Картина Алексея Веницианова "На пашне. Весна" - Ольга Алленова - Собрание Третьяковки - 2006-09-17
К.ЛАРИНА – Ну, что ж, мы начинаем нашу экскурсию здесь в студии «Эхо Москвы» Ксения Ларина и Ксения Басилашвили. Добрый день, Ксюша!
К.БАСИЛАШВИЛИ – Добрый день!
К.ЛАРИНА – Напротив нас, вернее напротив меня рядом с Ксенией Ольга Оленова – наш постоянный участник программы. Здравствуйте, Ольга!
О.АЛЛЕНОВА – Здравствуйте.
К.ЛАРИНА – Я напомню, что сегодня мы будем говорить про картину Венецианова… там, по-моему, два названия у нее получается?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Даже несколько. Даже больше.
К.ЛАРИНА – Сколько?
К.БАСИЛАШВИЛИ – По-моему, три всего названия, да?
О.АЛЛЕНОВА – На пашне. Весна.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Два.
К.ЛАРИНА – Два. Короче, вспоминайте. Девушка ведет двух лошадей, которые тащат за собою плуги, правильно?
О.АЛЛЕНОВА – Борону.
К.ЛАРИНА – Борону? Вот у меня невелики познания в сельском хозяйстве. Что там еще можно сказать?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Не стыдись, Ксения, там даже больше лошадей.
К.ЛАРИНА – Две. Ну, вот крупным планом две.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Ведет двух.
О.АЛЛЕНОВА – Я Вам про лошадей отдельно расскажу.
К.ЛАРИНА – А там на заднем плане-то что? Нарисуйте?
О.АЛЛЕНОВА – Дали…
К.ЛАРИНА – Нет, там кто-то еще есть. Я не могу углядеть, у меня плохое качество рисунка. Что там сзади?
О.АЛЛЕНОВА – Мы когда хотели придумать какой-нибудь заковыристый вопрос для слушателей, мы решили спросить, сколько на картине лошадей, но потом отказались от этой затеи. Знаете почему? Потому что крестьянка ведет под уздцы двух лошадей, но там же на картине вдалеке изображена еще другая крестьянка, которая тоже двух лошадей ведет только уже в противоположенную сторону. А далеко-далеко на линии горизонта маленькая фигурка еще одной крестьянки. Еле-еле видно. В основном ее видно только в подлиннике. Надо стоять около самой картины в музее и рассматривать ее внимательно. И там крестьянка тоже с лошадью, правда, с одной. Таким образом, пять лошадей. Мы решили не мучить наших слушателей… (Смеется).
К.БАСИЛАШВИЛИ – Лошади ходят по кругу.
О.АЛЛЕНОВА – Да, но эти лошади, которых Вы обнаружите на картине, они создают совершенно особое ощущение пространства в этой картине. Она вдруг становится большой.
К.ЛАРИНА – Бесконечной.
О.АЛЛЕНОВА – Бесконечной. Длинное, широкое поле с высоким неярким небом.
К.ЛАРИНА – Ну, это вот мы сейчас специально все для Вас устроили, чтобы Вы как-то сфокусировали для себя внимание и внутренним зрением увидели бы эту картину, которую, конечно же, Вы все знаете. Я пыталась вспомнить, где я ее видела в первый раз, но, наверно, в каком-нибудь учебнике в школе. Поскольку вот нас Венецианов и крестьянки всегда сопровождали.
К.БАСИЛАШВИЛИ – А я помню, как меня в детстве водили по музеям и говорили: «Вот видишь, он впервые увидел в крестьянках людей». Но это правда так.
К.ЛАРИНА – Мы об этом поговорим, поскольку все-таки Венецианов помимо того, что он рисовал крестьянок, он все-таки еще и сатирические всякие вещи рисовал на злобу дня, карикатуры. Карикатурный журнал издавал, и даже, не побоюсь этого слова, были у него и голые женщины на картинах.
О.АЛЛЕНОВА – Были.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Боже мой, Ксень…
К.ЛАРИНА – Вот об этом советское искусствоведение предпочитало не упоминать.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну, я надеюсь, что голые женщины в таком сатирическом обличье?
К.ЛАРИНА – Ничего подобного!
К.БАСИЛАШВИЛИ – Нет?
О.АЛЛЕНОВА – Нет, нет. В самом положительном смысле.
К.ЛАРИНА – Ну, давайте мы начнем со случая, да?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Да. Случай в музее. Сегодня я решила напомнить историю, которую нам рассказывала Екатерина Селезнева – главный хранитель Третьяковской галереи. Это история картины, которая долгие годы висела в Третьяковской галерее и вдруг была по-новому открыта и увидена. Это Венециановская картина.
