Карл Брюллов, автопортрет 1848 года" - Светлана Степанова - Собрание Третьяковки - 2008-01-27

К.ЛАРИНА: Ну, что же, добрый день еще раз. 15 часов и 12 минут в Москве. Здесь, в студии «Эха Москвы», ведущие программу «Собрание Третьяковки» Ксения Ларина и Ксения Басилашвили. Ксюша, приветствую тебя.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Здравствуй, Ксюша.

К.ЛАРИНА: Наш сегодняшний герой – Карл Брюллов. Не первый раз мы к нему обращаемся.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Я вам скажу точно, в какой раз – в третий.

К.ЛАРИНА: Даже не во второй! Сегодня Автопортрет 848 года перед нашими глазами. И перед моими глазами – Светлана Степанова, старший научный сотрудник Третьяковской галереи. Здравствуйте, Светлана, приветствую.

С.СТЕПАНОВА: Добрый день.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Автопортрет этот самый известный, тот, который висит в Третьяковке. Вы все его знаете. Там Брюллов и такая его красивая рука, и красный фон. Мы о нем сегодня поговорим.

К.ЛАРИНА: А что мы уже смотрели? Мы смотрели «Помпею»?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Мы смотрели «Последний день Помпеи», смотрели еще одну картину – «Осада Пскова».

С.СТЕПАНОВА: По-моему, у нас «Всадница» была.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И «Всадница» была. Значит, четвертый раз мы сегодня встречаемся, а не третий.

К.ЛАРИНА: А! Ничего себе! Ну, он того заслуживает, конечно, этот человек.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А потом еще один круг пройдет в нашей жизни, и мы еще вернемся.

Но сначала ответим сегодня на вопрос, вот первая ваша задача: ответить на вопрос на sms: +7 (985) 970-45-45.

От Николая Первого Брюллову поступил заказ написать картину «Взятие Казани», но Брюллов от этого сюжета отказался и предложил свой. Какой именно? Отвечайте по sms.

К.ЛАРИНА: И что мы за это получим?

К.БАСИЛАШВИЛИ: И за это вы получите каталоги Даши Намдакова, бурятского художника. Сегодня последний день работы его выставки в Третьяковской галерее. Поэтому спешите. И, кроме того, новые календари, каждый месяц – новые шедевры из Третьяковки, календари Третьяковской галереи на 2008 год.

К.ЛАРИНА: Ну, хорошо, ждем ваших ответов.

А теперь – к Брюллову. Почему этот Автопортрет заслуживает отдельного разговора? Для начала давайте объясним.

С.СТЕПАНОВА: Ну, во-первых, потому, что это Автопортрет одного из самых замечательных русских художников.

Во-вторых, он стоит особняком в творчестве самого Брюллова, который не раз обращался к своей собственной персоне. Мы знаем Живописный портрет, который предполагался для галереи Уффици 33 – 34 года, но остался незавершенным по неизвестной причине, и был привезен Брюлловым с собой в Петербург.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Он в Русском музее сейчас.

С.СТЕПАНОВА: Он в Русском музее, да, овальный портрет.

Был целый ряд графических автопортретов Брюллова, где он, прежде всего, подчеркивал присущий ему природный апполонизм.

К.ЛАРИНА: То есть? Это что такое значит?

С.СТЕПАНОВА: Его замечательная голова с пышными и светлыми кудрями.

К.ЛАРИНА: Идеальной формы.

С.СТЕПАНОВА: Его красивый профиль. Дело в том, что не просто идеальной формы, а профиль Брюллова у многих вызывал ассоциации, сравнения с Апполоном Бельведерским.

Один из его современников, отзываясь о его кудрях, назвал их «Антиноевыми кудрями».

Антиной – это известная античная статуя, которая служила во всех академиях образцом для рисования.

А вот этот портрет, о котором мы сегодня говорим, он, конечно, выделяется тем, что Брюллову здесь важно не свой апполонизм передать, не красоту внешнюю своего облика, а вот того внутреннего человека, который, может быть, и сокрыт был от окружающих, то внутреннее горение души, которое всегда жило в Брюллове. И, может быть, вот в эти дни, месяцы его тяжелой болезни вдруг прорвалось наружу.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Можно сказать автопортрет предсмертный? За два года, по-моему, да?

С.СТЕПАНОВА: Ну, это как-то очень трагично. За четыре.

К.БАСИЛАШВИЛИ: За четыре года до смерти?

К.ЛАРИНА: Ощущение, что вот какой-то момент прощания вот есть в его взгляде, да?

С.СТЕПАНОВА: Действительно, возник этот портрет почти случайно: Брюллов болел несколько месяцев. И, как отзывались его современники, которые вели своеобразную хронику жизни Брюллова, это были, прежде всего, его ученики, самые близкие, самые доверенные.

В один из таких дней, когда ему разрешили врачи встать с постели, он сел в свое любимое кресло перед трюмо, перед зеркалом, и вдруг попросил кисти, палитру, а наутро набросал, в первый – сделал набросок, и наутро попросил подготовить палитру «пожирнее», как он выражался, холст, и никого к нему не пускать. Хотя Брюллов очень часто работал и при посетителях. И наутро, как потом он признавался сам, за два часа он написал этот портрет.

Написал, может быть, даже образ Брюллова, который ни современники, ни, может даже мы, не узнали. Это Брюллов, который искал действительно каких-то глубоких путей, каких-то сакральных смыслов в искусстве своем собственном.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Светлана, а портрет был написан в Италии, или в России?

