Картина Константина Коровина «Париж. Бульвар Капуцинок» - Наталья Мамонтова - Собрание Третьяковки - 2007-03-04

К.ЛАРИНА: 14 часов 12 минут. Добрый день, еще раз. У микрофона сначала Ксения Ларина, а потом Ксения Басилашвили

К.БАСИЛАШВИЛИ: Добрый день! У нас сегодня такой человек, о котором мы будем говорить, что просто он сейчас всем поднимет настроение - Константин Коровин.

К.ЛАРИНА: Альбом лежит. Картинка замечательная: "Париж. Бульвар капуцинок". И вот давай прямо сразу, во-первых,

Здравствуйте, - Наталье Мамонтовой скажем.

Н.МАМОНТОВА: Здравствуйте.

К. ЛАРИНА: Добрый день, Наташа.

Наталья, Вы не первый раз у нас. Старший научный сотрудник, хранитель Третьяковской галереи. Капуцинок и капуцинов - вот все это путают.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ой, слушай! У нас здесь все этим вопросом занимались. Даже наши спортивные обозреватели, даже дошло до главного редактора - Алексея Венедиктова. Спор разрешил Сергей Бунтман.

К.ЛАРИНА: Естественно. Как настоящий парижанин. Только капуцинки?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Капуцинок!

Н.МАМОНТОВА: Да. Но, к сожалению, в книгах о Коровине встречаются и разночтения: капуцинов. В частности, в известной книге Молевой, которая вот эти картины называет "Бульваром капуцинов". Почему так получилось, трудно сказать.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И фильм называется "Человек с бульвара капуцинов". Тоже, хотя там же женский род, если с лингвистической точки зрения подойти.

Н.МАМОНТОВА: Какая-то нефиксация, видимо, этого окончания привела к такому разночтению. Хотя на самом деле, конечно, как известно, там на этом месте прежде бульваров была обитель женской ветви Ордена Капуцинов, а именно Кларисс- капуцинок.

К.ЛАРИНА: А! Вот почему!

Н.МАМОНТОВА: Совершенно верно, да. Женская ветвь этого ордена носила еще название "Клариссы", или "Клариссинки". Они возникли под эгидой святой Клары, и затем уже вошли как часть религиозной общины в орден Капуцинов. А сами капуцины - это ответвление ордена францисканцев. В общем, здесь такая сложная религиозная система. Но вот, в частности, монастырь капуцинок - это одна из очень важных частей средневекового Парижа. И таких монастырей было очень много по всем городам средневековой Европы.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И не зря Коровин написал именно этот бульвар, потому что Бульвар капуцинок, он для богемы и для художественной, даже и для кинематографической того времени значил очень много - там все собирались, там вся жизнь была.

К.ЛАРИНА: Не торопите. Давайте мы растянем удовольствие.

Для начала мы должны сказать, что мы все-таки в прямом эфире, правда же? Мы собираемся разыграть призы и подарки.

Призы и подарки! Ну, говори, что у тебя сегодня?

К.БАСИЛАШВИЛИ: У меня сегодня есть билеты в Государственную Третьяковскую галерею, и журналы "Третьяковская галерея", в которой все новости, все новинки. Я думаю, что журналы, наверное, пусть уйдут куда-нибудь, я хотела сказать за рубеж, ну, не за рубеж, а в другие города России. А билеты, наверное, разыграют москвичи, тем более, что сейчас в Третьяковской галерее есть что посмотреть - там две выставки. Я еще в конце эфира о них скажу. Но сейчас коротко напомню: Александр Иванов и выставка в рамках биенали "Соцарт. "Китай и Россия".

К.ЛАРИНА: А там Верещагина еще какую-то картину дают.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Верещагина с 5 числа будут показывать, в течение, по-моему, десяти дней.

Н.МАМОНТОВА: Да, это презентация уникальной совершенной вещи. Я ее видела. Честно вам скажу: уже видела!

К.ЛАРИНА: А что это такое? Скажите, пожалуйста.

Н.МАМОНТОВА: Это великолепная композиция, очень большая, которая называется "У стены плача". И по своему масштабу и по живописи - это одна из лучших картин Верещагина. Мы даже, честно говоря, очень позавидовали тому, к кому эта картина попадет. И очень бы желали ее иметь в Третьяковской галерее.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Дело в том, что она будет продаваться с аукциона "Кристи".

Н.МАМОНТОВА: Да, она будет продаваться на аукционе Кристи. И сюда ее привезли для того, чтобы сделать презентацию и показать потенциальным покупателям.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Но не для того, чтобы подарить вам.

Н.МАМОНТОВА: О, нет, нет, к сожалению, нет.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И такого мецената не нашлось?

Н.МАМОНТОВА: Пока нет. Но пока будем надеяться.

К.ЛАРИНА: Главное, что эту картину можно будет увидеть.

Н.МАМОНТОВА: Да. Её обязательно надо увидеть, потому что Верещагин здесь необыкновенно хорош.

К.ЛАРИНА: Вот видите - преимущество прямого эфира: мы можем попутно, у нас есть главная тема, но попутно мы можем объявить о событии, которое вот сейчас буквально грядет.

Давай, про призы и подарки, и вопрос.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вот призы уже названы. А вопрос у нас следующий, мы сейчас вместе с Натальей Мамонтовой сформулируем.

