Художник Мартрирос Сарьян. Картина"Старый Ереван" - Татьяна Зелюкина - Собрание Третьяковки - 2008-01-20

К.ЛАРИНА: Начинаем программу "Собрание Третьяковки". Здесь Ксения Ларина и Ксения Басилашвили.

Ксения, ты заметила, что мы переехали на другое время?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Я думала: "Ты заметила, что мы переехали в другую студию"? Я заметила, мы на час позже будем, а что это значит теперь? Это лучше будет?

К.ЛАРИНА: Ничего. Это просто прекрасно!

К.БАСИЛАШВИЛИ: Это взлет!

К.ЛАРИНА: Взлет, да. Мы пришли в прайм-тайм, так это называется.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Мы в конец обеда теперь?

К.ЛАРИНА: Да. Итак, программа "Собрание Третьяковки". У нас сегодня в гостях Татьяна Зелюкина, искусствовед, старший научный сотрудник Третьяковской галереи. Добрый день, Татьяна, здравствуйте.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Здравствуйте!

К.ЛАРИНА: А наш герой сегодня Мартирос Сарьян, художник, которого наверняка знают многие наши слушатели. Ну, о чем? - Конечно, "Старый Ереван".

К.БАСИЛАШВИЛИ: "Старый Ереван", мы его знаем еще и по "Финиковым пальмам", и по вот этим узким уличкам, с желтым песком. Жаркий художник. Как раз то, что нужно в наше холодное время. Но+

К.ЛАРИНА: Зима, зима на улице! Конечно!

К.БАСИЛАШВИЛИ: Но для начала мы представим вам призы. Это каталог Даши Намдакова. Его выставка продлена до 27 января. Вы можете посмотреть выставку Даши Намдакова в Третьяковской галерее, бурятского художника и скульптора, который сейчас работает, завершил точнее работу над фильмом "Монгол" Сергея Бодрова-старшего.

И, поскольку год только начался, по восточному календарю он начнется где-то в феврале, мы предлагаем еще вам и новенькие совсем вот такие вот календари Государственной Третьяковской галереи. Каждый месяц - новая картина. Февраль - естественно, Грабарь. "Февральская глазурь", следующий месяц.

Нужно ответить на вопрос: Портрет какого известного армянского композитора написал Мартирос Сарьян? Ну, совсем простой, в общем-то, вопрос. Отвечайте, пожалуйста, на наш sms:+7 (985) 970-45-45. Ну, и на этот же sms можете задавать вопросы об этом замечательном художнике. Ну что? Поехали!

К.ЛАРИНА: Поехали. "Случая в музее" у нас нет.

К.БАСИЛАШВИЛИ: "Случая" нет, все "Случаи" с нами.

К.ЛАРИНА: Да. Ну, давайте, начнем.

Т.ЗЕЛЮКИНА: На Крымском валу, в одном из залов, на самом верхнем этаже - пятом, висят картины Мартироса Сергеевича, или, как он родился и по отчеству своего отца назывался Маркисович. А уже, когда на русский лад, - Сергеевич. Висит картина. Называется она "Старый Ереван". Написана она была в 28-м году, то есть, сразу по приезде из Парижа.

Картина эта, конечно, она очень интересна тем, что на сегодняшний день собственно Еревана нет. И в то время, конечно, это назывался Эревань. И только после 34-го года, как мы знаем, он называется Ереван. Это, конечно, история Армении, история города. И знаменательна эта работа, прежде всего, тем, что именно в это время, в эти годы было принято постановление о реконструкции, вообще о застройке на современный лад города. И главный архитектор Александр Иванович Таманян, выпускник Петербургской Академии художеств выступал как раз главным вот этим градостроителем. И началась стройка театра. Это, конечно, было очень интересное современное сооружение.

Сарьян, конечно, мечтал о том, что город станет действительно таким современным, цивилизованным. И радовался тому, что были новые здания, и был, конечно, город не просто какой-то европейский, а именно носил национальное такое звучание.

Но вообще, вот надо о Сарьяне сказать очень много добрых слов. Я просто считаю, что это гениальный художник. Это вообще уникальная личность. Конечно, уникален он был и в своем творчестве, потому что он создал свой индивидуальный такой стиль.

К.ЛАРИНА: На что похож вот стиль Сарьяна? Близко по духу вот кому из мировых имен?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Кто? Сарьян? Вот ни на кого он не похож. Ох, знаете, просто я не могу назвать.

К.БАСИЛАШВИЛИ: На Сезанна?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Нет.

К.ЛАРИНА: Ну, какое-то французское в нем есть.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Нет, нет, нет. Он даже к Сезанну не был, собственно говоря, и близок. Нет!