Е.СЕЛЕЗНЕВА – Многие любители Третьяковской галереи, вероятно, помнят, что до большого ремонта галереи на парадной лестнице у нас висела очень большая картина художника Алексея Венецианова «Петр Первый – основатель Петербурга». Все искусствоведы, которые эту работу видели, единодушно признавали ее большой творческой неудачей Венецианова. И вот когда мы сейчас стали ее пристально разглядывать, то выяснилось, что она записана красочным слоем, который положен поверх другого слоя живописи. Вот нет его тонины, нет этого удивительного светящегося прозрачного венециановского неба, нет столь милых нашему сердцу деталей, мастерства, которое присуще этому художнику именно даже в отражении пейзажа. Стали раскрывать и тут начались чудеса, потому что возникли какие-то березки, рябинки, какие-то листья, поваленные деревья, которые все были записаны, но вообразите, что возник еще и Гром-камень – основание Медного всадника в Петербурге, который тоже весь был закрашен каким-то гнойным зеленым цветом, превращен в небо. Но самое, конечно, потрясающее нас ждало с обликом Петра, потому что на этой картине такое впечатление, что это такая протокольная фотосъемка, фотосессия: стоит Петр такой вот статуарный, имперский, вокруг него в почтительном молчании стоят его единомышленники. И вот реставраторы стали аккуратно смывать это лицо, и Вы знаете, в какой-то момент как в переводной картинке вдруг у него стало 4 глаза, 2 рта… Мы просто там замерли! И выяснилось, что, действительно, там Петр отнюдь не такой красавец, как на последующей записи. У него, знаете, такое вот лицо, как бывает у спортсмена-тяжеловеса, когда он готов сделать рывок. Такая сосредоточенность, взгляд, который направлен внутрь себя. Понятно, что, действительно, Венецианов задание воплотить Петра вот в тот момент, когда он решал очень важную для всего российского государства задачу, выполнил буквально. И тогда картина обрела и цельность, и ясность, и гармонию. Вот следите за рекламой, я надеюсь, что мы ее повесим к нашим торжествам на парадную лестницу. Приходите посмотреть.
К.ЛАРИНА – Ну, вот мы про Венецианова и продолжим наш сегодняшний рассказ. Но перед этим давайте мы объявим призы, да, Ксюш? И вопрос, который мы Вам зададим.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Итак, для тех, кто правильно ответит на наш вопрос на пейджер и sms… сразу же напомню 725-66-33 – это пейджер и sms: +7 (495) 970-45-45. Эти наши победители получат новые путеводители «Шедевры государственной Третьяковской галереи» - это прогулка по залам русского искусства XII - начала XX веков. А главный наш победитель, который ответит на вопрос по телефону прямого эфира, получит приз, прямо надо сказать, шикарный.
К.ЛАРИНА – Угу.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Это каталог издательства «Астрель» «Живопись барокко». Глубины души в беспредельности мира – таков эпиграф. Но тут, я понимаю, просто полная история барокко с прекрасными иллюстрациями и репродукциями. И вот наш вопрос: картина Венецианова изображающая один из эпизодов сельскохозяйственного цикла, как Вы вот… такое словосочетание недавних времен, и давно известная как шедевр мастера лишь недавно поступила в Третьяковскую галерею. Какая это картина? Назовите ее.
К.ЛАРИНА – А теперь давайте вернемся к Венецианову. Вот первое, что я хотела спросить у нашей гостьи Ольги Алленовой, вот передо мной две биографии. Одна начинается так: один из основоположников бытового жанра русской живописи – Алексей Гаврилович Венецианов родился в небогатой купеческой семье. Отец художника торговал плодовыми и ягодными кустами. Есть сведения, что предметом торговли могли быть и картины… Это начало одной биографии. А вот вторая: Алексей Гаврилович Венецианов – живописец, сын дворянина, родом из Нежинских греков. Служил сначала землемером и в свободное время занимался живописью. Потом, переселившись в Петербург, пользовался уроками Боровиковского. Ну, дальше уже большинство фактов биографий совпадают. Откуда родом человек? Где правда? У Брокгауза с Эфроном или…
О.АЛЛЕНОВА – Про Нежинских греков, видимо, действительно, вот с этим родом каким-то образом было связано его греческое происхождение, но видимо, в том колене, которое мы исторически проследить не можем. Но Гаврила Венецианов – отец Алексея Гавриловича, действительно, был московским купцом.
К.ЛАРИНА – А почему Брокгауз и Эфрон говорят, что сын дворянина?
О.АЛЛЕНОВА – Потому что вот это не совсем понятно нам, откуда взял Брокгауз и Эфрон, потому что сам Венецианов получил дворянство только после того, как он получил орден Владимир IV степени, он получил личное дворянство. И даже когда он женился на дворянке и купил усадьбу, имение в Тверской губернии, о чем мы будем говорить, он записал его на имя жены и стал жить помещиком. Но деятельность его, конечно, была связано с другими вещами.
К.ЛАРИНА – Но греческие корни тоже, я так понимаю, не упоминались в советских энциклопедиях?
О.АЛЛЕНОВА – Нет, упоминались какие-то родственники…
К.ЛАРИНА – Это имеет значение, на Ваш взгляд, вот если говорить о творчестве?
О.АЛЛЕНОВА – Я думаю, нет.
К.ЛАРИНА – Нет?
О.АЛЛЕНОВА – Нет, это очень давняя, так сказать, история в родословной, которую даже трудно, видимо, поймать. И она для творчества вряд ли имеет значение.
К.БАСИЛАШВИЛИ – А у меня тогда еще один вопрос в продолжение: а фамилия? Очень художественная у нашего автора – Венецианов. Как-то сразу вспоминаю Венецию и итальянских авторов, которые так себя называли – «венецианы».
О.АЛЛЕНОВА – Мы не знаем, откуда эта фамилия. У нас вот эти вот вопросы, связаны, конечно, с какими-то архивными изысканиями, на которые, видимо, нет ответов, поскольку в архивах нет указания на происхождение этой фамилии…
К.БАСИЛАШВИЛИ – Сама судьба здесь…
К.ЛАРИНА – А как вот отец художника мог торговать одновременно плодовыми и ягодными кустами и картинами?
О.АЛЛЕНОВА – Но здесь такое подозрение, что, может быть, он пытался какие-то картины сына продать, который начинал еще в доме заниматься изобразительным искусством. Но нам о детстве Венецианова мало известно, хотя нам известно, что отец дал своему сыну достаточно приличное образование, потому что после окончания частного пансиона Алексей Гаврилович устроился работать чертежником, а потом стал землемером, а это профессии, которые требовали, прежде всего, знания математики, то есть…
К.ЛАРИНА – Это работа землемера его к сельскохозяйственной жизни приучила?
