Картина латвийского художника Александра Древина "Косуля. Алтай" - Татьяна Зелюкина - Собрание Третьяковки - 2007-05-06

К.ЛАРИНА: 14 часов 10 минут. Добрый день, еще раз. Вновь в студии Ксения

Ларина и Ксения Басилашвили. Добрый день, Ксюша!

К.БАСИЛАШВИЛИ: Добрый день, Ксюша!

К.ЛАРИНА: Сегодня у нас в гостях Татьяна Зелюкина, старший научный

сотрудник Третьяковской галереи. Добрый день, Татьяна, здравствуйте!

Т.ЗЕЛЮКИНА: Здравствуйте!

К.ЛАРИНА: А нашим героем сегодня будет художник Александр Древин.

Я думаю, здесь особый нужно делать пролог к этой передаче,

поскольку он не является таким вот супер популярным художником, это вам

не Суриков и не Шишкин. Да?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Конечно, конечно, да.

К.ЛАРИНА: Давайте несколько слов о нем скажем, чтобы просто

сориентировать наших слушателей – кто, и картину, конечно, опишем.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Спасибо. Александр Древин, в общем-то, он, конечно,

творческой интеллигенции, абсолютно всей творческой интеллигенции знаком

очень давно.

Художник был, можно сказать, даже почти под запретом в доброе

советское время. И, тем не менее, в 78 -79 году Третьяковская галерея

приобретала у сына художника ряд произведений Древина.

Но при этом я хотела сказать, что вот как раз сын Древина – это

известный московский скульптор – Андрей Древин. Он – автор памятника

Крылову.

К.БАСИЛАШВИЛИ: На Патриарших?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, да. И в Третьяковской галерее он тоже представлен у нас

двумя своими работами: автопортретом замечательным, исполненным в

дереве, и просто портрет одного рабочего.

К.ЛАРИНА: Я хотела буквально несколько слов сказать, чтобы просто, как в

энциклопедии – кто такой? Просто вот – пунктиром.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Александр Древин родился в 1889 году. В Латвии, в городе

Вендене, который ныне называется Цесис.

Он очень мечтал стать моряком. И когда его семья перебралась в

Ригу, то он поступил в Магмбовскую мореходную школу. Но мечта

рисовать, конечно, пересилила. И как-то в Риге, где-то в парке он

познакомился с одним художником, молодым мальчиком – такой Конрад

Убан, который учился уже в Рижской городской художественной школе,

которая только вот как бы организовалась. И директором в эту школу

пришел Евгений Пурвит, это ученик Куинджи. Блестящий был, подававший

большие надежды художник.

Куинджи за него очень переживал, и когда Пурвит получил Римскую

премию, то он и целая группа – его весь курс, они отправились за

границу.

Но Пурвит не остался в Петербурге, хотя ему было предложений

огромная масса – и преподавателем, и, собственно говоря, и писать –

выставляться на выставку. Он вернулся в Ригу и организовал вот эту

школу.

И Конрад Убан, с которым познакомился Древин, рассказал своему

директору, что такой есть мальчик.

Пурвит посмотрел на работы Древина и сразу же его зачислил в

школу. Более того, он ходатайствовал перед Академией художеств, которой

подчинялась Рижская школа.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Петербургская?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да. Петербургская Академия художеств освободила его от

уплаты. И было, начало творческой работы. Это были, конечно, пейзажи,

поскольку Пурвит был пейзажистом.

Началась Первая мировая война. И Пурвит продолжает заботиться о

своих учениках, прося перед Петербургской Академией художеств отсрочки

для своих студентов, для своих учеников, чтобы их не призывали в армию.

В этот список попадает и Древин.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Наверное, нужно сказать уже, что Древин – это та фамилия,

которая появилась позже.

У него же было латышское, он же латышской национальности!

Т.ЗЕЛЮКИНА: Понимаете, он по национальности латыш. Мама у него немка –

Анна-Луиза Кирштейн, она из Кенигсберга, но приехала в Латвию, вышла

замуж за Давида Древина.

По-немецки, в немецкой транскрипции у него фамилия была Древинд. И даже

в церковной книге написано: Древинд. Он родился, как Древинд.

Потом в начале ХХ века и в конце Х1Х, в начале ХХ была некая

русификация имен латышских, и он назывался, как Древин, но по-латышски

иначе не произносилось, как Древиньш.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Древеник еще, - энциклопедия так отмечает иногда.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, эта энциклопедия в свое время ошибку совершила.

И когда он прибыл в Москву, а в Москву он прибыл поездом

эвакуированных, или тогда они назывались беженцы.

В общем-то, военные действия разворачивались в Лиепы, и вокруг Лиепы, и

уже, в общем, занимали большую часть территории Латвии. И весной 15 года

было постановлено эвакуировать заводы, фабрики в глубь России.