Ну, во-первых, сразу уже, когда он был студентом Московского училища живописи, ваяния и зодчества, он уже обратил внимание на себя. Он сразу, во-первых, поступил в училище. Причем, я могу вот сказать такой момент.

Он, вообще-то, сын крестьянина, из такой патриархальной семьи. Очень трудно, тяжело давалось создание вообще своего дома.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Семь детей в семье.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Они, в общем-то, строили свой дом. Отец, в общем-то, даже рано умер, потому что от непосильного такого труда. И даже не дождался того момента, когда его сын поступит в училище, и вообще, конечно, станет художником.

И всех вот этих детей, конечно, тянула мать, и, конечно, первый портрет и первой моделью, конечно, у Мартироса была мама, которая, конечно, его очень любила. Он всегда очень тепло вспоминал свою маму. И она создавала вот эту атмосферу, конечно. И, конечно же, была очень дружная семья. И сестры, и братья ему помогали и материально, и, конечно же, духовно они давали ему силы, что обязательно ты должен ехать в Москву.

И вот молодой человек едет в Москву из Нахичевани. Они как раз жили в Нахичевани.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Это Ростовский район.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, да. И по сути дела, понимаете, там тоже интересная такая атмосфера: там и украинцы, и русские, и армяне.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, давайте тогда скажем еще одну часть биографии. Мы так сегодня скачем - начали с картины 23 года, мы еще к ней подойдем, конечно. А говорим сейчас о совсем юном Мартиросе Сарьяне.

К.ЛАРИНА: Мы начали с начала.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Он мог себя считать армянским художником?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Нет, нет.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Не мог, потому что не было куда ехать, понимаете? Через несколько лет - геноцид армян.

Т.ЗЕЛЮКИНА: О! Это вообще была, конечно, страшная страница - это 15-й год.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Это его формировало в том числе, будучи армянином.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, конечно, он уже просто в первый момент едет в Эчмядзин, где были организованы и госпитали, и, собственно говоря, комитеты по оказанию помощи беженцам, которые успели уехать. И вот он понял как раз вот в этот момент, что нужно создавать свое национальное сообщество, государство. Потом это, конечно, стало государством, страной. Но в этот момент он понял, что нужно соединяться, объединяться

К.БАСИЛАШВИЛИ: Во время геноцида он поехал помогать?

Это же опасно было.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, да, конечно. В первые же дни. Вот, до этого он ездил в Армению, когда был еще студентом, но именно вот этот случай, вот эти события, конечно, они его натолкнули на то, что, во-первых, нужно создавать и свое общество.

Но правда, в то время Тифлис, или Тбилиси был центром таким культурным, и, как ни странно, но именно там собирались армянские художники, которые решили вот создать Союз художников армянских. И вот именно молодой наш Мартирос Сергеевич как раз вот, собственно говоря, был таким инициатором, одним из инициаторов создания этого общества.

И тогда, конечно, после 21-го года, когда установилась советская власть, Мартирос Сергеевич вместе со своей семьей едет уже в Армению. И именно с этого времени начинается его, я считаю, что расцвет творчества, потому что он находит себя во всех областях - и в театре как театральный художник, и преподаватель, и, конечно, он первый директор вновь созданного музея изобразительных искусств. И в своих письмах, в своих воспоминаниях он пишет о том, что он мечтает, чтобы музей был такой же, как в Москве, или в Петербурге. Знаете, вот хотелось ему этого. И действительно он много, в общем-то, достиг. Вот. И вот такая личность уникальная. И, конечно, когда он увидел Ереван, который с такими глинобитными такими домиками. Но вообще, на сегодняшний день, если так, по-честному сказать, это был экологически чистый город, вообще-то. Но он уже был не современен, конечно. Конечно, нужно было возводить здания, серьезные здания.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А может быть, нужно было так оставить?

Как старый Иерусалим?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Вот поэтому, конечно, вот эта картина "Старый Ереван" она знаменательна, потому что это все. Это уже, ну как бы, конец .

К.БАСИЛАШВИЛИ: А что за район тут изображен?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Это район как раз вот, где он недалеко поселился, и обычно он всегда из своего двора, из своего окна обычно писал. Вот знаменитые его все вот эти дворики, потом цветущие персиковые деревья - это все, собственно говоря, все вокруг него было.

И вот, вы понимаете, вот я хотела бы подчеркнуть его гениальность не только в искусстве, но и вообще в его обиходе, в его жизни.

Вы знаете, удивительно, но у него были две любви: одна любовь - это его жена Лусик, а вторая любовь - это искусство. Понимаете? Во-первых, он очень здоровый образ жизни вел. Вот это тоже очень на сегодняшний день момент важный.

К.ЛАРИНА: Особенно среди художников.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да. Поэтому он и прожил до 92-х лет, вообще-то.

К.ЛАРИНА: Потому что никаких загулов.