Итак, какую картину

Н.МАМОНТОВА: Михаила Александровича Врубеля заканчивал Константин Коровин вместе с Василием Дмитриевичем Поленовым? Эта картина особая, это даже не картина - это большое полотно, которое показывалось на выставке, Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде в 1896 году? И Коровин как ближайший друг Врубеля заканчивал эту работу по причинам очень сложного психологического состояния Врубеля.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Работа очень известная.

К.ЛАРИНА: Коровин, Врубель и Поленов. Вот три имени объединены в одну работу. Надо эту работу назвать. Пожалуйста, на СМС: +7 985 970-45-45. Мы только СМС пользуем, телефон не включаем. Хорошо. Присылайте ваши ответы.

Ну, а мы начинаем "Случай в музее". Его представит Лидия Ромашкова.

СЛУЧАЙ В МУЗЕЕ

Л.РОМАШКОВА: Софья Иннокентьевна Бичуцкая, с которой я вместе работала, и которая меня учила, и которая была моим коллегой и моим большим учителем, а потом и большим моим другом, рассказала мне такую историю, потому что я старалась спрашивать.

Но я должна сказать, что я даже, когда к ней приходили старшие коллеги, и мне было неудобно присутствовать: они о чем-то разговаривали, а я сидела где-нибудь в уголочке и все-таки прислушивалась, о чем они рассказывают, и я узнала массу интересного.

Однажды она сама мне рассказала. Только разговор пошел, и говорит, что "однажды ко мне пришли трое молодых людей в кожаных куртках, с оружием - в деревянных кобуретках тогда ходили. Вошли и сказали: "Так. Вы сейчас нам отдадите, выдадите мебель Павловскую". Надо сказать, что при каждом императоре всегда был стиль интерьера. И поэтому она вот так вот и называлась: "Павловская", потому что она была во время царствования Павла Первого.

Известно, что он немного был на престоле, и поэтому мебели было не очень много. Она всегда ценнейшей считается, потому что ее немного - ну, в Павловске есть где-то, а в музеях она очень единична. И, как правило, мы стараемся, чтобы это был гарнитур.

"Павловскую мебель вот выдадите нам".

Софья Иннокентьевна, недорезанная буржуйка какая-то,

по-другому их и не называли, - встала в дверях и сказала: "Я ничего вам не выдам". Я представляю, что это вызвало, и какие слова она выслушала. Она сказала: "Я ничего вам не дам"!

- Дашь, никуда ты не денешься! Нам эта мебель нужна для оформления кабинетов правительства. Кто ты такая, чтобы вообще говорить нет?

Она сказала: "Я служу в Третьяковской галерее, я -государственная служащая. Без мандата, подписанного Лениным, вам ничего не дам".

И чего? - сказала я, обалдев совершенно. И чего было дальше? Она говорит: "Они потоптались, потоптались, и они поняли, что у них в руках нет никакой бумаги. Нет, не только Лениным, но хотя бы Луначарским подписанной, или кем-то.

Они потоптались, потоптались и сказали: "Ну, ладно!". И ушли.

Я говорю: "И чего"?

А она лукаво улыбнулась, такая хитренькая стала, и сказала: "Ну до сих пор несут".

И я на всю жизнь запомнила эту историю, и подумала: какую же силу надо иметь, чтобы вот так защищать".

БЫВАЕТ ЖЕ ТАКОЕ!

К.ЛАРИНА: Спасибо большое. Всегда очень интересно слушать эту рубрику.

Мы возвращаемся к Коровину, к Парижу, к "Бульвару капуцинок". В это время наши слушатели отвечают на вопрос, который был задан.

По-моему, там даже есть правильные ответы. Молодцы, давайте!

Н.МАМОНТОВА: И правильно отвечают!

К.ЛАРИНА: Ну, а мы давайте начнем наш разговор. Наверное, с картины начать надо?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, конечно. Окунуться в нее очень приятно.

Н.МАМОНТОВА: Да, окунуться приятно, потому что сразу ощущаешь себя там, в Париже. И это всякому приятно, а Коровин это было приятно необыкновенно: он был истым русским парижанином, он Париж очень любил!

Впервые он там побывал в начале девяностых годов, жил несколько месяцев. Работал, как настоящая богема - по чердакам, по мансардам, бедствовал, голодал. Но, видимо, настолько проник в него Париж, что он, начиная с 900-го года, бывает там и не по одному разу в год, и всякий удобный случай использует для того, чтобы там побывать. И Париж становится одной из основных его моделей.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Но вот этот Бульвар капуцинок здесь скорее похож на площадь.

Н.МАМОНТОВА: А! Вы знаете, здесь перекресток. Перекресток у Гранд Отеля. Там, где Гранд-кафе, и там, где проезд к опере. То есть, это один из самых оживленных перекрестков Парижа.

И, по всей вероятности, там он мог и останавливаться, хотя известно, что он в разных отелях жил в Париже, но вот здесь, видимо, связано с его местом пребывания, местом жительства, потому что практически все пейзажи парижские его вот этой серии, которую условно называют "Парижские огни", они написаны с высокой точки зрения. То есть, из верхних этажей - с четвертого, а возможно, и с пятого этажа отелей, в которых он жил.

И вот среди этих работ, к числу первых, наверное, относится работа 1906 года. Вот именно с этого года считается, что он начал писать ночной Париж. И продолжал это делать буквально до Первой мировой войны, постоянно там бывая.