И Государственная Дума, кстати сказать, приняла решение: всех

беженцев, а они были и из Эстонии, и из Литвы, и вот из Латвии,

во-первых, расселить их в России – в Пензе, в Москве, в Казани и так

далее. Снабдить их денежными пособиями, обеспечить столовой, кухней,

питанием и так далее.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А правда, что Древин, кстати, здесь имя еще одного, кроме

Александра Древина почему-то Рудольф.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, так принято. При крещении у лютеран обязательно принято

два давать имени. Второе имя как бы его покровительствует, можно

сказать. Значит, поэтому основные – это Александр и Рудольф. Но могли в

семье, допустим, называть потом Рудольфом его, но как-то принято –

решили его называть Александр, как-то гораздо ближе.

Второе имя церковное.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Но, в общем-то, мой вопрос был не об этом. Правда ли, что

Александр Древин в юности входил в революционные объединения латышские?

Об этом очень много пишут.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ой! Писали. Вы понимаете, вся ситуация с латышами в Москве с

обществом, которое носило название «Прометей», красивое. И это общество

в 37 году закрыли и арестовали, как мы знаем, очень многих латышей,

занимавших значительные посты: Ойярс Вацейпис, Данишевский, Межелаус и

многие, многие другие занимали довольно серьезные посты, и их уже в 37

году арестовали. И общество «Прометей», конечно, закрыли, и

руководителей арестовали, а потом и многих деятелей. И, в частности,

секцию изобразительного искусства, которая существовала, и литературную

секцию арестовали всех.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Нет, это правда? Все-таки он был революционером, или нет?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, ему тоже приписывали, что он был членом Латышского

стрелкового полка – это неправда. Древину вот так сразу повезло, когда

Пурвис ему выхлопотал отсрочку от военных обязанностей в царской армии,

а потом так случилось, что он не попал в Советскую армию, в советский

полк. Но в сентябре 18 года, в кремле, когда находились Латышские

стрелки, охранявшие правительство при переезде из Петрограда в Москву,

как мы знаем, решили организовать выставку. И на этой выставке Древин

участвовал вместе со своими друзьями, соотечественниками. И с того

времени и пошло, что он был Красным латышским стрелком. Более того,

после той первой реабилитации, которая произошла в 55 году, в Риге, в 58

году, ну как можно было организовать выставку художников-бывших

латышских стрелков? – Только, конечно, под этой маркой.

Среди вот этих стрелков, участников этой выставки, был и Густав

Клуцис. Он-то как раз и служил в этом полку. Этого

9-го стрелкового полка, как таково не было. Вот Латиепилс

был первый комиссар, военный комиссар советской республики. Из 9 полков

он организовал вот этот полк, который и охранял правительство Ленина и

кремль. Они организовали там такую студию, называлась она «Дайве» -

искусство в переводе с латышского языка.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Стрелки, которые еще и рисуют. Вообще, удивительно.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, да. Ну, там был Андерсон, Вейдеман, ну эти художники,

работы их представлены в бывшем музее Революции, а теперь - Новейшей

истории.

В нашей Третьяковской галерее работы этих художников не

представлены, но у нас, конечно, блестящая коллекция Густава Клуциса.

К.ЛАРИНА: Татьяна, а почему он был запрещен при советской власти?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, потому что, собственно говоря, во-первых,

формалистический был художник. Потом долгое время ведь не знали, что

такое «Прометей» и что они там вообще-то делали. Ведь их арестовали, как

контрреволюционеров. Значит, закрывался «Прометей» в 37 году.

А вы знаете, где это находилось вообще? – На Смоленском бульваре

3/5, где сейчас находится Автобанк. А это здание начало строиться в 28

году. Вот это культурно-просветительное общество, которое в 24 году от

Моссовета получило разрешение на свое существование, решили организовать

и фабрику логарифмических линеек, и издание литературы на латышском

языке. Переводы с Карла Маркса, переводы и русской литературы

классической. Был организован в это время и клуб «Латышский рабочий» на

Страстном бульваре, где сейчас тоже находится банк – угол Страстного,

другой банк там. Они как раз поместились в бывшем кинотеатре.

К.ЛАРИНА: Это художественное объединение.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Это национальное художественное объединение, это было как бы

культурно-просветительное общество, в котором была организована

изобразительная секция, в которую входил и наш Клуцис, была литературная

секция, ну и была редакция, была столовая, был детский сад, ясельки –

все это было, строилось в этом здании.

К.ЛАРИНА: Всех разогнали в 37 году.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да. Все закрыли, их арестовали.

К.ЛАРИНА: Казнили?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да.

К.ЛАРИНА: Сколько человек?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Вы знаете – много.