Т.ЗЕЛЮКИНА: А ему некогда было: он настолько был, он вообще был, можно сказать, не от мира сего.

К.ЛАРИНА: То есть, ему просто деньги были не нужны были никакие?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Он работал. Вот вы понимаете, тоже интересная ситуация с его выставкой: она в январе 28-го года открылась в Париже. И потом, как мы его знаем, как вот пишут, и как-то даже он в своих воспоминаниях - в своей книге "Из моей жизни" писал о том, что, к сожалению, его картины, которые он поместил на пароход, они были упакованы в опилки, потому что там яйца везли еще. Вот эти опилки загорелись, и, к сожалению, все его картины вроде сгорели. Остался там какой-то клочок.

Но, если мы рассматриваем фотографии документальные, где он среди картин в Парижской выставке, то очень многие картины мы видим, они существуют сейчас - они в Армянском музее, у нас, в Третьяковской галерее. Понимаете, вот этим вопросом еще надо было бы, конечно, заняться. Я, например, вот, в частности, я храню, вообще-то, произведения Сарьяна. В моей коллекции есть работа 26-го года знаменитая "Газели", которая к нам, уже через Фонд культуры поступила из Парижа, из галереи Попов как дар. Но это точно уцелевшая работа с этой выставки. Но, тем не менее, эта Парижская выставка, все-таки мне кажется, нуждается все-таки в исследовании.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Татьяна Сергеевна, давайте вернемся к той работе, которую мы сегодня рассматриваем, "Старый Ереван". И, наверное, дадим послушать рубрику о том, как эта картина попала в Третьяковскую галерею. Татьяна Виндельштейн нам ее представит. Можно сейчас сделать это, Ксюша? Там такая небольшая история, но к ней есть вопросы.

ПУТЬ В ГАЛЕРЕЮ

Т.ВИНДЕЛЬШТЕЙН: О работе Мартироса Сергеевича Сарьяна "Старый Ереван", в общем, известно не очень много о ее бытовании, о ее поступлении в галерею. Работа довольно часто была на выставках различного уровня и качества. Потом она со временем попала в экспозицию Третьяковской галереи. А поступила она из Дирекции выставок и панорам в 1956 году.

Дирекция выставок и панорам - это учреждение, которое было связано с МОСХом, и туда поступали произведения выдающихся советских в то время художников.

Работа Мартироса Сергеевича Сарьяна "Старый Ереван" довольно часто с поступления в галерею попадала в традиционную экспозицию Третьяковской галереи и занимала там достойное место.

ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ

К.БАСИЛАШВИЛИ: У меня такой вопрос: в чем здесь дело? Почему не напрямую Третьяковская галерея купила Сарьяна, а потребовался какой-то посредник в виде некоего вот этого учреждения, занимавшегося выставками? Что здесь было?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Это нет. Это нормальная ситуация. Понимаете, это называлось "приобретение от автора". Но просто вот "Дирекция выставок и панорам" она как бы оформляла вот эти документы. Ну, очень многие работы, у нас раньше был на Профсоюзной комбинат, который подчинен был Министерству культуры, собственно говоря, Министерство культуры как бы приобретало, давался инвентарный номер, и потом передавался как бы с баланса на баланс. Конечно, у нас были очень поступления непосредственные от автора, но средств у нас не так много всегда было, и поэтому мы были несколько ограничены. А Министерство культуры оно имело гораздо больший этот мешок денег, и приобретало не только, допустим, для Третьяковской галереи, а для очень многих музеев СССР даже.

Но что интересно вообще? Мартирос Сергеевич Сарьян, в общем-то, до буквально последнего дня своей жизни считался все-таки московским художником. Вот, что самое интересное!

К.ЛАРИНА: Хотя он жил в Ереване, да?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да. Во-первых, сохранилась его карточка члена МОСХа, когда был организован в 32-м году МОСХ, - (Московское отделение Союза художников), его карточка сохранилась. Она находится в архиве у нас. Далее, в Карманицком переулке, до 62-го примерно года, 65-го года, может быть, находилась его мастерская. Она же была закреплена за ним. Но он уже просто отказался от этой мастерской, потому что просто он редко выезжал, и даже, конечно, в Москву не приезжал: ему было тяжело уже сохранять эту мастерскую.

Конечно же, Россия открыла этого художника. Конечно, в России он получил образование - в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А какие учителя? - Коровин и Серов.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, Коровин и Серов - это уже потом была такая мастерская, уже была организована не по типу Академии художеств в Московском училище, в начале уже ХХ века, как бы такая стажировка, совершенствование мастерства у Коровина и Серова. Конечно, у Коровина это просто стать еще дополнительно учеником этих мастеров - это, конечно, было большое дело.

Его соучениками были: Павел Кузнецов, Машков.