Таким образом, "Париж. Бульвар капуцинок" 11-го года - это уже квинтэссенция вот этой манеры, этой темы, этого сюжета.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И он здесь вообще уже импрессионист Коровин.

Н.МАМОНТОВА: Вы знаете, вообще импрессионистом он был еще в восьмидесятые годы. Здесь он, конечно, уже, скажем так - поздний импрессионист. И здесь он действительно возвращается к тем приемам, которые характерны для импрессионизма французского 70-80 годов, то есть, это: короткий, энергичный мазок, это локальные цветовые пятна, причем мелкие пятна, поскольку это ракурс сверху. И, конечно, эти вещи связаны с образами картин основоположников импрессионизма, прежде всего, с картиной Клода Моне - "Париж. Бульвар капуцинок", которая была написана в 1873 году, и с самим Бульваром капуцинок, поскольку в 74 году здесь Бульвар капуцинок, 35, в ателье фотографа Нодара, и состоялась первая выставка будущих импрессионистов.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А вот как раз в этом гранд кафе, которое тоже нарисовано чуть позже, состоялся первый показ братьев Люмьер.

Н.МАМОНТОВА: Совершенно верно.

К.ЛАРИНА: А здесь смотрите - и лошади, и автомобили. Такое смешение.

Н.МАМОНТОВА: Это первые автомобили, первые легковые автомобили на улицах Парижа. Которые смешиваются с экипажами, с пешеходами, которым еще нет особого места. Вот вы видите, что здесь все эти средства передвижения, включая пешеходные, они все в кучу.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вопрос можно? Импрессионисты писали обычно солнечные дни. У Моне это солнечный "Бульвар капуцинок". А здесь - вечер, и даже ночь. Почему?

Н.МАМОНТОВА: Вы знаете, импрессионисты писали не только солнечное.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, был туман, но все-таки?

Н.МАМОНТОВА: Дело в их задаче. Их задачей было: передать разнообразие впечатлений от разного времени дня в связи с освещением, различным в то, или иное время суток. Именно поэтому это может быть утро, вечер, ранний вечер, - скажем так, ну, естественно, день, когда солнце еще работает в полную силу. Оно окрашивает объекты.

Коровин столкнулся с импрессионистическим приемом, как я уже сказала, в 80 годы. И тогда он в разговоре с друзьями, видимо, оборонил такое замечание, что дневной свет, это уже этап опробованный, это уже понятно для пейзажиста, что это такое - дневной свет. А вот ночь - это нечто новое, ночь - это нечто особое. Это замечание сохранилось в дневниках Переплетчикова.

К.ЛАРИНА: Это в каком году он сказал?

Н.МАМОНТОВА: Он сказал это в девяностые годы.

К.ЛАРИНА: А Куинджи уже был к тому времени?

Н.МАМОНТОВА: Куинджи был давно, он как раз ночью занимался очень пристально. И, видимо, в русской традиции, это не могло уйти, конечно, от Коровина его ощущения вот именно чувства ночи, ее тайна ночи. Он так и говорил: "тайна ночи". И мне кажется, что именно с этим связана его переориентация на ночной пейзаж, поскольку у французских импрессионистов мы не знаем такого ночного Парижа, кроме одной картины Камиля Писарро, это "Бульвар Монмартр. Ночь". Вот мне лично известна только одна ночная.

К.ЛАРИНА: А там электричество есть?

Н.МАМОНТОВА: Там есть электричество, там есть вот эта верхняя точка зрения, там есть этот диагональный ракурс, - там все это есть. Вот эта картина была написана в 97 году. Это поздний Писарро, который писал из своего отеля, отеля Де Лювр, где он жил несколько лет, и писал, так сказать, в этих ракурсах пейзаж.

А у Коровина это стало определенной линией. И в этом смысле он, конечно, очень оригинален.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А эта картина выставлялась в Париже? Её видели сами мэтры? Тот же Моне?

Н.МАМОНТОВА: Вы знаете, да, вообще-то, насколько она сама выставлялась, я не могу сказать, но я знаю, что Коровин участвовал в парижских выставках - и в галерейных, и в салоне, и вполне возможно, что там эти вещи были. Но мы должны уже представлять себе, что это начало ХХ века, когда вот этот прежний импрессионизм уже не так интересен: французской публике это уже не в новинку. Поэтому я не думаю, что это, конечно, было каким-то событием, даже если парижане видели эти вещи. Вот косвенно можно судить об этом по тому, что подписи на картинах, на некоторых выполнены на французском языке Коровиным. Но мы знаем также, что большинство из этих сюжетов исполнены по заказу, в том числе и русских коллекционеров.

К.ЛАРИНА: Давайте, самое время, поскольку вокруг картины у нас разговор идет, давайте послушаем нашу рубрику "Путь в галерею".

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ее представит хранитель Людмила Бобровская.

К.ЛАРИНА: Хорошо! А наш список победителей у нас уже есть, и буквально после новостей я уже сообщу, кто у нас выиграл сегодняшние призы.