К.ЛАРИНА: Из «Прометея» именно? Латышей, да?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да. Много, много.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вот, Ксюша, хотела сказать, что такое совпадение нашего

эфира и того, что как раз вчера, 5 мая патриарх Алексий провел службу

на Бутовском полигоне, в день новомучеников Бутовских, - так они

называются. Это как раз то место, где расстреливали и куда привозили и

захоранивали, или как там? – сваливали, - я даже не знаю, останки

расстрелянных и репрессированных невинно людей. И как раз вот считается,

и я нашла в статье памяти Бутово имя Александра Древина. Считается, что

и он тоже там покоится. Уж неизвестно, был ли он там расстрелян, но вот

приписывается, что останки его там.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Я хотела бы низко поклониться патриархии за то, как она к

Бутовскому полигону отнеслась. Я там была трижды. Мы сейчас с

латвийскими кинематографистами снимаем фильм о Густаве Клуцисе, это был

друг.

Кстати сказать, гораздо больше были друзьями жены Древина –

Надежда Андреевна Удальцова и Клуциса – Валентина Никифоровна Кулагина.

Они были гораздо ближе, нежели Густав Клуцис и Древин. Густав Клуцис

больше дружил с Дейнекой.

И, снимая вот этот фильм, мы несколько раз туда приезжали,

смотрели, как обихожено это место. Мы вначале были, когда только-только…

Во-первых, построена церквушечка. Вы знаете, сколько людей туда

приезжают, вот детей уже. Они все преклонного возраста. Но они

заказывают панихиду, Хотя бы у них появилось место, куда они приходят и

вспоминают, ставят свечку за упокой души грешной своих родственников,

своих, может быть даже отцов, или матерей.

А вы знаете, что когда мы открывали в Третьяковской галерее

выставку Древина в 2003 году, мы перед открытием, вот я настояла,

обратилась с просьбой к Латвийскому посольству, чтобы мы поминальную

службу сделали в церкви, потому что Древин был лютеранином, он был

крещеный. И никто его не предал земле. То, что произошло, это, конечно,

страшное было время. И вы знаете, прекрасная была панихида. И вы знаете,

как-то стало после этого легче на душе.

На панихиде присутствовала невестка, искусствовед, она доктор

искусствоведения – Вероника Васильевна Стародубова и внучка – Екатерина

Андреевна Древина, которая очень многое сделала для сохранения вообще

наследия Древина.

К.ЛАРИНА: Он очень молодым погиб, да?

Т.ЗЕЛЮКИНА: 49 лет, 49 лет! А вы знаете, как Надежда Андреевна

Удальцова, как она не верила и все время ждала. В ее дневниках мы

читаем: она не верила. Ей прислали потом извещение, что он погиб от

сердечной недостаточности в 44 году. Так было принято в 44 году.

Но ведь она носила передачи.

К.ЛАРИНА: Думала, что он живой?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, конечно, надеялась.

Потом думалось так, что их отправили в ГУЛАГ на Алтай, даже и

писалось очень долго в каталогах место его смерти и так далее. Но все

это не так.

В 1989 году я получила такую возможность ознакомиться с

материалами вот этих дел.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Архив НКВД?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да. Архивы НКВД Москвы и Московской области. Это был

огромный список. Тогда еще Юрий Константинович Королев, директор

Третьяковской галереи очень мне помог в этом деле: я писала письма, он

подписывал все. Направляли мы туда, сюда. В общем-то, были ответы. Это

было как раз то время, когда понимали, что нужно. Мы, например, не знали

даты смерти, например, Тимошкевича.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ученика Древина?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да. И он же пострадал, по сути дела, за то, что

действительно был его настоящим учеником, его последователем. И ни про

Клуциса, ни про других, ни про Щипицина, ни про Корина. Мы делали

выставку Корина, и он писал портрет священника. Мы даже не знали, в

каком году. Мы знали, что он вроде был сослан, или расстрелян, мы тоже

этого не знали. Я и это тоже выяснила, эти документы посмотрела. И мы

поместили на обложку каталога Корина этот Портрет священника. Такого

раньше просто представить нельзя было.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Что в документах Древина по делу?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ой, вы знаете, во-первых, я должна вам просто сказать, уже,

конечно, прошло время, но когда я первый раз увидела эти документы, вы

знаете, я была просто больным человеком. Вы знаете, тупые какие-то

просто вопросы и ответы. Вы понимаете? Но – «контрреволюционная

искаженность в творчестве художника выразилась в нашей этой вот

«Косуле».

К.ЛАРИНА: «Косуля» - это картина, про которую мы сегодня будем говорить.