К.ЛАРИНА: Вот про эту пару я слышала, про Машкова мы делали передачу, как раз про этот курс говорили.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да. Потом, конечно, он был с Ларионовым и с Гончаровой знаком, конечно же. И участвовать начал+ Ну, сначала была "Алая роза", "Голубая роза".

К.ЛАРИНА: Это был символизм, так или иначе. Это течение, да?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да. Но, тем не менее, его приглашали и в Союз русских художников, и в Московское товарищество художников. Он очень стал популярным в начале века. Но его душа, его сердце все-таки звало и тянуло в родные места - в Армению, хотя в Армении, в общем-то, он не родился. А вот зов вот этот как раз крови он все-таки преобладал.

К.БАСИЛАШВИЛИ: У него был зов крови вообще к Востоку.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, это да. Ну, конечно, он посетил же, собственно говоря, он был в Константинополе, в Персии, как раз уже, будучи учеником, и потом сразу после окончания.

К.ЛАРИНА: Поэтому может быть и цветовая гамма - такая вот восточная, яркая.

К.БАСИЛАШВИИ: А мы об этом поговорим. Здесь я назвала цвет -желтый, поправил наш слушатель Александр: "Не желтый художник, а солнечный"! У нас желтое уже приобрело определенное значение.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, у него яркие декоративные, во-первых, эти его синие тени. Вообще вот эти контрасты, цветовые контрасты.

К.ЛАРИНА: Ну, давайте мы отложим, про это поговорим поподробнее после Новостей. Сейчас у нас выпуск Новостей, потом вернемся в передачу. Ладно?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Хорошо.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Продолжаем программное "Собрание Третьяковки". Сегодня мы говорим о Мартиросе Сарьяне, нам рассказывает о нем Татьяна Зелюкина, искусствовед, старший научный сотрудник Третьяковской галереи.

Так вот, я сейчас, пока шли Новости, посмотрела на сайте "Ереван RU". Самая подробная биография, Татьяна, конечно, там. Он оказывается герб Армении нарисовал, придумал целиком, да? Потрясающе!

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да. Я вот поэтому и сказала, что как только он в 21-м году приезжает в Армению, в Советскую же Армению в нашей стране, у него было огромное вообще поле деятельности работ.

Во-первых, он является автором герба, автор занавеса театрального. Директор музея и заботится о коллекции, преподает, и директор училища. Понимаете, вот, собственно говоря, поле его деятельности огромно.

Вот рядом с картиной, о которой мы говорим, "Старый Ереван", висит картина, называется "Моя семья".

К.ЛАРИНА: В Третьяковке?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Вот рядом как раз с этой. Изображена его жена - Лусик Лазаревна и двое его сыновей - Сарик и Зарик. Даже есть отдельный такой - "Сарик" и "Зарик" называется.

Сарик родился в 17-м году, а Зарик (Газарос) родился в 20-м году, то есть, собственно говоря, с маленьким еще, совсем маленьким, крохотным вторым мальчиком они прибыли в Армению.

У Зарика, у Газароса Мартиросовича, в общем-то, трое детей: ну, во-первых, Катя, ведущая балерина была, Рубен, музыкант, пианист, и у Рубена дочь Анна, которая живописец, и совсем скоро будет ее выставка у нас, в Центральном Доме художника. И Рузанна. Рузанна у нас на сегодняшний день - директор музея Армении, картинной галереи. И ее большая заслуга - сразу же она организовала в наше, тяжелое вот сейчас время, когда у нас менялись все наши власти, становление новых властей, и так далее, очень сложно было организовать выставки, и, тем не менее, в Антибе, во Франции в 2003 году она организует выставку Сарьяна.

Далее, она издала книгу, очень ценную, на мой взгляд, но очень печально, что она в основном, на армянском языке. Это переписка Сарьяна с разными-разными людьми. И мы из этой переписки знаем, с кем он, собственно говоря, дружил. Это, во-первых, очень ценно. Всегда переписка у всех людей, особенно вот таких, творческих, это для меня, во всяком случае, самое ценное - это переписка: из нее очень многое можно узнать о человеке - о его пристрастиях, во-первых, о его языке. Вы знаете, он обладал (Мартирос Сергеевич) великолепнейшим русским языком.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А он же оставил, и у нас изданы, по-моему, воспоминания об искусстве Сарьяна, целой книгой.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Есть, да, это есть. И он, собственно говоря, издавал, и она неоднократно переиздавалась. Это да. И там тоже ее читаешь и с большим удовольствием - интересно, о его путешествиях, о том, как он путешествовал.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А вот, кстати, о путешествиях у меня к вам вопрос. В те годы, когда он совершал путешествия, в том числе в Персию, в Тегеран, хотел доехать до Индии, но, по-моему, так и не добрался.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Нет, не добрался.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Как это организовывалось? Это просто было на личные средства? Или экспедиция собиралась с целью там что-то исследовать?