С.СТЕПАНОВА: Нет, в Петербурге, когда он болел. 48 год, за год до отправления в Петербург, то есть буквально почти за год, потому что он в апреле 48-го его написал, а в апреле 49-го уехал из Петербурга.

И вот это вот… Да, конечно, ассоциации вызывает портрет композиционно с известным портретом Вандейка из Эрмитажа, прежде всего, рука, так безвольно как бы опущенная.

Но, на мой взгляд, самое важное это то, что впервые Брюллов, пожалуй, в своем Автопортрете писал не человека во времени, а он блистательно демонстрировал свою власть над временем.

Помните, как у него стремительно останавливается конь во «Всаднице», как летят эти шляпки на всех женских портретах? А здесь – власть времени над человеком.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А можно немножечко поподробнее? Вы сказали об Автопортрете Вандейка, а Автопортрет этот был написан художником в 1620 годы, то есть, заранее, задолго до того, как…

К.ЛАРИНА: Два века назад.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Конечно. Что? Он был настолько популярным? Ему подражали? Его знали? В чем состояла известность этого портрета? Что о нем говорили? Я так знаю, что Брюллов не случайно обращался к Вандейку, видимо, раз сопоставление есть?

С.СТЕПАНОВА: Ну, вы знаете, сопоставление это было в умах современников, потому что Вандейк принадлежал к шедеврам Эрмитажного собрания, поэтому он как бы входил в круг, понимаете, вот такого образовательного кругозора, для людей, просвещенных искусством того времени. Ну, а поскольку всегда любили сопоставлять русских художников с иностранцами, там Тропинина называли «Русским Грёзом», то, конечно, Брюллов, блистательный портретист, ассоциировался, так сказать с «Русским Вандейком».

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, у Вандейка ведь еще была карьера, карьера придворного художника, баловня судьбы. Это еще и сопоставление судеб.

С.СТЕПАНОВА: Может быть, и в этом смысле, да, потому что…

Возможно, это было, я просто не берусь конкретно сопоставлять здесь вот эти ассоциации. Но действительно в сознании многих современников Брюллов был таким вот баловнем судьбы. И далеко не все понимали и чувствовали, что этот «баловень судьбы» прожил совсем не простую и внешнюю, и внутреннюю жизнь духовную. И далеко не купался, вы знаете, вот так самозабвенно, упоенно в лучах той славы, которая ему досталась.

К.ЛАРИНА: А почему такое возникало ощущение, что ему все легко дается, что он – баловень судьбы? Только по внешнему успеху, если судить, да?

С.СТЕПАНОВА: Ну, прежде всего, успех «Помпеи», прежде всего, успех изначальный, когда он был еще студентом Академии художеств, он сразу проявил себя как блистательный рисовальщик. Правда, далеко не все задумывались о том, что это ему давалось огромным и упорным трудом. Когда его наставник Андрей Иванович Иванов, Иванов-старший заставлял его там по 40 раз перерисовать «Лакаона с детьми», известную античную группу, тогда становится понятно, откуда вот эта вот легкость руки, легкость карандаша? Когда Брюллов моментально мог зарисовать любую, открывшуюся его взору сценку. И не случайно он потом ученикам будет говорить, что нужно учиться пока вы на студенческой скамье, потом, когда придет пора работать, творить будет уже поздно, хотя себя он считал тоже вечным учеником. И считал, что в этом его счастье, потому что погрязнуть в своем успехе – это значит остановиться в своем творческом развитии.

И вот Автопортрет, как раз и пример того, показатель того, что Брюллову были открыты и какие-то другие ракурсы и смыслы человеческой натуры. Не только внешний блеск, не только роскошь форм, не только яркость характера. Ведь известно, что Брюллов предпочитал писать тех людей, которые вызывали в нем вот этот вот жар творчества, вот этот внутренний отклик яркий.

К.ЛАРИНА: То есть, те люди, которые его вдохновляли, да?

С.СТЕПАНОВА: Безусловно, безусловно

К.ЛАРИНА: Давайте мы послушаем что ли «Путь в галерею» рубрику.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Давайте, да. Наталия Преснова, ей слово.

ПУТЬ В ГАЛЕРЕЮ

Н.ПРЕСНОВА: Автопортрет Карла Брюллова происходит из коллекции Прянишникова Федора Ивановича, известного государственного сановника, общественного деятеля, собирателя русской живописи, библиофила, мецената.

Начало его собирательской деятельности было связано с желанием поддержать молодых художников путем приобретения их произведений.

Многие картины были получены им в дар. Собрание его галереи насчитывало свыше 170 произведений 84-х русских художников. Среди них произведения Левицкого, Лосенко, Алексеева, Боровиковского, Венецианова, Тропинина. И особое место в коллекции занимали картины Карла Брюллова. Среди его вещей 8 полотен.

Современники отзывались о его галерее, как о таком помещении, которое размещалась в доме далеко не роскошном. Комнаты не отличались ни просторностью, ни изящным убранством. Картины были плохо освещены. Но все это забывалось при том радушии, с которым владелец показывал свое собрание.

Один из отзывов об этой коллекции звучал так: «В галерее этой заключаются образцы всего, что доныне произведено лучшего нашими художниками. Это самая верная, самая красноречивая история русской живописи».

Вся коллекция Прянишникова была приобретена министерством двора. Летом 1867 года коллекция была предоставлена для экспонирования Петербургскому Обществу поощрения художеств. Затем произведения были переданы в московские музеи. И основная часть поступила в московский Румянцевский музей, том числе и Автопортрет Брюллова. И уже в 25-м году из московского Румянцевского музея Автопортрет поступил в Государственную Третьяковскую галерею, где и хранится поныне.

ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ

К.ЛАРИНА: А у меня тем временем есть уже список победителей.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да ты что! Так быстро ответили? Невероятно!

К.ЛАРИНА: Очень быстро ответили на твой вопрос. Давай еще раз повторим, дадим правильный ответ, а потом я назову людей.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вопрос таков: от Николая Первого к Брюллову поступил заказ написать картину «Взятие Казани», но Брюллов от этого сюжета отказался и предложил свой. Можно ответить, какой?

- «Осада Пскова».

К.ЛАРИНА: Да. А про эту картину говорили. И наши слушатели внимательно нас слушали. (Перечисляет имена и номера телефонов победителей).

Поскольку наша sms-лента свободна теперь от ваших ответов, вы можете смело ваши вопросы отправлять, связанные с тем, что вас интересует в жизни и творчестве Карла Брюллова. На ваши вопросы ответит наша сегодняшняя гостья Светлана Степанова.

А у меня такой дилетантский вопрос, Светлана, поскольку мы сегодня про Автопортрет говорим: а что вообще такое автопортрет для художника? Что это за жанр? Чем он особенен?

С.СТЕПАНОВА: Ну, особенен тем, что художник сам для себя самая выгодная и выигрышная модель.

К.ЛАРИНА: Почему?

С.СТЕПАНОВА: Потому что, во-первых, ее можно усадить, кого, как вам угодно, ей можно явить на полотно то, что вам угодно, а не то, что требует от портретиста заказчик. Ну, и конечно, автопортрет – это всегда возможность действительно как-то всмотреться не только в свой внешний облик, но и в свой, собственно, внутренний мир, или что-то поведать о нем зрителю.

К.ЛАРИНА: Ну, это всегда есть элемент самолюбования в этом.

С.СТЕПАНОВА: Ну, безусловно, если внешность тому соответствует. И действительно вот эти многие Автопортреты Брюллова тоже этим, ну не то что грешат, но они вот в этом ракурсе выполнены.

Хотя нужно сказать, что ведь облик Брюллова был далеко не совершенен.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, здесь я бы поспорила, извините о том, что это все-таки самолюбование, потому что есть образы, которые, по-моему, отвращали самих создателей. Например, автопортреты Гойи какие-нибудь.

К.ЛАРИНА: Ну, ты берешь!

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, а что?!

С.СТЕПАНОВА: Нет, дело в том, что это отношение Гойи к самому себе. Это то, о чем я сказала…

К.ЛАРИНА: И саморазоблачение, и самолюбование. Почему? Потому что на самом деле же, обратите внимание, что это жанр только в одном виде искусства – только вот живопись, ну, скульптура. А нет ни в музыке, по сути, ни в театре, ни в литературе.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Автопортрет? Ну, сложно сказать, есть такой автопортрет в литературе. «Читая жизнь свою»…

К.ЛАРИНА: Ну, как? Потому что в литературе все равно человек прячет, как и в театре, прячется за свой литературный образ. Конечно! За образ! То там уж мера личностного участия она определяется читателями и уже публикой, а здесь-то – ничего не скроешь.

С.СТЕПАНОВА: Ну, и потом такое явление, как романтизм, или все, что мы вот как бы к этому направлению относим, оно как бы требовало вот этой исповедальности, вот этой открытости не только внешних форм и особенностей человека, но и внутреннего его состояния, и внутреннего настроения душевного. И поэтому жанр автопортрета особенно был востребован и развит в эпоху романтизма.

Так. Не случайно Кипренскому приписывали столько автопортретов, сколько он за свою жизнь не успел выполнить.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вот смотрите, Кипренский пишет… Сейчас поправьте меня, если это не так – либо Кипренский, либо Тропинин, «Пушкина в халате».

К.ЛАРИНА: Оба.

С.СТЕПАНОВА: Да, конечно, Тропинин пишет в халате, а Кипренский себя пишет в халате.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Это практически время, близкое к Автопортрету, ну разделяет 20 лет. 20 лет разделяют Брюллова Автопортрет и портрет Кипренского.

А здесь Брюллов себя пишет в костюме таком артистическом.

С.СТЕПАНОВА: Это не костюм, это бархатная куртка.

К.ЛАРИНА: Домашняя, да?

С.СТЕПАНОВА: Да. И вот как раз, когда он впервые встал с постели, он набросил на себя эту бархатную куртку, и увидел себя, увидел вот свой образ художника. И действительно именно такого художника, каким он, может быть, мыслил себя. Понимаете, такой вот как бы свой идеальный образ художника, который подобно там, скажем, его кумирам - Микельанджело, или там, скажем, подобно Рембрандту – через тернии, через муки, в том числе и телесные, силой духа, силой творческой воли преодолевающих вот все эти настроения жизни.

К.ЛАРИНА: То есть, автопортрет возникает желание написать в какой-то переломный момент жизни у художника, в основном, да? Потому что он хочет зафиксировать что-то важное.

С.СТЕПАНОВА: Очень часто, и действительно, вот эта вот работа Брюллова я считаю, ну, пожалуй, самая исповедальная из всего, что он создал, и, может быть, действительно духовно наполненная в том смысле, что даже не все его, так сказать, религиозные сюжеты и образы дотягивали вот до такого внутреннего состояния напряжения духа, которое ему удалось передать в своем Автопортрете.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А современники поняли это, или все-таки читали портрет, как такое самолюбование красавца на взлете славы?

С.СТЕПАНОВА: Вы знаете, эта эпоха замечательна тем, что она очень пафосная, очень литературно восторженная.