Т.ЗЕЛЮКИНА: А собственно говоря, ну что в ней безобидного? – Вот она –

трепетное, трепетное животное. Знаете, когда Древин, он, конечно, везде

ездил с Надеждой Андреевной Удальцовой.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Художница знаменитая.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну это вообще было, конечно, очень такая романтическая и

сильная любовь, я считаю. Просто это ощущается в каждой строке дневника,

который издала Екатерина Андреевна, внучка. Спасибо ей большое! Мы хоть

читаем, понимаем взаимоотношения Надежды Андреевны и Александра

Давидовича, - по русски так принято.

И это был прекрасный творческий союз. Это было прекрасное

взаимопонимание.

Встретились они…

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ее же вызывали, простите, мы сейчас подойдем к моменту

встречи, но ее же вызывали тоже на допросы на Лубянку.

К.ЛАРИНА: После того, как его арестовали?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да. Там же был эпизод страшный.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Вы знаете, она шла, нет, она шла к Лубянке – хотела узнать,

в чем дело, что произошло? Но ее не принимали, ее не пускали. А она была

уже позже, как раз в 55 году. И была она вызвана свидетелем по делу

Густава Клуциса.

И вот, когда я читаю, что эта женщина, которая не знает ничего о

судьбе своего мужа и очень надеется, что он, может быть, еще жив, пишет

(записано это, вероятно, с ее слов) в защиту Клуциса, что я всегда знала

Клуциса как честного, порядочного художника.

Вы понимаете? Для женщины в 55 году в стенах Лубянки это

сказать? Я считаю это подвиг.

К.ЛАРИНА: Мы сейчас остановимся, будем слушать новости, а потом

продолжим нашу передачу. Выполним обязательства, которые мы еще не

выполнили до сих пор, то есть вопросы зададим нашим слушателям.

Расскажем про призы. Дадим нашу рубрику «Случай в музее» и продолжим наш

разговор о трагической судьбе Александра Древина с Татьяной Зелюкиной.

К.ЛАРИНА: Напомню, что сегодня мы говорим об Александре Древине. Нам о

нем рассказывает Татьяна Зелюкина, старший научный сотрудник

Третьяковской галереи.

Картина, которую мы сегодня взяли как главную картину

сегодняшней передачи «Косуля Алтая», мы о ней тоже будем сегодня

говорить.

А сейчас, Ксюша, мы вопрос зададим нашим слушателям.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вопрос, конечно, я сейчас задам:

В 1932 году прекратилась деятельность всех свободных

художественных объединений. Ну, не только художественных, а также и

писательских объединений, и музыкальных объединений, за исключением

одного. Но в какой области вот такой вот единственный стал союз

существовать? Этот профсоюз появился как раз в 1932 году. Кстати,

существует и по сей день. Что это за объединение, которое с 1932 года

существует в СССР, и в России?

К.ЛАРИНА: Отвечайте нам по СМС: +7 (985) 970-45-45.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И у нас есть, как каталог работ Александра Древина,

каталог той выставки, которая состоялась несколько лет назад в

Третьяковской галерее, кроме того, у нас есть билеты в Государственную

Третьяковскую галерею, и есть каталоги произведений Ольги Розановой,

одной из амазонок русского авангарда. Как раз знакомой очень хорошо с

Удальцовой.

Т.ЗЕЛЮКИНА: и к Удальцовой, и к Ольге Розановой, кстати, Древин имел

отношение.

«Случай в музее». Марина Эльзессер представит его.

СЛУЧАЙ В МУЗЕЕ

М.ЭЛЬЗЕССЕР: Эта история произошла где-то в начале восьмидесятых.

По указанию сверху, в Третьяковской галерее устраивали выставку

такого официозного, придворного художника Дмитрия Аркадьевича

Намбалдяна. Он прославился такими работами, как «Власть Советам, мир

народам», была у него целая серия работ, посвященных Брежневу, например:

«Малая земля. Новороссийск». И он был мастером портретов членов

Политбюро и прочих наших замечательных политических деятелей.

А на самом деле художник небесталанный и много работавший для

души в каких-то других жанрах. Но, тем не менее, выставка была вполне

официальная, поэтому, в основном, это были действительно портреты

каких-то деятелей.

И вот, когда решил принимать экспозицию довольно такой

высокопоставленный идеологический работник, но не лишенный

художественного вкуса. Он посмотрел на эту однообразную такую, унылую

достаточно выставку, и сказал: «Да-а! Разбавляйте вождей натюрмортами и

пейзажами»!

БЫВАЕТ ЖЕ ТАКОЕ!

К.ЛАРИНА: Это такая веселая история. А у нас история не очень веселая

про Александра Древина.

Давайте мы про «Косулю»-то скажем уже. Это, конечно целый цикл,

Татьяна, Алтайский?