О.АЛЛЕНОВА – Возможно. Возможно.
К.ЛАРИНА – И сделала его певцом… Вообще, что было до того, как он стал официальным певцом крестьянства?
О.АЛЛЕНОВА – До этого, когда он кончил пансион и стал работать чертежником, он уехал в Москву. Из Москвы в Петербург. Он ведь родился в Москве, он – москвич. И в Петербурге уже сразу же как только он приехал, дал объявление, что он списывает портреты пастелью. Тогда это называлось сухими красками.
К.БАСИЛАШВИЛИ – То есть уже умел к тому времени?
О.АЛЛЕНОВА – Да. Что-то он уже умел. То есть он самостоятельно занимался живописью. Он устроился работать. Он работал в канцелярии директора почты, потом стал работать в департаменте землемером, но при этом он стал брать уроки у Владимира Лукича Боровиковского, который был замечательный художник и очень, видимо, неплохой педагог, потому что пиетет сохранил Венецианов к Боровиковскому огромнейший. И очень много работал в Эрмитаже, где и копировал произведения и учился, и часами простаивал… Он даже Макрицкому, своему ученику признавался: «Я часто по целым часам простаивал в Эрмитаже перед картиною и доходил как-то, как это сделано, и отчего это так поразительно хорошо». Вот это вот моя любимая цитата.
К.ЛАРИНА – А куда тянуло его как художника? К какому жанру?
О.АЛЛЕНОВА – Мы не знаем, куда его тянуло как художника, к какому жанру, но в основном он работал как портретист пастелью. А потом в 1807 году он вдруг вздумал издавать, вот Вы уже упоминали, этот журнал карикатур.
К.ЛАРИНА – Это откуда взялось?
О.АЛЛЕНОВА – И стал делать карикатуры. И карикатуры очень острые, злободневные. И самое интересное в изобразительном отношении довольно изобретательные, то есть он проявил себя как художник с такой вот творческой фантазией, но, к сожалению, цензура наложила запрет…
К.ЛАРИНА – А какого содержания были карикатуры?
О.АЛЛЕНОВА – А там они были обличительные. Там, например, изображался толстый кошмарного вида вельможа…
К.ЛАРИНА – И бедный угнетенный народ, да?
О.АЛЛЕНОВА – Да, который возлежит с любовницей, а в передней томятся посетители…
К.ЛАРИНА – Какой год?
О.АЛЛЕНОВА – Это был 1808 год. В 1812 году он выполняет карикатуры, связанные с обличением французомании и галломании, но это любимая тема, когда русских дворян обличали.
К.ЛАРИНА – Но так в 1812 году сам Бог велел обличить…
К.БАСИЛАШВИЛИ – Я знаю, что он какие-то специальные листки выпускал, которые видимо, по войскам раздавали, в том числе и на сторону Наполеона…
О.АЛЛЕНОВА – Ну, вот эти вот листочки, где он смеялся над французами, как они катаются на коньках на Бородине падают и так далее. Но до этого он уже в 1811 году…
К.ЛАРИНА – То есть такой просто «Кукрыникс»?
О.АЛЛЕНОВА – Ну, в общем, да. Был такой вот немножко «Кукрыникс». Но еще в 1811 году его признала Академия, дав ему звание академика. Для этого он написал прелестный портрет инспектора Академии Кирилла Головачевского с тремя воспитанниками. Это такой аллегорический намек на три знатнейших художества. Но в 1819 году… Он к тому времени уже был женат, купил имение, как я уже сказала, на имя своей жены. В 1819 году он вышел в отставку и решил себя целиком посвятить живописи. И тут произошел интересный случай: в 21 году в Эрмитаж поступила картина французского художника Франсуа Гране «Внутренний вид церкви монастыря капуцинов в Риме», которая поразила художников эффектом света. Интерьер с прямой перспективой, монахи молятся, из окон льется свет и вот в контр-ажуре эти силуэты монахов – очень эффектная картина и она настолько оказалась важной для Венецианова, что он занялся выработкой собственного творческого метода. Собственного… Он стал искать что-то свое и отказался и от портретов… От портретов он не отказался, он всю жизнь их писал. Знакомых помещиков. Заказы иногда ему делали, но он обратился к тому, что мы называем бытовым жанром.
К.ЛАРИНА – А вот, подождите, я Вам сейчас прочту фразу, которую я для себя отметила, чтобы подробнее на этом остановится. Его же фраза, которую он написал на одном из портретов: «Венецианов в марте 1823 сим оставляет свою портретную живопись».
О.АЛЛЕНОВА – Ну, вот, потому что он перешел к другому роду живописи. И вот картина, которая у нас сегодня в центре внимания, которую мы рассматриваем – «Весна. На пашне» - это такая вот визитная карточки художника. Одна из самых знаменитых картин, и картина, которая имеется в сознании наших радиослушателей. Они могут ее вспомнить, потому что…
К.ЛАРИНА – Конечно. Это как Мишки в лесу.
О.АЛЛЕНОВА – Она среди тех вот знаменитых…
К.ЛАРИНА – Не надо этого стесняться. Это то, что сопровождало нас всю нашу жизнь. Давайте, раз уж мы опять к ней вернулись, до нее дошли хронологически, послушаем историю, как она попала в Третьяковку, да?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Да. Светлана Усачева нам ее представит.
К.ЛАРИНА – Угу. А потом продолжим.