ПУТЬ В ГАЛЕРЕЮ

Л.БОБРОВСКАЯ: Коровин помногу и часто бывал в Париже, и жил в Париже, и мастерская у него там была, и, как известно, и закончил он свою жизнь в Париже. И у нас существует огромная серия парижских бульваров. И вот та вещь, о которой мы говорим, она написана в 1911 году. И потом она экспонировалась на девятой выставке Союза русских художников в Москве и в Петербурге, и была куплена его, я сказала бы даже другом вполне, - Иваном Абрамовичем Морозовым, потому что Иван Абрамович Морозов, о котором мы в свое время уже говорили, несмотря на свою вот такую - мануфактурно-тверскую обязанность, и, несмотря на то, что он не учился в реальном училище потом в Цюриховском политехникуме, но все равно - живописи-то он учился! И рисунок ему, и живопись преподавал молодой Костя Коровин. Поэтому с Коровиным у него были очень такие тесные связи. Можно сказать, с раннего возраста. И, как известно, в собрании именно Ивана Абрамовича, кроме всем известных французских вещей, существовало около сотни русских художников. И среди них Коровин, как раз, занимал очень значительное место. Вот поэтому эта картина находилась в собственности Ивана Абрамовича Морозова. Потом, когда в 18 году его собрание было национализировано, она находилась в Музее новой западной живописи, так называемый "Второй музей новой западной живописи", то есть, на Пречистенке, в Морозовском собрании. А потом, когда уже происходили вот эти реорганизации, она была передана в Государственный музейный фонд, и из Государственного музейного фонда в 1927 году она поступила в Третьяковскую галерею. И с тех пор почти все время она у нас в экспозиции.

Вот он весь путь: то есть, Выставка СВРХ, Морозовское собрание, потом - Третьяковская галерея.

ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ

К.ЛАРИНА: Напомню, что сегодня мы говорим о картине Коровина "Париж. Бульвар капуцинок".

И уже о самом Константине Коровине мы подробности узнаем во второй части нашей программы. О нем нам расскажет Наталья Мамонтова, старший научный сотрудник, хранитель Третьяковской галереи.

И у нас уже есть правильные ответы на наш вопрос. Список победителей прилагается сразу же, после новостей.

К.ЛАРИНА: Мы продолжаем программу "Собрание Третьяковки". Давайте мы назовем наших победителей: Мария - 705, Галя-924, Лена - 644, Татьяна - 876, Сергей - 521 и Валентина - 165.

На какой вопрос они ответили правильно? Давайте, мы уже повторим его. И ответ дадим правильный. Наталья Мамонтова, напомню, у нас в гостях.

Н.МАМОНТОВА: Вопрос был такой: Какое произведение Михаила Александровича Врубеля закончил его друг Константин Коровин вместе с Василием Дмитриевичем Поленовым? Это большое произведение, показанное на выставке в Нижнем Новгороде в 1896 году.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И ответ: "Принцесса Грёза".

Н.МАМОНТОВА: Правильный ответ: Панно для гостиницы "Метрополь", которое Врубель не закончил из-за того, что Академия художеств отказала ему в показе на выставке 96 года, а Савва Иванович Мамонтов построил для этого панно отдельный павильон на выставке.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И это то самое панно, которое Вы потом обнаружили в Большом театре, шла реставрация.

Н.МАМОНТОВА: И сейчас оно находится в Третьяковской галерее, и скоро предстанет в новом, обрамленном варианте в зале Врубеля.

К.ЛАРИНА: +7 985 970-45-45, для ваших вопросов Наталье Мамонтовой.

Давайте мы теперь по жизни пройдем Константина Коровина. Жизнь-то длинная.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Этого могучего человека. Не зря он был лучшим другом Фёдора Шаляпина. Два богатыря.

К.ЛАРИНА: Самые известные, наверное, портреты Шаляпинские?

К.БАСИЛАШВИЛИ: А он его лучше всех понимал, я думаю.

Н.МАМОНТОВА: Да, и наиболее известным является портрет, который, к сожалению, не у нас, а в Петербурге находится, это портрет 11 года, написанный в Виши, как раз в тот же самый год, что и "Бульвар капуцинок". Эти две картины между собой корреспондируются, потому что вначале, весной, они лечились в Виши, а затем Коровин был в Париже, и вот там был создан этот "Бульвар капуцинок".

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, а чтобы вырос такой сильный человек…

К.ЛАРИНА: Ты любишь Коровина, да?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да, я очень люблю.

К.ЛАРИНА: А почему?

К.БАСИЛАШВИЛИ: А потому что он знаешь, какой-то настоящий.

К.ЛАРИНА: Какая-то гармония в нем есть, просто человеческая.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А ты знаешь, он был и человек сильный, и художник сильный. И все это было вместе. То есть, не было такого расхождения между творческой личностью и человеком самим, что часто бывает у людей творческих. Ты сама знаешь.

К.ЛАРИНА: Да. Это большая редкость, даже в нашем списке, я имею в виду в Третьяковке.

Н.МАМОНТОВА: Совершенно верно. Вот процесс жизни и процесс писания, совершенно верно, Ксения, вот у Коровина, кстати, как ни у какого художника эти два процесса были абсолютно совмещены. Вот про него так и вспоминают, что он все время с кистью в руках существовал: переезжал, переходил, перемещался - все время с кистью в руках.

К.ЛАРИНА: Вот Ксения сказала, что сильный был человек.

Вообще, мне кажется, что очень важная эта характеристика, поскольку жизнь у него была непростая. И количество утрат в его жизни могло сломить любого человека, и сильного в том числе.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И началось с детства.