Т.ЗЕЛЮКИНА: В конце двадцатых годов, начиная с 29 года, Наркомпросс

организовывал такие творческие поездки для художников, для того, чтобы

отражать социалистическую действительность и социалистическое

колхозное строительство. Но среди вот таких командированных был и

Александр Древин вместе с Надеждой Андреевной Удальцовой. И их поездка

состоялась на Алтай.

Тогда Алтай назывался Айроссия. И было написано очень много

пейзажей, таких моментов из жизни колхоза.

Вот у нас в Третьяковской галерее есть одна работа, называется

«Едут на работу». Изображает она лошадей. На них сидят такие очень

разноцветные фигурки и держат над собой такие палочки, вроде зонтиков.

Эта работа к нам, кстати, поступила, когда Георгия Кастаки.

Я очень долго думала: что это такое? Маскарад такой странный –

едут на работу?

Но когда я познакомилась с этнографией Алтая, аэрокией этого

времени, это были действительно такие специальные зонтики у них.

Возможно, они были и солнцезащитные, и, может быть, несли в себе

какое-то, в общем, языческое какое-то наставление на то, что они

работать будут, там может быть охранять их работу.

Более того, когда я обнаружила фотографии фотокорреспондентов

Айроссии 30-х годов, как выглядел Алтай, - Алтай, Бурятия, как они

выглядели тогда, в архиве кино-фотодокументов в Красногорске, для меня

все стало ясно. Вот у меня, как раз, в Каталоге помещена эта фотография.

Вот эти равнины, и где-то в конце равнины эта гора. И вот то же самое

мы видим в пейзажах у Древина. – Вот такую долину, и эти горы, эту

зелень, вот какую-то даль, даль – уходящую, уходящую, просто без конца и

без границы. Вот у меня она здесь, в каталоге помещена эта фотография.

Вот хотя бы картина Древина, тоже его Урал. Это тоже перед Алтаем был

Урал. Древин открыл Алтай, Урал совершенно по-другому.

Русские художники 19 века: известный наш художник Васнецов,

потом дальше – у нас Мешков, уже советский. Они тоже писали Сибирь,

Алтай. Она какая-то очень могучая была.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А у него как?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Она у него тоже могучая. Она какая-то, знаете,

романтическая. Недаром Древин всегда говорил о том, что «Мне хочется

показать, как молчат деревья». Он хотел оживить вообще всю природу.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Его еще с Заболоцким сравнивают. Заболоцкий – в поэзии,

Древин – в живописи. Так «Косуля» что? Зонтики – ладно! Косуля что?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Конечно, когда он увидел этих животных, бегающих вот этих

косуль очень красивых, его поразила их грация, вот то, как они парят –

просто как в воздухе буквально. Поэтому, конечно, он их изобразил не вот

конкретно, что они изображены на земле, они такие парящие у него, они

такие воздушные, они такие нежные, они такие… Вот посмотрите, можем

посмотреть на них. Это какие-то вот такие неземные существа. Поэтому,

когда пишут, говорят о нем, что он такой был охотник, а вы знаете, когда

я прочитала воспоминания Реформадского о том, как они там медведей

прямо. Вы знаете – не верю. Мне кажется, что он был просто охотник.

Просто для него ружье и ходить по лесу, по природе, просто ходить и

наблюдать ее. Но, чтобы он прямо сидел, прямо выжидал свою жертву – нет!

Это не в его характере. И живопись его говорит как раз совершенно

другое. Вот не верю!

К.БАСИЛАШВИЛИ: Что же? Реформадский, выходит, преувеличивал?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Вы знаете, ну воспоминания всегда любят преувеличивать.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вот, пожалуйста, в том же 1925 году, - пишет наш

известный стилист-филолог и лингвист Реформадский: «В начале декабря

гоняли мы в том же, Языковском болоте беляка, под тихохода, но

удивительного, и верного по чутью и вязкости Гогу Александра

Давидовича».

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ужас!

К.БАСЛАШВИЛИ: Да. Это собака, как я понимаю. Бедная собака, с которой

гоняли беляка. Значит, все-таки, что-то было!

Т.ЗЕЛЮКИНА: Но гоняли, но не убили.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Этого мы не знаем.

И на медведей ходил.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Но про медведей тут, конечно, мне как-то не очень…

К.БАСИЛАШВИЛИ: Тем более понятно желание Древина во что бы то ни стало

добыть медведя. Он свел знакомство с местным старожилом и знатоком

Уральской доходы Еремеем Кондратьевичем Долматовым.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Вы знаете, вот, когда я читаю тоже вот эти самые протоколы

допроса, и вот как раз ему там ставят в вину то, что он исказил эту

советскую действительность, и он оправдывается, что да, вот я написал,

какая тяжелая жизнь в колхозах, а вот надо было мне написать ее

радостной.