С.УСАЧЕВА – Картина «На пашне. Весна» Венецианова относится к разряду так называемых невыдаваемых произведений. Можно сказать, что она всегда была в стенах Третьяковской галереи. Она никогда не уходила ни на какие выставки, временные экспозиции, потому что это одна из тех жемчужин собрания, которая всегда требует присутствия в залах. Зритель их ждет, любит и приходит иной раз на встречу именно вот с этой картиной, с этим произведением. Что известно о ее приобретении? Она была куплена самим Павлом Михайловичем. Произошло это примерно до 1893 года, более точной даты, к сожалению, не известно. Почему Третьяков приобрел именно эту картину Венецианова? Вероятно, потому, что как очень прозорливый коллекционер, чуткий человек к явлениям художественной жизни не только современной, но и предшествующей эпохи, он интересовался так называемым жанром, и, собирая современных ему жанристов, решил купить картину и более раннего времени, да еще такого хорошего художника как Венецианов. Известно также из истории бытования этого произведения примерно в 1840-е годы, что эта картина участвовала в одной из художественной лотерей, которая устраивалась обществом поощрения художников. Тогда она носила несколько иное название, и даже разные названия упоминаются в литературе, в частности, «Крестьянка в поле, ведущая лошадей» или «Деревенская женщина с лошадьми», но вот в нашей экспозиции уже в истории Третьяковской галереи она получила свое окончательное название «На пашне. Весна».
К.ЛАРИНА – Вот, смотрите, у нас уже есть два победителя, которые правильно ответили на наш вопрос, о какой картине Венецианова мы спрашивали, которая совсем недавно попала в Третьяковку, хотя считается одним из шедевров, да? Наши победители: Алексей телефон – 574 и Николай – 155. Они получают путеводители. А сейчас мы разыграем наш главный приз сегодня – живопись эпохи барокко. Все верно?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Да. Живопись эпохи барокко. Я напоминаю вопрос: картина Венецианова изображает один из эпизодов сельскохозяйственного цикла, она давно известна как шедевр мастера, но лишь недавно поступила в Третьяковку. Что это за картина? Назовите ее.
К.ЛАРИНА – Алло! Здравствуйте!
СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте. Это картина «Жатва».
К.ЛАРИНА – «Жатва»?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Нет.
К.ЛАРИНА – Нет. Еще… Алло! Здравствуйте!
СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте! Я думаю, это «Уборка урожая».
К.ЛАРИНА – Нееет.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Там есть точное название.
К.ЛАРИНА – Алло! Здравствуйте!
СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте! Это картина «Сенокос».
К.ЛАРИНА – Все верно.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Правильно. А как Вас зовут?
СЛУШАТЕЛЬ – Это Ольга из Санкт-Петербурга.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Здорово. В Санкт-Петербурге в Русском музее, кстати, очень тоже хорошее собрание Венецианова.
К.ЛАРИНА – Большую книгу ждите в гости.
СЛУШАТЕЛЬ – Спасибо!
К.ЛАРИНА – Оставляйте, пожалуйста, номер Вашего телефона, не кладите трубку. Ну, что же… Мы сейчас слушаем новости, а потом продолжаем программу «Собрание Третьяковки», тем более, что призы мы уже все разыграли, поэтому напоминаю, что на наш эфирный пейджер 725-66-33, а также по телефону sms 970-45-45 можно присылать Ваши вопросы, что Вас интересует в творчестве Венецианова, потому что у нас в гостях сегодня специалист по этому художнику – Ольга Алленова, которая на все Ваши вопросы, я надеюсь, с удовольствием ответит.
/НОВОСТИ/
К.ЛАРИНА – Ну, что? Мы продолжаем изучать творчество Алексея Гавриловича Венецианова. В гостях у нас Ольга Алленова. Это программа «Собрание Третьяковки». Но вот еще чуть вернувшись к вопросу, который мы задавали нашим слушателям, очень просит наша слушательница Ольга еще раз повторить ответ на вопрос, что это за картина. Это «Сенокос».
К.БАСИЛАШВИЛИ – Картина, которая недавно поступила в Третьяковскую галерею.
К.ЛАРИНА – И просит немножечко на этом остановиться, немножечко историю рассказать, почему она недавно появилась в Третьяковке.
О.АЛЛЕНОВА – У нас имеются, как мы сегодня уже обсуждали, картины «На жатве. Лето» и «На пашне. Весна». В частном собрании очень давно, еще в дореволюционное время, была опубликована картина, которая принадлежала такому довольно знаменитому собирателю Хвощинскому, и его собрание находилось в Риме, картина под названием «Сенокос», изображающая сенокос. Картина эта так и осталась за границей, в Риме. И мы о ней долгое время ничего не знали кроме тех сведений, которые были опубликованы в журнале «Аполлон» еще в дореволюционное время. И вдруг появляется в Москве господни Виктор Герасимович Правоторов, который заявляет, что эта картина у него, что он ее очень любит, что он купил ее на каком-то развале под именем работы художника Хвощинского, то есть надпись на обороте, и люди, не знавшие настоящего авторства, продавали ее…
К.БАСИЛАШВИЛИ – За границей, да?
О.АЛЛЕНОВА – За границей. Но он любил, изучал…
К.ЛАРИНА – А кто такой Хвощинский? Это реальный персонаж?
О.АЛЛЕНОВА – Реальный владелец коллекции, который имел ее в Риме. Дипломат, который там работал. И коллекция эта осталась за границей. Она распалась, разошлась по рукам. Судьба ее оказалась такой вот не очень приятной. И вещи из его коллекции, описанные, как я уже сказала, в журнале, пошли, что называется, по разным рукам. И Виктор Герасимович объявил, что когда он умрет… он эмигрант, которого вывезли родители после Октябрьской революции ребенком из России, он ее завещает Третьяковской галерее. И так и случилось: этот пожилой человек после своей кончины оставил завещание, по которому эта картина поступила в Третьяковскую галерею. Там были, правда, сложности с ее передачей, потому что он был английский гражданин, и английский музей Nation Gallery тоже хотел получить эту картину, считая, что у них должна быть представлена картина русской школы, а она прекрасно репрезентирует русскую школу. Но, тем не менее, законы оказались на нашей стороне, и она теперь находится у нас в экспозиции, и у нас теперь образовался вот такой своеобразный триптих…
К.ЛАРИНА – Времена года.