И вот, если вы позволите, я могу вам два фрагмента стихотворных прочесть, отклики на этот портрет. Один – принадлежит перу дамы, писательницы Юлии Жадовской. Я не буду целиком, потому что это очень большие достаточно вирши. А другой – Дмитрию Ознобишину, по-моему, если я не ошибаюсь. Сейчас скажу точно: да, Ознобишин.

Так вот, Жадовская, которая посетила Брюллова как раз во время болезни, потом очень хотела увидеть его Автопортрет, а оказалось, что он не у Прянишникова, который приобрести-то приобрел, но пока портрет оказался в мастерской Брюллова. И она пишет записку Брюллову с просьбой посмотреть на этот Автопортрет и прилагает свои стихи:

Ты знаешь ли, мой друг?

Я видела Брюллова,

Как вспомню, веришь ли?

Заплакать я готова.

Так чувством сладостным

Душа во мне полна,

Так встречей с гением

Она потрясена.

И дальше, последние строчки:

Я видела его -

Усталый и больной

Он полон силою чудесною, святой

Он полон светлого, живого вдохновенья,

Я перед ним в немом стояла умиленье.

Напрасно мой язык искал речей и слов.

Я только и могла твердить:

«Брюллов, Брюллов»!

К.ЛАРИНА: Любовь!

С.СТЕПАНОВА: А стихи Ознобишина Брюллов сам не читал. Эти стихи в своем письме ему преподнес Козлов-гравер, с которым переписывался Брюллов, уже уехав в Италию.

И тоже, буквально несколько строк:

Уже рука без силы опустилась,

Но бледный лик так важен, весел, тих,

Как будто мысль в нем видно прояснилась:

«Я вечно жив в творениях моих»!

Недаром грудь признаньем светлым билась:

Удел искусств высокий я постиг.

Пусть жребием сужден мне рок суровый,

Гляжу на смерть, как на венец лавровый.

Не терновый, - лавровый!

К.ЛАРИНА: То есть, это два стихотворения, которые на фоне этого портрета родились?

С.СТЕПАНОВА: Они обращены непосредственно, да к облику Брюллова, так как он был в состоянии болезни, и к образу этого портрета.

К.ЛАРИНА: Возвышающий обман! Вот он! Вот! Возвышающий обман – вот, что это такое!

С.СТЕПАНОВА: Или фиксация какого-то вот мимолетного состояния человека. Кто-то видел взлет, а кто-то – смерть.

Современники отмечали, что уже через несколько месяцев после написания портрета, буквально за месяц, два, три облик Брюллова изменился. И уже его как бы не могли сопоставить с образом на полотне.

К.ЛАРИНА: Новости, потом продолжим.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Напомним еще раз, что сегодня мы говорим о Карле Брюллове, об Автопортрете 1848 года. Здесь, в студии «Эха Москвы» в программе «Собрание Третьяковки» Светлана Степанова, и передачу, как обычно, ведут Ксения Басилашвили и Ксения Ларина.

Что ты там читаешь?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да я читаю то, что писали уже в конце века о Брюллове, наверное, попозже об этом поговорим, потому что страшные вещи!

Да, продолжаем нашу передачу. Здесь вопрос пришел на sms очень интересный, касающийся биографии.

К.ЛАРИНА: По поводу Гоголя?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да, встречался ли он с Гоголем? Не случайный вопрос, я думаю.

К.ЛАРИНА: В один год же умерли они, получается? Да?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да, не случайный вопрос, потому что вспоминается сразу «Портрет» Дориана Грея. Да, и «Портрет» Гоголя.

К.ЛАРИНА: Произведение самого Гоголя?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да, произведение самого Гоголя – «Портрет». Не с Брюллова ли писалось?

С.СТЕПАНОВА: Ну, может быть, отчасти, хотя это, конечно, некий обобщенный персонаж у Гоголя. И некоторые исследователи считают, что тот идеальный образ, который создал Гоголь в «Портрете», - образ идеального художника, который творит уединенно, самозабвенно, чуть ли не с Брюллова списан, хотя, конечно, он больше восходит к Александру Иванову.

Вообще, и тогда в русском обществе, и особенно после сложилось представление как бы о двух контрастных типах личности творческой – Александр Иванов – самозабвенно, погруженный в свое искание правды, в свой труд, и Брюллов, который вот так свободно, на людях работает, как дышит.

Хотя, на самом деле, все не так просто мы понимаем в реальности, тем более, в реальности людей гениальных. Это можно сказать совершенно искренне, что и Иванов, и Брюллов были одарены от природы замечательными талантами.

Кстати, Гоголь, да, с которым Брюллов виделся, и, в частности, уже после отъезда Гоголя. После отъезда Брюллова Гоголь как-то спросил кого-то из его друзей: «Как он?

По-прежнему столь же остер на язык? По-прежнему ли так его образны разговоры»? И привел случай, как Брюллов какую-то оценивал работу русского художника, а тот очень хотел оценку получить, - не мог… Ну, он сказал: «Хорошо, и хорошо», никак не мог этот автор удовлетвориться. И тогда Брюллов, почти в раздражении сказал: «Ваша работа хорошая, но по ней неплохо было бы пройти, протрогать ее от края и до края Паганиниевским смычком». И вот этот вот «Паганиниевский смычок» действительно был в руках Брюллова. Он действительно обладал вот этой вот удивительной способностью – преобразить, оживлять самую, казалось бы, там ну, обычную, незаурядную натуру.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И все-таки, я тогда вернусь к тому, что меня поразило в том, что писали о Брюллове в конце Х1Х- в начале ХХ века. Но, наверное, многие знают о том, что существовал замысел романа «Чертова кукла» у Лескова, который он как раз хотел написать с жизни Карла Брюллова. И вот, что писал критик Амфитеатров об этом, о том, что в образе главного героя он хотел вывести Брюллова, который разменял свой талант на служение власти. – Вот таково было отношение к Брюллову уже через 30 лет после его ухода.