Т.ЗЕЛЮКИНА: На личные, конечно, конечно. Конечно, это были личные деньги, ему, собственно говоря, помогал и брат.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Он с семьей ездил, или он один?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Нет, он тогда еще был один.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А потом уже прекратил? Как переехал в Армению, уже все, да?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, собственно говоря, уже все.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А картины, созданные в Тегеране, в том числе в Персии, они есть в Третьяковке?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Они есть, они в Третьяковской галерее есть.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Их можно посмотреть? Я их обожаю. Вот эти "Финиковые пальмы" это тогда, да?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да. Тогда вот эта "Финиковая пальма", как мы знаем, сейчас она была в Дюссельдорфе и собирается теперь быть в Лондоне, на выставке.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вы понимаете, в чем дело? Что по этому художнику, я не знаю, Ксюша, согласишься ли ты со мной, но вот именно по этим ранним работам мы и знаем образ Востока. Уже потом появилось "Белое солнце в пустыне" в советском кинематографе. А вот этот Восток, паранджу мы знаем, собственно, по Сарьяну.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, в общем-то, он действительно открывателем был.

К.БАСИЛАШВИЛИ: У нас есть победители. Мы задавали вопрос: портрет какого армянского композитора написал Мартирос Сарьян? И, естественно, это Арам Хачатурян. В основном, все наши радиослушатели так и ответили. Определены победители (перечисляет имена и номера телефонов победителей). Все получают либо каталог Даши Намдакова, либо календарь "Собрание Третьяковской галереи".

К.ЛАРИНА: Вот, возвращаясь к переписке. Вы говорите, что можно узнать очень многое о характере человека, о его ближнем круге. Какие люди его формировали как личность? Помимо учителей, о которых мы сказали - Серов и Коровин. А еще? Ближний круг Сарьяна?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Во-первых, он, собственно говоря, был дружен с Брюсовым, это прежде всего, потом, конечно вот, к сожалению, вот эта переписка. Вот надо было бы ее все-таки издать на русском языке. Там есть отдельные, конечно фрагменты с хорошими комментариями, потому что это очень важно.

Например, у него очень много было писем, он обращается к Рубену Григорьевичу. Кто такой? Собственно говоря, наконец-то, мы разгадали, что это оказывается Дрампян, собственно говоря, директор другого музея, с которым он чрезвычайно был в дружественных отношениях. Его, как и Дрампяна, заботило становление музея. Дрампян был директором другого музея, в котором, кстати сказать, в 1934 году состоялась выставка двух московских художников: Александра Дверина и Надежды Удальцовой.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Петр из Саратова пишет, что Сарьян в 1963-м году написал портрет Дмитрия Шостаковича.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, есть такое дело, да.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Потом, если говорить еще о людях, которые создавали характер Сарьяна, я думаю, что стоит, наверное, упомянуть его школьного учителя, будущего каталикоса всех армян Геворга У1. Оказывается, он был его школьным учителем.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Замечательно! Замечательно! Ну, вы видите, не зря же он все-таки сразу поехал один, и, собственно говоря, он там уже и находился. Это видите просто говорит о нем.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Жизнь огромная: 880-й год тире 1972-й, когда мы спрашиваем: а что было бы, предположим, с Серовым, если бы он не скончался в десятом году, так вот, мне кажется, что жизнь Сарьяна на это отвечает: огромный идет слом, мне кажется, в тридцатые и сороковые годы, потому что между ранним Сарьяном и Сарьяном, уже начиная с сороковых годов, такое ощущение, что пропасть лежит. Я имею в виду его стиль в тех произведениях, в тех портретах, которые он создавал. Что произошло?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Нет, я не сказала бы так.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Нет? Вы не согласны?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Нет, я не согласна. Ну, вы понимаете, что, конечно, существовала определенного рода цензура, которая требовала, конечно, создания исторических полотен, написания портретов Ленина-Сталина. Но вот оказывается, вроде найден портрет большой, огромный Сталина. Пришлось, вынужден был писать Сарьян. Потом, например, он просто вынужден был такую историческую картину написать "Переход красноармейцев" в Армении. Даже критики писали, что, в общем-то, она не совсем удачная была. Ну не было ему по душе это - он был другой.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Здесь речь даже не о темах, а о краске, краски как-то тускнеют, нет уже этой насыщенности. И я специально посмотрела сайт армянский, видимо, того музея, который как раз и возглавляет потомок Мартироса Сарьяна.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Рузанна?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да, Рузанна. И смотрю вот: 34 - 40-й год. И цитирую с сайта музея Сарьяна: "Это были самые драматические годы творческой биографии Сарьяна. Став единоличным заказчиком, покупателем искусства, Советское государство предъявляло художнику требования создавать полотна, доступные для широких масс, внушающие преклонение перед социалистическими идеалами. Единственной сферой, допускающей метафоричность и образность художественного языка, оставалась книжная иллюстрация и эскизы к театральным декорациям". Конец цитаты. Так это, или нет?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, по большому счету, наверное, да. Конечно. Но находил он все-таки свое выражение в это время в огромных вот этих изображениях цветов, цветущих деревьев, вообще просто вот этого двора.