О.АЛЛЕНОВА – Да. Даже не столько времен года, сколько вот такие трудовые сельскохозяйственные сезоны.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Так теперь понятно, что Венецианов обращался именно к календарю не случайно…
О.АЛЛЕНОВА – Да-да. И надо сказать, что искусство Венецианова, о котором мы сегодня все-таки попытаемся поговорить…
К.ЛАРИНА – Не получится у нас… (Смеется).
О.АЛЛЕНОВА – …да и не только о фактах его биографии. Это искусство, которое создало такой особый мир, потому что вот этот вот крестьянский мир, который изображает Венецианов, он очень своеобразен: там господствуют женщины, дети, материнство, поклонение земле.
К.ЛАРИНА – Подождите, вот хорошо. Пожалуйста, будем говорить об искусстве.
О.АЛЛЕНОВА – На всех этих картинах изображены женщины с ребенком.
К.ЛАРИНА – Прекрасные женщины. Крестьянский мир глазами Венецианова очень хорошо себя чувствует.
О.АЛЛЕНОВА – Очень.
К.ЛАРИНА – Вот карикатуры, о которых мы сегодня вспоминали, где он живописал страдания угнетенного народа…
О.АЛЛЕНОВА – Нет там страданий угнетенного народа. Это обличение пороков высшего общество.
К.ЛАРИНА – Ну, а в прихожей там толпятся всякие ходоки?
О.АЛЛЕНОВА – Ну, уж не крестьяне крепостные никогда…
К.ЛАРИНА – Несчастные, забитые…
О.АЛЛЕНОВА – … не могли попасть в приемную вельможи.
К.ЛАРИНА – А тут смотрите, упитанные свежие крестьянки.
К.БАСИЛАШВИЛИ – То есть на крестьян не похоже?
К.ЛАРИНА – Но какая-то очень счастливая, благополучная жизнь.
О.АЛЛЕНОВА – Да.
К.ЛАРИНА – Тягот я никаких здесь не вижу.
О.АЛЛЕНОВА – Да-да-да. Венецианов…
К.ЛАРИНА – Роскошные костюмы, аккуратные прически – просто Мадонны!
О.АЛЛЕНОВА – Совершенно правильно Вы, Ксения, сказали Мадонны, потому что когда Вы всматриваетесь в эту же самую картину «На пашне. Весна», смотрите на эту крестьянку, которая легкими босыми стопами по этому пушистому полю…
К.ЛАРИНА – Просто Венера!
О.АЛЛЕНОВА – … легко шагает, то рождается не просто ассоциация с Мадонной, а с Сикстинской Мадонной, которая по этим облакам. Это совершенно правильная ассоциация.
К.ЛАРИНА – В таком случае, почему мы тогда его причисляем к бытовой живописи?
О.АЛЛЕНОВА – Потому что это особый род бытовой живописи. Живопись, которая, может быть, даже помнит… В которой есть какая-то скрытая аллегория. Даже я бы так сказала, это какая-то условность, которая провоцирует аллегорическое отношение к этому изображению. Потому что Вы обратите внимание, что красота, например, этой крестьянки, которая в праздничном красной сарафане, в нарядном кокошнике, и любой экскурсовод Вам расскажет, что она выше лошадей, это все отмечают…
К.ЛАРИНА – Да, вот наши слушатели тоже говорят, что или лошади маленькие или крестьянка слишком рослая.
О.АЛЛЕНОВА – Это не лошади маленькие и не крестьянка рослая, это чистая живописная условность, потому что есть такой прием, когда мы обучаем как смотреть картину… А представьте, что она нормального, реалистического роста – она же сразу станет карлицей. Она провалиться туда вместо…
К.БАСИЛАШВИЛИ – То есть специально улучшал их?
О.АЛЛЕНОВА – Кого?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Моделей своих.
К.ЛАРИНА – Он их превозносил.
О.АЛЛЕНОВА – Он их не улучшал, он создает картину…
К.ЛАРИНА – Воспевал.
О.АЛЛЕНОВА – Да. Потому что на самом деле живопись ведь очень условное искусство и вот этот… Мы с позиции реализма второй половины XIX века глядя на картины Венецианова, мы ощущаем вот эту аллегорическую ноту. И ее ощущали люди во второй половине XIX века, они так и воспринимали работы Венецианова. Он ведь очень любил изображать деревенских мальчишек, женщин. Там почти нет таких суровых крестьян мужчин. Но у всех этих людей такое, действительно, немножко чувство озабоченности. «Захарка» есть картина: мальчишка такой, мужичок с ноготок.
К.ЛАРИНА – Пастушок еще какой-то там романтический, спящий.
О.АЛЛЕНОВА – Да, прелестная картина в Русском музее.
К.БАСИЛАШВИЛИ – А вот еще одни вопрос, связанный с тем, что изображал Венецианов: правильно ли говорят, что он первым стал изображать незамысловатый, русский пейзаж?
О.АЛЛЕНОВА – И как раз это вот в таких картинах как «На пашне. Весна», «На жатве», в «Сенокосе».
К.БАСИЛАШВИЛИ – И что не до него никто?