С.СТЕПАНОВА: Оно, конечно, очень спорное и достаточно одиозное, потому что мы знаем и другие мнения и свидетельства того, что Брюллов с властью был в очень независимых отношениях. Иногда, особенно в советской литературе, этот момент даже педалировался сознательно ради противопоставления гениального художника и как бы костной вот этой вот царской власти Николаевской эпохи его времени. Хотя на самом деле все не так однозначно.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А вот я вам сейчас процитирую: «В трагикомедии Лесков собирался совместить две печальнейшие драмы двух величайших художников Николаевского века, рассказать, как исказился и разменялся на медную монету громадный талант Карла Брюллова, и бросить свет на причины и подробности смерти Александра Пушкина». Так разменялся, или нет? Давайте, тогда вы откройте свою нам истину. Поспорим с напечатанным и с Лесковым.

С.СТЕПАНОВА: Что значит «разменялся»? В сороковые годы Брюллову, по воле той же власти, был предоставлен один из самых грандиозных заказов: роспись купола Исакиевского собора. И, кстати, конфликт у Брюллова не с Николаем Первым случился, а с Монферраном, строителем этого собора, когда он просто, желая, видимо, получить какую-то материальную выгоду, процент с денег, которые должен был получить Брюллов, просто хотел у него отнять этот заказ, хотя у Брюллова был уже сделан эскиз.

Его восторг, когда он поднимался на леса под купол Исакиевского Собора, и слова о том, что вот теперь он бы хотел расписать небо – вот это вот желание действительно и осознание возможностей своих сил, своего таланта осуществить такое деяние.

Другое дело, что он не имел достаточных навыков монументалиста – художника, который расписывает этот купол, уже не в первый раз, может быть, в жизни. Потом Брюллову было присуще одно свойство, которое ему, конечно, мешало: не случайно так много незаконченных работ в его наследии. Не случайно Брюллов говорил: «Как я завидую тем великим мастерам, которые работают постоянно, как будто их никогда не покидает вдохновение. Меня утомляет, мне скучно заниматься живописью». Понимаете? Ему даже акварели было срабатывать легче и приятнее, потому что здесь, ну кропотливая работа она не настолько, может быть, действительно занудна, как при написании, при работе маслом на холсте.

К.БАСИЛАШВИЛИ: То есть, много оставалось незавершенных работ?

С.СТЕПАНОВА: Именно поэтому. Вот он был человеком порыва, вдохновения. Не случайно не только «Автопортрет» там за один сеанс, за два часа был написан, очень многие портреты писались за один, два сеанса. А потом он мог к ним остывать, поворачивать холсты к стенке и больше к ним не возвращаться.

Поэтому это не то, что размена на служение власти, это скорее действительно трагедия его творческого дара, его таланта.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И еще, Светлана, вы простите меня, но это мнение тех, кто жил тогда. Тургенев. Роман «Дым», и один из героев – Потугин говорит о Брюллове: «Пухлое ничтожество».

К.ЛАРИНА (задохнувшись): А почему его так не любили современники?

С.СТЕПАНОВА: Это на совести, так сказать, персонажа этой тургеневской повести.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Значит, такое мнение существовало, раз оно попало в роман?

С.СТЕПАНОВА: Вы знаете, любая крупная личность она как в аквариуме существует – любой наблюдает за ней, любой считает себя вправе бросить туда камень.

А не смешно ли, вообще-то, хотя Тургенев – величайший знаток души, величайший талант, но, во всяком случае, ждать, требовать того, чтобы в одной личности соединился талант Брюллова и талант Иванова, ну это как бы, ну как в желудке.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, Тургеневу потом тоже попало…

К.ЛАРИНА: От Достоевского, да…

Ну, тогда про ближний круг. Все-таки, кто его друзья? Вообще вот, с кем он общался все это время свое? Кстати, вы же не сказали – 52, или 53 года, сколько ему было-то?

С.СТЕПАНОВА: Когда он скончался?

Ну, если он – современник Пушкина – в 1799 родился, в 52-м умер. И, кстати, он как-то признался, что ему по жизни было отмерено 40 лет жизни. Он прожил 50. Так что он у вечности еще и 10 лет как бы получил даром.

К.ЛАРИНА: И то короткая жизнь получилась.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Это было гадание какое-то, предсказание?

С.СТЕПАНОВА: Он был очень болезненным ведь ребенком: он до пяти лет практически не ходил, он золотухой переболел в детстве, отчего был нарушен вот этот рост костей, что и привело вот к такой диспропорции фигуры: на маленьком теле большая, крупная, действительно красивая голова.

Поэтому в описании его внешности можно встретить: и полненький, и пухленький.

К.ЛАРИНА: Такое ничтожество это, конечно, сильное.

С.СТЕПАНОВА: Ну, ничтожество, это как бы странность.

К.ЛАРИНА: То есть, человек, который способен на какие-то поступки не очень приличные?

С.СТЕПАНОВА: Не очень благовидные. Можно прочесть о Брюллове, о том, что он там был «сух сердцем», о том, что он был скуп в деньгах.