И когда перед «Прометеем» тоже отчитывался, перед тем, когда они

колхоз Данишевского, это где-то в Подмосковье, в районе Сходни было, он

был просто возмущен: «Зачем нас туда посылают? Там люди в поте лица

работают, а мы, как господинки, (потому что это был по-латышски

разговор), «кунги», - в переводе на русский звучит, как «господинки»,

ходим, видите ли, молочко пьем.

Понимаете, вот у него душевная такая совестливость, мне кажется,

была – не обидеть, не принести.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, не знаю. Смотрите! Вот я цитирую Александра

Реформдского: «Александр Давидович, как и всегда в жизни, был очень

страстным, а потому успехи его на охоте были неровные. Так, на Урале в

1934 году у него случалось 18 выстрелов и 12 битых птиц, а иной раз – 36

выстрелов и 8 штук, и даже так: 25 выстрелов и три штуки. То есть,

много-то вхолостую, как раз, летело. Человек был страстный и человек был

сильный. Вообще, по фотографиям мне Древин напоминает в чем-то

Маяковского: вот такой же бритый затылок.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Это было модно, это очень молодит.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Но это был один круг в чем-то? Он, наверное, был, может

быть, знаком с Маяковским?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Нет, таких доказательств, к сожалению, нет.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, Реформадскому тоже можно верить, можно не верить, но

он ни в коем случае не хотел опорочить Древина. И на самом деле, это был

такой достаточно смелый поступок: он в 78 году выступил перед кружком

искусствоведов

и им рассказал о своем знакомстве с одним из лучших своих друзей –

Древиным. Он так его и называет: «Мой лучший друг Давидович». Он называл

Древина «Давидович».

Т.ЗЕЛЮКИНА: Это как раз вот тогда в 79 году была первая такая вот

выставка Древина. Но она не совсем была удачная, потому что ее очень

скоро сняли. Но это было первое такое вот…

К.БАСИЛАШВИЛИ: Возвращение людям.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Понимаете? Вот как мне рассказывают студенты Московского

университета, ученики профессора Сарабьянова, академика нашего

Сарабьянова, который приводил их в квартиру на Мясницкой к Андрею

Древину и показывал работы Древина, в обязательном порядке это было. Они

просто с благоговением смотрели на эти работы. И очень многие другие

художники, которые дружили с Андреем, они все приходили и смотрели. И, в

общем-то, это была такая обязательная программа: ознакомиться с

картинами Древина.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Давайте, может быть, к счастливому моменту.

К.ЛАРИНА: Я просто вот в ужасе от того, что рассказывала Татьяна. Да, я

просто вот молчу – листаю каталог «Александр Древин в музейных

собраниях» и здесь как раз вот то, что цитировала Татьяна. Здесь

несколько моментов допроса. Это, конечно, жуть! Это… - «А в чем

выражалась ваша враждебность к советскому строю»?

- Моя враждебность к советской власти выражалась в том, что я

поддерживал формалистические позиции в искусстве и противодействовал

социалистическому реализму.

И когда было указание: пойти по пути социалистического реализма,

я считал себя в положении обиженного советской властью, которая не дает

свободно работать и притесняет творчество художника.

И лишь с 1932 года я постепенно, с большим трудом выправлял у

себя формалистические тенденции.

- А какую работу вы выполняли по заданию контрреволюционной

националистической организации?

Ну, тут понятно, что это такое – это групповуха такая типовая в то

время.

Шили дело, террористическая организация, которая готовит там

уже… Даже неважно, что они готовили.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Они, якобы готовили покушение на Сталина, который придет

осмотреть выставку «Индустрия социализма», у них вот, видите ли, ружья

были. А у Древина было ружье. И вот они собирались напасть на него.

Но в это время как раз очень многие общества: и польское

общество было, и татарское общество, и еврейское общество

культурно-просветительское. И все закрывали.

Были же национальные школы, кстати сказать, на национальном

языке, где преподавалось, тоже их все постепенно закрывали.

- Скажите, какие конкретно работы вы как художник написали с

контрреволюционными искажениями?

Ответ: Я написал ряд картин, имеющих контрреволюционные

искажения, это: «Парашютисты», «Косуля», «Безработные», «Девочка» и

«Колхозный пейзаж».

- Сущность контрреволюционных искажений ваших картин?

Ответ: Вот, например, картина «Девочка в колхозе» - это то, о

чем Татьяна говорила: вместо того, чтобы изобразить веселую, зажиточную,

радостную колхозную жизнь, я нарисовал тяжелую, грустную, печальную

колхозную действительность, отобразив это в картине «Колхозная девушка».

- Следствие располагает данными, что вы выезжали в колхозы и

проводили работу националистического порядка.