О.АЛЛЕНОВА – Он нашел вот эти художественные средства, которые, действительно, создали возможность показать вот этот неяркий среднерусский пейзаж. С его неярким небом, с его протяженными линиями…
К.БАСИЛАШВИЛИ – Он первым был?
О.АЛЛЕНОВА – Да.
К.БАСИЛАШВИЛИ – То есть он открыл, что можно рисовать вот такой вот неприхотливый пейзаж.
О.АЛЛЕНОВА – Да-да-да.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Без всяких там романтических гор и т.д.
О.АЛЛЕНОВА – Да.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Это он писал место в своей губернии? Там где он жил? Что это за место?
О.АЛЛЕНОВА – Да. Это место во Вышневолоцком уезде. Мы очень хорошо знаем название его мест. Он купил сельцо Троних с деревнями Сафонково, Сливнево, Максики. И мы легко произносим эти названия, потому что его картины, например, так называются «Капитолина из Тронихи», «Паране со Сливнево», «Васютка с Максики».
К.ЛАРИНА – Это все реальные люди?
О.АЛЛЕНОВА – Это реальные крестьяне, которых он писал в своих картинах. В основном дворовые мальчишки…
К.ЛАРИНА – А девушки тоже реальные? Такое ощущение, что они все на одно лицо, нет?
О.АЛЛЕНОВА – Нет. Они все как раз с разными лицами. Пелагея, Капитолина, Акулька с повойником, вот так, например…
К.ЛАРИНА – Вот когда Вы названия перечисляете, в этом есть что-то такое вот простонародное, посконное. Но когда смотришь, это какая-то совсем другая порода людей. Вот это странное противоречие.
О.АЛЛЕНОВА – Это не противоречие, это тот художественный мир, который создает Венецианов и который отмечен вот этой высокой аллегоричностью, высокой стилистикой. Там даже ведь… Вот когда мы опять возвращаемся к картине «На пашне. Весна» и к этой крестьянке, ее платье напоминает ампирное платье, очень стильное по-своему, даже скульптура… Ведь мы знаем, что в первой четверти XIX века, когда делались фарфоровые статуэтки и фарфоровые сервизы, то вот этот русский народный костюм стилизовался как ампирный.
К.ЛАРИНА – Да-да.
О.АЛЛЕНОВА – Как греческий костюм. И это все служит тому, что венециановское искусство оно очень трудно… Вот мне кажется, что по радио очень трудно о нем рассказывать…
К.ЛАРИНА – Ну, почему? Мы какие-то основные вещи называем, то что его отличает.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну, какое-то очень тихое, я бы сказала так… Вот раннее утро или закат.
О.АЛЛЕНОВА – Да. Это чистое созерцание. Он призывает зрителя именно к созерцанию. Поэтому небольшое, но очень хорошее собрание Венецианова и художников его школы, он еще был педагогом…
К.БАСИЛАШВИЛИ – А вот это очень важный момент, о котором мы сейчас поговорим.
О.АЛЛЕНОВА – Нужно именно внимательно всматриваться. Всматривание – вот что важно.
К.ЛАРИНА – Вот, смотрите, опять я обращаюсь к нашему любимому Брокгаузу и Эфрону. Вот в этом есть какое-то пренебрежение, в том, как они формулируют факт его биографии по поводу школы: «Завел у себя в Вышневолоцком уезде нечто вроде художественной школы, в которой получили подготовку русские живописцы». Что значит «нечто вроде художественной школы»?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Это было больше, чем художественная школа.
О.АЛЛЕНОВА – Ну, давайте все-таки Брокгауза и Эфрона…
К.ЛАРИНА – Что-то у них как-то там не ладится…
О.АЛЛЕНОВА – Дело в том, что, действительно, ведь Венецианов как художник, можно сказать, создал сам себя. Он вне какой-то там вот академической основной линии.
К.ЛАРИНА – А Боровиковский как же?
О.АЛЛЕНОВА – Боровиковский преподал ему, скорее, живописные уроки, а вот этот мир Венецианова, который мы очень хорошо осознаем и чувствуем, что это что-то особое создано им, это вот дело сугубо творческого деяния самого художника. Вот это ощущение, что он сам делает художественное открытие, что он сам вырабатывает свою художественную методу, естественно, закономерно привело его к педагогической деятельности.
К.ЛАРИНА – То есть он организовал школу?
О.АЛЛЕНОВА – Он стал обучать мальчиков…
К.ЛАРИНА – Крестьянских?
О.АЛЛЕНОВА – Приглашать их к себе домой. Это были и крестьяне, и мещане, и городские, и сельские жители, и даже крепостные, что, кстати, создавало очень серьезные проблемы, потому что крепостного нужно было как-то выкупить.
К.БАСИЛАШВИЛИ – То есть он видел талант?
О.АЛЛЕНОВА – Когда он видел талан, он приглашал его к себе.
К.ЛАРИНА – А звезды какие-нибудь оттуда вышли?
О.АЛЛЕНОВА – Оттуда не вышло звезд, потому что в русском искусстве звезд, вот Вы сами можете по пальцам перечислить, но школа эта оказалась таким важным, ярким и интересным художественным явлением, что это такая особая как бы страница истории русского искусства. И там очень замечательные художники: Корендовский, Зарянка, Зеленцов. Я их бесконечно могу перечислять.
К.ЛАРИНА – Они где-нибудь есть?
О.АЛЛЕНОВА – Они представлены во всех музеях России. В Русском музее прекрасная коллекция, у нас – замечательные вещи учеников Венецианова, и по провинциальным музеям тоже разбросаны прелестные картины учеников Венецианова.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Я знаю, что был какой-то метод, против которого выступала как раз Академия, в котором работал Венецианов. Они писали с натуры…
О.АЛЛЕНОВА – Венецианов прежде всего отказался от метода копирования образцов. Он сначала сажал своих учеников за изучение натуры. Сначала простой натуры. Самой простой.