Конечно, конечно, было ему сложно, если необходимо было создавать такое строительство. Ну, вот земляные работы - у нас один из этих сюжетов есть. Она была эта работа на выставке "15 лет революции", но была также выставлена картина и "Отдых", где просто изображены женщины, что-то делающие.

К.ЛАРИНА: Мы просто сбили Татьяну, да? Сбили с толку.

Скажите мне, пожалуйста, вот подождите, к тому, что Ксения говорила, все-таки, чтобы соблюсти все - максимально объективно говорить о нем как о человеке, о личности. Это правда, что его обвиняли в формализме?

Т.ЗЕЛЮКИНА: А как же! Конечно!

К.ЛАРИНА: В конце сороковых, да?

Т.ЗЕЛЮКИНА: В конце сороковых+ Да, это действительно, я читала и вы можете тоже прочитать в журналах "Искусство", как раз после 47-го года. В 47-м году, в 49-м году.

К.ЛАРИНА: Он подпал под эту кампанию, да?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, конечно. Ему, в общем-то, замечание было большое сделано.

К.ЛАРИНА: Это как-то отразилось на его жизни?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Вы знаете, в это время у него стало плохо с глазами. Вот особенно в пятидесятые, в начале пятидесятых годов у него немножечко такой сбив произошел в цвете.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Так вот, в чем причина. Причина значит не в заказах, а в этом, правда же?

К.ЛАРИНА: А правда, что он разрезал один из своих ранних холстов?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, это может быть вполне.

К.ЛАРИНА: Вы не знаете об этом?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Не могу сказать точно, но вполне допускаю, могла быть какая-то ситуация стрессовая.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А что произошло с глазами? Вот то же, что с Писсаро, помните? Который не мог писать, глядя потом на прямой солнечный свет, поэтому уже с балкона писал виды Парижа, чтобы вниз смотреть. Что произошло?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Я не могу сказать вот эти, собственно говоря, медицинские термины и медицинское, конечно, заключение, но, тем не менее, у него сложности были, он лечился, но потом восстановилось вот это цветовидение, можно сказать. Но это были пятидесятые годы - так 52, 53, 56 год. А потом, потом уже, знаете, вот когда уже в семидесятые годы, вот конец шестидесятых годов, знаете, он писал такие, я бы сказала абстрактные картины, но они в таком цветовидении интересном. И именно его вот эта цветовая палитра, вот эта цветовая гамма: нежный такой фиолетовый, синий, бледно-красный и желтый, они как бы сочетаются. Но это такие, вы знаете, такие современные абстрактные картины.

К.ЛАРИНА: Можно я процитирую? Просто, может быть, Татьяна прокомментирует. Мне кажется, что я нашла очень такую подробную информацию о самом, наверное, тяжелом периоде в его творчестве, творческой жизни, ну, как и у любого нормального советского человека:

"Тридцатые годы. Постановление 32 года. Ограничивали свободу творчества. Политика "Железного занавеса" ограждала Сарьяна от общения с Западной культурой, вырывая его творчество из контекста мировой современной художественной жизни. На требование создать прославляющий портрет вождя страны Сталина Сарьян отвечал, что привык писать с натуры.

В 37-м году были сожжены созданные Сарьяном 12 портретов передовых армянских государственных деятелей и представителей интеллигенции, подвергшихся репрессии, как враги народа.

Но один из этих портретов, спрятанный работниками музея, уцелел. Это портрет поэта Егише Чаренца". Это все правда?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Это да.

К.ЛАРИНА: Вот видите? Тяжелейшее время, конечно.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, тридцатые годы и для него, конечно, и многим другим художникам не очень-то легко и сладко досталось в это время. Конечно. А тем более, такая видная фигура, такая центральная фигура. Конечно!