- Я это не отрицаю. Я беседовал с колхозниками о жизни латышей в

Советском Союзе. Вспоминал о том, как живет народ в Латвии. О Латвии я

говорил, как о своей Родине.

- Стало быть, вы проводили националистическую агитацию?

- Да. Я проводил националистическую агитацию в колхозах.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да? А это его ответы действительно?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, а как? – Конечно!

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну ты думаешь, что он так отвечал, да?

К.ЛАРИНА: Ну он подписывал! Под пытками, наверное, подписывал.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, я не знаю, как. А может быть, человек был настолько

смелый, что он действительно отвечал так, как он думает.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Вы знаете, я вот видела еще другое дело.

К.ЛАРИНА: А против кого-нибудь подписывал? Кого-нибудь, называл имена

чьи-нибудь?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, там спрашивают: «Знаете ли вы такого»? «Знаете ли вы

такого»? Вот это считалось, что он как бы его и выдал.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Знаете, вот требовали от него показания против ученика,

против Семашкевича?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Нет.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Началось с Древина. К Древину ведь не сразу подошли. С

ареста Семашкевича.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, с Семашкевича. И первого Семашкевича, а потом уже начали

прямо группы, прямо целые группы брать. И вот в дневнике своем Надежда

Андреевна пишет, просто она не может понять, в чем дело? Она мечется,

пришла к одному из этих художников, которого тоже в эту же ночь

арестовали, спрашивает в чем дело? Тот ее уговаривает, говорит, что все

обойдется, все будет хорошо. И она, конечно, надеялась, потому что он

ничего не сделал. Да и, в общем-то, могли ли мы, это вот мы сейчас можем

представить, что вообще художника расстреляли? А за то, что он не так

писал.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Скажите, а как произошел арест? Сохранились ли какие-то

воспоминания? Какие обстоятельства?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ночью его арестовали.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Домой пришли?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Домой. Был ордер на арест, и там при аресте, что было

изъято. Изъято было ружье. Но картины – нет.

Вот как у Тимошкевича были изъяты картины, у Древина – нет.

Вот как семья мне рассказывала, его сын Андрей, что они как-то

были не подписаны, они были вперемешку с работами Надежды Андреевны, и

они так вот и лежали.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А правда, что его многие работы сохранились, потому что

Надежда Удальцова говорила, что это ее работы?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Конечно, конечно. В общем-то, они все и сохранились. Картины

не были изъяты.

К.ЛАРИНА: А как же семья-то миновала этой участи?

Там же и ребенок, все-таки у него был, сын врага народа, да?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Да, да. Жена, Андрей.

К.ЛАРИНА: Не взяли ее?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Как только их арестовали, целую группу, там были и другие

художники, Союз художников Москвы, когда только-только их арестовали,

было заседание. И вот в связи с арестом и высылкой из Москвы их из Союза

художников исключить. И, конечно, Надежду Андреевну, и вот жену тоже

Клуциса. И, когда в 42 году Союз художников Москвы эвакуировался в

Среднюю Азию, то вот эти женщины со своими детьми остались в Москве без

пайка.

К.ЛАРИНА: На что они жили, у них же ни работы, ничего нет?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Правда, у Надежды Андреевны уже сын был большой, он был

призван в армию, в стройбат.

К.БАСИЛАШВИЛИ : В 42 году не эвакуировали?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Нет. И вот, как мне сын Клуциса рассказывал, что он с мамой

приходил к Надежде Андреевне Удальцовой. Довольно часто приходили к ней

на Мясницкую, и что там он пил чай. Вот он говорил, что пил чай, и там

хлеб ему тоже давали. Ну как-то вот нравилось там, но очень пахло

краской ему, потому что это была вообще, как мастерская.

Надежда Андреевна Удальцова с Древиным познакомились как раз в

эти революционные, можно сказать, годы. – После того, как Древин попал в

Москву как эвакуированный вместе с семьей. Сначала он жил на Вятской. И,

конечно же, его интересовала художественная жизнь, которая очень была

бурная в 16-м году, как мы знаем, - очень много выставок тогда

открывалось. И они познакомились, можно сказать, в связи с событиями

выставки, в которой участвовал Малевич, Родченко. Ну вот такая была

встреча на квартире. И Надежду Андреевну привлек молодой человек, наш

герой. Она была замужем, он тоже был женат.

К.ЛАРИНА: У него детей не было в первом браке?

Т.ЗЕЛЮКИНА: У него – нет, насколько известно, нет. Но эта была очень

какая-то скоропалительная женитьба. Тоже эвакуированные девушки из

Латвии. И Древин попадает в Комитет по национальным делам – КОМНАЦДЕЛ.

