.ЛАРИНА: В лакировке. У нас либо очернительство, либо лакировка. Правда, Наталья Александрова? (Смеется).
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Не знаю, не знаю. Но вот я действительно вот этому поражаюсь.
Знаете, у меня еще такой будет персонаж - такой Валентин Михайлович Сидоров, старейший художник-пейзажист. У меня тоже вот вопрос: потому что у него деревня Сорокопень, его родная, с одной стороны. Это тоже глубинка Тверской области, где когда-то жила моя бабка. Воспоминания моей бабки об этих деревнях, это: нищета, убогость, отсутствие еды, драные, сопливые дети. А на картинах Валентина Михайловича Сидорова – это свобода, простор, покой и летящие деревья.
Это вот все-таки интересно, Ксения. Нам в наше время, в начале ХХ1 века вот с этих позиций посмотреть на наше прошлое. Другой взгляд.
К.ЛАРИНА: Знаете, что это такое? Это ощущение какой-то невероятной внутренней свободы человека, который абсолютно не зависит от внешних каких-то обстоятельств.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Да. Я считаю, что у Любарова самое главное, что он абсолютно реализует свое право свободное на выбор своего мнения и способность видеть не то, что все. Понимаете? И он не стесняется этого, потому что – любовь-нелюбовь там. Во всяком случае, он положительно оценивает этих людей, наслаждаясь их обществом. И видит в себе тоже их черты. И ирония его, она, в общем, со знаком плюс, она в виде юмора, а не в виде гротескного вот такого сарказма, который принят в современном актуальном искусстве, который очень много уничтожает.
К.ЛАРИНА: Володя, кто там сейчас рождается в этой мастерской?
В.ЛЮБАРОВ: Все рассказать тебе! Конечно! Тогда же будет неинтересно на выставку приходить. Нет, нет, планов много, если сил хватит, то планов много. Мы уже новые серии задумываем.
К.ЛАРИНА: Правда?
В.ЛЮБАРОВ: Но у меня, видите, дело в том, что у меня обычно задумывается 10 серий, а одна получается.
К.ЛАРИНА: Ну скажите хоть про одну.
В.ЛЮБАРОВ: Ну, Ксень, ну правда, велели мне молчать. Ну будет, будет, через годик, через годик - полтора.
К.ЛАРИНА: Через год что-то будет новое?
В.ЛЮБАРОВ: Да, будет новая серия, я надеюсь.
К.ЛАРИНА: Тьфу-тьфу-тьфу. (стучит). Прямо постучать по дереву.
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Да, чтобы не сглазить. Будем надеяться, и, конечно, будем ждать.
К.ЛАРИНА: Значит, у нас осталось до закрытия выставки три часа. Да?
В.ЛЮБАРОВ: Да.
К.ЛАРИНА: Дорогие товарищи! Ноги в руки и бегом, бегом, бегом к Третьяковской галерее. Вы еще успеете схватить за хвост вот уходящую выставку Владимира Любарова. Но, насколько я понимаю, там, в постоянной экспозиции, что-то остается же в Третьяковке самой, да? Что-то будет, можно будет там забежать?
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Да, конечно. Надеюсь, что мы будем искать место для этого.
К.ЛАРИНА: Хорошо, хорошо. Ну, и ко мне приходите. У меня тоже дома кое-что есть из Любарова. (Смеется).
Спасибо большое, Володя. Удачи!
Владимир Любаров и Наталья Александрова. Спасибо вам всем!
В.ЛЮБАРОВ: Спасибо!
Н.АЛЕКСАНДРОВА: Спасибо за внимание, до свидания.
(Музыкальная отбивка).