К.БАСИЛАШВИЛИ – То есть пейзажи, например?
О.АЛЛЕНОВА – Даже еще проще – натюрморт. Самых простых, обыденных вещей. Потом – изучение перспективы. Чертите вот эту комнату. Вот комната в моем доме, в петербургской квартире, у него там в имении Сафонково. И вот эти перспективные штудии оказались очень плодотворны, потому что оттуда вырос целый обаятельный очень жанр, его в то время называли жанр «в комнатах»: это виды дворянских гостиных, кабинетов, анфилад, пронизанных светом, спокойствием, тишиной. Чрезвычайно обаятельный…
К.ЛАРИНА – Это как на поэтических семинарах учат писать стихи. Видишь стол – напиши стихотворение про стол, про окно. То есть эта такая постоянная тренировка.
О.АЛЛЕНОВА – Да. Вот эта поэтическая составляющая, которой отмечена вся венециановская школа, творчество венециановцев, то, чего не было в академической живописи, хотя Академия у себя тоже завела класс домашних упражнений, то есть бытового жанра. Но вот уметь найти в простом бытовом сюжете возвышенное, прекрасное. Создать вот эту атмосферу тихого созерцания – вот то, что и составляет сущность живописи как таковой, то есть призыв к этому вглядыванию, к открыванию зрительных ценностей…
К.ЛАРИНА – Внутренний покой.
О.АЛЛЕНОВА – И не случайно один из жанровых терминов, который приходит в голову, когда мы характеризуем Венецианова и его школу – это жанр идиллии. Никакого обличения, вот этого передвижничества Вы там не найдете…
К.ЛАРИНА – Но вот все-таки, времени мало остается, ведь мы об этом вначале сказали, что это не вся его жизнь. Он тоже, как и любой художник проживает периоды. И это тоже какая-то часть его жизни, которую мы условно называем бытовым жанром, хотя я не очень понимаю, почему именно так. Наверно, как-то по-другому. Ведь есть у него картины и на религиозные сюжеты. И вот эту самую «Диану», которую я вспомнила.
О.АЛЛЕНОВА – Да-да. Кстати, по поводу вот сюжетов с обнаженными женщинами – это вообще, надо сказать, просто смелость Венецианова, заключающаяся в том, что жанр «ню», особенно женской натуры – это то, чего просто в русском искусстве особенно первой половины XIX Вы не найдете нигде.
К.ЛАРИНА – С такими женщинами и нет такого жанра!
О.АЛЛЕНОВА – У него в Академии не было женской натуры, только мужская. Когда люди уезжали за границу, в Италию они посещали Академию и изучали женскую натуру натурщицы. Рисовали, писали натурщиц. И вот Венецианов в этом отношении оказался очень смелым человеком. Он вводит это жанр самостоятельно. Он берет и пишет, действительно, сцены с обнаженными женщинами: «Купальщицы» и вот эту последнюю картину «Туалет», которую он сам называл «Туалет Дианы», то есть он придавал ей такой аллегорический…
К.ЛАРИНА – Она как в раковине стоит. Опять-таки напоминая Боттичелли.
О.АЛЛЕНОВА – Да. Это прямо перед зрителем стоит обнаженная женщина, служанка склонилась к ее ногам, платья поправляя, причем обстановка просто такого будуара дворянской женщины, которая собирается, одевается. Но у нее, действительно, на голове такая маленькая диадема, с которой обычно изображали Диану. То есть вот такой налет аллегоризма Венециановым сознательно подчеркивается. Вот здесь проявилась эта, ну я бы даже сказала, какая-то героическая смелость Венецианова. Он действительно полностью и целиком создавал собственный художественный мир.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Вот Вы говорите «героическая смелость», но мне кажется, что если говорить о Венецианове, нельзя говорить о нем исключительно как о художнике. Вот иногда говоришь о художнике, а как о человеке о нем сказать нечего. А здесь мне кажется, это равноценно…
К.ЛАРИНА – Не хочет Ольга Алленова как про человека говорить.
О.АЛЛЕНОВА – Я Вам расскажу. Что Вы!
К.БАСИЛАШВИЛИ – Подожди, ну подожди, вот если мы говорим о нем как о школе, ведь это просто был человек, который героически боролся за эти таланты, за этих ребят, которые были крепостными и не имели права свободно рисовать, свободно творить, потому что они должны били свиней кормить, а не с холстом сидеть. Он их спасал.
О.АЛЛЕНОВА – Надо иметь в виду, что Венецианов отправлял их дальше по жизни, потому что он их всех отправлял потом в Академию…
К.ЛАРИНА – То есть пристраивал?
О.АЛЛЕНОВА – Они все должны были в Академии учиться, потому что ведь нужно иметь в виду, что тогда, в то время, чтобы быть художником, нужно было иметь аттестацию, которую давала только Академия художеств.
К.БАСИЛАШВИЛИ – То есть он их вытаскивал?
О.АЛЛЕНОВА – Да. И они все у него потом шли в Академию, получали звание, кончали Академию, некоторые даже ехали за границу.
К.БАСИЛАШВИЛИ – А как он за Сорока боролся? За крепостного художника Григория Сорока.
О.АЛЛЕНОВА – Это один из трагических случаев, потому что Григория Сорока можно назвать самым потрясающим художником внутри венециановской школы. Но он не смог добиться его освобождения от крепостной зависимости, и этот художник, написавший потрясающие произведения: пейзажи, натюрморты, интерьеры – как раз вот любимые жанры венециановской школы, он так и остался крепостным до самого конца. Он даже кончил жизнь самоубийством в 61 году, но это такая трагическая история, что мы сейчас…
К.ЛАРИНА – В 61 году? То есть в год отмены крепостного права?