К.ЛАРИНА: И прямо сжигали картины?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А как это происходило? Я даже не могу понять.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Вы знаете, вообще, вот эти моменты они очень серьезные. Во-первых, при этом должен бы быть составлен акт, который говорил бы о том, что картина действительно уничтожена, присутствовали такие-то. Но этого нет. Так что, мы говорим о том, что они уничтожены. Но это еще не факт, что они действительно разорваны, порваны и сожжены и находятся где-то. Возможно, они, может быть, еще и есть, может быть, они и записаны, могли быть художником и записаны вполне.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И при этом, да, Ксения, при этом тут же можно отвечать: 26-й год: присвоено звание Народного художника Армении; 37-й - удостоен Гран При на Всемирной выставке в Париже за панно для павильона СССР; 41-й - удостоен Государственной премии; 45-й - награжден орденом Ленина и медалями "За оборону Кавказа", "За доблестный труд в Великой Отечественной войне"; 46-й - избран депутатом Верховного Совета СССР; 47-й - избран действительным членом Академии художеств; 49-й - возглавил сектор теории и истории искусства Академии наук Армянской ССР; 60-й - присвоено звание Народного художника. То есть, и награды, и все-все это было! 65-й - присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Т.ЗЕЛЮКИНА: На персональной выставке в Ереване и в Москве.

К.ЛАРИНА: А теперь я прочту: "А в 48-м году в порыве боли и разочарования он разрезал один из своих лучших холстов 1910 годов - большой восточный натюрморт. К счастью, молодые художники, которые всегда окружали мастера, вырвали из рук Сарьяна куски холста, обратную сторону которых художник намеревался использовать для новых работ. Картина была восстановлена, но рубцы на ней заметны и по сей день".

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну да.

К.БАСИЛАШВИЛИ: В чем здесь дело? Что это было? - Это творческий слом, между тем символистическим взглядом на мир - легким и реальностью? Все-таки внешняя, или внутренняя, на ваш взгляд?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Я думаю нет, я думаю, как раз, скорее всего, нет, это вы знаете, конечно, сложная ситуация, казалось бы, в двадцатые годы надежды были на самое лучшее. А потом вот это давление. Конечно, оно выбивает, в общем-то, человека особенно такого широкого таланта, конечно, не так-то просто. Это так сейчас кажется, когда прошла жизнь, и кажется, что все это так было красиво.

К.ЛАРИНА: Ну, что же тут красивого? - Одни страдания!

Т.ЗЕЛЮКИНА: Конечно же, нет. Но хочу сказать, что вот это панно 37-го года, которое было на Парижской выставке, это огромное панно оно находится у нас, в Третьяковской галерее. Мы рады были бы его, конечно, выставить, ну, можно было бы задумать какую-то интересную выставку. Даже можно было бы посвятить ее 37-му году, 38-му году, как сейчас только что вот прошла колоссальная выставка в небольшом городе немецком. Посвящена она была 37-му году, называлась "Созидание и разрушение": 36-й, 37-й как главный год, 38-й.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Это очень интересная тема была бы, конечно.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Знаете, с нашей стороны была работа из Третьяковской галереи "Будущие летчики" Дейнека. Как бы вот этот понимаете внешний оптимизм, а на самом деле - шли же ведь аресты.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А у Сарьяна была своя художественная школа? Остался след учеников?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, да. Конечно! Конечно! Ну, во-первых, самым таким вот любимым учеником был Аветисян, Минак Аветисян. Ну, это удивительно, это уникальная, конечно, личность. Его нет в живых уже, собственно говоря, давно: трагическая смерть была.

Вы знаете, получается так года два тому назад, когда у нас были Дни культуры Армении в Москве, мы вот так сделали выставку из нашего собрания. Конечно, центральное место занимали+

Мы решили выставить "Цветы" Сарьяна, потому что никто вот так, никто+ Ну, писали, конечно, и пишут по-другому, но вот именно так Сарьяновские цветы они сразу узнаваемы. Мы их выставили.

Потом, когда у нас был год России в Китае, мы отправляли выставку. Конечно, опять были "Цветы" Сарьяна. Они так, как мои коллеги рассказывали, так великолепно там смотрелись, они вносили эмоциональный такой заряд всей выставке, вот именно этому времени.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А в Москве учеников не было? То есть, вся эта Армянская школа живописи, в основном?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, конечно. Это Абегян, Гюрджан, - ну, в общем, вся эта, собственно говоря, плеяда. Они у нас представлены в нашей Третьяковской галерее. У нас тогда шли закупки через ту же "Дирекцию художественных выставок и панорам", через комбинат, ну, через Министерство культуры СССР.

Сейчас, конечно, такие закупки прекратились, и, в общем-то, у нас вот коллекция эта будем говорить так: законсервирована.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Скажите, а это был единственный художник советский, кому при жизни был открыт музей?

К.ЛАРИНА: Музей его, да?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, конечно.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Его музей, в конце шестидесятых, еще при жизни. За три года до смерти.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, конечно, в 67 году. Нет, больше получается. 5 лет, да? Ну, никто, конечно, не думал. Он, собственно говоря, более или менее все-таки, ну, конечно, уже в возрасте был, но никто не думал все-таки, что он так умрет. Но, тем не менее+

К.ЛАРИНА: Это дом-музей, да его?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, да.