Его приглашают туда руководить художественной студией. Он получает паек

на себя и на свою жену Майю. Отсюда мы узнаем, что у него была жена

Майя.

Потом родители уезжают, возвращаются. Как раз в 21 году была

реэвакуация тех, кто находился в России, но у Древина уже как-то

сложились отношения с Надеждой Андреевной.

Но, надо сказать, что они уже по современной тенденции того

времени, они не регистрировали свой брак.

К.ЛАРИНА: До самого конца не регистрировали? Может быть, поэтому она

избежала этой участи жены врага народа.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Ну, хотя видите, Кулагину тоже не тронули, жену Клуциса.

Может быть, это тоже как-то сыграло роль. Но все, конечно, все говорили

и все знали, что они муж и жена. Ну тогда это было даже модно, такой

гражданский брак.

И сначала он работал в ЛАТКОМНАЦДЕЛе, а потом его пригласили в

Наркомпрос. Тогда поднялся вопрос о создании музея живописной культуры,

и Древин становится первым заведующим этого музея. Он составляет там

счета для оплаты и покупки, рекомендации – какие приобретать картины,

активно участвует в собраниях. Это были очень бурные собрания. Там все

участвовали, и Дымшиц, в общем, они все активно участвовали, были дебаты

– каким же должен быть музей современного искусства?

Хотя с большим уважением Древин относился не только к

современным художникам, но и уже к мэтрам. Он и Коровина, и Крымова,

вообще, конечно, у Древина была привязанность к Васильеву. Вот, как ни

странно, очень классическая пейзажная живопись.

К.ЛАРИНА: Простите, пожалуйста. Нас время уже поджимает. А где прочитать

можно про него подробнее, про Древина?

Т.ЗЕЛЮКИНА: Есть воспоминания Надежды Андреевны Удальцовой, но их уже

нет в продаже. В библиотеке, конечно, они есть. Но их купить уже… Но,

может быть, конечно, купить и можно.

К.ЛАРИНА: Давайте мы на вопрос ответим, Ксюша. Я уж забыла, какой вопрос

мы задавали?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Какое объединение, какой союз возник в 32 году?

К.ЛАРИНА: Вхутемас, или что у нас там?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Нет. Союз художников, Союз писателей, Союз композиторов и

так далее.

К.ЛАРИНА: (объявляет победителей).

К сожалению, время нам уже говорит: «Прощай»!

Мы закончили передачу. Огромное спасибо Татьяне Зелюкиной, нашей

сегодняшней гостье, которая с такой болью рассказала о судьбе

Александра Древина.

Я так понимаю, что этот художник для вас не просто художник.

Т.ЗЕЛЮКИНА: Понимаете, я просто биографию его слепила, потому что не

было ничего, ничего! И я вот по крохам буквально, по документам по

различным, да, я все собирала. Я слепила его, сделала его путь.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Со слезами говорите просто об этом.

К.ЛАРИНА: Спасибо вам огромное. Спасибо вам большое.

Нам остается только еще раз поблагодарить нашу гостью и уже

пригласить на выставки наших слушателей.

«ЭХО МОСКВЫ» РЕКОМЕНДУЕТ:

К.БАСИЛАШВИЛИ: Прошел всю Великую Отечественную, и главную работу

посвятил своим одноклассникам, погибшим на войне.

Персональная и уже не прижизненная выставка ушедшего в прошлом

году известного московского скульптора Даниэля Метлянского до 10 мая

работает в Центре имени Андрея Сахарова.

В Третьяковке по-прежнему открыта выставка акварелей Александра

Иванова, в залах графики в Лаврушинском переулке.

Галерея «Дом Нащокина» 10 мая представляет творчество Зинаиды

Серебряковой. Работы периода раннего, до отъезда ее в Париж, который

поделил судьбу на жизнь и доживание. На выставке – акварели и

графические работы, широкой публике неизвестные. Выставка Серебряковой в

галерее «Дом Нащокина» продлится с 10 мая до начала сентября.

Благодатную тишину провинциальных музеев можно почувствовать в

шумном центре Москвы – в Школе «Акварели Андрияки» на выставке

произведений из собрания Самарского областного художественного музея.

Много шедевров. Например, акварель Сомова. Теперь он один из

самых дорогих русских художников.

До 13 мая на площадке Большого Манежа открыты выставки Бейнале

«Мода и стиль фотографии».

Посетите выставки Амедео Модильяни в музее изобразительных

искусств имени Пушкина, и нашего соотечественника Оскара Рабина в музее

личных коллекций.

И последнее. Ностальгия для глаз многих москвичей старшего

поколения, когда селедка на газете «Правда» с пейзажем столичного

дворика за окном, была привычным натюрмортом. Эта выставка продлится до

20 мая.