Н.МАМОНТОВА: Началось с детства, да. Во-первых, родился он в довольно богатой семье, по московским меркам - это семья, сделавшая состояние на извозе, на ямщицких подрядах. Дед его был одним из крупнейших, богатейших купцов Рогожской слободы. И там был роскошный дом с белыми колоннами.

К.ЛАРИНА: Москвич коренной.

Н.МАМОНТОВА: Москвич коренной, абсолютный совершенно. И очень московский тип такой, очень русский, очень московский тип человека сам Коровин.

Но потом разорение настигло эту семью, из-за железных дорог, проложенных в 60-е годы.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Цивилизация.

Н.МАМОНТОВА: Цивилизация принесла разорение, и, в общем-то, отец его вынужден был, несмотря на свое университетское образование, работать учетчиком на фабрике, близ Мытищ, и, в конце концов, покончил с собой.

К.ЛАРИНА: А почему он покончил с собой?

Н.МАМОНТОВА: Вы знаете, я так полагаю, что у них все-таки в семье было какое-то нервическое такое вот - нервический темперамент наследственный, который присущ был и самому Константину Коровину.

К.ЛАРИНА: С медицинской точки зрения?

Н.МАМОНТОВА: С медицинской точки зрения. Какая-то предрасположенность к неврозам. И очень многие болезни, которые потом Коровин перенес, они базировались на неврозах.

К.ЛАРИНА: У него тоже были попытки суицида?

Н.МАМОНТОВА: Нет, слава Богу, этого не было, но он перенес несколько серьезных приступов неврозов в течение своей жизни. И вот один из них был связан со смертью брата - Сергея Коровина в 1908 году, эта смерть его потрясла, и в течение двух лет…

К.БАСИЛАШВИЛИ: А что там произошло?

Н.МАМОНТОВА: Это была смерть от болезни, но жизнь брата была тяжела сама по себе - он был человек очень сложный. И тоже, вероятно, обремененный вот этой наследственной проблематикой медицинской, и умер он 50 лет, то есть очень рано. И Константин очень тяжело это переживал, лечился в неврологической клинике. На этой почве у него развились и сердечная болезнь, и ослабление легких, в общем- то, от чего он и умер. Понимаете? И в то же время крепость духа, крепость характера давали ему возможность пережить вот эти кошмарные вещи. А дальше все было еще кошмарнее.

К.ЛАРИНА: А ребенок когда умер у него?

Н.МАМОНТОВА: А Алексей родился в 1897 году, то есть, довольно поздно. И первый ребенок у него погиб. Первый ребенок был похоронен в младенчестве, в конце 80-х годов погиб в очень раннем детстве, в младенчестве, видимо, от какой-то болезни. Но это была тема, которая Коровиным никогда не акцентировалась, не обсуждалась. И мы знаем об этом только из его упоминания в письмах, относящихся уже к позднему парижскому периоду. Он пишет одному из своих друзей, что вот "Я 27 лет назад нес гробик своего сына. С тех пор у меня этот комплекс тяжести утраты", он перенес и на Алексея, который родился вполне хорошим мальчиком и очень трепетно его отец любил, но около 13 года Алексей попадает под трамвай и теряет обе ноги. И вот с этого времени, вы можете себе представить - до конца жизни Константина Коровина - в 39 году, вся его жизнь, все его мысли, все его существо было подчинено сыну, вот этой проблеме сына, потому что Алексей, естественно, вот он как раз был склонен к суициду чрезвычайно: дважды пытался покончить собой при жизни отца, и, в конце концов, уже после смерти отца, в Париже он это исполнил.

В общем, это судьба тяжелейшая.

А вот в этом, 11 году, о котором мы с вами говорим, - время написания "Капуцинок", умирает его ближайший друг, его Альтер-эго, - умирает Валентин Серов. Он умирает осенью, а той же осенью, в ноябре должно было быть чествование Коровина по случаю 50-летия его. Он отказывается от этого чествования из-за траура по другу.

За год до этого, вы помните, он потерял другого своего друга - Михаила Врубеля.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А почему тогда он производил такое впечатление - и на автопортретах такое впечатление невероятно сильного и жизнелюбивого, успешного человека?

Н.МАМОНТОВА: Да он и в памяти-то у людей остался, как фантастически жизнерадостный, жизнелюбивый человек. И по дневникам своим - он постоянно пишет о любви к миру, о любви к солнцу.

К.ЛАРИНА: Кругом - какая-то выжженная пустыня у него, да?

Н.МАМОНТОВА: Да, выжженная пустыня. Но это, видимо, его человеческая натура, которая пытается сопротивляться данностям жизни.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вот как по-разному - рядом живет Врубель, который все это выносил внутренне на полотно и щедро этим делился с другими своим психологическим состоянием, и Коровин, который не допускал.

Н.МАМОНТОВА: Да. Он как бы живописью вытесняет вот этот мрачный мир.

К.ЛАРИНА: Это некая компенсация, мне кажется, да?

Н.МАМОНТОВА: Есть компенсация, безусловно. Я считаю, что это тоже компенсаторное какое-то явление, безусловно. И самое главное, что он справлялся со своим собственным недомоганием постоянным. Он борол это все в себе, и был страстным путешественником. Все время перемещался с места на место.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Крым, рыбалка.