К.БАСИЛАШВИЛИ: В этом доме кто-нибудь жил, да?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, и как музей, и потом как музей он отдельно был при галерее как бы.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вы там были?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Нет, вы знаете, вот в те времена все собирались мы поехать, а потом вот все прекратилось.

Но еще одна такая вот личность, о которых вот, о таких собирателях мечтал Сарьян. Он, конечно, хотел, чтобы были меценаты, которые бы приобретали для музея, создавали бы музеи не только вот такого государственного плана, но и такие частные коллекции. Это коллекция Абрамяна. Это колоссальная, великолепная коллекция, и она создана отдельно тоже как Коллекция Абрамяна.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Сарьяновская, да.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Именно Абрамяна. Ну, собственно говоря, тоже можно сказать, инициатором вот такой коллекции был тоже Сарьян. И в этой коллекции Сарьяновские работы тоже. Там очень много русских художников. Такая значительная и серьезная коллекция. И вообще картинная галерея Армении -очень интересные, ценные работы там находятся.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Мы в самом начале нашей передачи задавали вам вопросы, все-таки Ксюша спрашивала: в чем художественный метод Сарьяна? И, конечно, мы говорим о+

К.ЛАРИНА: К какому стилю можно отнести?

К.БАСИЛАШВИЛИ: И я хочу процитировать самого Сарьяна. Я нашла цитату, мне кажется, очень такую верную его: " Я - монументалист, - писал он о себе, - Дайте мне солнце, цвет, свет, общий характер природы, людей, типажа! (восклицательный знак).

Монументальность, обобщенность в крови моего искусства. Будучи в Париже, искренне увлекаясь импрессионистами, я это понял несколько по контрасту с особой силой. Мои художественные убеждения как бы воспротивились моим собственным попыткам писать более детально, и, если можно так выразиться, рассыпчато. Тяга к обобщенности сохранилась и победила". Вот так он пояснял природу своего художественного видения.

К.ЛАРИНА: Тебе ближе равенство. А вам, Татьяна?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Вы знаете что, я вообще считаю, что он реалист. У него реалистический взгляд и восприятие жизни. Но только вот принципы, методы его изображения - момент обобщения, момент формы определенной, вот немножко его отличали. Но он, по сути дела. А что импрессионисты? Импрессионисты - самые настоящие реалисты. Они - что вижу, то и пишу. А у него действительно такая вот. Рассматриваешь даже вот нашу картину, с которой мы начали говорить "Старый Ереван". Когда подойдете ближе увидите, как он водит кистью! Вот просто на одном дыханье, на одном движенье - крона уже готова. На одном движенье - фигурка. А вот эти свои собачки, эти фигурки осликов, собачек, это просто знаете, такой интересный типажик, узнаваемый, что именно Сарьяном сделанный. И начинают встречаться эти его женские фигуры, немножко наклоненные под тяжестью глиняного кувшина, они несут из родника воду. Мы их встречаем уже в работах раннего периода. А, конечно, когда он начинает писать после 22-го, 23-го, вот уже в эти, двадцатые годы, пишет Ереван, старый, конечно, улочки старого Еревана, обязательно эти фигурки женщин присутствуют. Это вы знаете, такой образ Армении. Он такой незаметный. Но эта женщина - хранительница очага, хранительница дома, которая всегда должна дать напиться своей семье, своему мужу: она хранительница.

К.ЛАРИНА: Сколько работ представлено вот в Третьяковке?

Т.ЗЕЛЮКИНА: В Третьяковской галерее живописных работ - около 40, где-то так, примерно, его разных работ раннего периода - вот этого "Константинополя", его "Автопортрет", который он написал, еще, будучи студентом училища живописи, ваяния и зодчества. И вот считайте - две трети - это вот как раз, начиная с двадцатых годов, и шестидесятые годы.

К.ЛАРИНА: И поздние тоже работы есть?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Это да. Я не беру еще во внимание - у нас еще и графические вещи - есть рисунки и акварели.

К.ЛАРИНА: Ну, вот смотри, рисунок у него великолепный! Безусловно, я надеюсь, что захочется нашим слушателям, не знакомым с творчеством Сарьяна, пойти и посмотреть, проверить все свои ощущения, которые вот сегодня мы осветили в процессе нашей программы. Благодарим Татьяну Зелюкину за рассказ.

У нас нет времени для Анонсов наших.

Ксюша, может быть, ты сама скажешь, на что стоит обратить внимание вот в ближайшее время?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Стоит ждать выставки Тулуза Лотрека, которая в феврале открывается в Третьяковской галерее и приедет к нам из Парижа.

К.ЛАРИНА: Спасибо!