Ну, например, тот же Прянишников, коллекционер, когда он спрашивал: сколько вам денег за один из портретов, там Александра Голицына? Брюллов говорит: «Ну, тысяча», - Ну мало! «Ну, полторы», - ну как-то тоже мало, Ну, две, «Ну, неужели две»? – говорит Брюллов. Понимаете? Поэтому это тоже все не так просто и однозначно.

Тот же Глинка, с которым дружил Брюллов, посещая знаменитые вечера у братьев Кукольников, где собиралась богема петербургская этой поры – литераторы, художники, композиторы. И Нестор Кукольник -писатель мечтал, вы знаете, о создании некоего такого братского союза.

Но иногда эти встречи, разговоры творческие вполне, потому что Глинка тогда работал над партитурой «Руслана и Людмилы» на этих вечерах, иногда они заканчивались просто, как дружеские пирушки.

Но тот же Глинка, о котором я упомянула, когда Брюллов уезжал смертельно больной, и Глинка к нему пришел, Брюллов говорит: «Ты меня прости». Потому что он очень часто карикатуры на Глинку рисовал, очень злые карикатуры, действительно. «Ты не держи на меня зла, потому что все равно среди всех, кто меня окружал, кого я знал, ты был самым близким для меня человеком».

И тот же Глинка сказал: да… Приводил примеры, «когда Брюллов, совсем не чувствуя, стороны своего сердца проявлял».

Дочь Венецианова вспоминала, как он приходил к ним в дом, в дом к Венецианову Алексею Гавриловичу, и отдыхал душой от оргий и вот этих вечеров у Кукольника. И однажды, после одного из таких вечеров сказал, что «У вас сегодня был небесный вечер». И признавался семье Венецианова, что «он хотел бы дни свои закончить у гроба Господня».

А вот в эпистолярном наследии, связанным с Брюлловым, есть, например, потрясающее письмо одного из духовных лидеров той эпохи русской Игнатия Бренчанинова, настоятеля Сергиевой пустыни под Петербургом, и одного и самых известных действительно духовных наставников русского общества. Письмо, потрясающее своей исповедальностью, причем, эта исповедальность именно Игнатия Бренчанинова по отношению к Брюллову. И вот его невозможно привести целиком, но хотя бы две строчки я вам зачитаю:

«Давно видел я, что душа Ваша, - это пишет Игнатий Бренчанинов Брюллову, - в земном хаосе искала красоты, которая бы ее удовлетворила.

Ваши картины – это выражение сильно жаждущей души.

Картина, которая бы решительно удовлетворила Вас, должна бы быть картина из Вечности, - таковы требования истинного вдохновения.

Всякая красота – и видимая, и невидимая должна быть помазана Духом. Без этого помазания на ней печать тления. Она

(то есть, красота) не может удовлетворить человека, водимого истинным вдохновением». Это письмо было прислано Брюллову в предыдущем, за год до написания Автопортрета.

И возможно, то качество, которое ему присуще этому Автопортрету, возможно, это следствие и той, вот какой-то душевной жизни, душевного развития и борьбы, которое Брюллов переживал и под воздействием бесед с Игнатием Бренчаниновым.

Он работал в Сергиевой пустыни в 39-м, в 38-м году, он писал Образ Троицы для этого монастыря. Причем, этот монастырь был очень почитаем, любим именно аристократией петербургской.

И, кстати, в этом письме Бренчанинов признается, что «устал от суеты». Понимаете, они оба находились в каком-то очень близком душевном состоянии, вот этой вот раздерганности от мирской суеты. Не случайно Брюллов говорил, что надоел ему город: «Я не городской житель». И мечтал вообще уехать в Малороссию, поселиться там, чтобы спокойно работать.

Последние годы его жизни заняты темой смерти, гибели, темой всевластия времени. Вот последнюю работу, которую он задумал уже в Италии, - «Всеразрушающее время». Она известна в описаниях только Василия Стасова, известного критика, который с Брюлловым встречался. И, кстати, поначалу он восторгался Брюлловым.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А потом критиковал.

С.СТЕПАНОВА: А потом произошли вот эти вот десять лет, когда сознание художественное повернулось вот к этой социальной остроте, к этой проблематике неравенства, небратства и разлада именно социального в обществе.

И Брюллов слишком открыт в своем искусстве, да, его слишком легко ругать за блеск, за вот этот эффект.

К.ЛАРИНА: Гламурность, да?

С.СТЕПАНОВА: Ну, если хотите, можно сопоставить, да. Вот, если у многих подражателей Брюллова не было этого касания «Паганиниевским смычком», то у Брюллова они тоже неровные эти работы, но в целом ряде его произведений, безусловно, вот это вот присутствует.

К.БАСИЛАШВИЛИ: От Брюллова, видимо, ждали, что он станет таким духовным лидером: современник Пушкина.

К.ЛАРИНА: А вот он чувствовал, что он чьи-то надежды не оправдал? Да? Понимал это?

С.СТЕПАНОВА: Постоянно. Он, когда еще уехал из Италии, вслед за своей знаменитой «Помпеей».

Ведь сначала в Петербург привезли «Помпею» в 34-м году, а в 36-м – явился сам ее автор. Представляете, два года пиара, - грубо говоря? И вот он ехал вслед за своим шедевром.

К.ЛАРИНА: За славой!

С.СТЕПАНОВА: И он признавался в Москве, а его здесь принимали очень радушно, очень восторженно, по-московски хлебосольно, что ему не хочется ехать в Петербург: «Вы знаете, чего от меня ждут после «Помпеи»? – признавался Брюллов.