Н.МАМОНТОВА: Он же был одним из первых автомобилистов русских, и по Крыму он носился на автомобиле, останавливаясь с мольбертом там, где ему понравится. Быстро все раскладывал, быстро писал пейзажи, быстро все собирал и несся дальше. Постоянно бывал за границей, постоянно бывал на севере, и не только в 90 годы вместе с Серовым, но и позже гораздо.

К.ЛАРИНА: А революция где была встречена им? Я так понимаю, что он какое-то время послужил на благо советского отечества?

Н.МАМОНТОВА: Послужил, послужил. Но тут не надо забывать, что все-таки изначально для него и для людей его круга, конечно Февральская революция была ярким фактором, вот таким жизнеутверждающим фактором. Они очень много надежд возлагали на Февральскую революцию 17 года, и думали, что вот-вот, сейчас немножко все исправится, и дальше будет так же, но лучше. А вот дальше было уже совсем не так, и, тем не менее, он вот в этот промежуток между Февральской и Октябрьской революций становится таким общественным деятелем: он возглавлял Союз классических искусств в одной из крупных московских организаций художников - входил во все коллегии, входил во все советы. И частью остался в них, и после революции, после Октябрьской революции.

Но уже к этому времени сердечная болезнь настолько давала о себе знать, - вот все эти передряги, сложившиеся в единый ком, заставили его, во-первых, сначала переехать на юг, где ему врачи давали хоть какую-то возможность нормально жить, нормально дышать. К.ЛАРИНА: В Крым куда-нибудь? В Гурзуф?

Н.МАМОНТОВА: Он жил в Гурзуфе на своей даче, потом, когда, как я понимаю, дачу ликвидировали, об этом у меня нет сведений точных, - он жил в Севастополе. И, несмотря на все это, он еще участвовал в акциях Первой мировой войны - он, например, преподавал курс светомаскировки в учебных заведениях военных, он выезжал на оборонительные сооружения в качестве консультанта по обороне, то есть, это опять тот случай, когда болезнь душит человека, он, преодолевая все, работает только для того, чтобы продолжать жизнь.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А совет - не возвращаться в СССР?

К.ЛАРИНА: Да, но он же уехал как бы на лечение.

Н.МАМОНТОВА: Он уехал в 22 году по двум пунктам. Первый - это было лечение сына.

К.ЛАРИНА: То есть, он со всей семьей уехал?

Н.МАМОНТОВА: Он уехал и с женой, и с сыном. Да. И жена была очень больна: у нее была грудная жаба и тоже слабые легкие. Уехал для лечения сына и устройства своей большой выставки, которую ему обещали в Париже. Причем, для этой выставки было выделено огромное количество его работ неким господином Трайтерем. Потом этот господин Трайтер куда-то испарился, и Коровин некоторое время жил в Дэлине, и потом, через некоторое время они уже в Париже - и все. И больше они уже оттуда не выезжали. И надежда на выставку существовала еще несколько лет - что вот состоится выставка, будут деньги, будут покупатели - ничего этого не произошло, вот так все и рассосалось. И он вынужден был начать зарабатывать просто для того, чтобы прокормить жену, которая была уже нетранспортабельна, ее уже трудно было даже везти: у нее была опухоль ног, в общем, тяжелая болезнь - кровь горлом шла. И, конечно, сына. Сын находился в тяжелой депрессии практически все время. Там пытались заказать протезы, заказ этот оказался неудачным, безумные деньги были на это потрачены.

И вот эти письма Коровина последние из Парижа - в конце двадцатых и начала тридцатых годов просто крик души, крик души от безденежья, в первую очередь. Потому что его эксплуатировали страшно. Он вообще человек был такой, у которого деньги в карманах не задерживались никогда. Он много зарабатывал в своей жизни, но это никогда никуда не накапливалось, и он никогда не был богат. А в Париже он стал просто нищим. И это было очень тяжелое время для него. Вот поэтому последние годы его были омрачены и болезнью, и безденежьем, и обманами со стороны галеристов.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, вот - возвращаться - не возвращаться?

Н.МАМОНТОВА: Возвращение было затруднено целым рядом факторов: во-первых, он боялся. Он боялся того, что он окажется просто ненужным, и не сможет включиться в ту жизнь, которая происходит в России, - это первое.

Второе, конечно, просто невозможность свою семью привести в такое транспортабельное состояние, чтобы заново все начать в России, потому что уже ни квартиры там не было на Мясницкой, в которой оставались и коллекции, и всё. Ну, ничего не оставалось в России. И не было гарантии, что старого художника примет вот эта новая революционная ситуация.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Уже 39 год, уже тридцатые годы.

Н.МАМОНТОВА: Да. Это уже была, конечно, совсем другая страна, совсем не та, из которой он уехал. И к 39 году этот вопрос уже сам собой, естественно, давно отпал.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А вот интересно, почему он не сотрудничал с театрами? Ведь его знали еще и как театрального художника?

К.ЛАРИНА: А правда, что он был главным художником Большого театра?

Н.МАМОНТОВА: Он был не только главным художником Большого театра - он работал с 1901 года вообще в конторе императорских театров. Можно считать, что он был художником всех четырех театров, входивших в систему императорских: и двух драматических, и двух оперных. Поэтому он жил между Москвой и Петербургом. Он ставил спектакли и в Александринке, и в Мариинском, потом ехал в Москву - ставил в Большом и в Малом. И в десятом году уже, после целого десятилетия вот этой напряженной работы в качестве художника-декоратора, они работали вместе с Головиным, он получает назначение главным художником-декоратором конторы императорских театров. То есть, он определял художественную политику всех этих ведущих русских театров.