О.АЛЛЕНОВА – Да.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Его так и не освободили, и он не смог реализоваться, понимаешь?
О.АЛЛЕНОВА – А это вот, кстати, квинтэссенция венециановского…
К.БАСИЛАШВИЛИ – А бороться кроме Венецианова уже было некому. Венецианов уже умер.
О.АЛЛЕНОВА – Да. Многие ученики Венецианова переходили к Брюллову и становились, собственно, уже брюлловцами. Это очень заметно на их произведениях.
К.БАСИЛАШВИЛИ – А это болезненно было для него?
О.АЛЛЕНОВА – Да. Он, конечно, понимал, что это как бы измена тем принципам, на которых он строил свою художественную систему. Вот это сложные вообще проблемы мы затрагиваем. Но с другой стороны он был очень мудрый человек, настолько погруженный вот в эту художественно-общественную жизнь. Вот эта борьба за освобождение крепостных. Он сам писал в своей записке, что через его школу прошло 70 человек, и что 7 человек он освободил от крепостной зависимости. Это очень много. Там были даже те… Он помогал освобождать Тараса Шевченко – эта знаменитая история, и тех, кто не был его учениками. Такой немножко хлопотун. Семьянин. У него были прелестные дочери.
К.ЛАРИНА – А жена крестьянка?
О.АЛЛЕНОВА – Жена у него у него была дворянка.
К.ЛАРИНА – Не писал ее никогда?
О.АЛЛЕНОВА – Он писал ее портреты. И писал своих дочерей. Они у него замуж не вышли. Одна из них занималась живописью. Известные даже ее работы. Она тоже представительница школы Венецианова.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Сашенька?
О.АЛЛЕНОВА – Александра Алексеевна. Она написала очень интересные воспоминания об отце. Воспоминания о нем писали и его ученики, в частности, Макрицкий.
К.ЛАРИНА – Такой положительный персонаж получается.
О.АЛЛЕНОВА – Очень положительный персонаж, который отмечал, что… «Обладаю зорким и зрячим глазом», - писал Макрицкий о Венецианове. Это удвоение очень характерно: смотреть и видеть. Мы всегда говорим, что это разные стадии вот этого самого нашего любимого процесса созерцания. Венецианов – великий художник!
К.ЛАРИНА – Любит Ольга Алленова Венецианова.
О.АЛЛЕНОВА – Люблю.
К.ЛАРИНА – Я благодарна Вам, потому что у меня это то, что осталось в подкорке от советского школьного детства. И вот достаточно линейно мы воспринимали эти картины, которые на самом деле не так просты, как кажутся.
К.БАСИЛАШВИЛИ – А как погиб он страшно! Вот этот его уход…
К.ЛАРИНА – Так что там было?
О.АЛЛЕНОВА – Его разбили лошади. Но я хочу… Не надо рассказывать.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Почему?
О.АЛЛЕНОВА – Это несчастный такой случай. Он был уже довольно пожилым человеком, но, видимо, с хорошим здоровьем, и зимой 4 декабря он ехал в Тверь с ямщиком на молодых лошадях, которые понесли. Ямщик вылетел из саней, а Венецианов, видимо, запутался в вожжах и разбился. Это такая трагическая…
К.БАСИЛАШВИЛИ – Говорят, что сам взял под уздцы, не стал прыгать с лошади.
О.АЛЛЕНОВА – Нет, он схватил вожжи, и лошади понесли.
К.ЛАРИНА – Слушайте, какая-то мистика в этом есть, конечно. Человек, который всю жизнь был связан, в том числе и с лошадьми…
О.АЛЛЕНОВА – Да-да-да. Но я хочу, чтобы люди все-таки пришли в Третьяковскую галерею и посмотрели на эти картины, чтобы они погрузились вот в этот мир.
К.БАСИЛАШВИЛИ – А я еще хотела отметить, вот, может быть, Вам будет интересно услышать: я нашла в Интернете такую информацию, что совсем не давно, 15 сентября в селе Поддубье Тверской области, вот как раз там, откуда происходил ученик Венецианова Григорий Сорока, установили памятный знак на месте его погребения.
О.АЛЛЕНОВА – Да.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Так что имя его не забыто…
О.АЛЛЕНОВА – Да, недавно у нас делегация Третьяковской галереи поедет открывать мероприятие по открытию этого памятника.
К.ЛАРИНА – А у Вас же, наверняка, есть любимая картина Венецианова?
О.АЛЛЕНОВА – Да, у меня есть любимая картина Венецианова. Я чрезвычайно высоко ее ценю. Она в Третьяковской галерее. Называется «Женщина с васильками». Это картина, изображающая крестьянку, у которой на фартуке васильки. И красота этой картины заключается именно в удивительном колористическом строе: вот это белое суровое полотно крестьянской одежды, эти загорелые руки, это кроткое лицо, которое написано так, что мы понимаем этот момент, что человек так устал, что даже венок сплести для веселья… Вот поразительная живописная красота! Небольшая, совсем маленькая картина, но ее созерцание доставляет такое удовольствие, что я очень люблю подходить к ней и рассматривать.
К.ЛАРИНА – Ну, что ж… Нам остается пригласить наших слушателей в Третьяковку для того, чтобы освежить в памяти творчество Венецианова, тем более после сегодняшней передачи я думаю, совсем другим взглядом многие из Вас оценят этого художника, но и на остальные выставки. Благодарим нашего гостя Ольгу Алленову – старшего научного сотрудника Третьяковской галереи.
О.АЛЛЕНОВА – И Вам спасибо за интересную беседу.