И не случайно он так расположился душевно, сердечно к Василию Андреевичу Тропинину, бывшему крепостному, очень простому, казалось бы, человеку. Что его потрясло в Тропинине? Не только талант живописный, но вот эта вот сила духа, вот сила такого гордого смирения перед обстоятельствами жизни, которые позволяют человеку не потерять себя, не потерять свой талант и не разменять его, о чем вы говорите.

Так что размена таланта, - да можно ее и найти у Брюллова.

К.ЛАРИНА: Ну, в чем это выражалась? Давайте попробуем это сформулировать.

С.СТЕПАНОВА: В том, что он не смог реализовать себя дальше, после Помпеи как исторический живописец.

И «Осада Пскова», о которой был разговор у вас в предыдущем эфире.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А, может, и не надо было?

С.СТЕПАНОВА: Это действительно была «досада» от Пскова. И, вы знаете, вот для меня, например, большого уважения, в моем понятии, стоит то, что Брюллов эту картину не докончил.

Ведь Брюллов мог ее дописать и явить миру такую, знаете, шикарную иллюстрацию на тему русской истории. Понимаете? И как бы удовлетворить этим и себя, и публику, которая от него… Да и царь, наверное, был бы не против в таком видеть состоянии эту картину. Но Брюллов в этом сюжете искал другого: не внешней какой-то этой силы страсти, напора битвы, а действительно проникновения вот в этот дух русской истории ХУ1 века. А это было не так просто: он был воспитанником Академии, античных традиций, аллегорического, мифологического сознания. А тут как бы перед ним стояла задача, ну вровень с Василием Суриковым – да, явить такое же состояние своего творческого разума и понимание истории. Поэтому все ограничилось, конечно, поиском вот этих вот внешних примет ХУ1 века, - все эти шишаки, все эти мечи, облачения, которые рисовал с натуры. А погрузиться глубоко в сюжет не успевал. Причем, там же было два варианта, и первый многим нравился. Но сам Брюллов, он еще, знаете, был рабом своего таланта – его мысль поведет новая, свежая, и он мог просто бросить и отказаться от предыдущего замысла.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Скажите, пожалуйста, а вот если сравнить в рамках той же самой эпохи западноевропейских живописцев и Карла Брюллова, Брюллов здесь на уровне находится своего времени? Или все-таки выглядит как ученик? Вот вы можете это сделать? Вы столько видели.

С.СЕПАНОВА: Современники, например, считали, что Брюллов превосходит, причем, да, у него находили…

К.БАСИЛАШВИЛИ: Русские современники, или…?

С.СТЕПАНОВА: Русские современники. У него находили превосходство и над Рафаэлем, и над всеми кумирами - над Веласкесом, кстати, Веласкеса очень любил Брюллов, это был один из самых им почитаемых художников.

Почему? О нем писали миланские газеты с восторгом, когда «Помпею» показали в Милане, а в Париже ее закритиковали, потому что парижское искусство мы знаем: оно все-таки развивалось в это время стремительнее и более новаторски. И не случайно, например, русских пенсионеров отправляли тогда не в Париж, а в Рим, чтобы, так сказать, не подхватили эту Парижскую заразу не только инфекционную, но и в искусстве. Да, они пошли не тем путем. А Рим давал вот эту основу – классическую, прочную, на которой можно было действительно воспитать….

К.ЛАРИНА: Итальянцы воспринимали его своим художником, да?

С.СТЕПАНОВА: Да, итальянцам он нравился.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А что это за история, что всемирно известная галерея Уффици, где такие шедевры находятся, заказала Брюллову Автопортрет в 34-м году. Что это за история?

С.СТЕПАНОВА: Это тот, о котором мы сегодня уже вспомнили.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Там тоже, наверное, не всем заказывали?

С.СТЕПАНОВА: Да, дело в том, что эта галерея Уффици с ХУП, если я не ошибаюсь, века, существовала в картинной галерее, вот эта вот галерея самых известных, знаменитых европейских художников.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Напомню: это во Флоренции, Италия.

С.СТЕПАНОВА: Во Флоренции, да. Вот, к сожалению, вот сейчас ее закрывают на несколько лет на реставрацию.

К.ЛАРИНА: Да? Хорошо, что я успела там побывать! А ты побывала, Ксения?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Я побывала там, конечно.

С.СТЕПАНОВА: Вот. И из русских художников удостоились первыми чести быть представленными в этой галерее: Кипренский, Брюллов, но что-то, или отвлекло его от работы над этим Автопортретом, или он …

К.ЛАРИНА: Это последний Автопортрет его?

С.СТЕПАНОВА: Нет-нет, это тот ранний, который он в 33-м- в 34-м еще в Италии стал писать.

К.ЛАРИНА: Ну, я уже спрашиваю про наш, который мы сегодня отмечаем, - последний?

С.СТЕПАНОВА: А наш он… А! Да! Конечно, последний.

К.ЛАРИНА: А вы говорите, что он изменился очень внешне через два месяца буквально после того, как закончил этот портрет. Что случилось? Это из-за болезни, да?

С.СТЕПАНОВА: Нет, вот дело в том, что наоборот – эта болезнь придала истощенность, истомленность его чертам. А потом он, видимо, опять поправился, пополнел, видимо, другое состояние уже было внутреннее, и он стал выглядеть….

К.ЛАРИНА: То есть, такого внутреннего страдания, надрыва, которое есть в этом портрете, уже не было.

С.СТЕПАНОВА: И, конечно, самое замечательное, что вот даже незавершенность этого портрета, а она присутствует в мазках таких – неприглаженных, бравурных, в замечательном письме волос – одним движением полукруглой кистью, жесткой. Брюллов советовал ученикам не выписывать волосы, а расчесывать жесткой кистью.