И, конечно, то, что он сделал в театральном искусстве, - это просто революция. Коровинская театральная живопись - это совершенная фантастическая область вклада одного человека в изменение видения для целого общества.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Илья, наш слушатель, пишет: "Не забудьте театр. Гениальный театральный художник, красавец - стоит появиться за кулисами, всё женское население вздыхало: Костя пришел! Хочется вспомнить замечательный портрет Серова".

Н.МАМОНТОВА: Совершенно верно. Портрет Серова был написан раньше, правда, в 1891. Они тогда еще были молодые, голодные, нищие, снимали вдвоем мастерскую на Долгоруковской. Там Врубель жил, там у них вода замерзала в умывальнике по зимам. Такая была юность еще голодная. Ну, условная юность - это были уже тридцатилетние. Но тогда они еще верили во все, и были полны сил.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А Коровин был еще связан с движением "Мир искусства". И, если помните, Бенуа говорил, что "Как мы ставили балеты Фокина, в общем, художники во многом определяли, каким будет этот балет.

А с Коровиным было так же? Он еще не только был сценографом, но и в чем-то режиссером?

Н.МАМОНТОВА: А Вы знаете, роль художника в то время была несколько иная, нежели сейчас - узко сценографическая. И во многом благодаря Коровину - он взял на себя эти функции: он участвовал и в обсуждении самой постановки, и в подборе актеров. И в этом ему помогал колоссальный опыт работы у Мамонтова, где он начал работать еще в середине 80 годов. Он пришел же ниоткуда.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Еще в Абрамцевском кружке.

Н.МАМОНТОВА: Еще в Абрамцевском кружке, начиная с домашних спектаклей. И вот этот колоссальный, 15-летний опыт, сделал из него уже настолько серьезного профессионала сцены, причем, преимущественно музыкальной сцены. Он оформлял драматические постановки, но главным образом, работал и любил работать для музыкального театра.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А когда его дружба с Шаляпиным?

Н.МАМОНТОВА: Дружба с Шаляпиным как раз относится еще к началу его деятельности в частной опере, и именно это дало ему возможность так войти в театральную систему, взять на себя очень многие определяющие функции: он мог, например, заявить о том, что тот или иной певец, та или иная певица не соответствуют образу. Он мог это сделать, и к нему прислушивались. Он был человек синтетический, художник настолько синтетический, что сейчас вот даже трудно описать весь тот спектр деятельности, который ему свойственен.

Ведь он был и очень интересным архитектором. Причем, архитектором выставочных зданий, в которые заложил некую тенденцию выставочных зданий, развивавшуюся потом на протяжении многих десятилетий. По его проекту были построены и оформлены павильоны и на Нижегородской выставке, и на всемирной выставке 900 года в Париже. На выставке, концептуальной для русского искусства, где мы заявили о себе очень громко, и во многом, благодаря Коровину, который был главным художником этой выставки.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И, все-таки, первые годы его перехода к такой импрессионистической манере, я знаю, что его не очень-то принимал официальный круг художественный, и называли его манеру этюдной, говорили, что все это незавершенное.

Н.МАМОНТОВА: Мы можем вспомнить, что первая импрессионистическая его работа относится к 83 году, мы вспомним, это год расцвета товарищества передвижных художественных выставок. Это самый сильный импульс, идущий от реалистического искусства. И вдруг появляется вот такой гадкий утенок.

К.ЛАРИНА: Какое безобразие! Это мазня!

Н.МАМОНТОВА: Мазня, вот так - словом "мазня", словом "малевание", словом "декадентство", так и называли его творчество. Надо сказать, он, конечно, очень переживал, и под влиянием такого отношения к его вещам, даже на некоторое время пытался манеру переменить. Вот его импрессионизм он развивался, во-первых, изнутри, спонтанно. Он никогда не был эпигоном. Он вообще не был подражателем французского искусства, прежде всего, потому что, когда он начинал, он не видел французской живописи.

К.ЛАРИНА: То есть, интуитивно.

Н.МАМОНТОВА: Интуитивно - это носилось в воздухе. И он очень чуток в этом смысле был, он понимал, что надо обновлять живопись, надо обновлять манеру, надо менять руку художника. И вот это ему удалось. Ему удалось создать направление русского импрессионизма, именно по этой причине.

К.ЛАРИНА: А что у нас с наследием? Где раскиданы картины, по каким городам и весям?

Н.МАМОНТОВА: Это художник, который хорошо представлен в частных коллекциях, то есть, его очень покупали: он был чрезвычайно, в начале ХХ века, чрезвычайно покупаемым художником. Поэтому, какую коллекцию ни возьми частную, там обязательно есть Коровин.

В галерее, в Третьяковской галерее, хорошие работы раннего периода, вот этого начала его живописной деятельности, кое-что есть в Русском музее, но не так много. Но, в основном, он, конечно, рассеян, и большая бы выставка Коровина была бы очень желательна. К.ЛАРИНА: Но это возможно?

Н.МАМОНТОВА: Я думаю, что возможна, просто над этим надо работать и желать этого.

К.ЛАРИНА: А в Париже что-нибудь есть? В Париже - в музеях больших?

Н.МАМОНТОВА: Есть.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А я хочу вспомнить Нью-Йорк, прошлый год, аукцион Сотбис, на котором я была, и вот этот большой зал, где выставлено русское искусство. И мой взгляд сразу же упал на правую сторону, потому что я увидела там распахнутое окно, и свежий ветер, морской. Такое вечереющее Черное море, берег и открытая комната. Это работа Коровина "Мастерская художника. Крым". И эта картина выставлялась на аукционе. Я сейчас не помню - ушла она с молотка, не ушла, но я думаю, что так, или иначе, она, конечно, осядет в одной из частных коллекций.

А, на мой взгляд, там обращали внимание на разные работы: на работы Филонова, на работы других художников - Сомова. Но мне показалось, что одна из прекраснейших картин, выставленных там, это была картина Коровина: какая-то настоящая, живая.

Н.МАМОНТОВА: Это вот его "Ноктюрны" десятых годов, девятисотых - десятых годов, они, конечно, окрашены необычайно тонким романтизмом. Он, видимо, в середине жизни обратился к этому состоянию - романтического поиска красоты, и воплотил это в том числе и в ночных пейзажах. Ведь ночные пейзажи - это ипостась романтической живописи, прежде всего. Это касается и более ранних по времени пейзажей, и в том числе и начала ХХ века. Это неоромантизм, неоромантические поиски.

К.ЛАРИНА: Мы должны, к сожалению, заканчивать уже наше путешествие по Коровинским местам.

Остается добавить, что в Сен Женевье де Буа, наверное, наверное, традиционное пристанище, да?

Н.МАМОНТОВА: Да, он умер, сразу там упокоился. Сначала они были похоронены в Булонь бианкур, на местном кладбище.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вся семья?

Н.МАМОНТОВА: Жена и он.

К.ЛАРИНА: А ребенок?

Н.МАМОНТОВА: К сожалению, я не могу сказать.

К.ЛАРИНА: И потомства, естественно, нет никого?

Н.МАМОНТОВА: Нет. Так вот, русские парижане потом, чуть позже, перенесли его прах на Сен Женевье де Буа, на русское кладбище.

К.ЛАРИНА: Ну, что? Спасибо большое. Наталья Мамонтова, старший научный сотрудник, хранитель Третьяковской галереи познакомила нас с творчеством и с жизнью Константина Коровина.

А мы завершаем нашу программу традиционными приглашениями на выставки. Ну, есть куда пригласить, Ксения это сделает.

"ЭХО МОСКВЫ" РЕКОМЕДУЕТ:

К.БАСИЛАШВИЛИ: "Свалка, стройка, перестройка". Но сперва - в Третьяковскую галерею. Там показывают соцарт российский и, между прочим, китайский. В залах на Крымском валу политизированные китайские дворцы и наши диссиденты демонстрируют единство в борьбе.

Там же, на Крымском, продолжается выставка Александра Иванова. Он в систему единоборства не вступал, просто предпочел быть подальше от отчизны, и выбор пал на Италию. Жаркие пейзажи прекрасной страны завещал холодной России.

Кстати, в галерее в Лаврушинском переулке с 5 марта в течение десяти дней будет выставлена картина Верещагина "Стена плача". Здесь наша радиослушательница Зинаида Ивановна интересуется: "Как картина Верещагина прекрасная, о которой вы говорите, попала в Америку? Кто ее продал туда"? - Как ни удивительно, сам художник, сам Верещагин.

Н.МАМОНТОВА: Да. Он организовывал немало выставок по всему миру, и покупка его картин была частью вот этой выставочной деятельности.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А потом картина из частного собрания попала в университет Беркли, и теперь университет Беркли имеет полное право - выставляет картину Верещагина на аукцион. А приобретут ли ее россияне, - вот вопрос. Ну, будем надеяться, наверное.

Организаторы второй московской биенали современного искусства явно решили, что в России грандиозная стройка, или затянувшаяся перестройка, или вечный долгострой, потому что, ну все практически проекты со строительной тематикой так, или иначе, связаны. Основная выставка открылась вообще на недостроенном здании нового столичного небоскрёба - башне "Федерация" Москва-Сити. Поднимаясь туда, наверх, в небесную крутизну в строительных люльках, обратите внимание на свой вестибулярный аппарат.

Иностранцам нравится: с высоты открывается необычная Москва, действительно выросшая на холмах. Сверху особенно заметно.

Пускают на башню всех, продают билеты и выдают обязательные каски. Такое представление о нас у иностранцев: ведь выставки биенали готовят команды зарубежных кураторов, в основном.

А вот там, где за дело берутся наши, все гораздо веселей. И потому рекомендую вам выставку в Литературном музее. Называется она "Горе от ума". Художники вспоминают текст Грибоедова, и заодно всю классику. Очень по-детски, и не строя из себя, как это модно теперь, философов. Особенно понравилась мне работа Сергея Волкова - здорово нарисованные мелом на настоящих школьных досках фрагменты-цитаты классических произведений мирового изобразительного искусства. Действительно, их надо бы выучить наизусть, чисто по-школьному.

Выставка "Горе от ума" - Литературный музей, Трубниковский переулок.

К.ЛАРИНА: Ну, что ж, спасибо большое.

На этом завершаем "Собрание Третьяковки".

Еще раз говорим спасибо Наталье Мамонтовой и прощаемся с вами до следующей недели.

Ксения Басилашвили и Ксения Ларина провели эту передачу. Всего доброго!