Какое-то удивительное вот это вот художественное совпадение – состоянию самого персонажа, такому неопределенному, расстроенному, в каком-то душевном беспокойстве. И такое ведь не всегда бывает в искусстве, когда форма, сама живописная манера может оказаться адекватной вот этой вот задаче художественной теме.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А ученики были? Он умел делиться своим талантом, отдавать его ученикам?

С.СТЕПАНОВА: Умел. Но он был, конечно, человеком достаточно раздражительного характера, и, когда видел заурядность и бездарность, его это просто выводило из себя.

Тот же замечательный Мокрицкий, замечательный тем, что он подробно писал дневник о Брюллове, и был одним из первых его учеников, но очень ограниченного таланта человек, писал о том, сколько он от него страдал, как Брюллов его ругал. Но, и как он все-таки радовался и гордился тем, что Брюллов его воспитывал, его натаскивал в этом мастерстве.

Брюллов щедро в этом смысле раздавал себя. Если он предлагал ученику рядом сидеть и смотреть, как он пишет, это самое важное - смотреть, как работает мастер.

Если Николай Ге, кстати, поклонник Брюллова на первых этапах своей жизни, когда у него не получался какой-то академический этюд, а он, к сожалению для себя, - как он говорил, попал в Академию, когда Брюллова уже не было, он уже уехал в Италию, и, когда у него не получался какой-то этюд,

кто-то ему посоветовал: «Иди, посмотри на портрет Самойловой, - тот самый портрет «Воспитанницы, удаляющейся с бала», (Самойловой), так вот, там опущенная рука Самойловой не прописана, то есть, она проложена, без уже вот окончательной доводки, и, когда Ге увидел эту руку, то он понял, как это нужно писать, чтобы действительно из этой как бы мертвой плоти краски рождалась живая плоть, живое вот это дыхание, трепет человека.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Для меня сегодня другим открылся Брюллов. Я как-то почувствовала, что это человек, который много преодолел от физической немощи, которая с детства его преследовала, до какого-то внутреннего противоречия.

Можно сказать, что это такой портрет, о котором мы говорим, это, пожалуй, единственное произведение, где истинный Брюллов? – Не только певец света, он же всегда радость писал?

С.СТЕПАНОВА: Да, конечно, конечно. И вы знаете, это тоже счастливое качество Брюллова, это счастье для русского искусства, что мы имеем этот пример вот такого отношения к человеку, такого восприятия – полнокровного, радостного восприятия жизни.

Да, конечно, есть другие творческие судьбы, другие творческие характеры и другое отношение к самому искусству, к его задачам, к его целям, но и Брюллова развенчать и тем самым его уничтожить невозможно, нельзя. Пусть смотрит каждый зритель. Пусть, вообще, восторг от русского искусства начинается с восторга от Брюлловской «Всадницы», да?

К.БАСИЛАПШВИЛИ: Да.

С.СТЕПАНОВА: Если человек на этом не остановится, он дойдет и до других высот и глубин русского искусства.

И вот, может быть, даже где-то в завершение нашего рассказа, маленькая цитата из письма Александра Брюллова, его брата – архитектора. В 50-м году, когда Брюллов уже больной за границей: «Поздравляю тебя (с праздником очередным его поздравляет), и посылаю тебе все желания блага, которые только могут родиться в твоей философской голове, постигающей чего искать, желать, и что бренно».

К.ЛАРИНА: Спасибо большое.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Спасибо.

К.ЛАРИНА: Светлана Степанова, наша гостья и наш герой – Карл Брюллов.

Мы по традиции, в финале приглашаем вас на выставки, в первую очередь – в Третьяковскую галерею, и прощаемся до следующей недели. Спасибо вам, Света!

С.СТЕПАНОВА: До свидания!

«ЭХО МОСКВЫ» РЕКОМЕНДУЕТ:

К. БАСИЛАШВИЛИ: В Третьяковской галерее приятное зимнее межсезонье, которое завершится в феврале грандиозной Парижской выставкой.

Но сначала о том, что можно сейчас посмотреть.

Третьяковка собирает под своей крышей людей удивительных. Из таких служителей делу был и Анатолий Бокушинский, влюбленный в графическое искусство, создатель Отдела графики, провернул немало интереснейших выставок. Часть из них, и все шедевры воспроизводятся в главном здании галереи, вплоть до мая. Экспозиция так и называется: «Вдохновленный рисунком».

И осталось ждать меньше месяца – с 18-го февраля откроется для посетителей выставка «Парижские удовольствия». Ее в галерее собирают тщательно и давно совместно с Национальным институтом Истории искусств Франции, которая хранит редкую коллекцию работ этого художника.

В экспозиции будет представлено около 80-ти офортов и литографий из Парижа, а также карандашный автопортрет художника из частного швейцарского собрания.

Персональные выставки двух очень хороших современных художников Ирины Сторженецкой и Дмитрия Иконникова проходят в Новом Манеже, это Георгиевский переулок.

Живопись Дмитрия Иконникова притягивает смелой сменой фактур.

Ирина Сторженецкая, будто издалека художник. Словно из мастерской древнерусского иконописца. Ее картина, как фрески.

«Как выразить в живописи человеческие чувства? – Боль, страдание, любовь, радость»? – спрашивает художница. (Цитирую): «Это может быть лес, дерево, дальний лес, облако, птица, поворот реки – весь мир в соединении с нашим сознанием. Цвет животворящий, цвет – воплощение бесконечности».

Выставки Ирины Сторженецкой и Дмитрия Иконникова – в Новом Манеже продлятся до третьего февраля.